Текст книги "Щит и меч Венеры"

– Знаете, у нас очень долгое время вовсе не было никаких клиентов, – пробормотал Жуль.

– Долго не было, а потом... – подбодрил его Тимофей Федорович.

– А потом... появились. Сразу три.

Нара вдруг вынул наушник из уха и помог шефу внятно изложить, чем занималось агентство в последнее время.

Педоренко слушал внимательно, не чихнув ни разу.

– Значит, – сказал он, – всем трем вашим клиентам понадобилось алиби именно на пять часов вечера пятнадцатого июня?

– Но какое это имеет отношение к ограблению банка? – заорал Жуль. – Я сам видел, как инкассаторов расстреливал этот... Ась, ты знаешь, как зовут этого ряженого?!

– Бубон, – выдавила я из себя. – Но я не верю, что это был он!

– Вот! – радостно завопил Педоренко. – Вот именно, – а-апчхи! – что под гримом и яркими тряпками клоуна мог скрываться кто угодно! А вы усиленно готовили алиби аж трем гражданам этого города! А в мешке было ни много, ни мало десять миллионов рублей! А по моим сведениям, никто толком не знает, кем был этот Бубон, как выглядел, сколько ему было лет! Такое ограбление не мог провернуть один человек, у него наверняка были сообщники! Иначе куда среди бела дня делась яркая приметная повозка?! А конь? Это ж даже не машина, ему трудно затеряться в автомобильном потоке! А-апчхи! Чертово лето! Чертовы тополя!

– Не хотели вам говорить, да ладно, все равно ведь узнаете. Видите ли, – с усмешкой сказал Нарайян, – наши клиенты не могли грабить банк по двум причинам. Двое из них мертвы, а третий – ни на что не годный субтильный мальчик.

– В смысле? – оживился Педоренко. – Что значит, апчхи, мертвы? Что значит, апчхи, ни на что не годный мальчик? Да будьте же, наконец, вы здоровы, Тимофей Федорович! – заорал он сам на себя.

– Первым клиентом оказался криминальный авторитет Яков Подъяблонский. Его застрелили сегодня в гостинице «Апофеоз», куда наша сотрудница, обеспечивающая ему алиби, по досадному недоразумению не успела доехать. Тело, правда, исчезло, но это ничего не меняет. Горничная видела, что у него прострелено сердце. Вторая наша клиентка – известная в городе певица Милда Якушева. Она... – Нарайян быстро глянул на Жуля, – Извините, Константин Эдуардович, я не успел вам сказать, но произошла какая-то чудовищная накладка и Милда Сергеевна врезалась не в наш щит, а ...

– Да знаю, – махнул Жуль рукой. – Мне позвонили ребята со «Скорой», которая должна была увезти Милду в клинику пластической хирургии. Я знаю, она не рассчитала, врезалась в дерево и погибла. Я готов понести за это наказание, если оно мне положено.

Жуль сказал это буднично, не дрогнув ни голосом, ни одной мышцей лица. Еще прошлой ночью он напивался с горя, что Милда его отшила, а сегодня спокойно говорит о том, что она погибла! Я смотрела на него во все глаза.

– Третий клиент, которому понадобилось алиби на пять часов дня, это глупый пацан, запутавшийся в своих бабах, – спокойно продолжил Константин Жуль. – Уверяю вас, он никоим образом не мог быть сообщником ограбления! Кстати, я не могу до него дозвониться, – пробормотал он, – надеюсь, парень не повесился с горя, что его кумир проиграл. Но в том, как закончился поединок, я уж точно не виноват! – горестно добавил Константин.

– Господи, сколько работы! – схватился за голову Тимофей Педоренко. – Ужас! А-апчхи! – Видно, платки у него и в портфеле закончились, потому что он утерся концом шерстяного шарфа.

– Да что вы выдумываете! – заорал вдруг Константин Жуль на следователя и, вскочив, забегал по кабинету. – Я сам лично видел, что банк грабил этот... Бим... Бом...

– Бубон, – подсказал я.

– Ну да, ряженый расстреливал охрану один!! С чего вы взяли, что у него были сообщники?! И почему именно из моих клиентов?! Не было никого! Я сам видел! Был только ряженый и его конь! Ищите повозку! Трудно было не заметить, куда они рванули! Свидетелей должна быть куча!! Ищите! А я и моя работа тут ни при чем!

– Ой, ой, ой! Все, устал я, запутался, до свидания!! Буду вас повестками вызывать, если понадобитесь. – Педоренко подхватил свой портфель, вылетел из кабинета и хлопнул входной дверью. – А-апчхи! – раздалось уже из подъезда.

– Чтоб тебе, Тимофей Федорович, тополиный пух в морду всю жизнь летел, – пробормотал Жуль, опять усаживаясь в свое кресло.

Мы сидели друг против друга усталые, ошарашенные и немного напуганные внезапным уходом следователя.

– Ну, вот что, друзья, – сказал, наконец, Константин, – не знаю, что там накопает этот сопливый придурок, но мы должны опередить его. Иначе, это черт знает чем может для нас закончиться.

– Мне предлагается поработать сыщиком? – язвительно поинтересовался Нара.

– Ты можешь уволиться, – отрезал Константин Жуль. – И ты тоже, – он посмотрел на меня воспаленными, красными от бессонной ночи глазами. – Ситуация неприятная и я пойму, если вы не захотите быть в ней замешанными.

– Мы уже в ней замешаны, – я одернула на себе куртку Нары. – Настолько замешаны, что я осталась без любимой сумки, топика, мобильника и босоножек, за которые отвалила двести пятьдесят долларов. Так что, до завтра, Константин Эдуардович! Я согласна работать на вас даже сыщиком. Нара, куртку я тебе завтра верну! – Я встала и направилась к двери.

– А я разве сказал, что отказываюсь? – возмутился Нарайян. – Да я за любимую контору...!! – Он побоксировал воздух.

– Спасибо, ребята, – растрогался Жуль. – Я вам так благодарен! Ась, давай, я до дома тебя довезу, ведь ты босиком...

Нарайян многозначительно хмыкнул и ушел в свой кабинет кемарить да утра на диванчике.

* * *

Жуль не просто довез меня до дома. С моего молчаливого согласия мы кружили с ним по маршруту, которым вчера ночью нас с Бубоном возил Корчагин. Я думала, шеф хочет со мной о чем-то поговорить, но он молчал, и я тоже молчала. Хоть я и бесконечно устала, все равно не могла нарадоваться, что нахожусь с ним рядом, наедине, в тесном купе его спортивной машины.

Наконец, он затормозил у моего дома.

– Ты знаешь, я знаю, нет, я абсолютно точно уверена, что Бубон не мог...

– Иди спать, Ася, – оборвал меня Константин. – Голова трещит от всего этого. Завтра будем решать, что делать, а пока – спать! – Он помахал мне рукой.

Я вышла, но вдруг вернулась и наклонилась к окну.

– Костя, Милда разбилась! Тебе не больно? Не страшно? Ты так спокоен... А говорил, что любишь ее.

Он не удивился моему глупому пафосу и напору. Пожав плечами, ответил:

– Не знаю, Ась. Я ничего не чувствую. Все это будто не со мной происходит. Может быть, завтра я проснусь, и у меня отчаянно заболит сердце, а сейчас... – Он снова пожал плечами и опять помахал мне рукой.

Я пошла к подъезду, ощущая босыми ногами еще не остывший после дневного зноя асфальт.

...Сквозь сон я слышала, как рояль играл что-то печальное. Мне снилось, что бабка сошла с афиши и, дирижируя перед роялем, одними губами шепчет: «Пьяно, пьяно! Асечка спит! Пожалуйста, пьяно!!.»[3]3
  Пьяно – разг. от Пиано (итальянское piano, буквально – тихо).


[Закрыть]

* * *

Ранним утром меня разбудил звонок. Плохо соображая, я пошла открывать. Не глянув в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял респектабельный, гладковыбритый господин в хорошем костюме.

– Вы Ася Борисовна Басова? – вязким басом поинтересовался он, разглядывая меня с головы до ног.

– Да. Это я.

– Тогда это вам. – Он протянул мне пакет.

Я заглянула в него, там оказались вещи, оставленные мной вчера в номере богатенького корейца: босоножки, сумка, розовый топик, мобильник.

– Спасибо, – пробормотала я. – Очень любезно со стороны вашего южнокорейского друга...

– Хен Ён Хо просил вам передать эти вещи, и еще вот это! – Мужик сунул мне в руку бархатную коробочку.

Насколько я знаю, в таких дарят ювелирные украшения.

– Откуда Хен знает мой адрес?

– Ну, во-первых, – самодовольно сказал господин в хорошем костюме, – нет ничего, чего Хен Ён Хо не смог бы узнать, а во-вторых, в вашей сумке оказался ваш паспорт, а там, сами понимаете...

– Мне не нужно ничего, кроме моих вещей, – я сунула коробочку в карман его пиджака.

– Берите, берите! Все девушки этого города душу продадут за такое колечко!

Коробка опять оказалась в моих руках.

– Заберите! – Я снова впихнула коробку мужику в карман.

– Нет уж, возьмите! И хорошенько подумайте над предложением Хен Ён Хона стать его переводчицей!

– Вы в своем уме?! Я педагог по образованию!

– Это неважно. Хен Ён Хон хочет видеть в качестве своей переводчицы вас и только вас!

– Я не знаю корейского языка!! – заорала я.

– А оно ему надо? То есть, я хотел сказать, что это вовсе необязательно – знать корейский язык. Кто его знает-то? Я научу вас паре-тройке простых выражений: здравствуйте, до свидания, очень приятно, всего доброго...

– Вот сами и переводите! – Я попыталась захлопнуть дверь, но гонец подставил ногу и горячо зашептал в образовавшуюся щель:

– Я бы и переводил, но господин Хен хочет вас!

– Вот именно – хочет! – зло прошептала я в его холеную рожу.

– Все девушки этого города гордились бы этим!

– Да идите вы со своими девушками! Я не все!

– Нет, вы не понимаете...

– Все я очень хорошо понимаю!

– Нет, ничего вы не понимаете! Эта желторылая обезьяна уволит меня к чертовой матери, если я не уговорю вас! А у меня мама, жена, двое детей, дедушка-инвалид и любимая девушка!

– А-а! – Я захохотала. – Так вот в чем причина вашего рвения! Вы боитесь потерять тепленькое местечко!

– Боюсь! И не стыжусь этого! У меня ведь нет таких синих глазок, розовых губок, и тощеньких ножек!! Заберите! Заберите немедленно! – К моим ногам упала коробочка из черного бархата. Я выпнула коробку в подъезд и снова подналегла на дверь. Мне почти удалось закрыть ее, мешала только розовощекая морда, торчавшая у косяка. Придавить ее у меня не хватало духа.

– Господи! Ну, возьмите вы это кольцо! Ну что вам стоит?!! Возьмите и скажите «Подумаю!»

Он точным пинком отфутболил коробку в квартиру.

– Я не продаюсь! – с пошлым пафосом выкрикнула я.

– Если честно, то я не понимаю, что эта желторы... этот Хен нашел в вас! Ни рожи, ни кожи. – Он убрал ногу, дверь закрылась, коробка осталась в квартире.

– Я передам Хен Ён Хону, что вы рассматриваете его предложение! – крикнул гонец.

– Передайте ему, чтобы он на шел в... к... на... – У меня еще не было в жизни столь настоятельной потребности послать кого-нибудь, я не знала, как это делается, поэтому целомудренно замолчала.

– Ну, это вы ему сами скажите! А я умываю руки! – проорал из-за двери гонец.

– Имейте в виду, я выброшу его подарок в окно! – крикнула я, но в ответ услышала только удаляющиеся шаги.

– Вот вляпалась! – самой себе прокомментировала я утреннюю заварушку и подняла коробочку.

На черном бархате лежало кольцо из белого золота с безвкусно большим бриллиантом. Утреннее солнце, атаковавшее окна, распускалось в нем миллионом огней – холодных, надменных, опасных.

Выбрасывать кольцо в окно расхотелось, я надела его на палец, пошла в гостиную и показала бабке.

– Бабуль, говорят, у меня ни рожи, ни кожи, – пожаловалась я ей.

Бабка, никак не отреагировав на мое обращение, с портретной надменностью смотрела куда-то мимо меня.

– Ну и ладно, – обиделась я. – Не хочешь общаться со мной и не надо!

* * *

По Жулю было не видно, что с утра у него отчаянно болело сердце... Он выглядел выспавшимся и свежим.

Мы закрыли контору на ключ и собрались в кабинете шефа на совещание.

– Значит так, я займусь Милдой, – сказал Константин, закуривая. – Попытаюсь досконально восстановить картину происшествия, опрошу возможных очевидцев, поговорю с коллегами, подругами, журналистами, расспрошу наших ребят, которые устанавливали щит и поджидали ее неподалеку от места происшествия. В общем, выясню всю подноготную и попытаюсь узнать, куда делась подруга, которая должна была находиться с ней рядом в машине. Да, и поговорю с участниками вечеринки, на которую они спешили. Ты, Нарайян, поедешь в гостиницу «Апофеоз» и, используя все свое невероятное обаяние, расспросишь горничных, охрану, администратора и всех, кого сочтешь нужным об убийстве этого Ебл... Ибл...

– Подъяблонского, – подсказала я.

– Да. Только жвачку выплюнь и наушники из ушей достань. А ты, Ася, займись Лавочкиным. Это на данный момент самый беспроблемный клиент. Вот тебе его визитка, он работает массажистом в фитнес-клубе «Атлант». Только не перепутай – «Ат-лант»! Узнай где он и что с ним. Он как в воду канул! Сам не объявляется, на звонки не отвечает и даже смонтированные фото у постели умирающей мамы не забрал у Нарайяна. На работе говорят, что он давно не появлялся, даже грозятся уволить. Что-то мне это не нравится. Разузнай все, что сможешь, если надо, найди этих его Наташек и Дашек. Нужно убедиться, что хотя бы с ним все в порядке. Пока этот Пудо... Пидо...

– Педоренко, – опять подсказала я.

– Тьфу, да что за фамилии у людей! Да, пока этот следователь, не накопает что-нибудь лишнее раньше нас. Мы должны разобраться в ситуации первыми. Почему он считает, что наши клиенты и ограбление как-то связаны?! Надо разбить его версию в пух и прах! Ну все, по коням! Встретимся завтра, здесь, в это же время. – Жуль встал, давая понять, что совещание наше закончено.

Я еще раз внимательно на него посмотрела, но не увидела никаких следов душевных страданий. Рубашка хрустящей свежести, выбритые гладкие щеки, хорошо причесанные волосы, привычный, ненавязчивый запах парфюма и глаза – веселые, зеленые, манящие к далеким, заманчивым путешествиям.

Мой Трубадур. Собака, осел, петух, повозка и я, твоя Трубадурочка...

* * *

Было одно дело, которое я собиралась сделать самостоятельно, без распоряжений Константина Жуля. Прежде чем заниматься сердечными делами Лавочкина, я решила попытаться найти Бубона и поговорить с ним. Идея, конечно, была бредовая, учитывая, что вся милиция в городе охотилась на него, но почему-то у меня зародилась надежда, что я найду клоуна первой. Ведь меня ему не надо бояться. Может, он оставил в своем жилище какой-нибудь знак, который пойму только я? Может, найду Корчагина? Или повозку. А в ней мешок с десятью миллионами рублей. Может, все это была шутка, охранники живы, деньги фальшивые, а в нашем городе просто снимают какое-нибудь реалити-шоу под названием «Голливуд отдыхает»?.. В общем, бредовые мысли роились в моей блондинистой голове, но я твердо решила наведаться в гости к Бубону. Загвоздка была в одном – я не знала, где он живет.

И почему я не согласилась той ночью выпить с ним кофе?!

Вдруг Бубона убили?! От этой мысли дрожали коленки, перехватывало дыхание, и невероятное чувство вины терзало мою и без того болевшую душу.

Теперь мне казалось, что если бы я приняла его приглашение, ничего бы с ним не случилось...

* * *

Клара Сергеевна, знавшая все обо всех, удивилась:

– А разве клоун не в повозке живет? По-моему, это и есть его дом.

Я зашла в «Нифертити».

– Асечка, а зачем тебе его адрес? – удивилась Марина. – Понятия не имею, он же не мой клиент! Ты что, решила поиграть в Шерлока Холмса? Впрочем, лучше играй в него, чем в Катю Пушкареву. Слушай, а что это на тебе за колечко? Ой, Аська, ты подцепила миллионера?! Слушай, у меня тут новая процедурка появилась для красоты лица, пятьсот долларов за сеанс, не желаешь?!

– Марин, я не хочу процедурку за пятьсот баксов, мне моей красоты лица вполне хватает!

– Ну, началось!! «Покрась меня в серый цвет! Обрежь волосы покороче!» – передразнила она меня.

Я еле от нее отвязалась. И побрела по улице, раздумывая, что бы еще предпринять. Обратиться в адресный стол? «Дайте мне адрес Бубона, имени не знаю, фамилии тоже, о годе рождения понятия не имею!»

У аптеки сидел Толя Журавель, ждал свою милостыню. Я достала из сумки горсть мелочи, ссыпала ее в картонную коробку и спросила:

– Толь, ты был здесь, когда грабили банк?

– А где ж мне быть-то? – Журавель угрюмо на меня посмотрел и плотнее запахнул кургузый пиджак, который был на нем и в жару и в мороз. Потом он потрогал подвернутую пустую штанину, словно проверяя, не отросла ли нога.

– Толь ты все видел?

– В отличие от ног, глаз у меня полный комплект и не зрение я не жалуюсь.

– Толь, это правда был... Бубон?

– Скажем так, это был человек, одетый как Бубон, накрашенный как Бубон, ростом и телосложением похожий на Бубона. Вот повозка – точно скажу, клоунская. Она у него самодельная, есть отличительные признаки, второй такой не найдешь. Конь... в конях я плохо разбираюсь, красавица. Вроде бы это и вправду Корчагин был. Просто Буб его не хлестал никогда толком. А тут как поддаст хлыстом, тот и рванул во дворы. – Журавель снова потрогал пустую штанину.

– Вот и я говорю, это был не Бубон, – прошептала я. – Толь, ты не знаешь, где он живет? Я видела, клоун часто с тобой разговаривал!

Журавель прищурился и уставился на проносящийся мимо автомобильный поток.

Я достала из сумки пятисотрублевую купюру.

– Убери, – строго сказал Журавель. – Я скажу тебе, где он живет не за деньги, а потому, что Буб любит тебя и считает самой красивой девушкой в мире. А деньги... это большие деньги. Если хочешь, оставь их просто так, не за адрес.

Я кивнула и положила пятисотку в коробочку.

– В общем, это и не адрес даже, – хитро улыбнулся Толя, – а так, направление. В частном секторе, который находится внутри нашего квартала, дом есть на отшибе. Ты его сразу узнаешь, там все отстроились, – вокруг только хоромы кирпичные двухэтажные стоят, – а этот маленький, кособокий. – Он снова потрогал пустую штанину и вдруг сказал мечтательно: – Эх, баян бы мне! Я ведь, Ась, так на баяне играю, что группа «Корни» отдыхает!

– А откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивилась я.

– Чем мне нравится наша улица, красавица, так это тем, что все все друг о друге знают, – сказал Журавель и подмигнул мне.

* * *

Дом я нашла быстро. Он и правда был маленький, кособокий и одинокий в своей невзрачности среди краснокирпичных монстров с коваными заборами. Маленький дворик зарос цветущей сиренью, которая благоухала так, что у меня заломило виски. Я без труда открыла калитку, запертую лишь на вертушку, и прошла по настилу из деревянных досок, ведущему к дому.

Дверь оказалась закрыта на щеколду снаружи. Я с трудом справилась с ржавым механизмом и шагнула в душные темные сени.

И испугалась.

А вдруг здесь засада? Меня поймают и обвинят в сообщничестве с грабителем банка.

Обозвав себя малахольной курицей, я стиснула зубы и зашла в комнату.

Конечно же, там был полный разгром. Несмотря на то, что в помещении, где находится лишь стол, стул, навесная книжная полка и продавленный диван, беспорядок навести трудно, – разгром был чудовищный. Обои со стен содраны. Сорванные с дивана подушки демонстрировали свое дряхлое, гнилое нутро – кто-то безжалостно вспорол их ножом. Стол перевернут. Книги с полки сброшены на пол. Я нагнулась и подняла одну – это был томик сказок Андерсена с изящной графикой на обложке: пастух и фрейлина склонились друг перед другом в игривом полупоклоне.

А я думала – разгромленные квартиры это штамп и недостаток воображения детективных авторов... Я аккуратно положила книжку на стул, чудесным образом оставшийся стоять на четырех ножках. Наверное, на нем сидел тот, кто руководил этим варварским обыском. Неужели милиции, чтобы обыскать жилище подозреваемого, необходимо сдирать обои со стен?! Мне стало страшно и холодно, словно дом сохранил в своих стенах промозглость ушедшей зимы. Я еще раз огляделась: на книжной полке, будто подстреленной, висевшей лишь на одном гвозде, чудом удержалась кассета. «Бриллиантовая рука» было написано на корешке. Я удивилась: зачем в доме, где нет никакой техники, – даже телевизора, – хранится видеокассета?

Я сунула ее в сумку. Возьму на память о Бубоне. О том Бубоне, который катал меня теплой ночью под летним дождем и объяснял, что такое счастье.

Ни бумаг, ни фотографий в доме не оказалось. Так же как и одежды. Неужели все забрала милиция?

Я зашла в крохотную кухоньку. И обомлела. На электрической плитке, надрываясь, кипел старенький эмалированный чайник. От ужаса я заорала. И тут же услышала, что к дому подъезжает машина.

Назад пути не было. Мне одинаково не хотелось попадать как в руки ментов, так и ... кого бы то ни было. В том, что это не Бубон, я была абсолютно уверена. Окно на кухне выходило в небольшой огород, заросший травой. Я рванула шпингалет вверх, он поддался, и через секунду я уже неслась к невысокому забору, подхлестываемая по икрам молодой жгучей крапивой.

* * *

Я быстро шла по Патриотической. Мысли путались в голове, пульс зашкаливал за все возможные медицинские нормы. Зачем я сунулась в дом к Бубону? Кто приехал к нему на машине? Почему в пустом доме на плите кипел чайник?! Разве можно распивать чай в комнате, где вспорот диван и разбросаны книги?!

Мне повезло, что окно на кухне легко открылось...

Чтобы отдышаться, я завернула в кафе «Три толстяка» и села за столик под тентом. Мимо шли беззаботные пешеходы, было время обеда, и большинство людей вышли из офисов, чтобы насладиться ярким солнцем, перекурить, поболтать и перекусить.

Подошел официант.

– Вам как обычно? – продемонстрировал он осведомленность в том, что я постоянный клиент.

– Американо, но с коньяком, – озадачила я его.

Пока он ходил, я вытащила кассету и рассмотрела ее. Зачем взяла?! Я не смогу ее посмотреть, потому что регулярно меняю технику на более новую и давно перешла на DVD диски. Я хотела сунуть трофей обратно в сумку, но неожиданно из него выпал сложенный вдвое листок бумаги.

Я развернула его. Это оказалось свидетельство о смерти какого-то Якушева Григория Акимовича.

Якушев!

От усилий вспомнить, где я слышала эту фамилию, у меня даже лоб вспотел.

Я потерла пальцами виски, но это не помогло. Господи, неужели и правда цвет волос определяет память и мыслительные способности?! Пойду завтра к Марине и перекрашусь, перекрашусь все-таки в серый цвет!

Я положила кассету и свидетельство в сумку, встала и ушла, оставив официанта с подносом в полном недоумении.

* * *

Фитнес-клуб «Атлант» встретил меня лязгом железа. По сути, это был жим-зал, а не фитнес-клуб, потому что кругом были сплошные тренажеры и никакого пространства для занятий фитнесом.

Стараясь быть незамеченной, я вдоль стеночки протиснулась к двери с надписью «Массажист». В кабинете, парень мало похожий на Лавочкина, мял клиента, тело которого состояло из сплошных мышц – маленьких, крупных, громадных и очень-очень громадных. Похоже, клиент не замечал манипуляций, которые парень старательно производил с его мышцами, потому что глаза клиента были закрыты, а дыхание с присвистом указывало на то, что он спит.

Увидев меня, массажист изумленно открыл рот.

– Ася! – заорал он. – Басова!! Я ваш кумир!!! То есть, вы – мой!! – Он пальцем ткнул в плакат на стене, где я, мало похожая на себя из-за толстого слоя грима и плакатной улыбки, стояла в конкурсном платье и с короной на голове. – Вы, вы мой кумир! Ася! Басова! Ася! – продолжал скандировать парень.

Клиент на массажном столе на вопли не реагировал, продолжая спать.

– Тише! – попросила я парня. – Я тут совсем не для того, чтобы...

– Автограф!! – взмолился парень и, сорвав плакат со стены, протянул его мне.

Поняв, что от такого рьяного фаната просто так не отделаться, я достала из сумки ручку и поставила закорючку. Массажист поднес плакат к лицу и прижался губами автографу. Это выглядело трогательно и смешно – голый по пояс парень целует мою роспись. Я смутилась и, кажется, даже покраснела немножко.

– А еще я обожаю ваше шоу «Девушки, на абордаж!». Куда вы делись из телевизора? Куда?! – Массажист воздел к потолку руки. – В двенадцать ночи теперь смотреть не-че-го!

– Слушайте, я потом вам все расскажу, – доверительно прошептала я. – Но сначала, пожалуйста, ответьте мне на мои вопросы!

– Я?! – от удивления массажист сел прямо на клиента, но тот и на это никак не отреагировал. – Конечно, спрашивайте! Отвечу, что знаю...

– Может, выйдем? – кивнула я на качка.

– Да он труп! – парень звонко хлопнул клиента по заднице. – Штангу так натягался, что вырубился прямо на сеансе жесткого массажа. Спрашивайте, Ася! Меня, кстати, Арарат зовут! – Он поиграл бицепсами и зачем-то опять шлепнул качка.

– Я хочу узнать, где ваш второй массажист Слава Лавочкин.

– Зачем он вам? – Мой фанат нахмурился, встал и прикрыл клиента плакатом с моим изображением.

– Уж поверьте, не под венец идти.

Фанат кивнул, как бы подтверждая глупость своего вопроса.

– А вы знаете, он пропал! Исчез, и уже неделю не появляется на работе. Шеф сказал, что ему такие работники на фиг не нужны, и грозиться Лавочкина уволить, но я думаю, не уволит, потому что хороших массажистов мало.

– А он хороший массажист?

– Неплохой. Во всяком случае, имеет своих клиентов, которые ходят в клуб только ради него.

– Интересно. И что же это он, просто взял и пропал?

– Да нет, сказал, что вроде к больной маме поехал. Но сказал, что на три дня, а не появляется уже неделю! Даже жена его сюда приходила, плакала, искала...

– Дашка?

– Нет.

– Наташка?

– Да нет, Анжела! А что, у него несколько жен?

– По моим сведениям ни одной, только любимые девушки.

– А-а, очень даже может быть. И что только они нашли в этом хлюпике? – Арарат снова поиграл мышцами, но, заметив, что мне это неинтересно, поскучнел.

– Женщины не всегда любят за внешние данные, – просветила я своего фаната. – Значит, где найти Лавочкина, вы не знаете?

– Нет. И шеф не знает. Мобильный у него отключен, по адресу, который он оставил в своем личном деле, живут какие-то посторонние люди. Вот, собственно, все, что я знаю! – Он красноречиво развел руками.

– А эта его жена, не Дашка, не Наташка...

– Анжела.

– Да. Она оставила свои координаты?

– Точно! – хлопнул фанат себя по лбу. – Анжела просила ей позвонить, если Лавочкин вдруг на работе объявится, я записал ее адрес и телефон. Только она предупреждала, что телефон за неуплату вот-вот отключат. – Массажист порылся среди баночек с массажной косметикой, вытащил оттуда листочек и передал его мне. – Вот, возьмите, вряд ли я буду звонить ей, а уж адрес мне и подавно не нужен.

– Ужас! – выразила я свое отношение к поведению Лавочкина.

– Вот-вот, – согласился фанат. – И чего они только в нем находят?

– Спасибо, – я сунула записку с адресом в сумку и собралась уходить.

– Как, и все?! – всполошился поклонник. – А как же... Вы же Ася! Басова! Ася! Хотите чай?! Кофе?! Компот?! Квас?! Энергетический коктейль?!!

– А что – все есть? – удивилась я.

– Нет, но предложить хочется...

– Потанцуем?! – вдруг рявкнул качок из-под плаката и схватил меня за руку.

– С трупами не танцую, – я с размаха огрела качка сумкой по голове и выскочила из кабинета.

– А что вы делаете сегодня вечером?! – заорал мне вслед Арарат.

– Обучаю свой рояль музыке!! – крикнула я, но он вряд ли расслышал мой ответ из-за лязга железа.

* * *

Телефон Анжелы действительно был отключен. Я решила к ней съездить и по дороге десять раз прокляла себя, что так и не поменяла колесо на своей машине.

Меня два раза подсадили в автобус чьи-то наглые руки, три раза признали во мне бывшую «Мисс Россия» и попросили автограф, один раз испачкали мороженым, один раз обозвали «верстой коломенской», бесчисленное множество раз толкнули в метро, раз пять попытались со мной познакомиться и один раз оштрафовали за переход дороги в неположенном месте. К нужному мне дому я подошла вспотевшая, злая, и с натертыми ногами. К концу пути мне пришла мысль, что я напрасно ищу встречи с Анжелой – ведь она тоже не знает, где сейчас Лавочкин. Но отступать было поздно, нужная мне пятиэтажка гостеприимно манила прохладой раскрытого настежь подъезда.

Анжела оказалась рыженькой, пухленькой и очень хорошенькой. На ней был розовый сарафанчик, а кудрявые волосы подхватывал розовый ободок с висюльками-вишенками. Я застала ее на лестничной клетке. Девушка, прижавшись спиной к двери своей квартиры, сильно и размашисто колотила в нее ногой. От натуги ее веснушчатой лицо раскраснелось, а вишенки вздрагивали и подпрыгивали в такт ударов.

– Вы Анжела? – уточнила я.

– Анжела я, Анжела, – раздраженно ответила девушка, не прерывая упражнений.

– Разве это не ваша квартира? – удивилась я.

– Моя это квартира, моя, – сказала она, не меняя интонации и размеренности движений.

– И чего же это вы тогда в нее ломитесь? У вас ключа нет?!

– Нет у меня ключа, нет! – девушка усилила амплитуду размаха ноги, удары стали мощнее, с подъездной стены посыпалась штукатурка.

– А дома-то кто?

– Вы что из ЖЭКа?! – чуть не плача заорала на меня девушка. Она наконец прекратила долбить ногой дверь, вытерла пот со лба и уставилась на меня злыми голубыми глазами. – На этой неделе заплатим мы за квартиру, заплатим!!

– А что, похоже, что я из ЖЭКа? – обиделась я.

– У вас сумка красивая, колечко неслабое, босоножки отпадные, нет, вы не из ЖЭКа. – Она задумчиво на меня посмотрела. – Слушайте, да вы, наверное, любовница Славкина! – осенило ее.

– Боже упаси!

– Ну тогда помогите мне! – Она опять начала колотить в дверь ногой. – Если Хася и Маня откроют нам, я напою вас чаем, и вы расскажете мне, зачем пришли.

– Хася и Маня – ваши непослушные дети?

Анжела не успела ответить.

– Маня! – заорал в квартире визгливый старческий голос. – Маня, м...да ты глухая, открой дверь!

– Ах ты, Хася, сучка жидовская, ты почто меня м...дой называешь?! – ответил очень близко, из-за двери, как две капли похожий на прежний, голос другой старушки.

От неожиданности я замерла с занесенной для удара ногой.

– Открой, дурында ты долбанная, ведь у самой двери на табуретке сидишь! Стучать ведь ужо с полчаса! Анжелка, небось, с магазина пришла, ети ее, ети тебя, ети и все и всех за раз!!!

– Ах ты... подстилка фашистская, оккупантка гребаная, ты почто это и все и всех зараз?!!

– Кто это там? – спросила я у Анжелы, которая тоже прислушивалась к переговорам в квартире.

– Бабушки мои. Одна после инсульта ходить не может, другая слышит плохо. Они уже два года со мной живут. Я ключ случайно дома забыла, а они сегодня свой день рождения праздновали, он у них в один день. Бутылочку вина на двоих выпили, вот и разморило их. Маня, та всегда на табуреточке возле двери сидит, ждет, когда я вернусь, а Хася в комнате на диване лежит. Маня глухая, а Хася слышит хорошо, но не ходит! Вообще-то, они дружат, но когда выпьют, всегда ругаются.

– Манька, мать твою растудыть, дверь открой!! – заорала Хася из комнаты. – Отвори, а то с голодухи помрем, и глоток вина никто не нальеть перед смертью!!!

– Ты мою маму не трожь, проститутка египетская!!

– Етить тебя тудысь, тудысь и сюдысь!!!

– Кудысь-кудысь?!!

– Шла бы ты в жопень, старая, и чтоб было тебе там душно, тесно и грязно! А по дороге, открыла б ты дверь! У меня памперсок промок, я вина-то сколь выпила!!