Текст книги "Разлуки и встречи. Люди ветра"

5

Маграв нашёл её через день после того, как она покинула квартиру Мика. Ей пришлось перебраться на другой край огромного города, только здесь, на пустыре, среди куч строительного мусора, она почувствовала себя полностью открытой и стала ждать. Они появились всего через час. Сначала из воздуха соткался маг, а за ним неуклюже выпрыгнула в этот мир оставшаяся в живых тварь.

– Что, подстилка ветра, вылезла из норы? Значит, будешь сейчас умирать, – выкрикнул сумасшедший.

Впрочем, Анариэль не имела ничего против того, чтобы умереть, и даже этот загаженный пустырь казался ей подходящей декорацией для этого. А хорошо, что маг не успел или не сумел наделать ещё чудовищ, способных перемещаться между мирами, все-таки нужно не только умереть, но и его прихватить с собой. Чтобы подбодрить противника, а заодно, прояснить ситуацию, она крикнула в ответ:

– Не дождёшься, бесноватый! Что одну суку с собой приволок, кобелей ей наделать времени не хватило, или ума?

Грубость подействовала. Повинуясь мысленному приказу мага, чудовище двинулось в бой. «Значит, всё-таки времени», – подумала Анариэль. Она выставила руки перед собою, растопырив ладони, и с кончиков её пальцев сорвался десяток шаровых молний. Очень быстро они настигли цель и взорвались у морды чудовища. Они его даже не ранили, но Анариэль, успевшая познакомиться с устойчивостью таких монстров к магии, на это и не рассчитывала.

– Кто бы говорил о недостаче ума, – злорадствовал маг, готовясь запустить в девушку дюжину огненных стрел. Это было одно из немногих боевых заклинаний, которые получались у него идеально и не требовали много сил.

Однако Анариэль не обращала на его активность никакого внимания. Вместо того чтобы убегать или уворачиваться, она побежала к ослепленному молниями монстру. На бегу на её левой руке стала проявляться синяя вязь татуировки. И если бы у Маграва хватило времени и зоркости, он бы увидел, как неприятно извиваются, перетекают, безостановочно двигаются линии этого странного рисунка. Когда-то давно это было шедевром тёмного эльфа, последнего в своём роду, так уж получилось, её отца, по совместительству. Этот подарок не раз спасал ей жизнь, но действовал он только вблизи. Поэтому подбежав почти вплотную, девушка прыгнула, коснувшись в прыжке пока ещё слепой твари. В этот момент, татуировка набухла на её кисти каплями темной синеватой стали и стекла с пальцев хозяйки тонким кинжалом, который, как горячий нож в масло, вошёл в толстую лобовую кость чудовища. Анариэль приземлилась позади него и, подавив желание выгнуть обожжёную спину, нырнула к земле, уходя от очередного залпа огненных стрел. Перекатилась, встала, отбежала на безопасное расстояние. Прозревшая тварь металась, как и любое глупое животное, пытаясь в первую очередь избавиться от неудобной металлической занозы.

– И что? Этим дротиком ты можешь вырезать ей пол мозга, она всё равно сможет тебя прикончить, – продолжал комментировать маг, готовя третий залп.

Анариэль его игнорировала, все её внимание было сосредоточено на беснующемся монстре и… Вот оно! Она резко, со свистом вдохнула сквозь сжатые зубы, и гортань ободрал обжигающий воздух пустыни. Где-то в глубине её существа зажглась искра. Маленький уголек в животе. Костер. Горящий дом. Разыгравшийся ветер переносит пламя с одной крыши на другую, третью. Горит вся деревня. А ветер не унимается и гонит огненные волны по полю поспевшей пшеницы прямо к лесу.

Она почти видела, как прозрачная рука ифрита берётся за черную рукоять её кинжала. Девушка стояла прямо, хотя в плечо и в бок попадали огненные стрелы. Но весь пожар, полыхающий внутри, до последней капли, она направляла с ветром пустыни в кинжал. Вот рукоять покраснела, побелела. Монстр по-щенячьи взвизгнул, упав на подкосившиеся задние лапы, и запылал живым факелом. Через две секунды на месте страшной твари была только горстка пепла да слегка оплавленный кинжал, к которому Анариэль тут же потеряла интерес – остынет, сам приползёт на законное место на её левой руке.

Маграв пришел в ярость от потери своей последней зверушки, так что девушка успела только обернуться, и её свалила с ног силовая волна. Второй удар протащил её метров пять по твердой глине и впечатал в валяющийся бетонный блок. Её удачи хватило на то, чтобы не напороться на торчащую во все стороны арматуру, но не хватило, чтобы не повредить отчетливо хрустнувший позвоночник. На десяток секунд она утратила способность дышать и двигаться, а потом боль в спине из адской перешла в невыносимую.

«Вот и всё», – отрешённо подумала она. У неё осталось сил только на последний удар, который уничтожит мага и окончательно истощит её. И останется только надеяться, что те атомы, на которые после этого распадется её душа, в следующих воплощениях будут счастливы и свободны от того ледяного монстра, что убивает её сейчас вернее безумного Маграва.

Безумец что-то кричал, прыгал, готовясь ударить снова. Но она этого не видела, её глаза застилали слезы разбитого о камень тела. И, даже если бы не было слез, её сознание сейчас было сосредоточенно на одном внутреннем порыве. Она всегда была выносливой, но эту дикую страсть к жизни смогла унаследовать только у Вика, в страшнейшую бурю сумевшего выжить, удержавшись на утлой скорлупке. И умирать ей в этот момент очень не хотелось. Даже наоборот. Подойдя к краю жизни, ожидая, что ей вот-вот помогут упасть в бездну, всё её существо руками, ногами и зубами цеплялось за край, не давая ей свалиться. Израненная, доведённая до отчаяния, лишённая сил и свободы, – она была загнана в угол. И как любой человек, загнанный в угол, готова совершить невозможное. Если бы только он не держал её! Если бы ей удалось освободиться…

Все внутри у неё зазвенело, слилось в единый безмолвный крик, в страстную мольбу:

– Ветер, я больше не могу так! В нём нет ни капли чувства ко мне, а я прикована к нему. Я погибаю, слышишь! И в последние минуты молю: освободи меня от этих страшных цепей, чтобы хоть после смерти дух мой был свободен от него! Отомсти ему за погубленное дитя твое, отплати той же жуткой платой, что губит меня!

Этот крик расплавленным металлом продирался сквозь её глотку и рвался ввысь, в небо. И она вдруг почувствовала, как её тело начинает подниматься на ноги, а сознание, испугавшись содеянного, убегает без оглядки.

***

Весь следующий день прошёл бестолково. Микаэль слонялся по пустой квартире, старательно отворачиваясь от зеркал. Безуспешно он пытался привести в порядок смятенные мысли и чувства. А на закате он подскочил, как укушенный, от ощущения, что Анариэль в опасности, и ей срочно нужна его помощь. «Маграв, он нашёл её!» – билось у него в голове. Мгновенно он добежал до стоянки, вскочил в машину и рванул с места. Проблем с определением направления у него на этот раз не возникло.

Ощущения привели его на какой-то пустырь за очередной промзоной. Он сразу увидел Маграва, тускло сияющий чёрный контур, приближающийся к лежащей на земле девушке, моментально понял, что надо делать, но не успел.

Как зачарованный, он смотрел на поднимающееся с земли существо, лишь очертаниями тела напоминающее женщину. Возвысившись напротив Маграва, оно замерло, паря в полуметре над пыльной поверхностью земли. Маг отшатнулся, увидев, как открываются глаза существа, как пушистые девичьи ресницы открывают миру две сияющие ровным синим светом бездны. Шевельнулись бледные до прозрачности пальцы, и несколько тонких чёрных смерчей выше человеческого роста, возникли над пустырём. Мгновенно смерчи окружили остолбеневшего Маграва. Лёгкое движение губ существа – пародия на улыбку, и воздух в круге смерчей свился тугими жгутами, комкая мага, перемалывая его на жутких невидимых жерновах. Еле заметный кивок головы того, что когда-то звалось Анариэль, и смерчи засияли изнутри ослепительным и холодным светом звёзд, пронзая этим светом страшное месиво, что осталось от мага, сжигая, не оставляя даже пепла. Когда тело догорело, свет погас, смерчи взвыли, рассыпавшись сотней ветров. А существо закрыло глаза Анариэль и мягко опустило её тело на землю.

Микаэль наконец-то смог покинуть машину, подбежать к девушке. Он упал на колени, спеша убедиться, что она дышит, и чуть не заплакал от облегчения, услышав слабый стук её сердца. Осторожно, как самую хрупкую и ценную в мире вещь, он поднял её на руки и понес к машине.

Всю дорогу, пока он вез её домой, у него отчаянно болело сердце. Как никогда раньше. И ему почему-то казалось, что эта боль похожа на крик младенца, что так могла бы болеть только что обретённая и оживлённая часть, если бы такие чудеса случались.

6

Всё пришлось начинать сначала. Микаэль ещё подумал, что благодаря их встрече, он может стать профессиональным целителем – столько практики. Ему снова пришлось вытаскивать её чуть ли не с того света, заживлять раны, восстанавливать сломанные кости, убирать с нежной кожи ожоги, снова вливать в неё свою силу, всю, до капли. Он снова выложился по полной, а ночью ему опять приснился Город, точнее, Октавион, теперь он знал его название. Но этот сон совершенно отличался от всех предыдущих.

Гуляя по улицам Октавиона, сидя на веранде из зелёного стекла, разглядывая янтарные шпили замка Эйвор и слушая гул моря, Мик остро чувствовал, что это прекрасное место – лишь тень Анариэль. Этот город соответствует настроению и характеру девушки, и именно этим он обворожил Микаэля, но понял он это лишь сейчас. И сладкая боль горячей волной разливалась в его сердце. Случилось то, в возможность чего он уже давно перестал верить – он полюбил. Нет, не на всю жизнь, на все жизни!

Она проснулась только к вечеру. И снова Мику пришлось кормить её с ложечки. Однако на этот раз между ними не было произнесено ни слова. Мик чувствовал себя неловко, но решил пока не беспокоить девушку, отложить разговор до лучших времён. Он сам не мог сказать, что было причиной его робости: их общая память, доступ к которой он получил, открытие того, что так манивший его город был её отражением, или внезапно появившееся у него чувство. Но говорить об этом он пока что был не в силах.

Кроме того, его смущало то, что он увидел на пустыре. С одной стороны, любому было бы понятно, что в теле Анариэль там действовал кто-то другой. Но, в то же время, Микаэль мог поклясться, что было в этом что-то знакомое. Осанка, скупые, властные жесты, и ещё что-то неуловимое, но вызывающее как будто зуд по всей его памяти. Кто это был или что это было, он не смог бы сказать, но то, что он уже видел этого кого-то или что-то в действии, было совершенно ясно.

Поэтому в эти дни ему хотелось просто быть рядом с ней, просто знать, что она рядом, это успокаивало его, помогало не сойти с ума от всех свалившихся на него событий. Ему нужно было время, но вот времени у него уже не было.

На этот раз дочь ветра быстро шла на поправку. Уже через пару дней силы вернулись к ней. А Микаэль никак не мог решить, с чего же начать разговор.

Он стоял, как и при их первом разговоре, прислонившись к стене спальни. С ног до головы одетый в чёрное, только на рубашке алел нарисованный тонкими линиями феникс, руки скрещены на груди – не человек, а памятник высокого искусства. Анариэль сидела на краешке кровати, сосредоточенно изучая музыкальный центр. Радио на этот раз работало исправно, играя какой-то фолк, и красивый женский голос пел о воплощении мечты в реальность, весьма кровавом и трудном, но осуществимом. Микаэля передернуло, когда строки песни резанули по памяти о чужом сне:

«Кровь делю на двоих без слов,

Почернеют снега к весне…»55
  «Огонь», группа Мельница


[Закрыть]

Может быть, это ему только показалось, или Ани тоже вздрогнула. Неважно, надо было всё-таки заговорить.

– Знаешь, встреча с тобой перевернула мою жизнь, – банальное начало, но лучше, чем ничего.

– А мою чуть не оборвала, – тихо ответила девушка. – Но это уже не имеет значения, потому что я скоро уйду. И, может быть, никогда больше не вернусь в этот мир.

Вечная невозмутимость и выдержка Мика дали трещину. Но ни он, ни она не заметили, как резко стемнело за окнами, как маленькие чёрные молнии змейками поползли по углам комнаты.

– Но ты не можешь так просто уйти. Я… Я люблю тебя! – Микаэль никогда раньше не повышал голоса, а теперь он почти кричал.

Она наконец-то посмотрела на него. С сожалением и прохладой, как смотрят на игрушку, сломавшуюся сразу после покупки.

– К сожалению, это всего лишь следствие моего проклятия. Я думала, что погибаю, и любой ценой хотела разорвать образовавшуюся между нами противоестественную связь, хотя бы и после смерти. Однако мне удалось выжить, и ты можешь быть уверен, я не настолько глупа, чтобы оставаться в ловушке, – её голосом можно было бы заморозить пару небольших пустынь. Хотя где-то в глубине его слышалась трещинка, из которой капала свежая кровь, но Мику сейчас было не до тонкостей слуха.

– Разве может любовь быть проклятьем? Неужели ты не видишь, мы с тобой одно целое? – в глазах Мика плясали алые огоньки, а под потолком закружилась неяркая красная бабочка. Его новообретенное сердце рвалось в клочья от этого разговора. Ах, насколько иначе он представлял его! Он думал, она обрадуется тому, что он разделяет её чувства, что они будут, как в дурацкой сказке, жить долго и счастливо. Он и подумать не мог, что ему придётся разговаривать с незнакомой ледяной ведьмой, которой все его страдания безразличны, да и он сам – пыль под ногами, не более.

– Нет, я больше ничего не вижу и ничего не чувствую. Я ухожу, Микаэль, спасибо, что спас мне жизнь и исцелил меня, но я больше не могу находиться здесь, и нас больше ничего не связывает. Если сможешь, прости мне ту ночь. Я не смогла удержать свой дар памяти, и он ударил по нам обоим, – Анариэль снова отвернулась.

Они молчали. Как будто весь мир накрыло пеленой мертвой тишины, даже музыка играла еле слышно. Здесь и сейчас для Микаэля заканчивалось всё. Он, наконец-то, обрёл смысл жизни, полюбил, увидел возможность выйти за пределы мира, который он уже перерос, – и всё это рухнуло в один момент. Пусть она уйдет, это ничего, она и раньше уходила. Он уже привык догонять её, идти по её следу. Но только раньше между ними не было такой непреодолимой стены, её ненависти. А она его именно ненавидит сейчас, его и себя, и не может простить свою слабость, поставившую её на край гибели. Он знал всё, что она чувствовала сейчас. Ему не нужно было даже задавать вопросы и слышать её ответы. Она этого не видела, но между ними появилась связь, точнее, она была и раньше, только в этот момент она стала почти физически осязаемой, и он чувствовал эту связь всем своим существом. Он видел связавшую их по рукам и ногам, опутывающую их тела нить, понимая, что ни он, ни она, ни кто-либо другой не в силах уничтожить её, не уничтожив их. Но сейчас это вдруг утратило смысл, потому что она не хотела, чтобы эта нить существовала, а, значит, для неё она была неощутима.

Девушка резко поднялась и, не оборачиваясь, вышла из комнаты. Хлопнула дверь, и её шаги растаяли в этом мире, появившись на тропах ветра.

Микаэль так и стоял у стены, похожий на каменное изваяние. Краски покинули его лицо, глаза зияли двумя чёрными колодцами. Тонкая серебряная дорожка рассекла антрацитовую тьму его волос.

А в динамиках агонизировала умирающая песня:

«Ты не проиграл – небо удержал на плечах своих.

Ты не победил, и лететь нет сил, и дышать нет сил».66
  «Пустой перрон», группа Корсика


[Закрыть]

Сердце взорвалось болью. И стая рубиновых бабочек застыла на потолке пятнами крови на белом снегу. И снова мчался в бешеной скачке конь. И тонкие руки сжимали рукоять костяного кинжала, открывшего душе путь к бегству из ставшей ненужной плоти. Просто потому, что нет жизни одному, а не двоим. Есть только смерть, ходящая на двух ногах.

Идут еле слышно по грани его сновидений:

Герцог и маг, книжный мальчик, холодный гений,

Богач и бродяга, охотник, убийца, лекарь.

Черны сумасшедшие взгляды веками идущих по следу.

Не знают соленой влаги холодные бледные веки

И ярче огня во мраке из редких снов обереги…

Часть III Военная лирика

***

День начался с хороших новостей: Анариэль все-таки вернулась домой. Она влетела в замок как вихрь, распахивая двери с таким мрачным видом, как будто хотела испепелить всё живое на два дня пути в округе. В таком состоянии Вик видел свою дочь второй раз в жизни, и оно ему решительно не нравилось. Но всё же новости были хорошими, потому что если бы она не вернулась, если бы ему довелось почувствовать, как рвётся струна, соединяющая его жизнь с её, если бы она не смогла удержаться на краю пропасти, – он бы не знал, как жить дальше. Когда-то беспечный наёмник, вольный как ветер, не знающий ни дома, ни привязанности к людям, он бродил по мирам в поисках приключений и поживы. А потом он едва не погиб, в очередной раз, попав в око бури, и ветер и море принесли его в Октавион. Не понимая, что он делает, он спас разрушенный город, а взамен город подарил ему новую жизнь. Бессмертный воин и не мечтал, что сможет когда-нибудь переродиться, а не канет в пустоту. Но ему повезло, невозможно повезло. Теперь у него был его город – его дом, были друзья, любовь, дочь. Да он и в кошмарном сне не мог представить, что будет когда-либо обременён ребенком. А в итоге ему пришлось одному растить дочь. И он счастлив. Никогда и нигде он не был так счастлив.

«Единственный минус сложившейся ситуации», – горько улыбнулся Вик, – «в том, что терять всё это невыносимо больно и страшно». Когда умерла его жена, он чуть не рехнулся от горя, спас только Октавион. А когда ушёл Фред, у Винора было такое чувство, что с ним умерла часть его души. И если Анариэль когда-нибудь не вернётся, а, будем честны, так оно и случится однажды, он хоть из-под земли достанет ближайшего воина ветра и вытрясет из него клятвенные заверения в том, что с душой Ани всё в порядке и лет через сто она родится снова. Тогда останется просто подождать. К сожалению, дочь от него ничего не скрывала, и рассказала, что люди ветра могут умереть навсегда, и теперь это стало его главным страхом.

Выждав ещё несколько минут, он направился в комнату дочери. Она уже наверняка закончила метаться по комнате, села, и не станет швыряться мебелью в первого вошедшего.

Анариэль была в бешенстве. Ядовитая слюна с клыков ещё не капала, но ярость кипела внутри неё, не утихая, а накаляясь всё сильнее. Анестезия от подарка, сделанного ей ветром, потихоньку начала уходить, и вот ей-то на смену и пришла эта ярость. Как она могла так низко пасть?! Стать его игрушкой, вещью, потерять волю, гордость, чуть не довести себя до полной и окончательной гибели! И это воин ветра, три тысячи лет жизней дракону под хвост!

В дверь осторожно, но уверенно постучали. Не просьба, а предупреждение. Вошел Вик, как всегда входил в её комнату: спокойный, с легкой улыбкой на губах, в глазах цвета морской волны тепло и участие.

– Я очень рад, что ты всё-таки смогла вернуться, – голос отца, как всегда, успокаивал. Ярость ушла, остались боль и горечь.

– Что ты почувствовал? – Анариэль было не привыкать, что отец чувствует, когда она в опасности или ей больно, и расстояние и измерения ему не помеха.

– Что на этот раз ты можешь умереть навсегда. И я не могу тебе ничем помочь, потому что в делах сердечных я тебе не помощник.

Вик сел на кровать дочери, положил руку ей на плечо. А Анариэль вдруг почувствовала, как к горлу подкатил ком, из глаз хлынули слезы. Как в детстве, она уткнулась отцу в грудь, ощутив, как его руки мягко обнимают её, закрывая от всего мира, от всех миров.

– Отец, я не понимаю, как такое могло случиться, – голос срывался, дрожал, но Анариэль начала рассказывать. Сбиваясь, вздрагивая каждый раз, как какой-то момент всплывал в памяти особенно ярко, она рассказывала отцу о том, что с ней произошло. Как привыкла с детства: всё, не упуская ни одной детали, ни одного переживания. С Маркусом она никогда так не говорила. Он часто мог чувствовать, что с ней происходит, но говорить об этом у них редко получалось. А вот Вику она могла рассказать всё, даже то, что он не сможет понять, даже то, что ей самой неприятно о себе говорить…

– Значит, ты не могла его прочитать? – наконец рассказ закончился, и Вик начал осторожно задавать вопросы, всё ещё не выпуская дочь из объятий.

– Не могла, до того момента как… И потом не могла прочитать ничего, кроме того, что уже знала, – слезы иссякли, но голос еще дрожал. – Но какое это имеет значение?

– Ну, либо он сам по себе настолько уникальный человек, что переплюнул даже Яна, прошлое которого ты хоть как-то можешь видеть, либо… Как бы глупо это не звучало, но я бы сказал, что это – Судьба. И вы в этом не виноваты. Оба.

Анариэль отстранилась и удивлённо уставилась на отца.

– Конечно, он не Ян, но всё-таки он очень силён, и его что-то укрывает от взгляда извне…

– Брось. Он не святой, ты сама это прекрасно увидела. Если бы он обладал такой силой, чтобы полностью закрыться от дара человека стихии, он бы не был рядовым обывателем. С такой силой хочешь, не хочешь, взойдешь на какой-нибудь престол. Даже если и не мечтаешь об этом – вокруг живут другие люди, которые не любят сидеть на троне, но любят, когда на троне сидит посаженный ими. Такие ребята почуют силу хоть под землёй. А уж если обладатель такой силы хоть немного честолюбив – он запросто пойдёт на завоевание мира. И, скорее всего, у него это получится. Поверь старому вояке, мне приходилось работать и на тех, и на других, и очень редко на тех, кто им противостоял.

Винор усмехнулся, и Анариэль тоже не смогла удержаться от улыбки, представив себе те заварушки, в которых побывал её отец.

– Тогда почему сразу Судьба? Почему не какое-то другое влияние извне? – все-таки ей очень не нравилась эта версия.

– По той же самой причине. Захоти какой-нибудь могущественный ублюдок уничтожить тебя, он не стал бы действовать так витиевато. И уж точно не стал бы вплетать в это столько ненадежных игроков. Что этот полоумный Маграв, что твой несчастный любовник, – они оба могли в любую секунду сорваться. И даже в случае успеха, то есть твоей смерти, там бы немедленно возникли Ян с Маркусом, а потом и я. Сама можешь представить, как твои братья по ветру в две секунды находят кукловода, всего лишь объединив свои усилия и помножив их на ярость. Ну а я бы в случае чего подсобил его убрать, ещё минуты за две. И всё. Как ни крути, неприятный способ самоубийства.

– А если хотели не убить, а просто ослабить? – не сдавалась Анариэль.

– Дочь, вот скажи мне честно, сколько твоих… хм… оппонентов, оставшихся в живых, хотели бы тебя «не убить, а просто ослабить»? – ехидно поинтересовался Вик, прекрасно знающий манеры и методы убеждения своей дочери, им же и привитые.

– А если это какой-то будущий враг, невесть как учуявший моё приближение, и решивший таким образом свою проблему в моем лице? – если уж она находила во что упереться рогами, то быстро не отступала.

– Ну, если я хоть что-то понял из того, что ты и твоя мать рассказывали мне про людей ветра, то с настолько проблемным уродом поручили бы разбираться Яну.

– Всё ты понял, всё… Да, если бы это все было чьим-то планом, это была бы вотчина Яна. Здесь только смерть, без перерождений и вариантов, – Анариэль наконец-то согласилась с очевидным. – И что теперь делать?

– Ничего. Просто смириться с тем, что это случилось с вами. Даже если такое повторится в будущем, во что я не верю, ты знаешь, как из этого выпутаться. И ещё – постарайся не винить в случившемся ни себя, ни его.

Анариэль вздохнула.

– Ты прав. Буду жить дальше. Тем более, что я больше ничего к нему не чувствую, спасибо ветру. Я его даже почти уже простила.

– Вот и молодец, – Вик погладил дочь по голове, хотя и не поверил в последнюю фразу. – Теперь тебе надо зайти к Эрис. Она тебя напоит, вы поболтаете, перемоете мужикам косточки, и вот потом тебя снова можно будет выпускать на большую дорогу.

Эрис как всегда оказалась на высоте в нелегком деле приведения подруги в равновесие. Конечно, про то, что с ней случилось, Анариэль не рассказывала, да Эрис и не спрашивала. Она прекрасно понимала, что не надо бередить свежие раны. Так что пришлось говорить обо всём на свете и ни о чем, запивая эти бесконечные темы для разговора заморскими винами и настойками, которые Эрис готовила из собственноручно собранных трав.

Хотя как следует напиться девушкам, как всегда не удалось. В самый неудачный момент в таверне объявился Крис, чья невосприимчивая к алкоголю, патологически трезвая физиономия, всегда действовала отрезвляюще на всех окружающих. И даже несмотря на это, ни Эрис, ни Анариэль ни разу не приходило в голову убить невыносимого клирика.

Есть люди, которые притягивают неприятности, как высокое дерево на холме притягивает разряд молнии. А вот Криса неприятности избегали, как и всех, кто находился рядом с ним. Благодаря этому таланту его когда-то приставили к двум неугомонным девчонкам, уследить за которыми не удавалось взрослым опытным телохранителям. С тех пор Крис стал неотъемлемой частью их маленького братства. И даже в чужом порту, когда пьяные моряки видели двух симпатичных девчушек в сопровождении худосочного юноши, им почему-то совсем не хотелось с ними связываться. Люди, конечно, в процессе эволюции изрядно притупили свой инстинкт самосохранения, но и его жалких остатков было достаточно, чтобы за уши оттащить любого забияку от Криса. Довольно скоро девочки поняли, что обижаться на Криса бесполезно, он не умничает и не занудствует – он просто никогда не жил иначе, и любая неправильность ему внове. И они честно пытались исправить эту несправедливость. Жители Октавиона до сих пор подозревают, что город выстоял во времена детства подруг только благодаря исключительному везению Криса. Это не совсем правда, всё-таки девочки знали, насколько Вик и Фредерик любят этот город, и не хотели огорчать отцов.

Совместными усилиями друзья привели Анариэль в нормальное состояние. По крайней мере, она не бросалась на людей и не впадала в депрессию по три раза на дню. Но покоя в её душе не было. Город каждой своей улицей, каждым камнем напоминал про их с Нефом роман, рухнувший в одночасье. Нужно было уходить… но она боялась. Её сломанные крылья ещё не обрели прежней мощи. Маграв был мертв, но в таком слабом и уязвимом состоянии соваться в очередное пекло ей очень не хотелось. Тем более… а вдруг она снова сорвётся? Вдруг опять влюбится так гибельно, без памяти? Что тогда?

Ветер молчал. Он не подгонял своего любимого воина в дорогу, не терзал зовом её сердце. Но Город не давал девушке покоя. Её дом, её надежное убежище, место, где её все любили, где жили самые близкие её друзья, стал чужим и враждебным. И что теперь ей делать? Куда возвращаться?

– Знаешь, – Крис устроился на стуле напротив, прикрыв глаза. – Чтобы куда-то вернуться, надо сначала уйти.

Они сидели в гостиной у Эрис, и пробивающиеся через витражное окно лучи заката, разукрасили лицо и волосы блондина огненными и фиолетовыми пятнами. Казалось, что вечно серьёзный, редко улыбающийся клирик решил переквалифицироваться в шута. Но на его строгом лице даже эта шутовская маска превращалась в маску палача.

– Надо, – Анариэль забилась в угол дивана, обхватив руками колени. Длинная чёлка закрывала лицо, синие глаза блестели из-за тёмных прядей.

– Но я боюсь. Впервые я боюсь уйти и не вернуться, и не могу придумать, что мне делать.

Крис откинулся на спинку кресла, в раздумии прикрыв глаза узкой ладонью. Цветные пятна сползли на его одежду, лицо погрузилось в тень. Кристиан молчал несколько минут, потом резко вскочил, с торжествующей улыбкой:

– Ани, а почему ты не попросишь ветер отправить тебя туда, где ты сможешь восстановить свои силы?

Девушка посмотрела на него так, будто впервые увидела. На секунду в её глазах мелькнуло что-то непривычное: древнее и холодное как вечность.

– Потому что дура. Нет, Крис, ты просто чудо! Я за эту жизнь так сроднилась с Октавионом, так привыкла возвращаться сюда, когда мне нужен отдых, что даже не подумала об этом. А это действительно выход.

Она бросилась на шею другу, порывисто поцеловала его в щеку, отстранилась, сделала легкий шаг к окну… И исчезла в разноцветных лучах.

В ту же секунду в дверь вошла Эрис с подносом в руках, окинула оценивающим взглядом статую ошарашенного Криса и рассмеялась:

– Она начала приходить в себя? Молодец.

– Да, но так неожиданно. Я только предположил, а она раз, и всё…

– Мой отец всегда говорил: если решил – не медли! Удача не любит неторопливых. И ей эта поговорка к лицу, – подмигнула другу рыжая Эрис.