Текст книги "Последнее желание гейши"

Развод давно остался в прошлом, как и депрессия, но страсть к еде осталась. И Венера ела, тратя на деликатесы все свои заработки, набирая и набирая килограммы. Вкусная пища стала для нее наркотиком, от которого она не могла отказаться даже под страхом смерти. А страх был! Врачи твердили Вале, что если она не похудеет, то скоро умрет, но она отвечала, что лучше смерть, чем жизнь на капусте и морковке. К тому же стройная Валечка не нужна была клиентам «Экзотика». Они хотели стапятидесятикилограммовую Венеру, с огромными грудями, необъятными ляжками, многоярусным животом, с целлюлитом, складками, ямками, их не волновало, что через несколько лет ее сердце не справится с колоссальной нагрузкой, и их любимая слоноподобная Венера умрет…

– Обалденный шоколад, – промурлыкала Венера, доев плитку и облизав пальцы. – Давешние немцы подарили… Кстати, один из них у меня визитку выклянчил, сказал, что заглянет перед отъездом…

Марго кивала, но трепотню Венеры слушала вполуха, ее занимал совсем другой вопрос – как долго продлится ее домашний арест… Да, она не сомневалась, что Мадам отправила ее в подполье не столько из-за сострадания, сколько из боязни, что проблемы Марго могут плохо сказаться на делах ее детища – борделя «Экзотик»…

– Ты меня не слушаешь, – обиженно буркнула Венера, выудив из сумки еще одну шоколадку, теперь уже отечественную. – Я распинаюсь, распинаюсь…

Марго рассеянно улыбнулась и по-прежнему задумчиво спросила:

– Валь, а ты не знаешь, почему Мадам так ментов не любит?

– Конечно, знаю, – Венера протянула Марго одну дольку, а остальную плитку целиком запихнула в рот. – А ты не в курсе, потому что новенькая… Ты ведь всего пару лет у нас работаешь?

– Два года и три месяца.

– Ну вот! А я тут с самого начала, так что вся история разворачивалась на моих глазах…

– Какая история?

– Любви Мадам и Моцарта.

– Любви? – ошарашенно переспросила Марго. – Наша железная леди способна любить?

– Еще как! – Венера почмокала своими полными губами с разползшейся помадой и простонала: – Она по нему с ума сходила! Мне даже кажется, что она до сих пор его любит…

– Кого?

– Да говорю же – Моцарта!

– Вольфганга Амадея? Композитора?

– Какой Амадей? Какой композитор? – Венера возмущенно засопела. – Моцарт – вор в законе! Известнейший в городе преступный авторитет!

– Я о таком не слышала…

– Правильно, потому что его посадили до того, как ты сюда пришла, а мы: я, Афа, Багира и прочие, очень хорошо его знали – он был мужем Мадам.

– Мужем? – ахнула Марго. – Настоящим?

– Самым настоящим, то есть законным. Они познакомились давным-давно, когда Мадам работала девочкой по вызову – Моцарт был ее постоянным клиентом. Потом его посадили, а она ему письма, передачки… Года два он оттарабанил, еще столько же оставалось, когда он бежать решил… Поймали его, естественно, еще трешку накинули, тогда Мадам к нему – жениться… Ну чтоб свиданки давали…

– Вот это да! – пораженно протянула Марго – она не ожидала от Мадам такой самоотверженности.

– Дождалась она его. Вышел Моцарт из тюряги королем. При положении. – Венера растопырила пальцы и приставила их к голове, изображая корону. – Стал такими делами ворочать, что мама не горюй! Бабки рекой! Мадам из борделя забрал (она к тому времени из проститутки в диспетчеры переквалифицировалась – стара стала для панели), в меха и драгоценности обрядил. Только ей скучно было дома сидеть, в потолок плевать – не тот она человек. Тогда Моцарт купил ей этот особняк, кинул деньжонок на раскрутку, с кем надо договорился, и в 1999 году открылся «Экзотик». Мадам стала хозяйкой, Моцарт гостем дорогим! Самым почетным клиентом!

– Он вас э… – Марго замялась, подбирая нужное слово, но так и не подобрала, поэтому спросила: – А как на это реагировала Мадам?

– Нормально. Она же мудрая женщина, понимала, что такой мужик, как Моцарт, верность хранить не будет, вот и решила: пусть лучше он с ее девочками оттягивается, чем с какими-то шалашовками… – Венера рассмеялась. – Веришь, нет, такая идиллия была… Он ночью закатится с дружками, в дым пьяный, все ночь гудит, мебель ломает, бутылки бьет, под утро двух девочек с собой в кровать уволочет, отымеет, а когда проспится, Мадам ему стопку водки в постель и стакан сока, чтоб головка у него не болела.

– Ты с ним тоже спала?

– Один раз – в самом начале, – хмыкнула Венера. – Он тогда нас всех на профпригодность проверял… А так у него две любимицы было – Афродита и Кики!

– Кики? Это еще кто такая?

– Ты ее тоже не застала. Ее убили в перестрелке, когда Моцарта брали…

– А за что его?

– Сейчас расскажу, погоди, – Венера пошарила в сумке, надеясь отыскать еще одну шоколадку, но не нашла, поэтому тяжело вздохнула, сунула в рот жвачку и продолжила повествование. – Менты под Моцарта долго копали, только никак подкопаться не могли, потому что из вора он превратился в легального бизнесмена, а лишних людей убирал чужими руками… Но очень уж им хотелось его прижучить, поэтому подсадили они как-то за игральный стол в казино, где Моцарт обычно в покер резался, своего. Тот начал откровенно шельмовать. Моцарту это не понравилось, о чем он сообщил шулеру в резкой форме, ментовская утка тут же обозвала вора в законе «сучим потрохом» и еще какими-то жуткими словами… Моцарт вместо того, чтобы натравить на обидчика своих мальчиков – ринулся бить тому морду самолично. Да еще пушку вынул… А там ментов, как фишек – тут же его скрутили… И все бы ничего – при хороших адвокатах отделался бы Моцарт небольшим (по его меркам, конечно) штрафом, но он, когда выпьет, бешеный, а в тот вечер ему специально подливали, ну и начал он орать своим мальчикам, чтоб надавали ментам позорным по харям, чтоб впредь на понт не брали! Началась перестрелка. Двое погибли: телохранитель Моцарта и Кики… – Венера вздохнула. – А Моцарт опять в тюрягу угодил. Теперь надолго…

– А Мадам?

– Пишет, ездит, говорит, что из чувства долга и благодарности, а мне кажется – по-прежнему его любит…

– А ментов она после этого невзлюбила?

– Она и раньше их не жаловала, а как они ее милого Цылю (она так его называла: Цыля, Цылечка или Мотя) за решетку упекли – возненавидела… Вот такая история! – Венера, кряхтя, встала со стула, одернула собравшееся на бедрах платье. – Пошли, что ли? А то мне уматывать пора…

– Ты же только приехала…

– Я на минутку заскочила – за бельецом. Надо свои парашюты и парные чепчики в прачечную сдать. Хотела вчера захватить, да с этими фрицами совсем забыла… – Тут она встрепенулась. – Кстати, ты во сколько ночью отчалила?

– Я утром.

– Тогда почему ты не знаешь, что Афу убили? – она подозрительно прищурилась. – Ты же с ней жила?

Марго сглотнула.

– Я сразу на рынок… За отваром… – залепетала она. – Домой хотела позже… А теперь и не знаю…

– Слушай, а у твоей бабки нет отвара для похудения? Я бы купила…

– Не знаю…

– Узнай, будь другом! Я опять два кило набрала. И это только за месяц! Если так пойдет, до тридцатника не доживу!

– Ты хоть про смерть не болтай! – в сердцах воскликнула Марго и ткнула Венеру под жировую складку на талии. – Хватит с нас Афродиты…

– Это точно! Если еще я коней двину, бордель придется закрывать! Но ты не думай, я еще нескоро упокоюсь! Кило сорок у меня в запасе есть! – Она ободряюще шлепнула Марго по плечу и весело сказала: – И из-за Афки не расстраивайся, она и на том свете хорошо пристроится… А домой не езди. Живи тут. Может, еще пронесет – найдут убийцу раньше, чем до нашего борделя доберутся.

– А если нет?

– Тогда нам всем придется выступить в качестве свидетелей… Задолбают расспросами! А то еще могут заподозрить в убийстве!

– Кого? – упавшим голосом спросила Марго.

– Тебя, меня, Еву – да каждую! Афа же звезда нашего борделя, самая высокооплачиваемая проститутка. Могут подумать, что мы ее из зависти или, чтобы убрать конкурентку…

– А мы им про Коня скажем, тогда они от нас отстанут!

– С ума сошла! – в ужасе воскликнула Венера. – Конь этого не простит – грохнет на фиг! Надо делать вид, что мы ничего не знаем, ничего не ведаем! А лучше вообще в подполье уйти…

– Я уже ухожу – мне Мадам разрешила, – с гордостью сообщила Марго. – Даже к клиентам позволила не выходить…

– Везет, а нам сегодня работать! Мадам говорила, что два англичанина специально из своей заграницы приехали, чтоб наш бордель посетить!

– Врет, наверное…

– Наверное, но работать все равно придется, – Венера взяла Маргариту под руку. – Пошли, подружка, провожу тебя в твое подполье… Кстати, комната Афы идеальное место для того, кто хочет переждать бурю! Я бы сама в такой пожила!

Да уж, апартаменты Афродиты были самыми роскошными в особняке. Состояли они из огромной спальни и такой же большой ванной комнаты. В первой имелась гигантская кровать с зеркальными спинками, стулья, стол, трюмо в стиле какого-то Людовика, видеодвойка, спрятанная в нише (чтоб показывать клиентам фильмы с Афой в главной роли), стереосистема, кондиционер. А во второй – ванна с гидромассажем, душевая кабина, биде. Но самое большое достоинство апартаментов – окна. Их было три. Одно, огромное, во всю стену спальни, выходило в сад, второе, из ванной, смотрело на церковь, а третье, спрятанное за драпировкой, на винтовую лестницу, ведущую вниз, из него можно было наблюдать, что творится в гостиной. Последнее окошко со стороны коридора выглядело, как обычное зеркало.

– Про окно-зеркало знаешь? – будто прочитав мысли Марго, спросила Венера.

– Конечно, мы с Афой часто в него подглядывали…

– Это Моцарт такое стекло велел врезать.

– Зачем?

– До Афы эти апартаменты он занимал. Для себя расстарался. Потом между комнатами такие окна-зеркала хотел сделать, чтобы за всеми подглядывать – извращенец он был еще тот!

Тем временем они поднялись по лестнице на второй этаж и остановились как раз у убранного в красивую золоченую раму зеркала.

– Не отличишь от обычного, – хмыкнула Венера, глянув на свое отражение. – Но это не все сюрпризы, которые ждут тебя в апартаментах Моцарта.

– Что еще?

– Есть потайная дверь, тебе Афа про нее не говорила?

Марго отрицательно покачала головой.

– За драпировкой, смотри, – и Венера, введя Марго в комнату, указала на вторую портьеру, висящую параллельно той, за которой скрывалось окно.

Марго отдернула ее и увидела в стене деревянную дверь. Она была настолько мала, что пройти в нее, не сгибаясь, могла только такая дюймовочка, как она сама.

– Почему такая малюсенькая? – спросила Марго, подергав за ручку – дверь оказалась запертой.

– Моцарт был чуть повыше тебя – где-то метр шестьдесят. Ему и такой хватало. – Венера поковыряла пальцем в замочной скважине. – Тебе бы ключ раздобыть – вдруг придется бегством спасаться…

– От кого спасаться?

– Мало ли, – туманно ответила та. – Вдруг Афу маньяк убил, тогда любая из нас может стать очередной жертвой…

– Ты ведь это не всерьез? – испуганно пискнула Марго.

– Нет, конечно. Но всякое может быть… Нам теперь надо быть вдвойне осторожными, – проговорила Венера трагичным шепотом. Затем глубоко вздохнула и добавила: – Так что ключ у мадам спроси. На всякий пожарный. А лучше здесь поищи – у Афы он, наверняка, был…

С этими словами Венера покинула комнату, оставив Марго один на один со страхом.

Как только дверь за гостьей захлопнулась, подпольщица повалилась на кровать, накрывшись с головой подушкой. Конечно, это не помогало избавиться от страха до конца, но немного успокаивало… Помнится, в детстве она всегда закутывалась в ватное одеяло, как в кокон, и лежала так в духоте и темноте, пока не переставала нервничать… Тогда этот метод действовал, как никакой другой! Может, и сейчас поможет?

Помогло! Полежав немного в полной темноте, Марго поняла, что успокоилась достаточно – во всяком случае, думать она уже способна, что хорошо.

Она откинула подушку, перевернулась на спину и, устремив взгляд в потолочное зеркало, стала размышлять…

Итак, Афродита шантажистка! Это известие взволновало Марго больше других, потому что многое объясняло… Мадам правильно сказала: любая из жертв Афы могла нанять киллера, чтобы избавиться от наглой шантажистки. Теперь все ясно – Афродита погибла из-за своей жадности и нечистоплотности! Конечно, Афу все равно жалко, но теперь, по крайней мере, не стоит трястись за собственную шкуру…

Если Афродиту убил Конь, тоже не страшно. Но если ее убрал кто-то из девочек… Почему-то до того, как эту мысль озвучила Венера, Марго она в голову не приходила. Они все (Афа, Марго, Венера, Ева Браун, Жизель, Далила, Багира, Черная Мамба) были в хороших отношениях, не ссорились из-за клиентов и гонораров, и первенство Афродиты никто никогда не пытался оспаривать – все были согласны с тем, что она королева «Экзотика»…

И маньяки тут ни при чем! Где это видано, чтоб серийные убийцы умертвляли своих жертв при помощи пистолетов? Они режут, душат, истязают до смерти… А выстрел с близкого расстояния, это извините, не по их части…

Значит, не маньяк! Уже легче!

Придя к такому выводу, Марго еще больше ободрилась. Даже с кровати встала, чтобы пройтись по комнате. Особой нужды в этом не было: ни есть, ни писать она не хотела, но Марго решила последовать совету Венеры и поискать ключ от потайной двери. Так, на всякий случай.

Первым делом она открыла ящик трюмо – Афа часами просиживала перед зеркалом, а все самое необходимое любила держать под рукой, то есть в ящике. Чего там только не было: косметика, щетки для волос, бумажные платки, колготки, презервативы, журналы, кассеты, жвачка. Один раз Афа умудрилась затолкать в него надувную подушку для ванны.

Теперь придется повозиться, чтобы найти в этой груде ненужных вещей маленький ключик, – подумала Марго, открывая ящик.

Каково же было ее удивление, когда оказалось, что внутри ничего нет. Ни расчесок, ни помад, ни салфеток, ничего, только одинокая карамелька в самом дальнем углу ящика.

Марго подбежала к гардеробу, распахнула его. Все вешалки, за исключением одной, были пусты. А на той единственной сиротливо болтался кружевной пеньюар с перьями, в который Афа была облачена этой ночью…

Где привычная груда барахла, где роскошные комбинации, кружевные лифчики, ажурные чулки? Где туфли на изящных каблуках?

Ничего нет. Все вещи пропали!

Марго плюхнулась на кровать, схватившись за голову.

Что это значит? Почему вещи Афы исчезли? Кто вынес их из этой комнаты: кто-то посторонний или сама хозяйка?

Тут на Марго накатило озарение: Афа знала, что ее убьют, поэтому решила сбежать, прихватив с собой все свое барахло – она была жуткой тряпичницей, и хищной собственницей, прикипала к вещам настолько, что не могла с ними расстаться.

Хотела сбежать, но не успела…

Марго опять схватила подушку, чтобы накрыть ею голову, но от волнения зацепила ее вместе с покрывалом, рванула на себя. Покрывало, заправленное под матрац, потянуло за собой одеяло, простыню, оставшиеся подушки. И через секунду Марго свалилась на пол вместе со всем убранством кровати, накрытая сверху полосатым матрацем.

Выбравшись из-под шелково-пуховых баррикад и отдышавшись, Марго улыбнулась. Вот корова! Только въехала в апартаменты, а уже кровать разгромила! Если так пойдет, то к концу срока заточения от комнаты останутся одни руины!

Еще раз хихикнув, Марго схватилась за край кровати, чтобы встать, и тут увидела, что на ее деревянном днище лежит бумажка. Ценник, что ли, из матраца выпал? Или инструкция по эксплуатации, говорят, иностранцы любят прилагать их даже к туалетной бумаге… Марго протянула руку, взяла бумажку. Это был обрывок газеты: правый верхний угол первой страницы (были видны дата и номер выпуска, дата, кстати, стояла вчерашняя). Ну и зачем Афа спрятала этот обрывок под матрац? На случай, если в стране кончится туалетная бумага?

Марго перевернула находку на другую сторону. И обнаружила нечто интересное. На белом пространстве – тех пяти сантиметрах, которые не покрыты типографской краской – мелким неразборчивым почерком было написано несколько предложений.

Чтобы прочитать их, Марго пришлось включить настольную лампу и напрячь зрение. Оказалось, что на обрывке газеты написано следующее: «Тебе угрожает страшная опасность! Эта сука что-то заподозрила! Подробнее расскажу при встрече. Встретимся сегодня у тебя в три часа. Будь одна. Если опоздаю, подожди. Дверь не запирай. До свидания». В конце сего послания стояла замысловатая закорючка, наверное, подпись. И больше ничего.

Значит, Афе на самом деле грозила опасность! И кто-то из девочек об этом знал! Но откуда? Кто? И к чему эти игры в шпионов? Зачем наводить тень на плетень? Можно было просто отвести Афу в сторону, и рас…

Вдруг сердце Марго бухнуло и заколотилось. Она поняла «зачем»! Кто-то из девочек написал эту записку, чтобы заманить Афу в ловушку! А затем убить!

Митрофан

Митрофан вернулся домой в восьмом часу вечера. Он был измотан, голоден, зол. И если с усталостью можно побороться, приняв контрастный душ, а с голодом справиться при помощи отцовского рассольника, то злость невозможно было заглушить ничем!

Рванув с плеч ветровку, Митрофан прошествовал на кухню. Окатив руки под краном, он взял кастрюлю с еще теплым супом и начал хлебать его, не отходя от плиты, черпая густой рассольник половником. К черту ложки, тарелки, салфетки! К черту все!

Наевшись, Митрофан плюхнулся на табурет в углу кухни, бросил на подоконник папку с делом (до этого он держал ее подмышкой), прислонился затылком к холодной стене. Успокоиться, надо успокоиться, иначе давление подскочит до ста восьмидесяти, и завтра он не сможет встать с кровати… Хм… А это, пожалуй, наилучший выход… Заболеть, чтоб это поганое дело взял кто-нибудь другой! Чтобы кто-то, а не старший следователь Голушко, рылся в грязном проституточном белье! Заболеть, а выздороветь только тогда, когда убийца двуликой красотки будет найден…

Но Митрофан знал, что никогда так не сделает – никогда не спихнет на другого начатое дело. И даже если завтра его давление зашкалит за сто восемьдесят, он все равно пойдет (поползет) на работу и будет разбираться в этом поганом деле!

Митрофан покосился на папку, раздумывая, почитать материалы или нет, но решил, что не стоит – он и так знал все, что там имелось. И это все было даже хуже, чем они с Лехой предполагали.

Итак, Людмила Ильинична Харитонова была элитной проституткой по кличке Афродита. Несколько лет (с двухгодичным перерывом на командировку в Германию) трудилась в борделе «Экзотик», действующим под вывеской «Клуб по интересам». Бордель сей держит бывшая путана Мадам Бовари… Мадам Бовари! Надо же! Митрофана всегда поражала тяга проституток к громким иностранным именам. Все они, даже вокзальные шалавы, желали именоваться Эльвирами, Анжеликами, Симонами. Особо наглые называли себя Клеопатрами и Жозефинами. А среди бандерш были очень популярны клички с титулами: Маркиза Помпадур, Леди Винтер, Королева Шантеклера…

Тьфу на них! Не будем отвлекаться! – одернул себя Митрофан. – Вернемся лучше к Мадам Бовари!

Открыла гражданка Мышкина (по паспорту именно Мышкина) свой притон в 1999 году при поддержке мужа Мышкина Алексея Сидоровича по кличке Моцарт. Сей господин, очень известный в криминальных кругах вор, ныне отбывает семилетний срок в известной по песне Круга Владимирской тюрьме. Покойная Афродита когда-то была любовницей Моцарта и общалась с ним очень близко. Даже в день ареста была при нем. Не пострадала при перестрелке только потому, что спряталась за свою подругу, погибшую в тот же день под пулями…

Эти факты стали известны старшему следователю Голушко из разговора с коллегой – капитаном Ленским, в свое время занимавшимся делом Моцарта. От него же он узнал о том, что «Экзотик» не просто бордель, а элитный бордель, клиентом которого можно стать только по рекомендации одного из постоянных гостей. Мало того, «Экзотик» указан в секс-путеводителе по России, и славится своими девочками не только в родном городе, регионе, стране, но и за границей. При этом деятельность борделя так законспирирована, а Мадам Бовари так тщательно хранит секреты (свои, своих проституток, клиентов, покровителей), что никто толком не знает, сколько человек на нее работает, сколько она платит за законную крышу (в криминальной крыше жена Моцарта не нуждается) и кому…

Естественно, в международное гнездо разврата под названием «Экзотик» придется идти ему, Митрофану Голушко – больше некому! И идти надо завтра, чтобы времени не терять.

А хуже всего то, что эта стреляная воробьиха Мадам Бовари терпеть не может ментов, засадивших ее драгоценного муженька за решетку, поэтому на разговор по душам можно не рассчитывать.

Пока Митрофан размышлял на эти далеко не приятные темы, время перевалило за девять. Скоро спать – а отца еще нет! Как пить дать, у очередной дамы сердца завис… С ним такое иногда бывало. Конечно, теперь Базиль не тот ходок, что раньше, но даже в неполные семьдесят лет старший Голушко был весьма активен. Секс раз в неделю – это обязательно! По мнению Базиля, именно регулярные занятия любовью позволяют сохранить молодость и здоровье. Секс, а не раздельное питание, голодание, отказ от табака, алкоголя, холестерина! Об этом он постоянно твердил сыну, надеясь, что тот закончит, наконец, влачить монашеское существование и заведет постоянную любовницу. Эх, если бы отец знал, что у Мити не бывает даже случайных женщин, он пришел бы в ужас! Ему не понять, что Митрофан так обжегся на кипятке, что теперь на воду дует…

Под кипятком младший Голушко подразумевал свою бывшую супругу Сонечку, жизнь с которой до сих пор представлялась Митрофану сплошным кошмаром! Полугодичным кошмаром! Главное, Митрофан сам не мог понять, что его так ужасало в Соне. Жена не делала ничего, что могло бы взбесить любого другого мужчину. Более того, она выполняла свои женские обязанности с большой охотой и душой (за исключением супружеских – ночами она любила декламировать стихи, так что на любовь времени не оставалось!), старалась угодить, развлечь, посочувствовать. Но почему-то именно эта готовность услужить, эта мягкость, эта правильность его бесили больше всего! А еще он ненавидел ее пироги! Каждый вечер, поглощая Сонино печево, он мечтал об отцовских супах, незамысловатых запеканках, макаронах по-флотски…

Каждую ночь грезил о спокойном сне, без звукового сопровождения.

Каждое утро, собираясь на работу, он представлял себе, как вернется вечером домой, а Сони нет – ушла. Не важно, куда: в монастырь, к маме, к другому… Только бы ее не было в его квартире!

Но его мечты не сбывались – жена по-прежнему встречала Митю вечерами у двери, кормила пирогами, делилась своими дурацкими новостями, читала вслух газеты, комментировала фильмы. Трещала, трещала, трещала, не замолкая даже в кровати!

Митрофану стало казаться, что он попал в ад! Однако ему даже в голову не приходило, что есть простой выход из ада – развод! Патологически порядочный, жутко несовременный, совестливый, ответственный, честный Митя считал, что раз он лишил девушку невинности, то обязан на ней жениться. А коль женился, должен жить, неся этот крест до конца своих дней… Так бы и нес, если бы не отец! Спасибо ему, вовремя вмешался – вдолбил дураку, что развод единственный выход. Иначе Митрофан либо в психушку бы угодил, либо в тюрьму – за непредумышленное убийство жены…

Теперь старший следователь Голушко холостяк. Счастливый холостяк. Только одинокий. Потому что по-прежнему порядочный и несовременный. И считает так: раз он больше не хочет жениться, значит, незачем заводить отношения с порядочными женщинами. А с непорядочной, то есть проституткой, Митрофан не смог бы переспать даже под дулом пистолета…

Финальную точку в его размышлениях поставил хлопок входной двери – это вернулся отец.

– Папа, ты? – прокричал Митрофан, вставая с табурета и зажигая газ под кастрюлей с рассольником.

– Я, кто ж еще, – проворчал Базиль от двери.

– Суп будешь?

– Буду, я голоден…

Базиль вошел в кухню, мельком глянул в раковину и покачал головой:

– Опять из кастрюли лопал? Неужели нельзя в тарелку налить?

– Я наливал…

– Не ври уж! Если бы наливал, то грязная тарелка сейчас бы в мойке стояла… – Отец подошел к плите, поправил косо лежащую на кастрюле крышку. – Неаккуратный ты, Митя, просто какой-то кошмар! Вот умру я, кто будет за тобой убирать? Грязью ведь зарастешь…

Митрофан чмокнул отца в сухую щеку, чтоб тот перестал бурчать.

– Или от гастрита загнешься! – уже более миролюбиво продолжил Базиль. – Жрешь всякую гадость! Мюсли какие-то, сыр с тухлятиной…

– С плесенью.

– Один черт! – Отец достал из холодильника овальную тарелку, на которой была красиво уложена селедка, посыпанная кольцами лука. – Вот что есть надо! Да с жареной картошечкой, да под водочку! Будешь?

– Селедку буду, а водку нет.

– Ну и дурак, – беззлобно сказал Василий, наливая себе в пятидесятиграммовую стопку водки. – Алкоголь, знаешь, какой полезный! Особенно в малых дозах…

– Папа, я твоих лекций относительно полезности всяких вредных продуктов прослушал уже не мало, так что давай спокойно поедим…

– Вредных продуктов, – передразнил сына Базиль. – Плесень, значит, полезна, а чистейшая хлебная водка нет?

– Нет.

Базиль раздраженно махнул рукой и залпом выпил свои пятьдесят граммов. Крякнул, занюхал луком, посидел несколько секунд неподвижно, потом отправил в рот кусок селедки, одно колечко репчатого и со смаком и хрустом стал жевать…

– Ты где был? – спросил Митрофан, вяло обкусывая ломоть батона – отец всегда нарезал огромные куски, говорил «большому куску рот радуется. – У своей драгоценной подружки Аделаиды?

– Нет, соседскую кошку с дерева снимал… Она, дура, забралась на самый верх, а слезть не могла…

– Ты что же, за ней на дерево полез?

– А что такого?

– Надо было кого помоложе попросить…

– Вас допросишься! Одному некогда, второй высоты боится, третьему пузо мешает… А у меня время есть, а остального нет, вот я и полез… – Базиль задрал рукав рубашки, продемонстрировав свежую царапину на запястье. – Видал! Боевые раны!

– Надо обработать перекисью, – обеспокоился Митя.

– Уже обработали, не боись, – Базиль, видя недоумение на лице сына, пояснил с улыбкой. – Хозяйка кошки… Очень заботливой женщиной оказалась…

– Папа, ты неисправим! – простонал Митрофан.

– Ты тоже, – Базиль кивнул головой на подоконник. – Дело домой приволок? Опять всю ночь будешь рапорты читать и на жмуриков пялиться?

– Нет, не буду. Меня от этого дела уже тошнит…

– Сегодняшнее?

– Да, будь оно неладно!

– Успехи есть?

– Какие успехи! – Митрофан отбросил обкусанный кусок батона. – Один сплошной геморрой!

– С охранником со стоянки разговаривали?

– Он сменился в восемь утра, следующее дежурство только послезавтра.

– А домой к нему сходить не судьба?

– Знал бы еще кто, где его дом… Там сторожа без оформления работают. Пришел, отсидел ночь, двести рублей получил – свободен.

– А попрошайки церковные что-нибудь интересное рассказали?

– Нет. Они приходят к церкви к восьми, а убийство произошло ранним утром, где-то в четыре…

Базиль задумчиво кивнул, потом нахмурился и ворчливо сказал:

– Вот ты, Митя, меня всегда ругаешь за то, что я в твои дела вмешиваюсь. Только зря ты так! Мое вмешательство тоже иногда может пользу принести…

– Не пойму я, папа, к чему ты клонишь, – с подозрением протянул Митрофан.

– А клоню я к тому, что не послушал тебя – побеседовал с одним из этой банды…

– Папа! – вскричал Митя возмущенно.

– Почти сорок лет папа! И не ори на меня!

– Прости, орать не буду… Но ты не должен был…

– Должен, не должен, это уже не важно… Главное, я узнал то, чего не смогли узнать вы! – Базиль хмуро посмотрел на сына и спросил: – Тебе интересно, что именно?

Митрофан прикрыл глаза ладонью, вздохнул и после паузы произнес:

– Я слушаю.

– Около четырех утра мимо церковного забора по направлению к дому, в котором произошло убийство, проехала машина. Она остановилась в кустах, не доезжая до подъезда несколько метров. Из нее кто-то вышел, поставил автомобиль на сигнализацию (был слышен характерный «пик») и удалился, шурша ветками. Вернулся к своей машине этот кто-то через десять минут. Тут же сел и уехал.

– Кто-то был мужского или женского рода?

– Неизвестно. Человек, рассказавший мне это, живет в дровяном сарае на заднем дворе церкви. Шуршание шин и шум мотора его разбудили. Сквозь сон он услышал, как хлопнула дверь, включилась сигнализация. Он выглянул. Но увидел только удаляющийся силуэт. Уснул не сразу, поэтому засек время, когда наш ночной ковбой вернулся. Произошло это, как я уже говорил, через десять минут…

– Марка машины?

– В марках этот человек не разбирается.

– Нашу от иномарки хотя бы отличает?

– Для него наши – «Москвич 412» и «Жигули» первой моделей. Остальные импортные. Та, что была ночью, по его мнению, иномарка… – Базиль развел руками, как бы извиняясь за такого свидетеля. – Негусто, я понимаю, но, может, это хоть как-то пригодится… Да, еще забыл сказать: машина была черной или темно-синей, но не желтой…

– А при чем тут жел… Та-а-а-к, незнакомка на «Фольксвагене» не дает покоя?

– Она, между прочим, подъезжала к дому в то время, когда вы там суетились… Наблюдала из машины за происходящим. Расспрашивала бомжей о случившемся! Одному даже пятнадцать рублей дала, чтоб тот за упокой души погибшей выпил!

С лица Митрофана сползло скучливое выражение, взгляд стал острым, внимательным.

– Что еще? – спросил он заинтересованно.

– Желтый «Фольксваген» эти ребята и до этого видели – за последний месяц он не раз проезжал мимо церкви. За рулем всегда была девушка, судя по описанию, именно та, о которой я тебе говорил, – Базиль вопросительно посмотрел на сына. – Подруга, как думаешь?

– Скорее всего… – Митрофан в задумчивости стал теребить свой запорожский ус. – Скорее всего, не просто подруга, а гостья…

– Что ты имеешь в виду?

– С покойной в квартире проживал еще кто-то… Девушка, если быть точным, или молодая женщина.

– Соседка по квартире?

– Нет, Харитонова жила одна, на этом настаивают соседи, но по моим наблюдениям, у нее гостила другая девушка. Потому что в квартире найдена женская одежда двух размеров: 46 и 42-го, в ванной стоят два вида шампуня: для сухих и для жирных волос. Косметика и средства по уходу за лицом также в парном варианте: на одном столике стоят дорогие французские крема, на другом народные средства, типа настоек… – Митрофан так увлекся повествованием, что не заметил, как стал выдирать из своего уса волоски. – Гостья появилась в доме недавно, это ясно, иначе соседи бы ее запомнили. Скорее всего, она коллега Афродиты…

– А это кто такая? – не понял Базиль.

– Это гражданка Харитонова.

– У покойной был псевдоним? Так она кто? Певица?

– Она проститутка.

Базиль присвистнул.