Текст книги "Разлуки и встречи. Люди ветра"

1

Солнце садилось за горы, алым светом заливая мёртвое поле. Да, отныне это поле будет называться Мёртвым. Ещё рассвет назад здесь была обычная трава, иссушенная до белёсого золота беспощадным летом. Но сегодня солнце увидело на поле тысячи незнакомых людей, солнечные лучи отражались в их начищенных шлемах, ласково скользили по доспехам и оружию и путались в клубах пыли, взбиваемой конями. Молодое восходящее светило любило этих людей, чем-то близких ему. Грело их, объединённых одной целью. Но люди почему-то не радовались солнцу, хотя и шли по одной с ним дороге, по дороге к закату.

Птицы ещё не слетелись. Магическая буря и бушевавший дракон наверняка напугали всё живое в округе настолько, что звери и птицы ещё нескоро вернутся в эти места. И только ветер гуляет над мертвым полем, шелестит редкими клочками уцелевшей травы, отряхивает от пыли затоптанные флаги, играет разодранными в клочья плащами и попонами, носит из края в край резкие запахи крови и пороха. Ветру одному не страшно смотреть на изувеченные тела.

На небе не осталось ни одного облака, а ведь ещё пару часов назад оно было черно от туч. Но сейчас облака исчезли, и солнцу нечем прикрыться, вот оно и спешит отгородиться горами от царящего здесь ужаса. Потому что с наступлением темноты это поле перейдёт во владение Смерти, всё поле, все, кто останется на нём лежать.

Ещё вчера они назывались Армией Союза: гордые щёголи гвардейцы, закованные в тяжелые сверкающие латы рыцари гор, меткие лучники лесов, быстрые, неистовые в бою кочевники, хитрые наёмники, забывшие о деньгах ради долга. Сколько их было здесь утром: живых, сильных, готовых к битве. И вот они, те, кто пережил этот день, капля в море.

Раненые очнулись почти сразу. Они поднимались, окидывая поле безумным взглядом, а потом медленно, спотыкаясь, брели кругами, выкрикивая имена товарищей, прислушиваясь, в надежде вытащить из кошмарной массы живого человека, склоняясь над умирающими, или просто, не разбирая дороги, блуждали в дебрях собственного шока. Они сбивались с группки, жалкое подобие былых сотен, и выбредали к подножию гор на старую дорогу, где виднелся последний уцелевший штандарт.

Он дал людям прийти в себя и немного отдохнуть. Подумать только, ещё утром он пришел сюда одним из предводителей, и за его спиной были тысячи кочевников. А теперь он стоит здесь один под штандартом Армии Союза, а перед ним строятся полторы сотни счастливчиков, готовые двинуться по его приказу, всё равно куда, лишь бы подальше от этого поля, где они не смогут похоронить своих друзей и братьев. И он не сможет. Горстка вещей – вот все его трофеи: кольца, медальоны, которые он отвезёт родным погибших, а некоторым достанется лишь горькая весть. Как же хочется забыть этот проклятый день! Но он будет помнить, и сам впишет его в летопись, вернувшись домой. Для того чтобы память обо всех, погибших здесь, осталась в веках. Хотя, может статься, скоро не останется и тех, кто смог бы сохранить эту память.

Солнце полностью скрылось за неровной грядой гор, на небе постепенно догорала заря, а поле всё тянулось вокруг них, безнадежное и безжизненное.

Хотя…

Что это? Он привстал на стременах, стараясь лучше разглядеть странную фигуру. На небольшом холмике в ста шагах от дороги, стоял человек. Неужели кто-то ещё уцелел, или, может, это призраки убитых встают с приближением ночи?

Анариэль случалось попадать в гущу битвы, ступив на тропы ветра, но эта ситуация была ей в новинку. Ветер занес её на поле после битвы, где вокруг неё были только человеческие тела, ни одного живого… А, нет, вот один тихо застонал. Сквозь грязь на его лице просвечивала мертвенная бледность, грудь была разодрана, как будто чудовищным когтем, с такой раной он не жилец, губы кривились от боли. Но вот что-то заставило его открыть глаза, чтобы в последний раз увидеть небо и склонившуюся над ним девушку. Анариэль заглянула в глаза умирающему, и почувствовала, как в затылок ударила тяжелая волна памяти, накатила, накрыла с головой, утянув в горький водоворот.

Альмандин, Аль, ошибиться было невозможно! В другом теле, в другой жизни, но это всё же был он.

– Аль, это я, Анариэль, помнишь меня? Вспомни, Аль, – горло перехватило, и слова вырывались свистящим шепотом.

Воин сосредоточился, губы его жалко дрогнули в подобии улыбки:

– Ани, сестренка… – он говорил тихо, медленно, задыхаясь и кашляя. – Ты тоже здесь, но проклятие не легло на тебя?

– Аль, что произошло? Какое проклятие? Чем я могу тебе помочь?

– Мы все… все, кто погиб на той войне, мы все были прокляты… наши души обречены воплощаться снова и снова во времена воин и смертей… биться и погибать… пока не будут отомщены, или мера их проклятия не иссякнет. Но ты ведь не погибла там? Только не ты!

– Успокойся, брат, я выжила. Я – человек ветра, и ветер привёл меня сюда, чтобы я помогла тебе. Ты будешь отомщён, клянусь, я найду того, кто убил тебя…

– Нет… – Аль прикрыл глаза, собираясь с силами. – Ты должна будешь найти и убить того, кто затеял эту войну. Настоящего убийцу… я больше не могу здесь, прости, сестренка.

– Иди с миром, я обещаю, – Анариэль легко закрыла веки умирающего и поцеловала его в лоб. И только когда почувствовала, как ушла его душа, позволила себе заплакать.

Она смотрела на мертвое поле и видела совсем другой мир и другое время. Аль, яркий, горячий, как огонь, его веселый бешеный темперамент заражал всех окружающих. Казалось, его энергия неистощима. Казалось, никто лучше него не умеет управляться с животными, будь то кошка или дракон. Они не могли представить себе Отряд без него. Нет, они тогда вообще не представляли себе Отряд без хотя бы одного из них. Они были семьёй, и те, кто выжил, осиротели после той войны. А те, кто погиб… Оказывается, и их дороги погрузились во тьму.

Вся её жизнь последних лет отошла на второй план. Да, она прекрасно помнила Октавион и все свои приключения и несчастья, но так, будто это происходило с кем-то другим. Анариэль снова стала одной из Отряда, магом воздуха, единственной в отряде девушкой, сестренкой, всеобщей любимицей. И она должна была отомстить за своих мертвых братьев, хотя бы в этом мире. Дочь темного эльфа давно выросла и сама стала опасным врагом, так что теперь в её силах избавить от проклятия тех, кто согрел её сердце в те горькие годы.

Анариэль услышала шаги за своей спиной. Она слишком погрузилась в воспоминания и мысли и не засекла их раньше, поэтому незнакомцу уже удалось подойти к ней почти вплотную, когда она резко обернулась. В сумерках разглядеть можно было немногое: высокий рост, могучее телосложение, топорщащиеся коротко остриженные тёмные волосы, доспехи в тёмных пятнах. От мужчины веяло уверенностью и грустью, что было неудивительно после такой бойни.

Мужчина остановился и удивленно рассматривал девушку. Видимо, он приготовился к разговору с подозрительным незнакомцем, торчащим на поле битвы, но растерял все слова, увидев, что перед ним женщина. Наконец, он обратил внимание на тело Аля у её ног и заговорил:

– Я сочувствую вашей потере, леди. Вы, наверное, пришли сюда за мужем? – голос у него был под стать фигуре: глубокий, сильный и властный. Он говорил негромко, но казалось, что не расслышать его слова невозможно.

– Спасибо, но… это мой брат, названный…

– Понимаю. Судя по вашей одежде, вы из отряда наёмников, как ваше имя? – он так настойчиво пытался узнать, кто она и откуда, но при этом чувствовал себя неуютно, как будто это он убил Аля. И судя по доспехам, он не рядовой воин и, может быть, сможет помочь в её поисках.

– Меня зовут Анариэль. И, буду честна, я не из этих мест. Я хочу узнать, как умер мой брат, и что вообще здесь произошло? – она решила пойти ва-банк.

– Видимо, вы очень издалека, – он тяжело вздохнул. – Хорошо, я постараюсь вам всё рассказать, но только не здесь. Здесь не место для… бесед.

И он определенно не младший офицер, слишком уж тактично намекнул, что женщине здесь не место. Кроме того, он не представился, как будто привык, что все его знают. Мужчина повернулся и пошел к дороге, по которой медленно двигался отряд, по-видимому, уцелевших. Она направилась за ним.

2

Сэр Гийонара Агой, лорд Кэлла – родители и судьба наградили этого воина на редкость красивым и мелодичным именем, которое странно ложилось на язык, отдавая сладостью и горечью одномоментно.

Они шли всю ночь по широкой дороге, прорезающей тело гор, освещённой лишь луной и звёздами. Казалось, что нет ничего для этих людей страшнее того, что они оставили за спиной, и Анариэль их понимала. И всё же то, что остатки армии передвигались под покровом темноты, было непривычно и, наверное, жутко, не заметь она, что у стрелков, идущих первыми и замыкающими, глаза в темноте светятся как у кошек. И, подтвердив её догадку, ей объяснили, что все стрелки – жители огромного дремучего леса, и, чтобы выжить там, людям пришлось приспособиться и перенять у зверей некоторые свойства, такие как ночное зрение, острейшее дневное зрение, тонкий слух и обоняние.

Они шли пешком. Ей пытались предложить лошадь, но она только отмахнулась, сказав, что привычна к дальним переходам и ей это нравится. И это была правда. Она шла где-то ближе к голове крошечного войска, рядом с лордом, который без устали отвечал на её вопросы об этом мире и рассказывал о войне. Он рассказал, что жизнь на этом материке никогда не была легкой. Война богов исковеркала его, породив чудеса и чудовищ, магия была здесь столь же привычна, как и молитва, и одно нередко подкреплялось вторым. Однако люди хотели жить и приспосабливались к этой не особо дружелюбной земле. Они жили бок о бок с эльфами в лесу Граниэл, возделывали плодородные поля богатой Эскайоры, кочевали по сухим степям Кэлла, ловили ветра и приручали драконов в горах Фаррахта. Уживались с гоблинами и троллями, с гномами и эльфами, договаривались с ундинами и сильфами. Некоторые даже поселились в мрачных отрогах молодых гор Каоры, изобилующих вулканами и огнедышащими драконами. Драконы, впрочем, со времени Войны богов измельчали, и уже не представляли такой опасности. Но, к сожалению, несколько самых хитрых и безжалостных старых ящеров продолжали жить и разорять города и села, а иногда, как вчера, они вступали в союз с кем-то из правителей и устраивали их врагам ад на земле. Каора, между тем, отнюдь не бедствовала. Удобренная пеплом почва приносила обильный, хоть и своеобразный урожай, а за низинами раскинулось море. Выход к морю был не только у каорцев, но лишь у них была удобная и обширная береговая линия, в то время, как Эскайора имела лишь один порт, а Кэллу с Фаррахтом приходилось делить на двоих одну гавань. Материк был не велик, выходов во внешний мир было мало, так что периодически здесь начинались войны за лучшие земли или просто за власть над всем материком. Последняя такая война была сто лет назад, когда правители Эскайоры и Каоры оба были молоды, сильны и амбициозны. Однако тогда ни одному из них не удалось добиться значительных успехов, чаши весов качнулись и снова вернулись в равновесие.

Пару месяцев назад на сопредельные территории начали совершать набеги уроженцы Каора, иногда так сильно видоизменившиеся, что их трудно было принять за людей. Причём, они, казалось, ничего не боялись, и были действительно сильны и уверены в своём превосходстве. Когда такие набеги добрались до границ Эскайоры, король Каоры официально объявил войну. И королю Эскайоры срочно пришлось созывать под свои знамена воинов дружественных государств, которых на материке было большинство. Итак, была собрана Армия Союза, выбрано место и время битвы. Но они даже и предположить не могли, что это будет за битва. По традиции, предводители обоих сторон пытаются решить исход сражения личным поединком. На этот раз силы подобрались равные. Они сражались и раньше, в молодости, и знали друг друга, как облупленных. Так что, может быть, поэтому, а, может, по зловещей насмешке судьбы, но в поединке были смертельно ранены оба. Когда же началась битва, стало ясно, почему каорцы так осмелели: на их стороне была магия, настолько сильная, что напоминала легенды о Войне богов. А ещё у них был дракон. И, хотя обе армии понесли огромные потери, каорцы, всё же могли сказать, что это была их победа, хотя и наступать дальше они были не в состоянии. Лорд не забыл упомянуть, что у их врагов все-таки осталось несколько человек командования, в то время, как он – один да десяток мальчишек. Но он не собирался сдаваться. Они вернутся в столицу Эскайоры, стянут туда новые силы, и с этой армией нанесут ответный удар по Каоре.

Пока он вёл рассказ, он то и дело испытующе смотрел на Анариэль. У него был очень внимательный взгляд, как будто он смотрел не на внешнее, а проникал прямо в мысли. Однако она также чувствовала, что хотя он относится настороженно к гостье из иного мира, он, всё же, сочувствует её горю.

В предрассветных сумерках они вышли в долину, раскинувшуюся у подножья гор. Здесь решено было устроить привал, и когда все уснули, а часовые разошлись по постам, они остались у догорающего костра вдвоём.

При свете наступающего утра, воин выглядел ещё внушительнее. Можно было вдоволь полюбоваться его орлиным профилем, вызолоченной солнцем и ветром кожей, светло-карими, почти золотыми глазами. Но также становились видны суровые складки у рта, несколько глубоких морщин, перечеркнувших лоб, и легкое серебро на висках. Анариэль могла бы мгновенно прочитать его прошлое, он был совершенно обычным человеком, ни капли магии, но так было не интересно. Гораздо интереснее было рассматривать его: лицо, руки, походку, – хранящие следы всей его жизни.

Он не спешил, но этот вопрос должен был прозвучать. И когда вокруг не осталось бодрствующих, об этом Анариэль позаботилась, он всё-таки озвучил его:

– Кто вы, леди? Зачем вы пришли в наш мир?

– С чего вы взяли, что я леди? Я, возможно, такая же наёмница, как и они, – Анариэль неопределенно махнула рукой, думая, что и как стоит говорить, но это его не обмануло.

– Просто, я вижу это. Как вы держитесь, как разговариваете. Вам знакома походная жизнь, но, уверен, также легко и естественно вы будете вести себя во дворце. И вам не нужно меня бояться. Я не буду использовать то, что вы мне расскажете, чтобы навредить вам. Если хотите, я могу поклясться…

– Не надо, – оборвала его Анариэль и тут же добавила, гораздо мягче: – Я ни на минуту не сомневаюсь в вашей чести, лорд Гийонара, просто я привыкла, что мало в каком из миров моя откровенность не повлечет за собою костёр.

– Тогда я осмелюсь просить вас называть меня так же, как зовут меня мои воины. Лорд Ги, это не так длинно и легче дается непривычному к именам кочевников человеку, – он улыбался. Первый раз с момента их встречи. Легкая улыбка озарила его лицо, и вмиг оно преобразилось, из суровой маски воина и правителя став лицом живого человека, остро напомнившего Анариэль Вика. И она начала говорить.

Она рассказывала об Октавионе, о белых башнях с шпилями из янтаря, о дорогах и чайках, путающихся в мачтах речного и морского портов. Рассказывала о своих друзьях и детстве, о наивных принцах-женихах, о путях ветра под её ногами. А он внимательно слушал, не перебивая, не показывая утрированного изумления или восторга. Он просто слушал, как слушает ночь в степи, внимательно и чутко принимая в себя все звуки. Когда она закончила, он спросил, как же так получилось, что воин этого мира – её брат? И ей пришлось рассказывать и про ту давнюю её жизнь. Снова вставали в памяти темный эльф и Гирасил, братья-принцы, менестрель, счастливые дни жизни отряда и ужас войны. Сейчас, когда она знала, что Санси жив, она могла говорить об этом. Её сердце не сжимали ледяные тиски так, что невозможно даже вдохнуть, ей просто было грустно. Грустно, что её братья, погибшие в той войне, прокляты и должны рождаться, чтобы снова и снова воевать. Так странно, но, когда она говорила про Октавион, она будто бы рассказывала волшебную сказку, красивую, но случившуюся с кем-то другим. А вот воспоминания о той, давней жизни, волновали её, как будто это было вчера. Взглянув на своё левое запястье, она увидела, как его оплетают синие линии татуировки, словно она снова была дочерью темного эльфа. Ян говорил когда-то, что рано или поздно она сможет преодолеть ту свою жизнь, освободиться от плена её памяти, ведь людям ветра не на пользу якоря. И она думала, что встреча с Санси станет таким переломным моментом, но сейчас чувствовала, что это не так. Интуиция настойчиво говорила ей, что когда она освободит Аля от проклятия, только тогда память той жизни перестанет давить на неё. Что ж, она собиралась приложить к этому максимум усилий. Тем более, что ветер привел её сюда не просто так: она просила возможности стать сильнее, и она её получила. Она чувствовала, что пока не уладит дела в этом мире, дороги ветра её не позовут. И в кои-то веки, ей это нравилось!

Она поняла, что давно уже сидит молча. Гийонара не торопил её. Он тоже молчал, глядя куда-то вдаль, где в ручейках тумана тонула меж деревьями дорога, по которой им предстояло идти, петлявшая между низкими холмами. Однако он первый нарушил установившуюся тишину:

– Я не хочу, чтобы вы шли в нами. Я провожу вас до столицы, Эскайоры, но не дальше. Дальше мы соберём новую армию и двинемся на Каору. Мы потеряли много, но если мы сейчас не ударим, мы не сумеем собрать силы в кулак ещё раз. Мы обезглавлены – они тоже. Но вы говорите, что хотите убить того, кто затеял эту войну. И, честно говоря, у меня очень плохие предчувствия на этот счет. Король Каоры не был глуп, он знал, что силы примерно равны, и не стремился развязать самоубийственную войну. Его кто-то убедил или вынудил это сделать. А чтобы быть способным управлять старым гордецом, да ещё и привлечь к битве дракона и устроить при помощи конклава магов бурю… Для этого нужно быть очень сильным магом, сильнейшим на нашем материке, если быть точным. И мне не нравится то, что я даже не представляю, кто бы мог за этим стоять. Как видите, нам придётся играть вслепую, и эта война будет беспощадной, поэтому я не хочу, чтобы вы в ней участвовали, леди.

Анариэль усмехнулась:

– Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию, лорд Ги. Несмотря на свою внешность, я обладаю силой, вполне способной стереть с лица этого мира ваш материк. Так что с магом я как-нибудь справлюсь. Кроме того, я не собираюсь идти напролом, и вполне способна сама отыскать нашего кукловода, пока ваша армия будет отвлекать на себя его внимание. Я смогу за себя постоять и мне не впервой работать в одиночку в чужом и враждебном для меня мире.

– Прошу прощения за мою неделикатность, – он говорил совершенно серьёзно и извинялся искренне, – я сразу почувствовал вашу силу, но глядя на вас я также вижу прекрасную и нежную женщину с чувствительной и тонкой душой. Поэтому мне хочется оградить вас от ужасов войны, простите.

Анариэль почувствовала, как краснеет. Было мучительно стыдно осознавать, что ни один мужчина в её жизни, не считая отца и Фредерика, не говорил ей таких слов. Она привыкла быть сильным воином, но, видя её воинский характер, её считали стальной во всём. И даже её возлюбленные никогда не относились к ней как к слабой и нежной женщине.

И ведь он ни капли не лукавил, он говорил с нею искренне и прямо, никаких намёков, никакого заигрывания или кокетства. Он так думал, так чувствовал, и ей, честное слово, хотелось растаять перед ним сахарной принцессой, но проблема была в том, что её тонкую и чувствительную душу пинали коваными сапогами столько раз, что она почти разучилась показывать другим людям свои чувства, иногда пряча их даже от себя самой. Только отцу, пожалуй, она могла рассказать всё.

Лорд Ги поднялся и направился вглубь просыпающегося лагеря. А девушка смотрела ему вслед, всё ещё не в силах переварить его слова, и снова ловила себя на мысли, что он очень похож на её отца.

3

Три дня спустя они дошли до большого поселения, отдалённо напоминающего город. Лорду Ги и его спутнице предложили устроиться на ночлег в доме местного старейшины, и тут Анариэль впервые за эти дни смогла посмотреть на себя в зеркало. Не то чтобы она волновалась о том, как она выглядит, ведь чтобы рассеять любые сомнения по этому поводу ей вполне хватало восторженных взглядов молодых офицеров и пристального внимания со стороны лорда. Однако её беспокоило то, насколько сильно возобладала над нею память прошлой жизни. Проявившаяся на левой руке татуировка ясно говорила о том, что память меняет её тело.

Отражение в зеркале немного успокоило её. Да, из-за стекла на неё смотрела дочь темного эльфа, с невероятно глубокими, обманчивыми глазами цвета вечернего неба, с чуть светящейся от переизбытка магии кожей, и неуловимо, но всё же, изменившимися чертами лица, ровно настолько, чтобы стать ослепительно красивыми. Но также присутствовала ироничная улыбка, которой за ней не водилось в «светлую» пору детства, то есть в ранних жизнях воина ветра, и взгляд вроде бы эльфийских глаз был отнюдь не дивным. В нём, по крайней мере, прекрасно угадывался характер воспитанницы Вика и фамильное безумие детей ветра. Это давало небольшую, но, всё же, надежду на то, что у неё в рукавах осталась пара козырей ветра, и не придётся вести бой одной магией.

Со временем иллюзии по поводу всесилия магии и своих исключительных способностей в ней рассеялись. На любую силу рано или поздно находится сила, на мастерство – талант. Анариэль прекрасно знала, что с действительно сильным и одаренным магом ей не стоило даже пытаться соперничать. Другое дело, что маги в большинстве миров пытались управлять силами природы своей волей, и иногда это у них даже получалось, но только в рамках отдельных планет или даже местностей. Стихийникам же это, по большому счету, было не нужно. Сила стихии уже текла в их крови, каждое их движение было волей стихии, а не насилием над ней, кроме того, люди вроде неё, путешествующие по любым мирам, постоянно выходящие за рамки, являлись носителями сил, границы которых легко охватывали множество посещаемых их людьми миров. Но если ожившая память начинала навязывать ей роль из далекого прошлого, да так настойчиво, что это влияло на внешний вид, то одновременно ограничивалась и её сила. Дар памяти был обоюдоострым оружием, и если ты не управляешь памятью, то она управится с тобой. Иного не дано.

Анариэль выбросила панические мысли из головы и шагнула в воздух, сливаясь с ним. Отражение в зеркале исчезло, ветер покружил по не богато, но добротно обставленной комнате, заглянул на висящие под самым потолком полки, под дно задвинутого в угол комода, и, успокоившись, снова обрел человеческую форму. Это осталось при ней, значит, всё не так уж плохо. И прогулка обещает быть веселой, особенно в компании лорда Ги.

В тот же день, когда они пересекли горы, лорд Ги послал гонца в столицу, дав ему своего коня. Уже через день пути они смогли обзавестись лошадьми и повозками в ближайшей деревне и двинулись дальше верхом. Скорость отряда при этом не особо увеличилась, но, передвигаться стало легче. И вот, видимо гонец выполнил своё поручение – перед домом старейшины осаживал взмыленного коня запылённый человек в берете с королевским гербом. Слетев с коня, гонец метнулся в дом и пропал из поля зрения Анариэль.

Когда она спустилась вниз в большую общую комнату, рассчитанную на то, чтобы вместить всю семью и случайных гостей старейшины, за большим столом сидел один Гийонара. Лорд держал в руках развернутый лист письма, глядя прямо перед собой остановившимся тяжёлым взглядом. Его брови были сдвинуты, на лбу появилась суровая складка, – новости были неважные. Хотя тут особо радостных новостей ждать не приходилось. Анариэль видела, как смотрели на них в деревнях, которые они проезжали, чувствовала, как над их отрядом витало разочарование и отчаяние этих людей.

Лорда было почему-то жаль, ей подумалось, что он взвалил эту войну себе на плечи, хотя мог этого не делать. Лорд Кэлла – не король же Эскайоры, в конце концов, даже если тот и умер. Но лезть к воину с непрошенными утешениями – дурной тон, и даже за меньшее вызывали на дуэли. И то, что этот конкретный воин воспринимает её как женщину, сути не меняло. Так что она неслышной тенью проскользнула в дверь и обогнула дом. За домом начинался обширный сад, она спокойно выбрала подходящее плодовое дерево и залезла на него. В идеале, конечно, можно было залезть на конёк крыши, но сейчас ей нужно было быть услышанным одним человеком, а не давать представление для всей округи.

В близкой дружбе с гениальным менестрелем были свои преимущества. Нефа на пушечный выстрел нельзя подпускать к формализованной музыке и к академическим учреждениям, так как все условные ноты, четвери и прочую дребедень он считает оскорблением самой музыки. При этом он умеет невероятно тонко чувствовать музыку во всех её проявлениях, управлять ей и, как это ни парадоксально, может учить этому. Конечно, это было в той жизни, когда они встретились в первый раз, сейчас Неф не учит. Но тогда он умудрился каждого в отряде обучить каким-то азам, а некоторым из них словно передал по частичке своего дара. Анариэль сказочно повезло: у неё был гениальный учитель, и она готова была у него учиться. С тех пор у неё всегда была флейта. Для человека ветра не было такой уж большой проблемой в любой момент извлечь из кажущейся пустоты небольшой, но дорогой сердцу предмет, и когда у неё случалось соответствующее настроение, или когда того требовал момент, она брала в руки флейту. И сейчас её пальцы снова сомкнулись на полированном дереве. Губы согрели мундштук, и робкий пока ещё поток воздуха пробудил инструмент ото сна. Дыхание человека перешло в голос флейты и полетело дальше под высокое вечернее небо, свивая воздух в разноцветные жгуты, вылепляя из мягких облаков фигуры замков и единорогов, чудесных птиц и кораблей. Звуки взлетали над домом и опускались на ветви деревьев в саду, обволакивали дорожки, проникали в щели, ложились на руки слышавших их людей, ластились к ним, как кошки. Музыка захватывала всё вокруг, изменяя пространство и время, уводя слушателей в прекрасные страны и вливая в их души чистую живую воду звенящего света и тепла. Пальцы и губы музыкантши сами решали, что им играть. Они знали своё дело, как знают давнюю любовь: здесь ласкать, здесь начать жестче, а здесь отпустить на волю. Дочь ветра только задавала настроение, о, Неф великолепно научил её задавать настроение. С его талантом, вдохновлявшим на битву целые армии, ей было не сравниться, но взять за душу небольшую аудиторию и не отпускать до тех пор, пока музыка не сделает с ними всё, что ей угодно, она могла.

Поэтому она ничуть не удивилась, когда лорд Ги вышел из дома и пошёл как зачарованный на звуки флейты. Он остановился неподалеку от дерева, на котором она устроилась, и разглядывал её так, как будто впервые увидел. Она же делала вид, что полностью погружена в игру, но не прекратила играть, пока с лица лорда не исчезли последние тени, уступив место светлой и спокойной радости.

Только спрятав уставшую флейту и спрыгнув с дерева, она поняла, что перестаралась. Гийонара смотрел на неё, как на сошедшую с небес богиню, и она чуть не задохнулась от исходящего от него обожания.

– Благодарю вас, мне никогда не доводилось слышать такой прекрасной игры, которая буквально исцеляет душу, – он поклонился окончательно смущённой девушке и поцеловал ей руку.

Она снова почувствовала, что краснеет, но даже сердиться на себя за это не могла, такой взрывной смеси восхищения и нежности она еще ни от кого не чувствовала.

– Не стоит, право, я только любитель. Просто такое настроение, что хочется играть, – в таком состоянии ей было тяжело связно оправдываться, но снизить градус восторга было необходимо, а то так и влюбиться не долго.

Он ничего не сказал на эту очевидную ложь. Просто смотрел на неё, не отводя глаз и пряча в уголках губ улыбку. Лорд Ги был не так уж прост, несмотря на свою искренность и прямоту.

Их кони шли рядом, впрочем, в отряде давно привыкли к тому, что юная наёмница и лорд предпочитали общество друг друга. Быть может, кто-то догадывался, что девушка – маг, но всё равно, видели в ней девчонку, потерявшую на войне брата и приглянувшуюся командиру. Анариэль была совсем не против такой версии, она снимала множество вопросов, да и лорд, похоже, не волновался о своей репутации. Жены у него не было, так что ему было выгодно выглядеть покорителем женских сердец.

Постепенно они приближались к цели своего путешествия, и лорд Ги рассказывал Анариэль об Эскайоре и её королевской семье. Король Лингерийл правил этой страной больше ста лет, был любим подданными, а среди властителей соседних держав большинство были его друзьями или воспитанниками, так как в своё время его воинская слава гремела на весь континент. Единственным достойным его соперником был король Каоры, но тот всегда был слишком замкнут и самодостаточен, чтобы считаться с соседями или учить чужих отпрысков, за какой конец держать меч. Лингерийл был счастливо женат, и у него была единственная дочь. Именно семнадцатилетняя принцесса после гибели отца должна была сесть на трон Эскайоры, так как её мать была жрицей, а каста жрецов давала обет отказа от земной власти. Это также значило, что девушка не останется без поддержки жрецов, хотя обычно они старались не касаться дел государства, если только король не спрашивал совета у богов. С армией также проблем не предвиделось, только вот вести в бой их было некому. Эскайорские старшие офицеры скорее перессорятся, чем выберут кого-то одного, кто займет место Лингерийла во главе войска. Поэтому командовать предстояло лорду Ги.

Анариэль, наконец, решила задать волновавший её вопрос:

– А у вас есть наследник, лорд Ги? Кто станет править в Кэлле, если с вами что-то случится?

Воин на секунду задумался, а потом спокойно ответил:

– Нет. У меня нет наследника, а династия лордов Кэлла пока что состоит из одного меня.

– Как это может быть?

Лорд невесело усмехнулся:

– Кочевники не очень склонны к созданию централизованной власти. Им привычнее, когда каждое племя само по себе. Так, конечно, если станет голодно, можно пойти резать соседей под предлогом похищения девственности дочери вождя, но против сильного врага не выстоять. Периодически кто-то из вождей пытался объединить все племена, но до меня это не удавалось никому. Наверное, потому что они всё равно оставались вождями одного племени, а других считали бесплатными слугами, но не поручусь. Мне удалось построить пока что единственный в Кэлле город, я начал воспитывать в людях чувство того, что все мы – одно племя, и достиг в этом кое-каких успехов… Но если я погибну, продолжить мое дело в Кэлле будет некому. Может быть, в память обо мне мой побратим захватит Кэлл, но вряд ли он захочет взвалить себе на плечи ещё и эту ношу. Так что, скорее всего, всё вернётся на круги своя.