Текст книги "Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни"

Служба в рядах махайрофоров предполагала, что Бион и Райя помогали Египту отходить от фараонского правления, а следовательно, и от меджайских идеалов. Бион ни разу не видел живого меджая, но рассказы о них пробуждали в нем любопытство. Думая об этом сейчас, Бион ничуть не удивился, что Райя вступил в орден. Бывший командир всегда тянулся к новизне и беспощадно обличал старину. А следовательно, считал меджаев своими естественными врагами.

Что касается Биона, его мысли о меджаях не простирались дальше праздного интереса. Его занятием было охранять и иногда убивать, а не думать. За это ему и платили.

– Возрождение меджаев? – повторил Бион, до сих пор не понимая, какое отношение это имеет к нему. – Так думает твой начальник Феотим?

– Он не совсем мой начальник, – возразил Райя, быстро обуздав вспыхнувшее раздражение. – Но он действительно так считает.

– А ты-то сам что думаешь?

Может, теперь его бывший соратник наконец-то заговорит по существу?

– Я не умею читать свитки на древних языках, да еще написанные какими-то закорючками, – с гордостью заявил Райя. – Я солдат, а не ученый. Потому в наших рядах и есть историки вроде Феотима. Они рассказывают нам о написанном в свитках.

– И что же свитки поведали твоему Феотиму?

Бион умел быть терпеливым, но не всегда. Он чувствовал, как его терпение начинает иссякать.

Райя потоптался на месте и болезненно поморщился. Он заметил раздражение Биона.

– Увы, Феотим стар и слаб здоровьем. В переводе свитков он успел продвинуться совсем немного, а потом слег от перенапряжения.

– Понятно.

Возможно, Феотим оказался помехой для Райи и тот «помог» ему слечь. Эту мысль Бион оставил при себе. Он ведь не знал, что произошло на самом деле, и вряд ли когда-нибудь об этом узнает.

– Надеюсь, Феотим скоро поправится и возобновит работу, – торопливо проговорил Райя. (Еще не хватало, чтобы Бион начал его подгонять.) – Но я сидел у постели Феотима, и вот что он мне рассказал. Меджаи вовсе не побеждены. Правильнее сказать, они упорно отказываются признать свое поражение и строят замыслы подняться вновь, вернуть былую силу и начать бороться за власть над Египтом. Думаю, ты представляешь: если такое случится, они войдут в прямое столкновение с орденом… И, как ты догадываешься, Бион, мы хотим это предотвратить.

Райя поднял руку, пресекая возражения, которых так и не последовало.

– Не удивлюсь, если ты спросишь, когда меджаи собираются сделать решительный шаг. Этого мы не знаем. Нам известно лишь о существовании у них долгосрочного замысла, рассчитанного на несколько поколений меджайских воинов. Мы хотим задушить их планы в зародыше.

– Мы?

– Орден.

– Вы с Феотимом?

Раздражение, мелькнувшее на лице Райи, тут же погасло.

– Какая разница кто? Орден только выиграет, если меджаи будут уничтожены раньше, чем их замысел наберет силу. И я очень хочу это увидеть.

«Чтобы самому возвыситься в ордене», – подумал Бион, однако вслух сказал другое:

– Значит, в ордене о твоих задумках никому не известно?

– Такова моя стратегия. Ты – солдат и прекрасно понимаешь: чем меньше людей знает о наших намерениях, тем меньше вероятность, что меджаи сумеют принять ответные меры. Мы должны нанести по ним быстрый и сокрушительный удар. И действовать необходимо скрытно.

– Это единственная причина?

– А какие еще причины могут быть? – удивленно сдвинул брови Райя. – Эти люди опасны. И мы должны воздать им по заслугам.

«Потому ты и явился сюда», – подумал Бион.

– Потому я и явился сюда, – повторил его мысль Райя. – Надеюсь, я не ошибся местом?

– Ты хочешь, чтобы я убивал меджаев для тебя.

– Ценю твою солдатскую прямоту, – усмехнулся Райя. – Но ты прав, Бион. Именно этого я и хочу. Каждый меджай, которого тебе удастся обнаружить, должен пасть от твоих рук. Нужно также истреблять весь их род: стариков, женщин, детей…

Сказав это, Райя умолк, словно ожидая, что Бион содрогнется. Но Бион не содрогнулся, поскольку он уже убивал мужчин, женщин и даже детей. Пол и возраст жертв не имели для него значения.

Подобные особенности не волновали Биона. Убийство есть убийство.

– Бион, мне нужно, чтобы ты их убивал, не забывая собирать их медальоны, которые ты привезешь мне в Александрию как доказательство выполненной работы.

– А взамен?

Райя приосанился:

– Как я тебе уже говорил, я рассчитываю занять одну из ведущих позиций в ордене. Естественно, я буду чрезвычайно признателен любому, кто поможет в моем возвышении. Такие люди тоже смогли бы занять достойное место в ордене.

– Командир, ты говоришь обо мне?

Райя закатил глаза:

– Я имею в виду любого, кто окажет мне помощь, Бион, как я и сказал.

– А что, если у меня нет желания возвращаться в город, к тамошней суете, и вообще вспоминать свою прежнюю жизнь?

Райя сложил руки на груди и пристальным взглядом окинул старого товарища. Он очень сомневался, что Биону хочется остаться в этой лачуге.

– Неужели это – предел твоих желаний? – спросил Райя, указав на скудную обстановку комнаты, и, не дождавшись ответа, добавил: – Неужели я должен тебе напоминать…

20

Слова Райи перенесли Биона в Навкратис. Он хорошо помнил случившееся в тот день. Подобно Александрии, Навкратис был современным городом, построенным на греческий манер. Однако и в таких городах существовали застарелые египетские противоречия, одним из которых был вечный конфликт между землевладельцами и секхетами – крестьянами, работавшими на их полях. Остроту этого конфликта Бион и Райя прочувствовали на собственных шкурах.

Им обоим было поручено охранять сына одного из второстепенных сановников в правительстве фараона – маленького царька по имени Кенна.

Для матери мальчишки Бион с Райей были подарком судьбы. Их самих подобная служба не тяготила. Охранять ребенка – дело нехитрое. Но оба хорошо знали свое ремесло и потому не теряли бдительности.

В тот день они пошли с Кенной на площадь, окруженную со всех сторон потрескавшимися каменными колоннами. Поскольку до Навкратиса Бион и Райя служили в Александрии, они не придали особого значения оживлению, царившему на площади. Народу там собралось вдвое больше, чем обычно, и обстановка была накаленнее, чем в другие дни. Но глаза солдат пока видели лишь заполненную народом площадь с каменным помостом в центре. На ступенях стояли какие-то люди и произносили пламенные речи. Толпа живо на них откликалась.

Вокруг одного из выступающих собралось изрядное число слушателей.

– Почему мы должны мириться со всем этим? – вопрошал оратор, наклоняясь вперед и протягивая руку, будто умоляя прислушаться к его словам.

Грязная одежда, казалось, лишь подчеркивала их важность.

– Почему мы должны терпеть то, что с нами обращаются как со скотами?

Бион, Райя и их подопечный остановились. Говоривший продолжал клеймить некоего землевладельца по имени Вакаре, называя его обращение с батраками безбожным. Чуть позже Бион решил разузнать про этого Вакаре. Оказалось, что землевладелец и впрямь обращался с крестьянами, как со скотами, выжимая из них все соки. Поэтому гнев и ненависть, охватившие тогда толпу, были вполне оправданными.

А пока…

– Мы должны восстать! – гремел оратор.

Бион видел, как съежился Кенна, ошеломленный силой и страстностью речи оратора. «Может, стоит уйти?» – подумалось ему. Толпа была уже достаточно взбудоражена подстрекательскими словами. Не заметишь, как она станет неуправляемой.

Следом явилась другая мысль: «Мальчишке это на пользу. Пусть узнает правду жизни».

– Мы должны забрать себе землю, которую обрабатываем, поливая нашими потом и кровью. Почему мы должны позволять, чтобы наш тяжкий труд набивал кошельки бездельников? Что вообще мы получаем в награду за нашу работу?

Оратор полез внутрь туники. Скорее всего, там у него был припрятан мешочек с землей. Вытащив горсть, он разжал пальцы, дав комочкам упасть вниз. Толпа одобрительно загудела.

И тут все и началось.

Возможно, кто-то донес Вакаре об ораторе. Но еще вероятнее, о сходе на площади землевладельцу было известно заранее, и он сумел подготовиться. Не суть важно. Оратор довел толпу до неистовства. Людское возбуждение кипело, угрожая выплеснуться наружу. И тогда откуда-то слева появились трое и начали проталкиваться к оратору.

Достигнув помоста, один из этих троих выхватил меч и угрожающе им замахал, оттесняя толпу, а двое других набросились на оратора, повалили и принялись жестоко избивать. Их кулаки так и мелькали в воздухе. Собравшиеся с негодующими возгласами устремились было вперед, но посланец Вакаре выхватил второй меч, и пыл слушателей поутих. Двое других посланцев продолжали избиение, пока оратор не начал кашлять собственной кровью.

Первой и единственной мыслью Биона было: «Делать свою работу. Оберегать мальчишку». То же самое подумал и Райя.

– Стой рядом с нами, – приказал последний мальчишке тоном, не терпящим прекословий.

Кенна не привык выслушивать приказы от тех, кто был ниже его по происхождению и положению в обществе. Однако при всех своих царских замашках мальчишка не был глуп. Более того, он прошел выучку у отца, а тот вдолбил Кенне: всегда и всюду подчиняться приказам телохранителей. Поэтому сейчас сын сановника послушно спрятался за спину Биона и ждал, пока его защитники оценивали положение.

Над толпой снова понеслись крики, и она всколыхнулась в боязливом ожидании. С противоположного конца площади вышли семеро или восьмеро человек, вооруженных чем попало: длинными ножами, мечами, вилами и еще чем-то. Оружие, которым они потрясали над головой, выглядело темным смертоносным частоколом.

Райя расстегнул накидку и потянулся к мечу у пояса. Бион, опасаясь, что это лишь подольет масла в огонь, попытался остановить товарища, но было слишком поздно. Новоприбывшие заметили жест Биона. Их широко раскрытые глаза смотрели на солдата с неприкрытыми ненавистью и злостью. Кажется, эти люди успели выпить, а может, их опьяняла жажда крови и внутри все бурлило от творимой несправедливости. Увидев царских гвардейцев, вооруженная орава двинулась на них. Возможно, они не знали, что эти двое умеют защищать и защищаться, прекрасно владеют оружием и в сражении действуют точно и безжалостно. Что еще важнее, эти двое, если понадобится, готовы отдать свои жизни за царских приближенных. Скорее всего, вооруженной ораве было на это наплевать. Двое взрослых и мальчишка олицетворяли для них знать, а потому хоть каким-то боком, но были виновны в их бедственном положении. На Бионе и Райе не было форменных туник; только одежда, соответствующая их служебному положению (и косвенной причастности ко двору фараона), озлобленные крестьяне видели в них преуспевающих богатеев. А значит – врагов. Биону не оставалось иного, как тоже выхватить меч.

– Царская гвардия! – прокричал он. – Мы – воины царской гвардии!

«Какие же они глупцы, – мелькнуло у него в голове. – Неужели им невдомек, что сами нарываются на быструю смерть?»

– У нас нет желания сражаться с вами! – крикнул Райя.

Бион стоял не шевелясь. Он надеялся, что все скоро кончится. Солдата волновали лишь опасности, сопряженные с защитой Кенны. Останутся ли в живых эти горлопаны или полягут все до последнего, Биону было все равно. И потому, увидев перед собой первого смельчака, Бион пронзил его насквозь. Обливаясь кровью, нападавший рухнул на каменные плиты. Удара о них он не почувствовал, поскольку был уже мертв. Товарищи убитого разъярились еще сильнее, тогда как недавние слушатели рассеялись. Бион и Райя стояли спиной к помосту, загораживая Кенну и ведя сражение с желающими пасть от гвардейских мечей.

Левой рукой Райя подал Биону знак: пора отступать. Площадь опустела, но не до конца. Наиболее любопытные встали в круг и глазели на сражение. Через них Райя и надеялся прорваться. Заметив брешь, Райя пальцем указал на нее. Бион схватил мальчишку, и все трое начали проталкиваться сквозь толпу. Эфесы мечей помогали им пробивать дорогу.

Райя выбрался первым. Он махнул рукой, поторапливая Биона и мальчишку. Однако любопытство толпы быстро сменилось прежней озлобленностью и запоздалым желанием отомстить. Биону и Кенне стали подставлять подножки, стремясь опрокинуть на землю.

Одна из этих попыток увенчалась успехом. Бион споткнулся и упал, успев прикрыть собой мальчишку. При падении случилось немыслимое: меч выскользнул у него из пальцев. Меч, который Бион привык ощущать продолжением руки.

Но и без оружия Бион продолжал защищать Кенну – теперь своим телом. Сквозь толпу к ним прорвался первый мститель – крестьянин с косой, которую он держал обеими руками. Лезвие находилось над самой головой Биона. В полуоткрытом рту нападающего виднелись гнилые зубы. Жилы на шее напряглись. В глазах – ненависть вперемешку с потребностью убивать. Бион инстинктивно выбросил вверх руку, сознавая всю бесполезность такой защиты. Крестьянин занес косу. Ее лезвие рассекло воздух.

Месть не удалась. Догадавшись, что соратник попал в беду, Райя повернулся и метнул в крестьянина свой меч. Лезвие вонзилось нападавшему в грудь. Он упал, выронив косу. Райя бросился к Биону, успев по пути подхватить его меч и свалить еще одного озлобленного крестьянина. Затем Райя вернул Биону его оружие и вытащил из груди мертвеца свое. Бион вскочил, увлекая за собой мальчишку, и все трое поспешили убраться с площади. Они бежали со всех ног. Кто-то еще пытался преследовать их, но через несколько улиц погоня отстала.

Бион помнил благодарность в глазах мальчишки, когда Кенна и его защитники наконец достигли резиденции сановника. Солдат также поблагодарил Райю за спасение собственной жизни, но сделал это с раздражением. Почему? Потому что хорошо знал Райю: опытный воин, но ленивый. И слишком честолюбивый. Вечно что-то замышляет, стремится получить больше, вырваться за пределы занимаемого положения. Бион знал: когда-нибудь Райя напомнит о долге, и тогда по законам воинской чести его придется вернуть.

Когда Райя уехал, чувства Биона напоминали скомканное одеяло, которое требовалось хорошенько разгладить. Он знал, что Райя не сказал ему всей правды, но поручил работу. Бион не горел желанием браться за нее, и в особенности – связываться с Райей на таких условиях. Но взятые обязательства он привык выполнять до конца, даже утомительные и раздражающие. Нынешняя жизнь, при всей ее скудности, вполне устраивала Биона. Ему не хотелось покидать свое маленькое тесное жилище на месяцы, а то и на годы. Неизвестно, сколько времени уйдет на новую работу. У него не было желания снова убивать.

И все же…

Почему тогда в нем шевельнулось предвкушение? Почему он с легкостью вспомнил запах крови и то, как послушно раскрывается плоть, вспоротая острым лезвием?

Бион закончил сборы. Скоро он покинет свою деревушку и отправится вначале в Хебену, а затем в Ипу – догонять Эмсафа.

«Неужели я соскучился по убийству?» – думал он.

21

Айя ходила взад-вперед перед нагромождением камней, служивших нам домом в течение двух последних дней. Шаги ее были широкими, и в каждом ощущалась досада.

– Поверить не могу, что мы позволили ему нас одурачить, – говорила она. – Этот уличный крысенок самым наглым образом нас облапошил. Глаз у него наметан. Он еще в Завти увидел, насколько ты неопытен, и решил поживиться. Потом на время притих, дожидаясь удобного момента. Говорю тебе…

Я сидел, скрестив ноги, и следил за ее передвижениями.

– Ты не понимаешь, – возражал я, щуря глаза от солнца. – Мы с Тутой вместе прошли через серьезные испытания.

– Братья по оружию? – усмехнулась Айя, но без ехидства. Она села рядом, прислонившись к моему плечу. – Думаешь, среди воров есть понятие о чести?

Тревожило ли меня случившееся?

Я сам толком не знал.

Наше путешествие в Фивы было не из легких. Мы ехали по каменистой местности. Копыта лошадей скользили на гладких камнях. Когда темнело, устраивали привал и готовили то, что удавалось добыть охотой. Когда-то отец и Хенса учили меня премудростям жизни в пустыне. Затем, во время вылазок из Сивы, я учил тому же Айю. Теперь мы вдвоем передавали наши знания и навыки Туте. Мы удивлялись самим себе и гордились нашей выносливостью. Места здесь были суровыми и крайне неохотно отдавали плоды своей земли. Жизнь превратилась в выживание, и потому обучение Туты являлось для нас не развлечением, а жестокой необходимостью. Дни напролет нас немилосердно обжигало солнце. Мы забрались слишком далеко от дома и были оторваны от всего, что прежде давало чувство защищенности. Но испытываемый страх делал нас решительнее.

Ночами мне часто не спалось. Я задавал себе один и тот же вопрос: правильно ли мы поступили, отправившись на поиски Хенсы? Но мне было приятно сознавать, что мы действуем. И даже если однажды мне придется вернуться в Сиву с пустыми руками, я хотя бы вернусь туда более пригодным для миссии защитника.

Я хотя бы попытался. Я не отвернулся от задания лишь потому, что оно казалось неосуществимым. И эта попытка принесла мне опыт.

В один из дней мы увидели на горизонте колонны, напоминавшие сломанные зубы. Сомнений не оставалось: мы приближались к Фивам, а колонны принадлежат Большому гипостильному храму. Потом мы увидели и сам храм. Казалось, он вырос прямо из пустынных песков и по мере нашего приближения становился все громаднее. За зданиями, построенными из песчаника, ярко сверкала голубая лента реки. А на другом ее берегу находился Фиванский некрополь. Начинаясь возле самого Нила, он тянулся чуть ли не до горизонта.

Усталость сгибала наши спины. Мы сидели, склоняясь к шеям лошадей. Но стоило нам увидеть город (пусть и в отдалении), мы тут же выпрямились. Скоро мы доберемся до Фив. В Сиве этот город представлялся мне таким же далеким и легендарным, как Александрия, однако трудно было отыскать два более непохожих города. Фивы – в прошлом блистательная и величественная столица Египта – пережили череду мятежей, после которых так и не оправились. Слева от храма начинался лабиринт городских улиц, застроенных обветшалыми домами и домишками. Они чем-то напоминали истрепанное лоскутное одеяло. Вслед за этим сравнением мне в голову пришло другое. Казалось, эти строения бросили в пустыню, словно игральные кости, и они остались гнить и разрушаться, постепенно становясь неотличимыми от самой пустыни.

Только подъехав ближе, мы стали замечать пятна цвета: навесы, белье на веревках. Издали же все было одинаково угрюмо-серым: разрушающимся и не сулящим ничего хорошего. Громадные колонны выглядели настолько высокими, что верхушками задевали облака. Но и в них чувствовалась какая-то усталость. Казалось, скоро они не выдержат и рухнут на песок. Восхищение их высотой и размерами не затмевало следов неумолимости времени. Символ могущества, отступающий перед дряхлостью и запустением. Таким же воспринимался и сам город.

Добравшись почти до окраины, мы разыскали каменную громаду, которая неплохо защищала от ветра. Рядом росло дерево, спасавшее от солнечных лучей. Здесь мы решили сделать привал.

– Ждите моего возвращения, – сказал нам Тута.

Он хотел войти в родной город один, чтобы разыскать мать и сестру Кию. Он увел с собой наших лошадей, сказав, что обменяет их на еду. Айя с подозрением отнеслась к этой затее, однако я поддержал Туту. Еда нам сейчас была нужнее, чем лошади, которых тоже требовалось кормить. С тем мальчишка и ушел.

В первый день, разглядывая очертания Фив, мы говорили о родном оазисе. О нем мы говорили на протяжении всего путешествия. Вспоминали наши вылазки в пустыню, оживляя их в памяти. На второй день разговоры переместились на Туту и его возможное местонахождение. Подозрительность Айи возрастала с каждым часом. Что в действительности мы знали об этом мальчишке? Да, когда-то он жил в Фивах, но в дальнейшем приобрел изрядный опыт уличной жизни. Кто еще поможет нам разыскать Хенсу?

Это если говорить о его достоинствах.

Но ведь Туту увезли из Фив шестилетним мальчишкой. Если он не врал, мать довольно скоро вернулась обратно, увезя с собой дочку. Прошло несколько лет. Они могли перебраться в другую часть города, вообще уехать и даже умереть.

А Хенса? Почему я решил, что найду ее в Фивах? Она тоже могла сейчас находиться где угодно. Было бы глупо, едва войдя в город, начинать ее поиски.

И самое скверное, что Тута забрал наших лошадей. Его воровские привычки тоже сохранились.

Пусть я спас его жизнь, а он – мою. Тута все равно оставался вором.

На третий день нашего ожидания Айя уже не скрывала своего беспокойства. Я смотрел на ее хождения взад-вперед и испытывал странную двойственность. Одна часть меня думала, что у Айи нет оснований для тревог, а другая… разделяла ее сомнения.

На четвертый день вернулся Тута.