Книга: 451 градус по Фаренгейту - Рэй Брэдбери

Главный герой Гай Монтэг работает пожарным, но его работа далека от привычного представления об этой профессии. В мире будущего книги запрещены, и именно пожарные сжигают их, чтобы никто не мог читать и думать самостоятельно. Но однажды он начинает задаваться вопросами, которые никогда раньше не приходили ему в голову. Что скрывается за этими страницами? Почему люди боятся книг?

Брэдбери мастерски описывает общество, где чтение стало преступлением, а телевидение заменило живое общение. Это мир, где люди живут в виртуальной реальности, не замечая ничего вокруг. Но даже в таком мрачном мире есть те, кто стремится сохранить знания и культуру, несмотря на все запреты.

Книга «451 градус по Фаренгейту» напоминает нам о важности свободы мысли и слова, о ценности знаний и культуры. Она показывает, как легко можно утратить эти ценности, если перестать бороться за них. Этот роман остаётся актуальным и сегодня, когда технологии стремительно развиваются, а информация становится всё более доступной.

СЮЖЕТ.

Сюжет довольно простой. В некотором государстве запрещены книги. Если у кого-нибудь дома есть книги, приезжают пожарные и сжигают не только книги, а абсолютно всё. Гай Монтэг – пожарный, всю жизнь сжигал книги. Однажды он повстречал странную девушку, после общения с которой он задумался о многих вещах. Он заинтересовался книгами. В результате сожгли и его жилище. Дабы не выдать своего товарища по разуму (ведь основная масса населения зомбирована телевидением), Монтэг совершает преступление и ударяется в бега…

ЧТО ПОНРАВИЛОСЬ?

Что самое интересное в этом произведении? Это описание общества, которое во многом напоминает нашу жизнь сегодня. Интересный факт: у супруги Монтэга в ушах все время вставлены «ракушки». «Когда вышел роман, наушники были большими и громоздкими. Но Брэдбери описывал «миниатюрные "Ракушки", крошечные, с наперсток, радиоприемники-втулки», которые помещались в ушной канал и играли музыку для спящей жены Монтэга. Эти «ракушки» из вымысла научной фантастики стали реальностью науки в 2001 году, когда дизайнер компании Apple Джонатан Айв придумал первые наушники-вкладыши.» Вернемся к Монтэгу. Если его жена не в наушниках, то она постоянно смотрит сериалы. У них дома три телевизорные стены в одной комнате, жена мечтает ещё о четвертой. Очень показателен отрывок:

«— Что сегодня в дневной программе? — спросил он устало. Она ответила, не поднимая головы: — Пьеса. Начинается через десять минут с переходом на все четыре стены. Мне прислали роль сегодня утром. Я им предложила кое-что, это должно иметь успех у зрителя. Пьесу пишут, опуская одну роль. Совершенно новая идея! Эту недостающую роль хозяйки дома исполняю я. Когда наступает момент произнести недостающую реплику, все смотрят на меня. И я произношу эту реплику. Например, мужчина говорит: «Что ты скажешь на это, Элен?» — и смотрит на меня. А я сижу вот здесь, как бы в центре сцены, видишь? Я отвечаю… я отвечаю… — она стала водить пальцем по строчкам рукописи. — Ага, вот: «По-моему, это просто великолепно!» Затем они продолжают без меня, пока мужчина не скажет: «Ты согласна с этим, Элен?» Тогда я отвечаю: «Ну, конечно, согласна». Правда, как интересно, Гай? Он стоял в передней и молча смотрел на неё. — Право же, очень интересно, — снова сказала она. — А о чём говорится в пьесе? — Я же тебе сказала. Там три действующих лица — Боб, Рут и Элен. — А! — Это очень интересно. И будет ещё интереснее, когда у нас будет четвёртая телевизорная стена. Как ты думаешь, долго нам ещё надо копить, чтобы вместо простой стены сделать телевизорную? Это стоит всего две тысячи долларов. — Треть моего годового заработка. — Всего две тысячи долларов, — упрямо повторила она. — Не мешало бы хоть изредка и обо мне подумать. Если бы мы поставили четвёртую стену, эта комната была уже не только наша. В ней жили бы разные необыкновенные, занятые люди. Можно на чём-нибудь другом сэкономить. — Мы и так уж на многом экономим, с тех пор как уплатили за третью стену. Если помнишь, её поставили всего два месяца назад. — Только два месяца? — Она остановила на нём задумчивый взгляд. — Ну, до свидания, милый. — До свидания, — ответил он, направляясь к выходу, но вдруг остановился и обернулся. — А какой конец в этой пьесе? Счастливый? — Я ещё не дочитала до конца.»

Жена увлечена пьесой, но что её там интересует? На вопрос «О чем говорится в пьесе?», она отвечает «Там три действующих лица – Боб, Рут и Элен». Она даже не в состоянии сказать о чем пьеса. Это напоминает активных пользователей Ютуба, которые не читают книги, а смотрят ролики в неограниченных количествах. Когда спрашиваешь такого человека о какой-нибудь теме, о каком-нибудь понятии - обычно ответ такой: или присылает ссылку на ролик или если просишь доказательств по поводу тезисов, то звучит такой ответ: «так Семин говорил», «так Гоблин сказал». Жена Монтэга – это типичный среднестатистический обыватель.

Вот ещё пример:

«Говорящая гостиная! Как это верно! Когда бы он ни зашёл туда, стены разговаривали с Милдред: «Надо что-то сделать!» «Да, да, это необходимо!» «Так чего же мы стоим и ничего не делаем?» «Ну давайте делать!» «Я так зла, что готова плеваться!» О чём они говорят? Милдред не могла объяснить. Кто на кого зол? Милдред не знала. Что они хотят делать? «Подожди и сам увидишь», — говорила Милдред. Он садился и ждал. Шквал звуков обрушивался на него со стен. Музыка бомбардировала его с такой силой, что ему как будто отрывало сухожилия от костей, сворачивало челюсти и глаза у него плясали в орбитах, словно мячики. Что-то вроде контузии. А когда это кончалось, он чувствовал себя, как человек, которого сбросили со скалы, повертели в воздухе с быстротой центрифуги и швырнули в водопад, и он летит, стремглав летит в пустоту — дна нет, быстрота такая, что не задеваешь о стены… Вниз… Вниз… И ничего кругом… Пусто… Гром стихал. Музыка умолкала. — Ну как? — говорила Милдред. — Правда, потрясающе? Да, это было потрясающе. Что-то совершилось, хотя люди на стенах за это время не двинулись с места и ничего между ними не произошло. Но у вас было такое чувство, как будто вас протащило сквозь стиральную машину или всосало гигантским пылесосом. Вы захлёбывались от музыки, от какофонии звуков. Весь в поту, на грани обморока Монтэг выскакивал из гостиной. Милдред оставалась в своём кресле, и вдогонку Монтэгу снова неслись голоса «родственников»: «Теперь всё будет хорошо», — говорила тётушка. «Ну, это ещё как сказать», — отвечал двоюродный братец. «Пожалуйста, не злись». «Кто злится?» «Ты». «Я?» «Да. Прямо бесишься». «Почему ты так решила?» «Потому». — Ну хорошо! — кричал Монтэг. — Но из-за чего у них ссора? Кто они такие? Кто этот мужчина? И кто эта женщина? Кто они, муж и жена? Жених и невеста? Разведены? Помолвлены? Господи, ничего нельзя понять!.. — Они… — начинала Милдред. — Видишь ли, они… Ну, в общем, они поссорились. Они часто ссорятся. Ты бы только послушал!.. Да, кажется, они муж и жена. Да, да, именно муж и жена. А что?»

Вот что рассказывает Монтегу «странная» девушка Кларисса. Та самая девушка, благодаря которой он начал задумываться о происходящем.

«— Но больше всего, — сказала она, — я всё-таки люблю наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей, прислушиваюсь к их разговорам. Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут... Иногда я подслушиваю разговоры в метро. Или у фонтанчиков с содовой водой. И знаете что? — Что? — Люди ни о чём не говорят. — Ну как это может быть! — Да-да. Ни о чём. Сыплют названиями — марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: «Как шикарно!» Все они твердят одно и то же. Как трещотки. А ведь в кафе включают ящики анекдотов и слушают всё те же старые остроты или включают музыкальную стену и смотрят, как по ней бегут цветные узоры, но ведь всё это совершенно беспредметно, так — переливы красок. А картинные галереи? Вы когда-нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже всё беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда-то, так говорит дядя, всё было иначе. Когда-то картины рассказывали о чём-то, даже показывали людей.»

Действительно, если вытащить наушники из ушей и прислушаться к тому, о чем говорят люди на улице или в транспорте, то возникает именно такое ощущение, что люди обсуждают какую-то ерунду. Я как-то ехал в автобусе и оказался свидетелем разговора двух молодых девчонок о художниках-передвижниках. Думаю, ничего себе! Ну-ка, ну-ка… Оказывается, они тщательно готовились к какому-то конкурсу среди студентов и сейчас едут пробовать свои силы. Одна говорит название картины, а другая должна ответить - какой это художник. Вопросы были следующие: «Чаепитие в Мытищах», «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», «Московский дворик», «Апофеоз войны». Та не смогла ответить ни на один вопрос. Другая говорит: «Ты не переживай, ведь главное - это участие». Такое сегодня общество. Это же не вопросы уровня, кто написал «Кружевница», «Лютнист», «Фламандские пословицы»?! Помню, я однажды услышал на улице часть разговора двух седовласых кабардинцев. Разговор у них был о Хрущеве, и один из старцев воскликнул: «Но ведь это было предательство!» Я тогда очень удивился. Ну а Кларисса права - «Люди ни о чём не говорят».

Когда всё это началось? Начальник Монтэга, брандмейстер Битти, рассказывает, что в начале двадцатого века появилось кино, радио, потом телевидение. Скоро всё стало производиться в массовых масштабах. Массовое – значит упрощенное.

«Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия — собаки, лошади, экипажи — медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объёме. Сокращённое издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!» «Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи. Потом ещё больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты, потом ещё: десять — двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно, преувеличиваю. Словари существовали для справок. Но немало было людей, чьё знакомство с «Гамлетом» — вы, Монтэг, конечно, хорошо знаете это название, а для вас, миссис Монтэг, это, наверно, так только, смутно знакомый звук, — так вот, немало было людей, чьё знакомство с «Гамлетом» ограничивалось одной страничкой краткого пересказа в сборнике.» «Срок обучения в школах сокращается, дисциплина падает, философия, история, языки упразднены. Английскому языку и орфографии уделяется всё меньше и меньше времени, и наконец эти предметы заброшены совсем. Жизнь коротка. Что тебе нужно? Прежде всего работа, а после работы развлечения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь! Так зачем же учиться чему-нибудь, кроме умения нажимать кнопки, включать рубильники, завинчивать гайки, пригонять болты?» «Застёжка-молния заменила пуговицу, и вот уже нет лишней полминуты, чтобы над чем-нибудь призадуматься, одеваясь на рассвете, в этот философский и потому грустный час.» «Долой драму, пусть в театре останется одна клоунада, а в комнатах сделайте стеклянные стены, и пусть на них взлетают цветные фейерверки, пусть переливаются краски, как рой конфетти, или как кровь, или херес, или сотерн. Вы, конечно, любите бейсбол, Монтэг? — Бейсбол — хорошая игра.» «Как можно больше спорта, игр, увеселений — пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Организуйте же, организуйте всё новые и новые виды спорта, сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума всё меньше.» «Надо обуздать человеческий разум. Почём знать, кто завтра станет очередной мишенью для начитанного человека?» «Вы должны понять, сколь огромна наша цивилизация. Она так велика, что мы не можем допустить волнений и недовольства среди составляющих её групп. Спросите самого себя: чего мы больше всего жаждем? Быть счастливыми, ведь так? Всю жизнь вы только это и слышали. Мы хотим быть счастливыми, говорят люди. Ну и разве они не получили то, чего хотели? Разве мы не держим их в вечном движении, не предоставляем им возможности развлекаться? Ведь человек только для того и существует. Для удовольствий, для острых ощущений. И согласитесь, что наша культура щедро предоставляет ему такую возможность.» «Устраивайте разные конкурсы, например: кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может назвать все главные города штатов или кто знает, сколько собрали зерна в штате Айова в прошлом году. Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии! Человек, умеющий разобрать и собрать телевизорную стену, — а в наши дни большинство это умеет, — куда счастливее человека, пытающегося измерить и исчислить вселенную, ибо нельзя её ни измерить, ни исчислить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок. Я знаю, я пробовал! Нет, к чёрту! Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы-геликоптеры, порнографию и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие автоматические рефлексы! Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего — ударьте по нервам оглушительной музыкой! И мне будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего-навсего механическая реакция на звуковолны. Но мне-то всё равно. Я люблю, чтобы меня тряхнуло как следует.»

Что касается нашего времени, сюда можно отнести экранизации литературных произведений. Разве это не замена подлинника? Получается, вроде ознакомился с сюжетом - считай, «приобщился» к мировой культуре. Интересно было сказано про молнию-застежку. Что когда были пуговицы, у человека был повод подумать о чем-нибудь. Обращали внимание на то, что люди сейчас носятся как угорелые? Когда носишься как угорелый, то в этот момент почти не думаешь. Попробуйте идти медленно, то есть идти нормально, почувствуйте разницу – сразу столько мыслей появляется… А что говорить об электросамокатах? Это та же «молния-застежка», о которой писал Брэдберри. «Как можно больше спорта». Кто-то скажет, а что здесь плохого? Но вот в нацистской Германии в школах спорт имел первостепенное значение. Как это сверху спускалось от фюрера? В его основном труде так было сказано: «Прежде всего, юные мозги нельзя перегружать предметами, 90% которых им не нужны и, следовательно, забудутся. Этническое государство должно сосредоточить всю свою воспитательную работу, прежде всего, не на вкачивании простых знаний, а на воспитании совершенно здорового тела. Лишь на ВТОРОМ плане идет тренировка умственных способностей, характер, особенно развитие СИЛЫ ВОЛИ и РЕШИТЕЛЬНОСТИ в сочетании с воспитанием готовности взять на себя ответственность и ТОЛЬКО В ПОСЛЕДНЮЮ ОЧЕРЕДЬ – НАУЧНАЯ ПОДГОТОВКА.» Даешь ещё больше ММА! Ну и конечно в первую очередь развлечения. Бывает человек говорит с гордостью «Я телевизор не смотрю». Зато не вылезаю из Ютуба. В общем, речь Битти – это ярчайший эпизод в книге.

Еще можно упомянуть то, что говорил Фабер Монтэгу. Фабер – бывший профессор английского языка колледжа изящной словесности. Они познакомились случайно в парке, когда Монтэг еще любил сжигать книги. Теперь Монтэг прозрел и у него в голове «что делать?»

«— Итак, вот первое, чего нам не хватает: качества, текстуры наших знаний. — А второе? — Досуга. — Но у нас достаточно свободного времени! — Да. Свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать? На что вы тратите своё свободное время? Либо вы мчитесь в машине со скоростью ста миль в час, так что ни о чём уж другом нельзя думать, кроме угрожающей вам опасности, либо вы убиваете время, играя в какую-нибудь игру, либо вы сидите в комнате с четырехстенным телевизором, а с ним уж, знаете ли, не поспоришь. Почему? Да потому, что эти изображения на стенах — это «реальность». Вот они перед вами, они зримы, они объемны, и они говорят вам, что вы должны думать, они вколачивают это вам в голову. Ну вам и начинает казаться, что это правильно — то, что они говорят. Вы начинаете верить, что это правильно. Вас так стремительно приводят к заданным выводам, что ваш разум не успевает возмутиться и воскликнуть: «Да ведь это чистейший вздор!» «— Моя жена говорит, что книги не обладают такой «реальностью», как телевизор. — И слава богу, что так. Вы можете закрыть книгу и сказать ей: «Подожди». Вы её властелин. Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнёт вас, как глину, и формирует вас по своему желанию. Это тоже «среда» — такая же реальная, как мир. Она становится истиной, она есть истина. Книгу можно победить силой разума. Но при всех моих знаниях и скептицизме я никогда не находил в себе силы вступить в спор с симфоническим оркестром из ста инструментов, который ревел на меня с цветного и объёмного экрана наших чудовищных гостиных. Вы видите, моя гостиная — это четыре обыкновенные оштукатуренные стены.» «Вся наша культура мертва. Самый остов её надо переплавить и отлить в новую форму. Но это не так-то просто! Дело ведь не только в том, чтобы снова взять в руки книгу, которую ты отложил полвека назад. Вспомните, что надобность в пожарных возникает не так уж часто. Люди сами перестали читать книги, по собственной воле. Время от времени вы, пожарники, устраиваете для нас цирковые представления — поджигаете дома и развлекаете толпу. Но это так — дивертисмент, и вряд ли на этом всё держится. Охотников бунтовать в наше время осталось очень немного. А из этих немногих большинство легко запугать. Как меня, например. Можете вы плясать быстрее, чем Белый клоун, или кричать громче, чем сам господин Главный Фокусник и все гостиные «родственники»? Если можете, то, пожалуй, добьётесь своего. А в общем, Монтэг, вы, конечно, глупец. Люди-то ведь действительно веселятся.»

Перейдем к недостаткам произведения. ЧТО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ?

Не выглядит реалистичной идея сжигания книг. Упоминалось, что есть список запрещенных книг. Но какие книги запрещены? По каким критериям их объединили в список? Отдельные названия книг мелькают, но по сути сжигают всё подряд, причём вместе с домами. Брандмейстер Битти говорит:

«— Цветным не нравится книга «Маленький черный Самбо». Сжечь её. Белым неприятна «Хижина дяди Тома». Сжечь и её тоже. Кто-то написал книгу о том, что курение предрасполагает к раку легких. Табачные фабриканты в панике. Сжечь эту книгу. Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь всё, что рождает тревогу. В печку!»

«Возьмём теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них — любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, — не дай бог как-нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои пишущие машинки! Ну что ж, они так и сделали. Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги — в подслащённые помои. Так, по крайней мере, утверждали критики, эти заносчивые снобы. Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает.»

Если книги превратились в «подслащенные помои», то зачем их сжигать? Жгут-то всё подряд. Даже если допустить такую меру, это наоборот вызвало бы стойкий интерес к книгам со стороны некоторой части общества.

Несколько раз было сказано, что Монтэг получал удовольствие от сожжения книг. Как он стал пожарным, вроде все логично: дед и отец были пожарными, сам Монтэг даже во сне видел себя пожарным.

«Жечь было наслаждение. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи.» Это в самом начале книги, я не смог уловить источник этого наслаждения.

Монтэг говорит:

«Ведь всего неделю назад, наполняя шланг керосином, я думал: черт возьми, до чего же здорово! Старик (Фабер) кивнул головой: — Кто не созидает, должен разрушать. Это старо как мир. Психология малолетних преступников. — Так вот, значит я такой! — В каждом из нас это есть.»

Такое вот объяснение у Брэдбери. По этой логике: если я не стою, значит лежу (сидеть на стуле не могу?) Если я не читаю книгу, значит пишу книгу (смотреть телевизор не могу?). И поэтому я получаю удовольствие. То есть чувство удовольствия вызывают любые процессы жизнедеятельности. Сомнительная логика.

Я не понял, зачем понадобился акт мести со стороны Монтэга по отношению к жене одного пожарника. Монтэг в произведении – положительный персонаж. Приведу разговор Монтэга с Фабером. Это когда Монтэг в поисках ответа на вопрос «что делать?» впервые его посетил.

«— Нет, мне не интересны такие разговоры (говорит Фабер), за которые меня могут сжечь. Другое дело, если бы можно было уничтожить саму систему пожарных. Вот если бы вы предложили отпечатать несколько книг и спрятать их в домах у пожарных так, чтобы посеять семена сомнения среди самих поджигателей, я сказал бы вам: браво! — Подбросить книги, дать сигнал тревоги и смотреть, как огонь пожирает дома пожарных? Вы это хотите сказать? Фабер поднял брови и посмотрел на Монтэга, словно видел его впервые. — Я пошутил. — Вы считаете, что это дельный план? Стоит попытаться? Но мне нужно знать наверное, что от этого будет толк.» «— И не ждите спасения от чего-то одного — от человека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спасти мир, — и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.»

Превосходно! А если утонул потому что плыл не к берегу?

«Фабер встал и начал ходить по комнате. — Ну? — спросил Монтэг. — Вы это серьёзно — насчёт пожарных? — Абсолютно. — Коварный план, ничего не скажешь, — Фабер нервно покосился на дверь спальни. — Видеть, как по всей стране пылают дома пожарных, гибнут эти очаги предательства! Саламандра, пожирающая свой собственный хвост! Ух! Здорово! — У меня есть адреса всех пожарных. Если у нас будет своего рода тайное…»

То есть это идея индивидуального террора? Ошибка народовольцев. На что Ленин сказал: «Мы пойдем другим путем.» Но Монтэг дальше, когда уже был в бегах от закона, делает следующее. Подбегает к дому пожарника:

«Миссис Блэк, вы спите? — думал он. — Я знаю, это нехорошо, то, что я делаю, но ваш муж поступал так с другими и никогда не спрашивал себя, хорошо это или дурно, никогда не задумывался и не мучился. А теперь, поскольку вы жена пожарника, пришёл и ваш черёд, теперь огонь уничтожит ваш дом — за все дома, что сжёг ваш муж, за всё горе, что он не задумываясь причинял людям». Дом молчал. Монтэг спрятал книги на кухне и вышел обратно в переулок. Он оглянулся: погружённый в темноту и молчание, дом спал. Снова Монтэг шагал по ночным улицам. Над городом, словно поднятые ветром обрывки бумаги, кружились геликоптеры. По пути Монтэг зашёл в одиноко стоящую телефонную будку у закрытого на ночь магазина. Потом он долго стоял, поёживаясь от холода, и ждал, когда завоют вдалеке пожарные сирены и Саламандры с рёвом понесутся жечь дом мистера Блэка. Сам мистер Блэк сейчас на работе, но его жена, дрожа от утреннего тумана, будет стоять и смотреть, как пылает и рушится крыша её дома. А сейчас она ещё крепко спит. Спокойной ночи, миссис Блэк.»

Зачем это? Месть? Причем тут жена пожарника? Она-то в чем виновата?

Итак, что предлагает делать автор произведения? Какой может быть выход из этой ситуации – когда человеку доступно только лишь одно развлечение? Как изменить установившийся порядок вещей? Самый мудрый человек в этом произведении, Фабер говорит Монтэгу, что у него есть на примете безработный печатник. «— Мы можем отпечатать несколько книг и ждать, пока не начнётся война, которая разрушит нынешний порядок вещей и даст нам нужный толчок. Несколько бомб — и все эти «родственники», обитающие в стенах гостиных, вся эта шутовская свора умолкнет навсегда! И в наступившей тишине, может быть, станет слышен наш шёпот.» То есть крайне желательно регрессировать назад. Техника будет уничтожена и мы, наконец, заживем. Кажется, это идеи луддитов? Позже, когда Монтэг окажется по своей глупости вне закона, Фабер посоветует ему отправиться в подполье – в леса, где можно встретить бывших питомцев Гарвардского университета и временно у них перекантоваться, а потом найти самого Фабера в Сент-Луисе.

Монтэг в лесу встречает группу людей: ученых, писателей, представителей духовенства – все они так же, как и Монтэг совершили ошибки и вынуждены уйти в подполье. Ошибки делали потому что «действовали в одиночку, ярость была нашим единственным оружием». Они предложили Монтэгу присоединиться к ним, тот согласился. Их подпольная деятельность заключается в том, что каждый человек носит в памяти какую-нибудь книгу. Сам Монтэг носит Экклесиаста в голове. Поэтому его просят беречь себя. Там говорится, что они изобрели устройство, которое позволяет извлечь из памяти однажды прочитанную книгу. Тогда почему у них человек является носителем всего одной лишь книги? Их задача – сохранить знания, которые ещё будут нужны, сберечь их в целости и сохранности.

«— У нас очень гибкая, неуловимая, разбросанная по всем уголкам страны организация. Некоторые из нас сделали себе пластические операции — изменили свою внешность и отпечатки пальцев. Сейчас нам очень тяжело: мы ждём, чтобы поскорее началась и кончилась война. Это ужасно, но тут мы ничего не можем сделать. Не мы управляем страной, мы лишь ничтожное меньшинство, глас вопиющего в пустыне. Когда война кончится, тогда, может быть, мы пригодимся. — И вы думаете, вас будут слушать? — Если нет, придётся снова ждать. Мы передадим книги из уст в уста нашим детям, а наши дети в свою очередь передадут другим. Многое, конечно, будет потеряно. Но людей нельзя силком заставить слушать. Они должны сами понять, сами должны задуматься над тем, почему так вышло, почему мир взорвался у них под ногами. Вечно так продолжаться не может. — Много ли вас? — По дорогам, на заброшенных железнодорожных колеях нас сегодня тысячи, с виду мы — бродяги, но в головах у нас целые хранилища книг. Вначале всё было стихийно. У каждого была какая-то книга, которую он хотел запомнить. Но мы встречались друг с другом, и за эти двадцать или более лет мы создали нечто вроде организации и наметили план действий. Самое главное, что нам надо было понять, — это что сами по себе мы ничто, что мы не должны быть педантами или чувствовать своё превосходство над другими людьми. Мы всего лишь обложки книг, предохраняющие их от порчи и пыли, — ничего больше. Некоторые из нас живут в небольших городках. Глава первая из книги Торо «Уолден»[5] живёт в Грин Ривер, глава вторая — в Уиллоу Фарм, штат Мэн. В штате Мэриленд есть городок с населением всего в двадцать семь человек, так что вряд ли туда станут бросать бомбы, в этом городке у нас хранится полное собрание трудов Бертрана Рассела. Его можно взять в руки, как книгу, этот городок, и полистать страницы, — столько-то страниц в голове у каждого из обитателей. А когда война кончится, тогда в один прекрасный день, в один прекрасный год книги снова можно будет написать, созовём всех этих людей, и они прочтут наизусть всё, что знают, и мы всё это напечатаем на бумаге. А потом, возможно, наступит новый век тьмы и придётся опять всё начинать сначала. Но у человека есть одно замечательное свойство: если приходится всё начинать сначала, он не отчаивается и не теряет мужества, ибо он знает, что это очень важно, что это стоит усилий. — А сейчас что мы будем делать? — спросил Монтэг. — Ждать, — ответил Грэнджер.»

«— Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим. Когда-нибудь мы вспомним так много, что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем самую глубокую, какая когда-либо была, могилу и навеки похороним в ней войну. А теперь в путь. Прежде всего мы должны построить фабрику зеркал. И в ближайший год выдавать зеркала, зеркала, ничего, кроме зеркал, чтобы человечество могло хорошенько рассмотреть в них себя.»

«Когда-нибудь потом, через месяц или полгода, но не позже, чем через год, он опять пройдёт, уже один, по этим местам и будет идти до тех пор, пока не нагонит тех, кто прошёл здесь до него.»

Пролетела быстротечная война, были снесены несколько тысяч городов, но время для активных действий этих людей так и не пришло. А придет ли это время когда-нибудь? Брэдбери поставил все в довольно безвыходную ситуацию при условии, что все книги в стране сжигают. В этом он увел нас от жизненной правды. Возможно, буржуи и не прочь лишить людей накопленных человечеством знаний. Но способом описанным Брэдбери, они так же лишают этих знаний и себя. А как же тогда возможно поддерживать такой технический уровень цивилизации, не говоря о том, что нужно двигаться вперед? Какой можно сделать вывод по этому произведению? Здесь полный винегрет. Здесь есть отдельные интересные мысли, перемешанные с какими-то непонятными вставками. Есть отдельные верно описанные картины, которые напоминают нам наше современное общество, но когда возникает вопрос, как изменить сложившуюся ситуацию, напрашиваются два пути выхода: убежать из города в леса и там найти единомышленников, чтобы вместе бродить по лесам и «ждать» или совершить акт самосожжения на глазах публики – «пробудить их ото сна». Жаль, что Брэдбери не придумал вместе с миниатюрными наушниками интернет с электронными книгами, тогда бы не пришлось протаскивать эту ложную линию с сожжением книг.

Чувствуется, что при написании книги Брэдбери руководствовался двумя вещами, которые его волновали: это деградация общества и исторический акт сожжения книг некоторых писателей германскими нацистами. Всё остальное – притянуто за уши. Мне думается, что это произведение очень сильно перехвалили. Возможно, кто-нибудь увидит новые явления в нашей действительности, которые не замечал ранее, но объяснение причин и идеи высказанные автором никуда не годятся. Один из основных посылов – автор против технического прогресса. Может его луддиты вдохновляли? Здесь можно вспомнить Маркса, который в «Капитале» писал, что не машины сами по себе являются врагом рабочего класса, а капиталистический строй, при котором они применяются. Он писал, что «машина сама по себе сокращает рабочее время, между тем как её капиталистическое применение удлиняет рабочий день… сама по себе она облегчает труд, капиталистическое же её применение повышает его интенсивность… сама по себе она знаменует победу человека над силами природы, капиталистическое же её применение порабощает человека силами природы… сама по себе она увеличивает богатство производителя, в капиталистическом же применении превращает его в паупера». Или технический прогресс (сам по себе, вне зависимости от общественно-экономической формации) превращает людей в идиотов у Брэдбери.

Думаю, что эта антиутопия зайдёт только лет до 22, потом же она покажется простоватой. Но всё же, задуматься есть о чём.

При первоначальном чтении в глаза бросается необычный язык повествования.

Из героев мне понравился сам Монтаг и Кларисса (она похожа на меня).

Абстрактное повествование книги неспешно пересказывает события. Нужно вчитываться и анализировать эту книгу. Легко читаемая, прочитала за пару часов.

Мне понравилась. Очень увлекательная! Советую любителям антиутопий и просто - всем!

P. S." Книги пахнут мускатным орехом..." (с)