Текст книги "Assassin’s Creed. Фрагменты. Клинок Айдзу"

Оливье Гэй
Assassin’s Creed. Фрагменты. Клинок Айдзу

Olivier Gay

Assassin’s Creed: Fragments. La lame d’Aizu

© 2021, 404 editions

© 2021 Ubisoft Entertainment. Tous droits reserves. Assassin’s Creed, Ubisoft et le logo Ubisoft sont des marques d’Ubisoft Entertainment aux Etats-Unis et/ou dans les autres pays.

© Яковлева К. В., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Глава 1

Два клинка столкнулись с глухим звуком, и Ацуко сделала шаг назад, вынужденная отступить. Она предугадала следующее движение, развернулась на правой ноге и нанесла цуки[1]1
  Атака на горло, призванная перерезать сонную артерию. – Здесь и далее прим. авт.


[Закрыть] – низкий длинный удар, который должен был попасть ее брату в горло, но не сумел пробить защиту.

– Уж в этот-то раз я… – начала было она.

Но не успела договорить, как он замахнулся мечом – куда быстрее, чем она ожидала, и ей пришлось отпрыгнуть, чтобы избежать удара. Ацуко упала на бок, перекатилась и вскочила на ноги, как раз вовремя, чтобы отвести боккэн[2]2
  Японский деревянный меч, форма которого имитирует катану, используется для тренировок.


[Закрыть] в сторону и не оказаться пронзенной насквозь.

Однако тут ее плечи ударились о стену додзё[3]3
  Зал для обучения боевым искусствам.


[Закрыть], и девушка поняла, что ее обвели вокруг пальца. Клинок брата стремительно летел ей в голову, Ацуко зажмурилась… и почувствовала легкий щелчок по лбу.

– Много болтаешь, – улыбнулся Ибука и опустил меч.

Ацуко откинула в сторону прядь волос, которая выпала из пучка и теперь лезла в глаза, и показала брату язык.

– Ненавижу тебя.

– Не ври, ты меня обожаешь.

– Одно другому не мешает. У меня не то что победить тебя не получается, я даже не могу нанести хотя бы один удар. Я такая неумеха!

Ацуко угрюмо сползла по стенке вниз и уселась на пол. Брат на секунду замешкался, а затем последовал ее примеру. Проказливая улыбка исчезла, уступив место вдумчивому выражению, которое смотрелось неуместно на лице семнадцатилетнего юноши.

– Не говори так. Ты самая одаренная девушка из всех, кого я знаю.

– Вот именно. Девушка, – пробормотала она.

– Ладно-ладно. Ты самая одаренная личность шестнадцати лет из всех, кого я знаю. Хм, ну или в крайнем случае ты на втором месте. Хоши тоже очень хорош.

– Но чтобы тебя победить, этого мало.

Ибука прислонился спиной к стене, лениво потянулся, словно большой кот, и заложил руки за голову.

– Все потому, что я гений, сестренка. Все так говорят. Должно быть, так оно и есть. Дело не в том, что ты одарена недостаточно, это я слишком уж талантлив.

– Ох, ну какой же ты противный, – буркнула Ацуко и ткнула брата в бок.

Хуже всего, конечно, то, что он был совершенно прав. Ее драгоценный братец любимчик всех самураев[4]4
  Представители военной касты, которая управляла Японией с начала периода Эдо.


[Закрыть] Айдзу: те не стеснялись утверждать, что перед ними не иначе как реинкарнация кого-то из легендарных воинов прошлого – то ли Миямото Мусаси, то ли Сасаки Кодзиро. Ибука, казалось, делает все шутя – и тем не менее его удары всегда были точны, его уклонения – доведены до совершенства, его защиты – безупречны. Он был наделен неслыханным проворством, поразительной скоростью реакции, впечатляющей ловкостью и едва ли не сверхъестественным чутьем.

Словом, он был невыносим.

– Однажды я тебя побью, – вполголоса пообещала Ацуко брату. – Однажды ты сделаешь ошибку, и я пробьюсь через твою защиту.

– Однажды, но не сегодня, сестренка, – засмеялся Ибука и взъерошил ей волосы. – И все же я не шутил, когда сказал, что ты одарена. Уж если кто меня однажды и победит, так это ты. Сегодня ты почти сумела до меня добраться.

– Правда? – воскликнула Ацуко. Голос ее был полон надежды.

– Ну не совсем, но я подумал, что тебе было бы приятно это услышать.

Девушка закатила глаза. Но долго злиться на брата ей было сложно. Он был такой лучезарный, все время в прекрасном расположении духа. И к тому же он всегда столько для нее делал!

В конце концов, именно благодаря поддержке Ибуки ей, девочке, разрешили обучаться воинскому искусству. Когда мальчику было шесть, он заметил, что сестра пробирается в додзё подсматривать за его занятиями – и принялся умолять отца, чтобы тот позволил ей присоединиться к урокам. Так у Ацуко появилась возможность вместе с братом обучиться кэндзюцу[5]5
  Японское искусство владения мечом, практиковалось самураями.


[Закрыть], а также кюдзюцу[6]6
  Японское искусство владения луком, практиковалось самураями.


[Закрыть], бадзюцу[7]7
  Японское искусство верховой езды.


[Закрыть] и джиу-джитсу[8]8
  Боевое искусство, объединяющее техники боя, разработанные самураями в период Эдо.


[Закрыть] под руководством самых выдающихся мастеров Айдзу. Девушка была бесконечно благодарна отцу за такую наполненную любимыми занятиями юность.

Стоило Ацуко подумать о нем, и вот уже плотный силуэт Сибы Таномо вырисовался в дверях додзё. Был он кряжистым ровно настолько же, насколько дети его были тонкими и стройными, с предплечьями, широкими, будто окорока, и ладонями, напоминающими медвежьи лапы. Однако, несмотря на свой устрашающий вид, везде, кроме поля битвы, это был добрейший из мужчин и нежнейший из отцов.

– Ну как, кто победил?

– Ты и сам прекрасно знаешь, отец, – надулась Ацуко.

– Однако ей удалось поставить меня в затруднительное положение, – тут же вступился за нее брат. – У нее настоящий дар.

– Конечно у нее дар, как же иначе? Ведь она моя дочь! – широко улыбнулся Таномо. – Я так вами горжусь. Я уверен, Ибука, ты станешь великим воином. Истории о твоих подвигах зазвучат по всей Японии и, несомненно, дойдут даже до ушей императора в Эдо.

Несмотря на искреннюю похвалу, Ацуко помрачнела. Отец не случайно промолчал о ее будущем. Пускай она мастерски владеет катаной[9]9
  Меч длиной более 60 сантиметров, главное оружие самурая.


[Закрыть] – похуже, конечно, чем брат, но кому дано его превзойти? – ей никогда не стать самураем.

Таномо уже показал невероятную широту взглядов, когда позволил ей обучаться воинскому искусству наравне с сыном. Ведь ему, без сомнения, пришлось с улыбкой сносить ядовитые замечания товарищей и сравнения Ацуко с их дочерьми.

Она знала, что большинство отцов ожидали от своих девочек одного: что те вырастут жеманными, улыбчивыми, покорными и готовыми к выгодному браку – если повезет, с кем-нибудь из рода влиятельных придворных. Пускай каста воинов все еще пользовалась уважением, но теперь настала эпоха купцов: звезда самураев клонилась к закату, а богатства их стремительно таяли. Мещане все больше и больше пользовались доверием императора, а влияние воителей в мирное время было ничтожным. Отсюда и многочисленные союзы между простолюдинами, ищущими положения в обществе, и обедневшими самураями.

Мало того, Ацуко прекрасно понимала, что и подруг у нее почти не было. Ровесницы не разделяли ее увлечений, а лишь бесконечно болтали о мальчиках. Да, Ацуко старалась войти в их круг, но только все напрасно. Она даже заставила себя подобрать волосы и натянуть фурисодэ[10]10
  Самая торжественная разновидность японского кимоно.


[Закрыть] на последнее празднование Сэцубуна[11]11
  Японский национальный праздник, знаменующий приход весны по древнему лунному календарю. В наши дни его отмечают третьего февраля.


[Закрыть], подобно всем остальным незамужним девушкам в квартале. Однако Ацуко ждала жестокая неудача. Ясухимэ насмехалась над шрамом на ее левом виске, что служил напоминанием о неудачном увороте за две недели до праздника. Томоэ обидно передразнивала деревянную походку Ацуко под одобрительный смех остальных девчонок. А если Мунэми и выказала ей больше понимания, чем остальные, так это только затем, чтобы потом с самым беззаботным видом спросить, не видится ли сейчас с кем-нибудь ее брат.

Да, отец у Ацуко был мировой; но даже он не мог пойти против обычаев. Когда-то давным-давно женщины-самураи не просто существовали, но и пользовались особым уважением. Их называли онна-бугэйся, и никто и никогда не осмеливался над ними смеяться. Да только вот их времена давно канули в прошлое.

И это, говорила себе Ацуко в приступах бессильного гнева, попросту нечестно.

– Но ты ведь пришел сюда не просто осыпать нас похвалами, – заметил Ибука, заглядывая отцу в глаза. – Тогда зачем?

Таномо разразился звучным смехом, таким же могучим, как его плечи, таким же крепким, как его объятья.

– Вот так, значит, ничего уже от вас не утаишь? Ну хорошо. Через неделю мы приглашены на прием к Мацудайре Катамори. Он наслышан о твоей удали, Ибука, и желает увидеться с тобой лично. Не хочу давать тебе ложных надежд, но, возможно, он ищет новых хатамото[12]12
  Официальная стража даймё или сёгуна (полководца) в феодальной Японии. Хатамото часто использовали как элитные войска или быстрое подкрепление на службе у сёгуната Токугава.


[Закрыть].

Ибука одним прыжком вскочил на ноги и от волнения уронил боккэн – тот упал прямо на голые пальцы его ног.

– Ай! – вскричал он и тут же покраснел до корней волос.

– Именно такого поведения и стоит избегать во время приема, – хохотнул Таномо. – Наш даймё[13]13
  Японский дворянский титул, который означает управляющего провинцией полководца, происходящего из военной касты, который в феодальной Японии подчинялся приказам сёгуна.


[Закрыть] ожидает встретить юношу из легенд, нового Мусаси, а не мальчишку-переростка, неспособного владеть собой.

Несмотря на непринужденный тон, Ацуко услышала в словах отца подспудную тревогу. Таномо чувствовал себя в высшем обществе Айдзу не в своей тарелке. Конечно, от приглашения самого даймё отказаться было нельзя, но, вероятно, отцу предстояло всю неделю размышлять, перебирая в уме всевозможные неприятности и прочее, что могло бы навлечь на его семью бесчестье. Таномо был бесстрашным воином: на это указывали бесчисленные шрамы на его груди – «И ни одного на спине!» – всегда уточнял он с гордостью в голосе. Но он прекрасно знал, что его медвежьи манеры не к месту на чопорных церемониях и званых обедах. И вот у его сына появилась возможность произвести хорошее впечатление. Возможно, другой такой не будет.

– Я сделаю все возможное, чтобы не заставить тебя краснеть, отец, – выдохнул Ибука, потирая большой палец на ноге.

– Я в тебе не сомневаюсь. Ацуко, ты, конечно, тоже приглашена.

Девушка уставилась на отца с раскрытым от удивления ртом. Уж не снится ли ей это? Быть может, она с самого начала ошибалась насчет его намерений? Быть может, он готов выступить против обычаев? Неужели ее тоже, как и брата, могут выбрать в телохранители даймё? В конце концов, если бы кто-то и решился включить женщину в число своей личной охраны, это мог бы быть только Мацудайра Катамори. Его решения не смел оспаривать никто.

– Правда? – наконец сумела пробормотать она.

– Конечно, – подтвердил отец и нежно улыбнулся ей. – Вот тебе и повод вновь надеть то чудное фурисодэ, которое было на тебе на прошлом празднике. Только представь, сколько любезностей тебе наговорят при дворе! Что бы ты там ни думала, ты очень привлекательная девушка. Стоит только уделить внешности чуточку внимания.

Ацуко почувствовала, как разбивается ее сердце. Ей вдруг стало сложно дышать.

– Что это значит? – выдохнула она.

– Отец, ну что же ты такое говоришь? – возразил Ибука. – Ацуко прекрасна, даже если ничуть не уделяет внимания своей внешности.

– Да-да, что это я? Прости, дочка, ты же меня знаешь, я никогда не умел подбирать слова, – извинился Таномо и вновь разразился смехом. – Я просто хотел сказать, что в этом наряде ты была чудо как хороша! Я уверен, что ты, как и твой брат, сможешь как следует впечатлить публику на приеме у даймё.

Да только вот совсем в другом смысле, горько подумала Ацуко. Намерения у ее отца были самые лучшие, но ему было невдомек, насколько сильно ее ранили эти слова. Чудесным временам настал конец. Пускай она и училась всему тому же, что и ее брат, их дорогам вот-вот предстояло разойтись. Он станет самураем, а она выйдет замуж за какого-нибудь канцелярского крыса при императорском дворе, у которого достанет вкуса заметить, как она хороша в кимоно.

Настало время поговорить с отцом – сейчас же, немедленно. Только здесь, в додзё, где она провела столько времени, она могла набраться смелости и сказать все начистоту. Она снова подобрала прядку, которая падала ей на глаза, глубоко вдохнула и начала:

– Отец… Я хочу тебя попросить…

Он обернулся к ней, такой высокий, такой мощный, и в его нежном взгляде читалась непоколебимая вера в своих детей.

– Ну конечно, – перебил он ее в порыве щедрости. – Если хочешь новый наряд, я попробую это устроить. Ты ведь знаешь, мы уже не так богаты, как раньше, но для дочери мне ничего не жалко. Можем навестить завтра утром старушку Ханаэ, ну, что скажешь? Кажется, ей доставляют ткани из самой столицы.

Ацуко тайком смахнула слезы рукавом тренировочной курточки. Девушка из хорошей семьи не должна плакать на людях.

– Чудесно, – выдохнула она. – Я буду просто счастлива.

Глава 2

Порой лето в Эдо выдавалось удушающе жарким. Вот и теперь дождя не было уже два месяца, и город медленно сгорал под палящим солнцем. Члены семей даймё могли укрыться от него под деревьями в своих больших садах, окружавших дворец, но простолюдинам такая роскошь была недоступна. Вишневые деревья, высаженные вдоль дороги, что вела к императорскому дворцу, из-за засухи склоняли ветви к земле, а продавцы перенесли свои прилавки в тень буддистских храмов. При любом удобном случае горожане бежали освежиться на берега реки Сумиды и временами забывали, что не умеют плавать. Коварные воды поглотили множество неосторожных.

В такой убийственный зной ссоры разгорались быстро и, несмотря на все усилия стражи, преступлений совершалось как никогда много. Перепалки в тавернах зачастую заканчивались смертями и ранениями, а в глухих проулках находили брошенных грабителями жертв.

Эдо был столицей Империи, культурным, политическим и экономическим центром Японии. Однако судьбоносным событиям суждено было произойти не здесь, а в куда более скромном городе под названием Нагасаки, что находился на другом конце архипелага. Это было одно из немногих мест в Японии, куда допускались иностранцы и где разрешалось приставать их кораблям.

Тем вечером двое британских моряков отправились в центр, чтобы развлечься в квартале удовольствий. Они провели много месяцев в море, а в карманах у них было достаточно монет, чтобы в полной мере насладиться предстоящей ночью.

Следующим утром их обоих нашли мертвыми на улице.

И судьба Японии изменилась навсегда.

– Вы не можете этого так просто оставить. Если вы промолчите, все повторится снова и Британская империя станет посмешищем для всего мира! – шипел Уильям Ллойд.

Он одним махом опустошил чашку, которую поднес ему слуга. Ллойд любил чай, как и любой истинный британец, но так и не сумел привыкнуть ко всем церемониям, которые разводили вокруг него японцы. Он предпочитал получать и пить свой напиток побыстрее – так у него оставалось больше времени на важные дела.

А сегодня дело было особенно важное.

Гарри Паркс, сидевший напротив Ллойда, опустил глаза, неспособный выдержать его лихорадочного взгляда. Британский консул был мужчина сведущий и опытный, но ему недоставало смелости принимать сложные решения. Он придерживался мнения, что худой мир лучше доброй ссоры и что самые действенные изменения вызревают медленно, благодаря взаимному сотрудничеству.

Словом, он был неисправимый идеалист.

Вот почему Орден Тамплиеров на протяжении многих месяцев вел тайную работу, стремясь назначить правой рукой консула одного из своих. На этой престижной должности Ллойд мог пристально наблюдать за политическими отношениями Британской империи и архипелага.

И иногда влиять на события – с согласия консула или же без него.

– Успокойся, я не собираюсь бездействовать, – наконец проворчал Паркс. – Я уже попросил аудиенции у императора, чтобы высказать ему недовольство от своего лица и от лица всего Содружества наций. Я рассчитываю провести в Нагасаки тщательное расследование и потребовать назначить в городе комендантский час до тех пор, пока мы не разыщем виновника или виновников. И когда они попадут нам в руки, правосудие наше будет суровым. Местные должны понять, что мы неприкосновенны.

Паркс явно ожидал похвалы – в конце концов, его ответ на происшествие был в достаточной мере твердым, но Ллойд лишь пренебрежительно фыркнул.

– Расследование? Каково! Великолепно, у убийц душа уйдет в пятки. Поиски так ничем и не закончатся, ну или в крайнем случае найдут какого-нибудь несчастного козла отпущения и отправят под клинок палача, лишь бы нас утихомирить. С таким же успехом можно плюнуть нам в лицо. Молодые люди погибли, Гарри. Они были британскими подданными, мы поклялись их защищать. Им было всего по двадцать три года, вся жизнь впереди, а их убили безо всякой жалости. Что подумают остальные моряки, когда узнают, что мы и пальцем толком не пошевелили? За кого нас примут? Это трусость, которая…

Консул нахмурил брови, и Ллойд прервал тираду на полуслове, понимая, что зашел слишком далеко. С точки зрения дипломатии Паркс был превосходным консулом, признанным во всем мире, и задевать его достоинство было не в интересах Уильяма.

Однако, вместо того чтобы сделать Ллойду выговор, консул упал в кресло и повесил голову.

– Я знаю, – вздохнул он. – Но мои руки связаны. Сёгун[14]14
  Военачальник, который имел в феодальной Японии реальную власть, тогда как роль императора была скорее данью традициям.


[Закрыть] Токугава обладает слишком большим могуществом и при этом совершенно не намерен облегчать нам задачу. Заметь, как быстро он принял помощь французов, когда те предложили модернизировать его армию. Он ясно дал понять, что уже выбрал сторону – и это не наша сторона. Если мы осмелимся в открытую бросить ему вызов, то вряд ли выйдем победителями.

Ллойд налил себе еще чашку чаю и попытался скрыть недовольную гримасу, быстро глотая напиток. Паркс был не так уж и неправ. Императору Муцухито было всего пятнадцать лет, и его роль в политической жизни страны ограничивалась участием в церемониях. Настоящая власть принадлежала самураям, даймё и главному представителю воинского сословия – сёгуну Токугаве. Он жил во дворце в Эдо, управлял страной как истинный монарх, и никто не смел пойти против него. А союз с Францией только укреплял его позиции.

Тамплиеры в Лондоне ясно дали понять Ллойду, в чем состоит его задача. Следовало восстановить уважение к властям и влияние императора, дабы центральное правительство способствовало внедрению Ордена на архипелаге.

И Токугава был серьезным препятствием.

Ллойд машинально погладил рукоятку катаны, которая висела у него на поясе. Он был одним из немногих чужеземцев, кому было позволено носить изогнутый меч. Клинок создал самый знаменитый из кузнецов, служивших при императорском дворе, в знак признания исключительного таланта Ллойда. С тех пор, как двенадцать лет назад Уильям поселился в Эдо, он отказался европейского оружия и встал на путь будо[15]15
  Комплекс японских боевых искусств, таких как карате, дзюдо и т. д.


[Закрыть], по которому с тех пор шел с той же пугающей целеустремленностью, с которой принимался за любое дело. Он принял участие в несчетном количестве дуэлей, а придворные шептались у него за спиной о том, будто он и не человек вовсе: якобы он стал таким грозным воином из-за того, что заключил контракт с о́ни[16]16
  Персонаж японского фольклора, злой дух, демон, сопоставимый с ёкаем.


[Закрыть].

Ах, если бы только политика оказалась такой же легкой! Ах, если бы только он мог победить сёгуна в схватке один на один! Но это все были мечты.

– Более благоприятного положения нам не дождаться, – снова завел Ллойд рассудительным тоном. – Японцы виноваты. Они должны были защищать наших людей после того, как те вышли на берег. Это часть договора, который мы с ними подписали. У нас есть право требовать возмещения нанесенного нам ущерба. Поскольку в Нагасаки правит клан Токугава, это поставит его в неудобное положение перед императором.

– И что это даст?

– Может, и ничего. А может, что-нибудь и даст. Уж во всяком случае это будет лучше, чем бездействовать. Если нам удастся рассорить императора с сёгуном, мы сможем воспользоваться этим в дальнейшем.

– Императору всего пятнадцать лет, – вздохнул Паркс. – Он ни за что не посмеет выступить против сёгуна.

– Сейчас – нет, – подтвердил Ллойд. – Но он вырастет. Не знаю, помнишь ли ты свою юность, Гарри, но в это время человек не терпит границ, приказов, притеснений и ограничений. Быть может, Муцухито начнет осознавать, что он не более чем опереточный император. Быть может, в конце концов он спросит себя, не слишком ли сильно сёгун его стесняет.

– И что? Допустим, так оно и будет. Что он сможет в одиночку противопоставить могуществу Токугавы?

На губах Ллойда заиграла зловещая улыбка.

– В одиночку? О, он не будет один. В Японии немало кланов, которым не по нраву всемогущество сёгуната и которые окажутся готовы последовать за императором. К тому же я уверен, что и Ее Величество королева Виктория поддержит того, кто занимает трон, в борьбе с узурпатором.

– Ты же не предлагаешь… – выдохнул консул.

Ллойд отмел прочь его беспокойства небрежным взмахом руки.

– Нет, конечно нет. До настоящей войны дело не дойдет. Если это случится, победителей в ней не будет, за исключением, возможно, проклятых французов. Но само понимание того, что такое может случиться, заставит задуматься даже такого гордого безумца, как Токугава. Он знает, что не защитил наших людей, и потому неправ. Если он будет думать, что мы готовы на прямое столкновение, лишь бы получить свое, он, без сомнения, попытается достойно искупить вину.

– А если нет?

– В таком случае королева будет точно знать, кто является союзником Содружества наций, а кто – нет.

В дверь постучали. Токугава прекратил мерить шагами комнату. Чуть раньше он потребовал, чтобы его не беспокоили, и уже одно то, что слуги пропустили незваного гостя, свидетельствовало о важности его персоны. Токугава спешно пригладил складки своего кимоно, а вот разглаживать беспокойные складки на лбу пришлось чуть дольше. Затем, наконец удовлетворенный собственным видом, сёгун приказал посетителю войти.

Мужчина, который вошел в комнату, двигался с изяществом воина – и это несмотря на то, что ему уже минуло пятьдесят. Его форма была тяжелой из-за множества медалей, и все же он каким-то образом ловко избегал их бряцанья друг о друга и передвигался бесшумно, как тень.

«Пожалуй, он мог бы преподать урок кое-кому из наших синоби»[17]17
  Традиционное название ниндзя, японских лазутчиков и наемных убийц.


[Закрыть], – холодно отметил Токугава и отвернулся посмотреть в окно.

– Капитан Брюне. Я ожидал вас раньше. Сейчас уже поздновато для визитов.

– Я явился, как только смог, – ответил мужчина. – Когда ваш посыльный добрался до меня, я находился в другом конце Эдо с вашими войсками. Если пожелаете, я уйду и вернусь завтра.

– Нет, раз уж пришли, оставайтесь. Предполагаю, вы уже знаете, в каком мы положении.

Капитан кивнул. Он уже почти двадцать лет жил в Эдо. Еще Наполеон III назначил его главой миссии, призванной помочь модернизировать японскую армию. И хотя французского императора уже давно свергли, Брюне оставался на своем посту. Он знал Эдо как свои пять пальцев и редкий слух ускользал от его внимания.

– Два британских моряка убиты в Нагасаки. Англичане в ярости: они считают, что защищать их – ваша ответственность. Они требуют репарации.

– Совершенно верно. Консул Паркс встретился со мной сегодня днем. Он потребовал – потребовал! – отправить губернатора Нагасаки в отставку и послать пять сотен полицейских охранять квартал чужеземцев. А любой отказ воспринимал почти как объявление войны.

Капитан нахмурился. Он хорошо знал Паркса – любезного и обходительного дипломата, у которого, конечно же, были совсем не те цели, что у Брюне, но который при этом всегда умел показать себя человеком разумным и старался всеми силами увеличить влияние Британских островов на архипелаг. Подобная демонстрация силы была совершенно не в его духе; ведь Япония до сих пор не оправилась от страшного унижения, которое потерпела во время бомбардировки Симоносеки.

– Не уступайте, – посоветовал Брюне. – Братство, как всегда, втайне поддержит вас.

– Братство, да, – без особой надежды повторил Токугава. – Западная организация, которая не имеет никакой власти на этом архипелаге. Какое ей вообще дело до того, что здесь происходит?

Улыбка Брюне стала шире.

– Не обманывайтесь, наше влияние куда больше, чем вы можете вообразить… И мы здесь, чтобы вам помочь.

– Но зачем это вам, в конце концов? Не говорите только, что из чистого человеколюбия.

– Предположим, затем, что вы мне нравитесь, – проговорил Брюне. – Этого недостаточно? Что ж, скажем тогда, что положение Японии сейчас до крайности шаткое. Вашему императору стало тесно в костюме для церемоний, остались считаные месяцы, прежде чем он захочет прибрать всю власть к своим рукам. Его больше не устраивает феодализм, он считает даймё и вас, сёгуна, пережитками прошлого. Мы не согласны. Мы считаем, что власть принадлежит народу, крестьянам, самураям, землевладельцам… а не императору, который станет править страной из далекого дворца, окруженного высокими стенами.

Токугава задумался над словами собеседника. Не так давно он читал об ассасинах – как и каждый военачальник, он желал знать своих союзников, – но полученные им сведения вряд ли можно было назвать достаточными. Он понял только, что Братство сыграло некую роль в истории Европы во времена крестовых походов или Французской революции.

Без сомнения, могущественные союзники, но можно ли им доверять?

– Это еще не все, – процедил сёгун сквозь зубы. – Англичанам мало было постучать в мою дверь, они обратились напрямую к императору. И, конечно же, в разговоре с ним они изложили собственное видение недавних событий. Муцухито теперь убежден, что я неправ, что я неспособен обеспечить гостям защиту на наших землях. Он принялся давить на меня, чтобы я принял условия британцев и прилюдно принес им извинения.

На этот раз Брюне задумался. Пока он сам налаживал связи с сёгунатом, британцы понемногу завоевали доверие императора. А это значило, что любые разногласия между двумя странами ослабляли Японию. Так чего же добивалась Англия?

– Что вы собираетесь делать?

– А вы как думаете? Я не могу одним махом испортить отношения и с императором, и с британцами, тем более что у них и правда есть причина винить меня. Я собираюсь принять условия консула и поклянусь сделать все, что в моих силах, чтобы найти убийцу двух английских моряков.

– А вы не боитесь того, что скажут ваши даймё? Кое-кто может принять такое решение за слабость. Подумать, что вы без колебаний пожертвовали губернатором Нагасаки, чтобы защитить себя.

Токугава сжал кулаки и пошел на капитана. Жюль Брюне был очень высоким, и японец едва доставал ему до плеча, однако это ничуть не мешало сёгуну кидать в него убийственные взгляды.

– Мои даймё подчиняются мне. Более того, они знают, что такое честь. Они поймут англичан, которые требуют справедливого возмездия за своих убитых.

– Справедливого возмездия, да, – тихо проговорил Брюне. – Только вот слепая месть к ней никакого отношения не…

Француз замолчал, не договорив, и замер на месте. Токугава открыл было рот, чтобы что-то сказать, но капитан поднес к губам палец, жестом призывая его к молчанию. Неожиданно он прыгнул к огромному окну замка, которое выходило прямо на Бухту Эдо, и рванул плотную портьеру.

Растущая луна была еще только в первой четверти и едва освещала стены, но в мерцающем свете свечей сёгуну померещился темный силуэт, свернувшийся на перилах балкона, словно омерзительная горгулья.

Брюне отпустил портьеру, и его рука скользнула под военный камзол, многократно отработанным движением извлекая из-под него кинжал. Лезвие описало в воздухе полукруг и готово было уже пронзить незваного гостя, но один прыжок – и тот исчез в пустоте. Кинжал просвистел в волоске от цели. Капитан выглянул из окна, но ему оставалось лишь в бессильной злобе слушать скрежет стальных когтей о стены замка. Он был не настолько глуп, чтобы поверить, будто бы неизвестный и впрямь прыгнул навстречу своей смерти. Синоби были способны на чудеса ловкости и умели удержаться даже на почти гладких стенах. Для них поросший мхом песчаник, из которого была сложена резиденция Токугавы, был все равно что удобная лестница.

– Что это было? – прошептал сёгун, который до сих пор от удивления не пошевелил даже пальцем. – Или скорее кто это был? Убийца?

– Лазутчик, – просто ответил Брюне, возвращая свой кинжал в ножны с таким видом, будто бы и не произошло ничего особенного. – Кому-то было совершенно необходимо узнать, что мы с вами обсуждаем и каким будет ваше решение касательно дела двух моряков.

– Если бы он хотел меня убить, ему бы это удалось, – заметил Токугава, перегнувшись через перила балкона и глядя сверху вниз на двор. Здесь несколько дюжин стражников, и среди них – ни одного, способного спасти меня от этой угрозы.

– Я бы защитил вас, повелитель, – с легким поклоном проговорил капитан. – Франция не может позволить себе потерять одного из самых могущественных союзников. И к тому же, надо полагать, вы мне действительно очень нравитесь.

Все еще потрясенный, сёгун позволил себе слабо улыбнуться. В эту минуту он походил не на самого могущественного человека в стране, а скорее на ребенка, который боится темноты и гадает, правда ли под его кроватью живут чудовища. Уже не первый раз Брюне указывал ему на неоспоримую истину: Токугава был умнейшим человеком, тонким политиком, но он не был воином. Он не испытывал ни малейшей тяги ни к сражениям, ни к жестокости, что ставило его в очень затруднительное положение, ведь он должен был управлять лучшими воинами страны.

– Я вынужден буду с вами попрощаться, – проговорил Брюне. – Желаете ли вы, чтобы я приказал нескольким стражникам явиться охранять ваши покои?

– Да, – сказал сёгун и тут же нахмурился. – Нет. Я не могу позволить себе показать ни намека на слабость. Не сейчас. Я обойдусь единственным телохранителем и в кои-то веки пойду спать в покои супруги. Это определенно ее обрадует.

– Не сомневаюсь, повелитель, – учтиво кивнул Брюне.

– Но все-таки: кто же подослал ко мне лазутчика?

– А вы как думаете? Я не хочу никого обвинять голословно, но мне представляется, что британцам было бы крайне любопытно выяснить, как вы отзоветесь на их давление.

– Они бы ни за что на это не осмелились. Если бы лазутчика поймали и он бы их выдал, это могло бы привести к войне!

Капитан пожал плечами.

– Может быть именно этого они в конечном счете и добиваются. Как вы уже сказали, они сейчас ведут себя особенно вызывающе. На этом, повелитель, я вас покину. Доброй ночи. Я и так уже отнял у вас слишком много времени.

Брюне вышел из комнаты и перед тем, как закрыть за собой дверь, добавил:

– И, разумеется, если дело дойдет до худшего, знайте: Третья Республика будет на вашей стороне – ну или по меньшей мере те французские силы, что уже находятся на архипелаге.

– Это, конечно, очень обнадеживает, – пробормотал Токугава.

Но его взгляд оставался прикован к разорванной портьере, лежавшей на полу, и к непроглядной ночи, что грозила его поглотить.