Текст книги "Клин клином"

Денис очень надеется, что перед ним не старшеклассник Слава Банин, что подпись внизу оставил не Котов Мурат, чье признание капитану футбольной команды прогремело на всю округу.

Стало быть, слова Кирилла – не просто какие-то сплетни: Мурат когда-то рисовал предмет своего обожания – неоспоримый факт. Любопытно, для чего Слава хранит этот рисунок?

Денис со злостью кидает книжку на кровать. Не расчехленная гитара так и стоит в углу до следующего дня. Играть нет никакого желания.

* * *

– Не стой столбом! Пасуй! – Со стороны футбольной площадки, сквозь чью-то невообразимую брань слышится высокий крик.

Денис щурится от палящего солнца. Команда Саши действует агрессивно и метко, безжалостно забивает гол за голом. Девчонка принимает поддержку с трибун с нескрываемым самодовольством на лице. Славка со скамейки запасных надрывает голос, сложив ладони рупором.

Толик подкачивает волейбольный мячик в полном спокойствии, абсолютно не реагируя на всю вакханалию, разворачивающуюся на другой стороне стадиона.

– Слава всегда такой?

– С шилом в одном месте? Ага. – Толик убирает насос в ящик с инвентарем. – Года два назад он пережил некоторое дерьмо на футбольной стезе. Быть капитаном – то еще удовольствие. Крыс в достатке. Подавай первым.

Денис играет с трудом. Рисунки Мурата никак не выходят из головы, и мяч нередко улетает в аут.

Толик недовольно кричит с другой стороны сетки:

– Ты чего как сопля? Соберись!

Не проходит и десяти минут, как Денис дает знак тайм-аута и устало упирается руками в колени. Нет, так дело не пойдет. Размякшие за несколько недель мышцы неприятно ноют, и внимание никак не удается собрать в кучу. Ведь разминался же перед этим, пять кругов намотал, так в чем дело?

– Все в порядке? – Толик протягивает ему воду.

– Парит капец. – Денис прикладывает ко лбу холодное ребро пластиковой бутылки.

– Жар костей не ломит.

В перерыве Толя успевает сделать четыре круга и парочку комплексных упражнений. За это же время Денис выпивает всю имеющуюся у них воду.

Наблюдая за работающим Толиком, который без каких-либо признаков усталости берет круг за кругом, Денис мысленно сокрушается о том, что из такой дохлой клячи, как он сам, не вылепить даже что-то отдаленное похожее на Толю. Сколько ни старайся.

Автоматы с напитками, как на зло, сломаны, так что приходится несколько улиц плестись до ближайшего продуктового. В процессе непринужденного разговора с Толиком Денис ненавязчиво интересуется о конкретном аспекте жизни Мурата.

– Да, он когда-то рисовал. Помню, ходил в художественный кружок, даже в конкурсах участвовал. А потом перестал. Сказал, перегорел.

«Перегорел».

Толя не говорит о своем лучшем друге больше необходимого и ловко лавирует между разными темами.

Знакомый колокольчик громко звякает, когда открывается прозрачная дверь магазина. Денис машинально смотрит в сторону кассы. Засада. Значит, у Мурата сегодня смена.

Толик легонько подталкивает в сторону зала:

– Сходи до холодильников. Возьми три минералки и один морс для Славы. Я тут поболтаю пока.

Денис уныло угукает и скрывается в лабиринте стеллажей. Холодная вода находится в самом конце, в трех пролетах от кассы. Спешно миновав людей с нагруженными тележками, он останавливается перед прозрачной дверцей с рядами пластиковых бутылок за ней.

Отсюда хорошо видно, как Толик и Мурат о чем-то увлеченно разговаривают, но из-за шума кондиционера их слов не разобрать. Неожиданно Мурат взрывается смехом, ярким и громким, как конфетти. Эти двое общаются без каких-либо препятствий, совершенно свободно и расслабленно. На расстоянии трех стеллажей понятно, что Мурату с Толиком комфортно и привычно. Прямо сквозит этой преданностью и атмосферой лучших друзей.

Негодующий Денис проходит мимо отдела с канцелярией, когда в его голове появляется одна идея. Оторвать желтый стикер с блокнота – легче легкого, но пальцы предательски трясутся, черкая слова и цифры остро заточенным карандашом.

Толик, к счастью, уже ушел. Мурат встречает привычным недовольством в глазах, но Денис взгляда не отводит, напротив – еще и хмыкает высокомерно. Секунды идут мучительно долго по мере того, как стремительно растут сомнения. Когда Мурат озвучивает сумму, становится ясно – терять уже нечего.

Тот разворачивает смятые рубли и задерживается пальцем на яркой бумажке с жирными каракулями. Денис мгновенно хватает бутылки в охапку и дает деру, позабыв о сдаче.

* * *

– Говорю тебе, победа у нас в кармане. – Славка по-хозяйски закидывает ногу на ногу. Денис отвлекается от перебора струн и поднимает голову. – Еще пара недель тренировок, и от городских просто мокрого места не останется.

– Тогда может отнесетесь лояльно к моему желанию расслабиться? За предстоящую победу, так сказать. – Сашка, расположившись по-турецки, вырезает картонные буквы и клеит их на разложенный ватман.

Толик на манер сестры тоже ловко орудует ножницами. Белое пространство на полу постепенно обрастает чем-то красочным.

После слов Саши Слава недовольно цыкает:

– Повзрослей сначала. Стукнет восемнадцать, тогда шатайся по клубам сколько влезет. А сейчас рисуй и клей, раз в школе сказали.

Та не унимается:

– Выпуску на фиг не сдались все эти стенгазеты. Им лишь бы побухать. Мне всего два года осталось до совершеннолетия. Почему я вообще должна спрашивать разрешения?

– Будешь ныть, – отвечает Славка, – заберу с собой на работу в ночную смену.

– Ханжа и зануда. – Саша обиженно бубнит это под нос. – Будто сам в свое время никогда не бухал. Толя, скажи ему!

– Я всецело за него. – Тот методично занимается стенгазетой, не особо интересуясь предметом разговора. – Пить для девочки – некрасиво.

Саша взрывается, как Везувий.

Пока трое ожесточенно спорят о гендерных стереотипах, Денис задумывается о выпускном, до которого уже рукой подать. Он ведь тогда написал Киру от банального отчаяния, будучи уверенным, что ребята больше не заговорят с ним. Однако все неожиданно перевернулось с ног на голову. Кир там будет и точно ответит на все интересующие вопросы насчет Мурата, только за нужную ниточку потяни. А может, и тянуть не придется – язык у него все равно без костей.

– А вы-то как? Пить идете? – Денис вдумчиво крутит колки на гитаре.

– Идем, – Толик кивает. – На официальную часть точно. Школа пригласила.

– Насчет вечеринки – как карта ляжет, – дополняет Слава.

– А что? Тоже хочешь сходить?

– Меня уже пригласили. – Денис стряхивает усталость с рук. – Кирилл. Знаете такого?

Саша смешно выпучивает глаза:

– Ты про Принца? Кирилл Пегов тебя пригласил? Респект. Может, тогда замолвишь за меня словечко?

Голос Толи отдает сталью, когда он обращается к сестре:

– Саня, сгоняй-ка на кухню. Маме, наверное, помощь нужна.

– Не, клеить дофига еще.

– Сам сделаю. Иди. – Повелительные нотки, такие нехарактерные для доброго лица Толика, заставляют Сашу (не без ворчания) выйти вон.

Денис хмурится в подозрении. Зачем так настойчиво сплавлять малую? Когда Славка начинает отвлеченно хрустеть кулаками, приходит понимание, что сейчас что-то будет.

– Ты. – В глазах Толика едва заметная паника. – Ты, что ли, с Кириллом якшаешься?

Денис старается делать максимально непринужденный вид, однако то, какие молнии мечет своим взглядом Слава, не по-детски пугает.

– Нет, я не дружу с ним. Но хотелось бы. Он прикольный вроде.

– Это, конечно, не наше дело, – отвечает Слава. – Если уж так приспичило – скорефанься. Но мой тебе совет… будь с ним начеку.

– А есть о чем волноваться?

– Поверь на слово, ладно? – Слава опускает тяжелую руку на его плечо и крепко сжимает. Этот жест четко сквозит неприкрытым принуждением.

– Не ладно. Хватит юлить. В чем дело? – Денис чувствует себя сжатой пружиной – еще усилие, и рванет.

Толик подает голос:

– Кирилл Пегов – темная лошадка. Заруби себе это на носу. Говоришь, он сам тебя пригласил? Тебе лучше не ходить с ним на вечеринку. Неприятности тебе обеспечены.

Денис из кожи вон лез, чтобы подружится с этими двумя, но сейчас он готов пересмотреть свои приоритеты. Подобные туманные объяснения раздражают его.

– Я уже решил, что пойду. У меня день рождения в этот день. Спасибо, что предупредили, но мне нужна компания.

Славка мгновенно меняет гнев на милость:

– Ну ты артист! Чего молчал-то? Сходим вместе, раз такое дело. Сколько хоть стукнет?

– Вот карта и легла, – слышится смешок Толика. Он возвращается к оформлению стенгазеты как ни в чем не бывало.

Денис безвольной куклой откидывается на спинку кресла. Этот разговор отбивает всякое желание играть дальше. Предложение повеселиться вместе – очень к месту, но попахивает чем-то подозрительным. Если бы Денис знал, что Славка с Толиком сами предложат свое общество, не пришлось бы с больным рвением жрать себя заживо.

Надоели недомолвки. Хватит. Он не хочет додумывать. Однажды настанет день (выпускного?), когда кто-нибудь скажет что-то более информативное, чем снисходительное «поверь на слово».

* * *

Денис возвращается домой ближе к восьми вечера. Бабушка встречает его с пустой лейкой в руках и рассерженным: «Ну, шатань!». Полив огорода растягивается почти на час.

После ужина звонит мама. Денис, сытый и распаренный после душа, застревает у телефона еще на добрые сорок минут. Расчесывая комариные укусы до выступающих бусинок крови, он слушает о делах семьи и осеннем отпуске, который мать от и до уже спланировала.

В голове громко щелкает после того, как из трубки звучит, что подарок на день рождения уже куплен и он, внимание, «позволит в полной мере раскрыть твой талант, дорогой». Что родители могут знать о его талантах, если всю школьную жизнь намеренно подавляли их?

То, что на день рождения придет фотоаппарат, сомневаться не приходится. Мать не знает ничего, кроме фотокружка, в который Денис ходил от нечего делать. Но предвкушение и радость приходится сымитировать, а то, не дай бог, еще посыпятся вопросы о здоровье.

Дремота нападает уже при подходе в комнату. Смартфон, небрежно оставленный на кровати, мигает светодиодом. Денис встает как вкопанный. Перспектива наконец отдохнуть уходит на второй план, уступая место нарастающей панике.

Магазин. Холодильник с минералкой. Сорванный стикер. Бесполезные потуги выглядеть грозным и оскорбленным. И номер телефона, оставленный остро заточенным карандашом.

Вспотевшие пальцы нажимают на кнопку блокировки и в спешке вводят четырехзначный код. Сердце грохочет в висках. Дыхание застревает в глотке. Денис пялится на шторку уведомлений, как баран на новые ворота. Ответное сообщение Мурата точно пришло – диод же мигает. А потом корпус телефона внезапно вибрирует, и на экране выскакивает предупреждение о низком заряде батареи.

– Да чтоб тебя!

Мурат привычно игнорирует. Иначе и быть не могло. Слова Дениса в импровизированной записке, вызванные завистью и глупой обидой, просто не могли вызвать в Мурате что-то кроме холодного цинизма. Возможно, стоя за кассой, тот едва сдерживался, чтобы не засмеяться. А может, и не сдерживался. Если завтра об этом позоре узнают Толик и Слава, Денис не удивится. Что сказать? Одним словом, дурак.

Ночь, вливающаяся прохладой через открытую форточку, обещает спокойный и здоровый сон. Но под утро Денис погружается в один из тех кошмаров, которые даже врагу не пожелаешь.

С крыш долго и методично капает. Булькает желоб, извергая дождь в металлическую бочку. Вода проглатывает Дениса, застревает в его носу и рту вонючей гнилью. Он отчаянно рвется наверх, к огромному солнечному блику, а воздух крупными пузырями выталкивается из легких по мере угасания сил. Он захлебывается, так и не достигнув дна, падает в вязкую тьму, чтобы позже очутиться среди гладкой белизны.

«Это ванна» – мелькает в мыслях, и вместе с этим рот наполняется вкусом ромашкового мыла. Денис снова тонет, снова кашляет и из последних сил борется за жизнь. Мягкие сильные руки тянут его тело вперед. Чьи-то губы прижимаются к виску. Чей-то заглушенный голос извиняется, пока Денис сплевывает горькую мыльную воду. Женщина со смазанным лицом истерично повторяет одно и то же, обнимая белыми руками. Затем Денис кожей чувствует, как эти руки грубеют. Знакомая ладонь, маленькая, с короткими пальцами, опускается на его грудь.

Мурат смотрит на него, как на Толика, смотрит, как на Милану. Так, как в реальности никогда точно не посмотрит. Уголки губ приподняты в легкой улыбке. Ресницы в свете ламп подрагивают, бросают нежно-розовые тени на щеки. Внутри Дениса медленно, но верно распаляется жар вместе с пугающим желанием коснуться лица Мурата рукой.

– Это твой подарок на день рождения. – Голос Котова похож на шелест осенней листвы: сухой и тихий.

В ту же секунду чужое усилие выбрасывает Дениса обратно в ромашковую воду. Он подскакивает на кровати, как ошпаренный. Руки и ноги бьет крупная дрожь, подушка мокрая от пота, а одеяло сбито в ком.

Сверкающие солнечные пылинки пробиваются сквозь щель задернутых штор, из-за двери слышатся шум душа и шипение чайника. Сквозь эти звуки телефон тренькает входящим сообщением.

Unknown

В 23:00 у маркета не опаздывай

Мурат все-таки ответил. И более того – назначил встречу.

Не пустое место

Мягкие сумерки уже сгустились, когда Мурат закрывает дверь магазина на ключ. Над горизонтом, где еще виднеются янтарные отголоски теплого дня, уже подмигивают одинокие блеклые звездочки. Развернувшись на пятках, он шаркает по грунтовке навстречу резко холодному свету фонарей. Прямо над головой с громоподобным стрекотанием пролетает жук-плавунец и прицельно падает в лужу. Мурат провожает его глянцево-зеленую спинку задумчивым взглядом.

Кто бы знал, как курить хочется. Почти каждый вечер он безбожно налегает на сигареты: пшик – и пачки как не бывало. Странно, что Толик, чувствительный к запахам, все еще не вынес ему мозг.

Рука ныряет в карман, нашарив помимо «Альянса» свернутые тысячи. Сегодня, после пары дней задержки, пришла зарплата. Как раз вовремя. Долг друзьям, которым его щедро наградил отец, нужно поскорее вернуть.

Когда мать легла в больницу, вопрос о деньгах встал остро. Лекарства никогда дешево не стоили, так что Мурат всегда тщательно планировал бюджет. Сейчас денег в его руках едва-едва хватает на все необходимое.

В тот день отец без предупреждения заявился в больницу и принялся о чем-то говорить с матерью за закрытой дверью палаты. Выяснять отношения в коридоре больницы было не самым лучшим решением в жизни Мурата. Его, взвинченного и разгоряченного от избытка чувств, отец за шиворот затолкал прямиком на заднее сидение машины.

Единственное, о чем мог думать Мурат в тот момент, когда машина выруливала с парковки на проезжую часть, так это об изрядно помятой гордости. Гордость – единственное, благодаря чему он до сих пор держится на плаву. Отец не постыдился ее уязвить, когда затормозил у дорогущего вычурного ресторана.

В такое место, сверкающее чистотой и роскошью, едва ли кто ходит в потертых джинсах и мятой рубашке. Мурат чувствовал себя ужасно под оценивающим взглядом чванливых незнакомцев, коротко кивающих его отцу. Скромные по размерам блюда со сложными названиями пахли травой и не вызывали ничего, кроме желания побыстрее уйти. Отец ел медленно, как истинный аристократ, сидел с прямой, как жердь, спиной, не позволяя себе даже на миг расслабить плечи. В противоположность, Мурат, ссутулившись и специально расставив локти на столе, ел с демонстративным отвращением.

Разговор, и без того отвратительный, перешел на опасные обороты, когда на стол рядом с недопитым бокалом опустился пухлый конверт. Мурат ощерился мгновенно. Дураком быть не надо, чтобы понять, что внутри деньги. В отцовском жесте проглядывалось желание не помочь, а, скорее, оскорбить и подавить. Мурат беден, как церковная мышь, и морально почти раздавлен, а ситуация с матерью играет отцу на руку, как никогда.

Мурат тогда много плохого наговорил, послав к черту все условности. Непозволительно грубую речь отец слушал, не перебивая. Его взгляд глубокий, будто понимающий, вызывал бурю противоречий. Как только он заикнулся о Милане, Мурат уже минул точку невозврата – его прорвало напрочь. Он не постыдился нелестно спросить, все ли в порядке у впечатлительной мачехи-полячки с русским, или до сих пор ни «бэ», ни «мэ».

О кульминации вечера возвестил звонкий хлопок бокала, сжатый в крепком отцовском кулаке. Тот стряхнул стеклянную крошку с рук и грузно встал из-за стола. Мурат выслушал кучу нравоучительных объяснений, почему развод был так необходим, а конец отцовской речи вылился в нотацию об отсутствии здравомыслия у нерадивого сына. Кинув напоследок что-то про молоко на губах, отец забрал конверт и вышел вон.

Мурат праздновал победу ровно до того момента, пока не принесли счет. Около часа потребовалось, чтобы разобраться с переводом суммы от Славы на счет ресторана. Администратор смотрел на его внешний вид до невозможного брезгливо, пока Толик говорил в трубку, что они до сих пор ищут исправный терминал.

* * *

После резкой затяжки во рту неприятно горчит. Дорога заворачивает за угол небольшого дома с красной черепицей. Мурат смотрит на железные прутья калитки с необъяснимой грустью. Когда-то здесь стояли деревянные дощечки, а рядом с тем местом, где кучей громоздятся садовые инструменты, раньше переплетались кронами две яблони. Двор Царевых Мурат выучил от и до, будучи мелким.

Он был в то далекое время неусидчивым ребенком, с вечно зелеными от травы коленками и упрямой потребностью рушить чужой порядок. Однако воровал всегда грамотно и редко попадался. Мурат хорошо помнит тот день, когда упавшие стволы распиливали на части и уши закладывало от рева бензопилы. Вместе с умершими яблонями детство дало трещину: в тот же вечер родители впервые поругались.

Мурат проклинает себя за лишние сантименты. Все уж давно быльем поросло, незачем вспоминать. Но тоска по обычному человеческому счастью засела в сердце занозой и ноет, ноет.

Из окна Царевых слышатся звуки гитары, а вслед – неловкое пение. Желтый свет пробивается сквозь полупрозрачный кружевной тюль. Силуэт парнишки слегка раскачивается из стороны в сторону, в такт музыке. Голос немного неустойчивый, с заметным напряжением, но с приятными слуху высокими переливами. Царев Денис – талантливый малый, одна дикция чего только стоит. Слава и Толик хорошо его натаскивают.

Во внутреннем кармане Мурата желтый листочек, сложенный вдвое, словно жжет грудь. Почему не выбросил до сих пор – бог его знает. Он долго раздумывал над содержанием, и многое его до сих пор смущает.

Например, то, с какого перепуга Царев Денис вообще оказался в компании Толика и Славы? Чем сумел привлечь? Еще непонятно, какого черта Царев и Пегов прохаживались вместе в магазине. Если Денис так открыто общается с Кириллом, почему Толик и Слава до сих пор не узнали об этом? Ребята уж точно не предатели. Все это, вместе с содержанием записки, здорово путает мысли.

Царев явно действует по принципу «против лома нет приема»: врывается в чужую зону комфорта, надеясь получить хоть каплю расположения. Мурату нисколько не стыдно за свое холодное отношение, ведь эмпатия от незнакомых людей зачастую имеет под собой подоплеку, и не всегда приятную.

Собака пронзительно лает, услышав скрип ворот и поступь по деревянному тротуару. Смирновы в такое время еще не спят: во всех окнах горит свет, а в гараже под звуки радио громко гудит болгарка.

Толина мама встречает Мурата в прихожей, когда тот мнется у порога, раздумывая, стоит ли сначала подождать, а потом пройти, или лучше кого-нибудь окликнуть. Смирновых он знает с яслей, и стеснения в их доме никогда не испытывал. Но после тех мерзких слухов, которые два года назад пустил Пегов, здесь уже не получается ощущать себя, как прежде, расслабленно. Начиная с прошлого лета, когда Толик и Слава выпустились из школы и уехали в университет, Мурат редко попадался на глаза Смирновым. И только этим летом он решается идти на контакт, ведь Милане требуется безопасное место, где ей не причинят вреда, пока он работает.

Толина мама приобнимает Мурата за плечи и приглашает на кухню, где тут же накрывает на стол. Такая оперативность сильно смущает: хозяева давно уже отужинали, и он не собирается оставаться здесь надолго. Ему бы сестру забрать, поблагодарить и отчалить.

– Мальчики сейчас спустятся. – Женщина вручает ему горячую кружку с клюквенным киселем. – А ты перекуси хоть. Исхудал совсем. Щеки совсем пропали.

Она тихонько присаживается рядом и по-родительски гладит сгорбившегося над тарелкой Мурата по спине.

– Приходи к нам почаще, хорошо? Не бойся принимать помощь, ведь в нашем доме тебе всегда рады. Пожалуйста, помни об этом.

Мурат отворачивает лицо, чтобы не показывать, насколько он тронут этой безвозмездной добротой.

– Ты ездил к маме? Как она?

– Еще месяц лежать. Врач сказал, все запущенно.

Его ответ звучит нехотя, потому что делиться своими проблемами – последнее дело. Поддержку других он намеренно не принимает, потому что боится быстро привыкнуть к хорошему.

Когда на лестнице кто-то зевает и половицы скрипят под тяжестью ног, женщина тактично уходит с кухни. Ребята жмут Мурату руку: Толик крепко и надежно, Славка осоловело и подслеповато.

Стул жалобно откидывается под Славкиным весом, когда тот плюхается в него, запрокинув голову и вытянув ноги.

– Спал, что ли? – Мурат доедает последнюю ложку плова, царапая ложкой по тарелке.

– Покемарил немного. Через час на смену.

Вид у него вымотанный и слабый: круги под глазами, как угольные пятна; голос севший, точно сорванный воплями. Похоже, друг сильно стрессует в последнее время. Слава сам предложил отрабатывать смены Мурата на заправке, пока тот ездил в город к матери и разбирался с прогулами в магазине. До чего же совестно. На нем ведь, помимо всего, тренерство и приближающиеся соревнования. Еще и Царев этот, будь он неладен со своими уроками.

– Я, наверное, поговорю с начальником, и тебе больше не придется тянуть столько на себе. Спасибо, что держишь мое место.

– Нормально же все было, чего начинаешь-то? – Славка зевает так, что хрустит челюсть. – Просто делай, что надо, а тыл я прикрою.

То, сколько раз они виделись вдвоем, без Толика, можно по пальцам пересчитать. Инициатор подобных встреч – всегда Слава. С ним один на один приятно молчать: посиделки с пивом и чипсами могут начаться в безмолвии и так же закончиться. Он никогда не требует особого отношения к себе, не навязывается с советами, потому что знает, что Мурат не ребенок и в состоянии разобраться со своими проблемами сам.

Шумит блендер. Толик долго смотрит на то, как его любимая курага превращается в кашицу. Пока друзья разговаривают между собой о чем-то локальном, Мурат думает, что настала пора обсудить с Толиком важные вещи.

Сейчас его волнует многое, и обнажить душу он может только лучшему другу. Слава не в курсе многих вещей, с ним откровенно не поговоришь. Зато он хорош по части физической силы и в прошлом рвался ломать носы всем, кто хоть как-то Мурата ущемил. Именно у него в свое время Мурат научился давать сдачи.

– Сколько я там должен? Тыща девятьсот? – Нужно поскорее закончить с этим: побегал уже в должниках, хватит.

– Э, убери-ка это! – Слава, коротко взглянув на протянутые купюры, выставляет вперед руку в категорическом отказе. – Совсем меня не уважаешь? Я ведь тебе помог, а не в долг дал. Чуешь разницу?

– Ну погляди на него. – Толик хохочет, провожая Славку до прихожей. – Рыцарь на белом коне.

Тот с самодовольной лыбчонкой накидывает на себя джинсовку и уже тянется приобнять друзей на прощание, как Мурат вскакивает с места:

– Постой-постой. Я с тобой пойду. Толя, позови малую. Ей уже пора.

Ответ звучит с сомнением:

– А остаться не хочешь? Мила уже переодета и спит. Мне разбудить ее?

– Спит? Наверное… – Малая обычно всегда ждала брата и не засыпала до его прихода. На самом деле будить ее хочется меньше всего.

– Хватит морозиться, как барышня. – Славка готов вот-вот уйти на работу, подгоняемый временем. – Милана устала и сегодня совсем мало ела. Ничего ужасного с твоим домом не произойдет, если ты один раз переночуешь не там.

Мурат кивает на его слова с виноватым видом. Дверь захлопывается за другом, обдавая ночной прохладой.

* * *

Мурат переодевается на Толиной половине комнаты и спать будет на его кровати. Сашка, его соседка поневоле, узнает об этом, только когда вернется из гаража, где сейчас помогает отцу с машиной. Ее реакцию легко предугадать. Из кармана джинсов выскальзывает желтая бумажка и попадает под пятку. В этой части комнаты нет оконного света из-за широкого шифоньера, но даже в таком освещении записка остается читабельной. Буквы жирные и местами кривые, видно, что карандашом водили резко, со злостью и обидой.

«Я не пустое место. Назови причину, почему я не должен жать тебе руку».

Кто бы мог подумать, что Царев Денис, этот бесячий мальчишка, осмелится на такую выходку. Еще и номер любезно написал. Видимо, в желании получить «причину». За всю жизнь Мурат получил порядка сотни записок, и все они либо сочились ненавистью и пожеланиями скорой смерти, либо пестрели нарисованными членами и просьбами взять в рот.

Это лето началось сумбурно, и чего ждать дальше – неизвестно. Нужно срочно поговорить с Толиком именно сейчас, пока Мурат не передумал.

Лучший друг, расположившись на диване в зале, еще не спит. Смотрит телевизор. При виде задумчивого Мурата он включает мьют и отодвигается ближе к подлокотнику, освобождая место. Сквозь прозрачную тюль внутрь льется серебристая луна. Со стороны лестницы мерно тикают настенные часы. Мурат давно позабыл, каково это – открываться кому-то. Но Толик всегда спасает его. И сейчас тоже:

– С мамой случилось что-то?

– Нет, ей уже лучше. – Нет уверенности, стоит ли конкретизировать свои мысли, но есть предчувствие, что сегодня все в голове Мурата встанет на место.

Толик нервно улыбается:

– Это меня не касается, конечно, но я сейчас кое-что скажу. Только без рук, ладно?

– Чего там? – Мурат заинтересованно хмурится. Между ними осень, зима и весна, проведенные порознь. Он очень тоскует по тем временам, когда они все друг другу рассказывали.

– Дениска, ну, тот светловолосый паренек, которого ты видел в моей комнате… – Толик, что ли, мысли читает? Они одновременно думают об одном и том же человеке, и не просто думают – хотят поделиться мыслями о нем! – Он частенько спрашивает про тебя.

– Понятно. Что спрашивает? – Мурат делает вид, что ему совсем не интересно.

Толик видит его насквозь, но ему хватает ума не подтрунивать.

– Спрашивает, почему ты такой сухарь.

– Лучше будет, если он перестанет мной интересоваться. Ты же помнишь, чем все кончилось в прошлый раз?

Мурат до сих пор не знает, кто накалякал тот мерзкий рисунок, ведь в художественном кружке числилось достаточно потенциально недружественных личностей. Но он железобетонно уверен, что Пегов имеет к рисунку прямое отношение. Кому, как не ему, на руку гнусные сплетни? Только он так отчаянно трясется за свою репутацию образцового старосты. Чтобы защитить себя от своих же страхов, Кирилл не придумал ничего лучше, чем испортить чью-то жизнь.

Мурат все еще корит себя за недальновидность: с самого начала было ясно, что дружба между ними на слабую троечку. Пегов не скрывал своей брезгливости и в стенах школы никогда с Муратом не здоровался, боялся, что подумают другие. Принцу школы не к лицу общаться с чуркой, сыном потаскухи.

Голос Толика выводит его из неприятных воспоминаний:

– Про Славу ты опять забыл. Не все такие уроды, как Кирилл. Слава не делал тебе больно, он бережет тебя. Мне до сих пор кажется, что его появление в твоей жизни – это помощь свыше, не иначе.

– Я тогда думал, что он это все… из жалости делал, и поэтому злился на тебя, что ты привел его.

– Ну дура-а-ак. – Раздается мягкий добрый смех, и Мурат в ответ тоже улыбается.

– Если бы не Слава… Да, я рад, что он в свое время решил помочь мне, но спасибо сказать до сих пор трушу. Только ему не говори.

– Не скажу, как и всегда. Знаешь, чего я боюсь?

– Сашку, когда она узнает, с кем будет ночевать сегодня в комнате?

– Нет. То есть да, но я про другое. Вот представь, приезжаю я на следующий год сюда, а от тебя прежнего – одно имя осталось. Передо мной будет сломанный одиночеством человек, отвергающий любую помощь. Понимаешь, о чем я говорю?

– Я не… – Мурат слышит едва промелькнувший укор в голосе друга и тупит взгляд. – Я постараюсь почаще приходить к вам. Но приходить без причины… к этому сложно привыкнуть после всего, что было.

– Перестань отталкивать всех от себя. Да, люди – «хэ» на блюде, но и хороших полно. Хоть кому-то шанс дай. Чем крепче связь, тем сильнее отдача.

– А если опять ошибусь? Что тогда? – Этот вопрос к Смирновым, с которыми Мурат только-только начинает строить доверие с нуля, не относится. Становится страшно, вдруг Толик потребует конкретики, а Мурат категорически не хочет произносить имя внука Риммы Аркадьевны.

– Не зацикливайся на этом. К чему переживать, если ты еще не ошибся? Эти каникулы такие же короткие, как все прошлые. Помни об этом. – Верно. Моргнешь, и лето пролетит, а вместе с ним и мизерные шансы на перемены. Толик и Слава уедут на учебу, и жизнь снова превратится в бесконечный день сурка. – Зато в этом есть и положительная сторона. Пегов уедет этим летом.

А ведь точно, этот год у него последний. Мурат, настолько погруженный в свои заботы, совсем забыл о скором поступлении Кирилла.

– Не думаю, что Пыга останется здесь после выпуска.

Да, сомнительно. Совершенно точно эти двое покинут деревню вместе. Старые раны и ушибы будто снова ноют при одном лишь упоминании Пыги. Этот моральный урод редко разгуливает по улицам днем, так что слава богу, что с ним Мурат уже давно не пересекается.

Толя между тем продолжает:

– Его родоки, конечно, еще более конченные, чем он сам, но не настолько, чтобы лишать его образования. Он же не донимает тебя больше?

– Ко мне не лезут. Но если появится хотя бы намек, что кто-то кроме меня знает… мне будет одна дорога.

Если Мурат попадет под 119-ю статью, Милана и мама останутся одни и совершенно точно пропадут. В деревне, где и без того ходят слухи, что сестру мама нагуляла на стороне, их вконец заклюют. В полиции никто разбираться не будет: с нерусскими у них разговор короткий.

– Извини, что я когда-то вынудил тебя рассказать мне все как есть. Сейчас бы ты не переживал об этом. Но послушай, Пегов не станет так подставляться. Полиция начнет копать и под него тоже.

Это единственное, что успокаивает, и единственное, что препятствует Кириллу подать заявление в участок. Мурат сжимает пальцы на ногах и откидывается на спинку дивана, громко сглотнув. Славка и мама не в курсе его проблем с законом.