Текст книги "В глуши"

25

«Медведицы крайне опасны, – сказано в книге. – Особенно если они воспринимают вас как угрозу своим детенышам».

Дон хочет объяснить приближающейся медведице, что она ни в коем случае не является угрозой. Что она буквально и сама Медвежонок. И мечтает спуститься с этой горы и сесть на самолет до Сакраменто.

Но она сидит на заднице, а медведица подходит все ближе. Время разговоров окончено.

«Если черный медведь нападает, – сказано в книге, – нападайте в ответ. Боритесь за свою жизнь».

Дон начинает шарить рукой в поисках оружия. Палки, камня, чего угодно. Медведица наступает, сопя и рыча, Дон кричит и слышит позади себя, где-то в чаще, голоса, но они звучат вдалеке, а медведица уже совсем близко.

Дон перебирается через бревно, о которое споткнулась. Находит отломленную ветку дерева и отчаянно машет ею перед животным, но ветка уже гнилая – она тут же ломается. Теперь Дон плачет и кричит до боли в горле.

– На помощь! Черт, помогите же мне!

Медведица нависает над ней. Огромная – кроме нее, Дон ничего не видит. Кроме ее тяжелого хрипа, Дон ничего не слышит. И неожиданно она понимает, как глупо ей придется умереть: в пасти медведя – черного медведя, – в дикой глуши и, может, даже обмочившись.

Раздается выстрел.

Очень громкий.

Медведица замирает. Она забыла про Дон и смотрит куда-то ей за спину, когда раздается второй выстрел. Когда на поляну выскакивает Эмбер и ставит Дон на ноги. Когда Кристиан, и Лукас, и, возможно, еще кто-то выбегают у нее из-за спины, громко крича и размахивая руками.

Грохает третий выстрел, и Дон моментально глохнет.

Медведица осматривается, затем поворачивается к медвежонку, который в ужасе бежит подальше от поляны. Она разевает пасть, и из нее раздается какой-то звук, однако Дон его не слышит, потому что все еще оглушена грохотом выстрелов.

Медведица разворачивается и убегает вслед за своим детенышем.

Один раз она останавливается, оглядывается, и ее взгляд снова обращается к Дон. Она долго на нее смотрит, будто заглядывая в саму душу.

А потом опять разворачивается и исчезает среди деревьев.

26

– Я не понимаю, – говорит Дон, когда Эмбер и Лукас помогают ей добраться обратно к костру после неудачных попыток убедить наставников прекратить поход и увести группу из медвежьего края к цивилизации. – Если Кристиан стрелял в медведицу, почему она не была ранена?

Кристиан смеется, он ничуть не встревожен.

– Я не стрелял в медведицу.

Дон смотрит на него в изумлении:

– Да какого хрена? Я слышала выстрелы!

Кристиан сует руку в карман и достает оттуда нечто, размером и формой напоминающее ручку.

– Шумовой баллончик, – поясняет Эмбер. – По звуку похож на выстрел из ружья. Обычно этого хватает, чтобы отпугнуть медведя.

– Обычно, – повторяет с ухмылкой Кристиан.

– А если он не помогает, есть еще спреи, – поспешно добавляет Лукас. – Ведь так? У вас же есть с собой хотя бы спреи, да?

– Конечно, – отвечает Кристиан, и Дон кажется, что он смотрит ей в глаза точно так же, как смотрела медведица. – Обычно они тоже отлично помогают.

Дон дрожит, вглядываясь в огонь костра. Она твердо знает, что больше никогда не заснет.

27

Дон по-прежнему бесит спать под брезентом, и мысль о новом рюкзаке уже не спасает, тем более что, когда солнце заходит, становится уже ощутимо холодно. Бо`льшую часть ночи она проводит, свернувшись в спальном мешке, – дрожа от холода, прислушиваясь к шелесту деревьев на ветру, хрусту веток и переживая, что медведица вернется.

А когда она устает переживать из-за медведей, она начинает переживать из-за горы Пук.

Конечно, Дон ничего не знает о горе Пук, кроме этого глупейшего названия, поэтому очень быстро переходит к своим главным переживаниям – увидит ли она когда-нибудь свою ба и дразнят ли Брайса в школе. Она чувствует себя бесполезной и беспомощной, одинокой, голодной и грустной.

(И замерзшей. Очень замерзшей.)

Успевает она позлиться и на Кристиана с Эмбер вместе со всей их группой дебилов. На медведицу – за то, что пыталась ее сожрать, на Лукаса – за то, что напугал ее горой Пук. На Венди – за то, что вышла за Кэма, на Кэма и Венди вместе – за то, что похитили ее и отправили в это ужасное и невыносимо холодное место. А когда она перестает злиться на каждого, о ком думает, то обращает весь свой гнев на того, кто заслуживает этого больше всего.

(И это сама Дон.)

Если бы не Дон, папа был бы жив.

И весь тот кошмар, что выпал Дон после его смерти…

Поделом ей, заслужила.

28

Во «Втором шансе» нет кофе.

По-моему, об этом еще не было сказано ни слова.

Конечно, Кристиан пьет кофе по утрам, но кроме него – никто. Даже Эмбер, хотя Дон уверена, что по собственному выбору.

Есть что-то вроде травяного чая – слабого, как моча, и совершенно не подходящего для пережитого потрясения. Так что сейчас, да и почти каждое утро, Дон нужен двойной эспрессо, а желательно – еще и глоток «Джека Дэниелса».

Виски во «Втором шансе» тоже нет.

(Еще бы.)

Так что на следующее утро Дон выползает из-под брезента с тяжелой головой, зато каким-то чудом не съеденная медведями, и вместе со Стаей приступает к утренним ритуалам,

(одеться, почистить зубы, пописать где-нибудь в кустиках, набрать в свою бутылку воды, развести костер, приготовить завтрак и т. д. и т. п.),

а затем складывает свой брезент в новый рюкзак (который уже покрыт мелкими каплями грязи, как и новая желтая футболка).

Ребята заливают костер, выстраиваются за Кристианом, и он ведет их снова в леса, через медвежий край, по узкой звериной тропе, что вьется по берегу маленького озера вверх по хребту.

К восьми утра Стая уже поднимается на верх хребта, и Дон надеется, что по крайней мере настоящие медведи остались позади.

Утро выдается хмурым, так что Дон не видит впереди горы Пук.

Она видит только длинный изогнутый хребет, где нет ничего, кроме голого камня. По обеим сторонам горный хребет упирается в редкий лес и широкие пустые долины. Никаких признаков жизни человека нет.

(Ты не должна быть здесь.)

Стая делает короткую передышку, чтобы набрать воды. Дон тщетно пытается рассмотреть сквозь туман хоть какие-то очертания горы Пук. Потом Кристиан говорит им, что пора двигаться дальше, и они идут по хребту от одной пирамидки к другой – длинная вереница никому не нужных подростков, зевающих и спотыкающихся на пути непонятно куда.

Дон очень устала. Она изо всех сил старается переставлять ноги, не упасть в ущелье и не подвернуть лодыжку на камнях. Она идет следом за Эваном, и это подрывает ее последние душевные силы. Так что она почти не замечает, что происходит вокруг.

(Позже она очень об этом пожалеет.)

Например, она не замечает, как гряда, по которой они идут, через пару часов переходит в другую гряду. Она не замечает, что есть только одна нормальная дорога, ведущая через это самое ущелье, с которого она старается не сорваться, и что их маршрут не так уж очевиден. Она не замечает, как Лукас прибавляет шаг и говорит о чем-то с Алексом, оставив ее позади, и она уж точно не замечает, как Уорден отстает и плетется в самом хвосте Стаи, хотя обычно вышагивает впереди всех.

Сейчас Дон сосредоточена только на том, чтобы просто идти.

И оказывается на волосок от смерти.

29

Так получилось, потому что она устала. Почва скользкая, ноги ноют, новый рюкзак держится на спине неправильно, а Дон пытается хоть как-то упростить спуск по прорезающему хребет на две части каменистому ущелью.

Честно говоря, было бы дико страшно, даже если бы ты не валился с ног от усталости и даже если бы у тебя на ступнях не было мозолей. Дон стоит на краю вершины и смотрит вниз на кое-как протоптанную тропку, ширины которой едва хватает, чтобы на нее можно было ступить в ее ботинках шестого размера[1]1
  Шестому размеру соответствует российский 36,5. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], гораздо меньшего, чем у большинства членов Стаи. С одной стороны твердый камень, с другой – отвесный спуск, усеянный острыми камнями и низкими кряжистыми деревцами, которые, пожалуй, могут проткнуть человека насквозь. Даже Кристиан и Эмбер идут медленно: Эмбер то и дело озабоченно смотрит назад, на Дон, и кричит что-то типа «Старайтесь придерживаться рукой!» или «Не торопитесь!» и «Все будет хорошо!».

Тебе легко говорить, думает Дон. Тебе за эту фигню платят.

Но все равно цепляется за выступы и постоянно ищет опору, стараясь не смотреть вниз и не думать о возможном падении. У нее все получается, пока она не доходит до места, где тропа буквально заканчивается, а дальше – пустота под ногами и пара выступов, чтоб ухватиться рукой, ну а после – вообще ничего, только воздух и огромная высота. Чтобы добраться до следующей части тропы, нужно отпустить выступ, развернуться и ступить назад, вниз, пытаясь вслепую нащупать ногой более или менее надежную опору.

Тропа продолжается в шести футах ниже, но дальше – только новое ущелье, тоже отвесное и глубокое, так что если она потеряет равновесие или поскользнется, то, скорее всего, слетит с тропы и будет падать, пока не долетит – плюх! – до самого дна.

Дон начинает дышать чаще. Она застывает у конца тропы, ей хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда.

(В тюрьме, например.)

(Или даже в школе.)

Жаль, что нельзя развернуться и побежать назад, к вершине хребта, и по пирамидкам добраться обратно, к его подножию, а оттуда к базе «Второго шанса», где есть телефон и дорога, которая ведет туда, где нет необходимости нащупывать ногой опору.

Может, она так бы и сделала, если бы за ней не плелись Уорден и Бриэль, тоже норовящие удержаться за выступы сбоку и наблюдающие пристально за тем, как у нее посреди горной тропы чуть не случился нервный срыв.

Они все смеются над тобой, думает Дон. Стоят там, смотрят на тебя и говорят о тебе гадости.

Дон буквально физически ощущает на себе взгляды Уордена и Бриэль. Она закрывает глаза – к черту все это! – и, прежде чем успевает подумать еще раз, встает лицом к уступу, затем делает шаг назад, в пустоту, стараясь нащупать ногой, куда бы встать.

Когда левая нога Дон касается твердой почвы, происходит ужасное.

Нога скользит.

Что-то в рюкзаке смещается, и Дон машет руками, пытается ухватиться пальцами хоть за что-то,

но

теряет равновесие,

заваливается назад,

прекрасно понимая,

что это значит.

Примечание автора

Мы мало говорили об Уордене.

Да, вы знаете, что он Белый Медведь. Вы также знаете, что он подтянутый, мускулистый и симпатичный.

В конце концов, вы можете предположить, что в этой истории у него будет более важная роль.

Но пока что мы мало о нем говорили.

А сейчас это исправим.

30

Кто-то хватает Дон за руку.

Останавливает ее падение.

Крепко держит ее, пока она готовится к удару. Пока она мысленно прощается со всеми.

(Прощай, ба. Прощай, Брайс.)

(Пошел ты, Кэм.)

Кто-то спасает ей жизнь и не дает упасть, пока ее ноги не встают на твердую почву.

Дон смотрит вверх. Это Уорден. Уорден смотрит вниз на нее.

У Уордена самые зеленые на свете глаза.

31

– Подожди немного.

Дон спускается на дно каменистого оврага и начинает карабкаться на другую его сторону. Остальная часть Стаи уже на вершине: снова мерзнет на хребте. Дон пребывает в шоке, вспоминая то болезненное ощущение невесомости при падении, то Уордена – серьезный взгляд его бездонных зеленых глаз.

Он не сказал ни слова, просто держал до тех пор, пока не убедился, что она цела, а потом, нахмурившись, смотрел, как она сначала спустилась на дно, затем встала на тропу, чувствуя, как пылает ее лицо, а сердце бухает с бешеной скоростью, будто она только что обдолбалась.

Дон искренне надеется, что сможет подняться на другую сторону, к остальным, и забыть то, что только что случилось, забыть, как она боится этой проклятой высоты и как ей неловко оттого, что она чуть не упала и не погибла, забыть о дурацких бабочках в ее дурацком животе, которые словно взбесились, едва она поняла, что ее удержал именно Уорден, как только осознала, что он в буквальном смысле спас ей жизнь.

– Эй, йоу, постой, – повторяет Уорден и догоняет ее – не вспотевший и даже не запыхавшийся.

(Дон видит, как играют мускулы на его руках, какое подтянутое и упругое тело у него под футболкой. Она чувствует, что снова краснеет, и пытается думать о чем-то другом.)

– Спасибо, – бросает она ему через плечо, стараясь голосом не выдать, что она только что заметила, какой он привлекательный. – Чуть не навернулась.

– Да уж, – отвечает Уорден, и его голос сексуальный и глубокий, серьезный, как и он сам. – Эй, подожди.

– Все хорошо, – отвечает Дон, не сбавляя шага. – Я в порядке.

– Нет, – говорит Уорден. – Неправда.

Дон, удивленная, оборачивается к нему.

– Неправда?

– Нет. – Уорден уже футах в десяти от нее. Они почти на самой вершине хребта; Дон видит пирамидку как раз над ними, там каменная стена снова превращается в почти отвесную скалу. – Иди сюда. – Уорден ждет на вершине, руки упираются в бока. Он делает знак, чтобы Дон подошла ближе.

– Ну, – говорит она.

– Ты там чуть не погибла.

– Да, знаю. Большое тебе спасибо. Если бы ты меня не поймал, я бы…

– Знаешь почему?

– Я бы… Что?

– Знаешь, почему ты начала падать?

Дон пожимает плечами.

– Просто немного поскользнулась. Тропинка там была очень узкой. Хорошо, что ты оказался рядом, да?

– Нет. – Уорден наклоняется к ней, и Дон вздрагивает, но он лишь хватается за ремни на ее рюкзаке.

– Рюкзак недостаточно плотно прилегает к спине. – Он затягивает ремешки и лямки так туго, что Дон спотыкается и почти валится на него. – Твой вес сместился в самый неподходящий момент, и ты потеряла равновесие. Надо убедиться, что сейчас все держится хорошо.

Дон охает в ответ и тут же начинает злиться за то, как тонко и по-детски звучит в этот момент ее голос.

Уорден наклоняется к ее бедрам и на них тоже плотно затягивает лямки. В его действиях нет ничего романтичного, но он все равно кажется сексуальным – сильный, серьезный и заботливый.

(А может, у Дон просто давно не было секса. Так что она тут же замечает, как близко Уорден стоит к ней – и как отвратительно от нее пахнет.)

Уорден заканчивает с ремешками, встает и оценивающе на нее смотрит.

– Ну как?

Теперь рюкзак сидит как влитой, словно стал частью ее тела.

– Ну, нормально, – неуверенно говорит Дон.

– «Ну, нормально»? – Она видит в его зеленых глазах насмешку. – Правда нормально или ты просто хочешь побыстрее от меня отделаться? – Уорден склоняет голову набок. – В следующий раз меня может не оказаться рядом, чтобы тебя подхватить.

– Правда нормально, – отвечает Дон. Она вертится и слегка наклоняется: рюкзак двигается вместе с ней, внутри ничего не смещается. – Кажется, плотно сидит. Думаю, сейчас все хорошо. Думаю…

Ее взгляд падает дальше, за Уордена, вдоль хребта и еще дальше, где облака вдруг расходятся и вдалеке появляется…

– Гора Пук! – произносит Дон быстрее, чем успевает остановиться.

Уорден удивленно хлопает глазами.

– Гора… Пук? – повторяет он медленно.

Дон вновь смотрит на горы, по которым они карабкались, думая, не поздно ли еще сигануть с вершины. Ее лицо пылает, пылает как никогда.

– Да… – Не в силах продолжить, она просто показывает. – Ведь эту гору так называют?

Уорден оборачивается. Это самая высокая гора на горизонте, местами запорошенная снегом, ее каменная вершина теряется высоко в облаках. Легкого пути к ее пику не будет, по крайней мере отсюда не видно, и от одного только взгляда на нее Дон начинает подташнивать.

Лукас был прав. Жуткая гора.

Если Уорден и испугался, то виду не подал.

– Ты про Вороний Коготь? – спрашивает он. – Ты ее назвала горой Пук?

– Не я, – торопливо уверяет его Дон. – Так ее Лукас назвал.

– А, Лукас… – Губы Уордена искривляются в усмешке. – Ну, тогда понятно.

Словно услышав их, Лукас останавливается, оборачивается и смотрит на них, прикрывая глаза от солнца. Сначала он видит Дон, потом замечает Уордена, и, вероятно, ему это не сильно нравится.

Парни пару мгновений глядят друг на друга, будто между ними происходит дуэль за сердце дамы.

– Почему ты зовешь эту гору Вороньим Когтем? – спрашивает Дон, чтобы нарушить тишину.

Уорден наконец отвлекается.

– Потому что таково ее название, – говорит он, забывая про Лукаса. – Как-то раз я спер у наставников карту. На ней она называлась именно так.

Ответ был настолько разумным, что Дон не сразу соображает, какой очевидный вопрос нужно задать следующим.

– Что? Ты украл карту? – наконец спрашивает она. – И она все еще у тебя?

Уорден качает головой.

– Но у меня фотографическая память.

– Значит, ты знаешь, где мы?

– Я знаю и где мы, и куда мы идем, – отвечает Уорден. И снова его губы кривятся в усмешке. – А еще я знаю, как нам отсюда выбраться.

32

У Дон много вопросов:

1. Как ты украл карту?

2. Ты правда собираешься сбежать?

3. Почему бы тебе просто не закончить программу, как все?

4. Что будет, если ты умрешь?

А самое главное:

5. Ты возьмешь меня с собой?

И именно в этот момент к ним возвращается Кристиан, чтобы узнать, почему они мешкают.

– Чего вы копаетесь? Вы всех задерживаете.

Уорден и глазом не моргнул.

– Да просто ремни ей закрепил, – отвечает он. – Не истери.

Кристиан вроде бы хочет возмутиться. Однако передумывает.

– Шевелитесь, – ворчит он и разворачивается, чтобы уйти. – Ночью вам тут точно не понравится, уж поверьте.

Дон следит за отступлением наставника. Даже Кристиан боится Уордена. Если кто и может отсюда сбежать, так это он.

Уорден, приподняв одну бровь, шутливым жестом приглашает ее проследовать за Кристианом, словно все это – одна большая шутка.

– Идем?

– Идем, – отвечает Дон.

И возвращается к своей Стае.

33

– Гора называется не Пук, – говорит Дон Лукасу, – а Вороний Коготь.

Уже почти ночь. Они шли вдоль хребта почти весь день, перед ними постоянно возвышались зловещие горы. Вечером они спустились по узкой тропинке к долине с крутыми склонами, затем снова вышли к опушке леса и, следуя вдоль небольшого ручья, оказались на берегу еще одного озерца.

Здесь, среди деревьев, немного теплее. Легкого ветерка достаточно, чтобы не тревожила мошкара, и даже отражение гор в воде выглядит довольно красиво и безмятежно, если не думать о том, что на эти горы придется лезть.

Стая устраивается на ночь на берегу. Дон следует за Лукасом в чащу, чтобы набрать сучьев для костра. Впервые за день им удается поговорить.

– Я знаю, что она называется не Пук, – отвечает ей Лукас. – Я же тебе сразу сказал. Просто она выглядит менее жутко, если дать ей какое-нибудь тупое название.

– А это и правда тупое название, – кивает Дон. – Я даже произнести его не могу, настолько оно тупое.

– Я знаю, в этом и фишка. – Лукас выдыхает длинную струю пара. – А кто тебе сказал, что она называется Вороньим Когтем? Это Уорден так ее назвал?

(По тому, как он произнес имя Уордена, Дон понимает, что Лукас ревнует.)

– Он видел ее на карте. Говорит, что украл карту наставников и точно знает, где мы сейчас.

Лукас фыркает, не отрывая взгляда от веток:

– Украл!

– Да, украл. Ну типа взял без спросу, понимаешь?

– Это было до или после того, как он с ней мутил? – спрашивает Лукас, не поднимая взгляда.

Дон смотрит на него в изумлении:

– Что?

– Эмбер, – отвечает Лукас. – Ты не знала, что они спят?

– Почему?.. Когда?.. – Дон трясет головой. – Ерунда какая-то…

Лукас пожимает плечами.

– Можешь не верить, – говорит он, забираясь все дальше в чащу. – Спроси кого хочешь. Думаешь, почему Кристиан постоянно такой злой?

Дон молчит.

– Ревнует, – продолжает Лукас. – Он сам хочет быть с Эмбер, а она втюрилась в Уордена, вот он и отрывается на остальных. К тому же Кайла на него даже не смотрит, сколько бы он ни держал ее тут, так что…

– Разве он не может быть уродом просто так, без причины? – спрашивает Дон.

Лукас снова пожимает плечами.

– Такова жизнь, – отвечает он, наклоняясь за очередной веткой. – Зато Уорден достал карту, так что кому от этого плохо?

По его тону Дон понимает, что разговор окончен, и ее это устраивает. Лукас уходит дальше, а она возвращается со своей охапкой веток в лагерь.

Уордена и Эмбер нигде не видно.

34

Еще одна долгая ночь.

Дон уже не переживает из-за горы Пук / Вороньего Когтя.

В смысле, конечно, переживает – завтра они должны дойти до ее подножия, – но в основном она думает только об Уордене. И Эмбер. О том, как руки Уордена схватили ее, когда он спас ей жизнь на скале. О мускулах на его руках и зеленых глазах.

Она думает, каким сильным он ей показался, когда затягивал ремни и лямки на ее рюкзаке, о том, как она чуть не упала на него. Она была бы не против упасть на Уордена.

Ночь долгая.

Все мужчины в жизни Дон – кроме младшего брата – одинаково мерзкие.

У нее ни разу не было настоящего парня. Она встречалась то с одним дебилом, то с другим, причем больше от скуки. Больше из желания быть как все, быть нормальной. А нормальные девочки всегда с кем-нибудь встречаются. Вот и Дон встречалась.

Скука.

Ну и Джулиан, конечно, был не подарок.

Вы это уже знаете. Постоянно укуренный бармен средних лет. Да, он водил Дон по тусовкам, но, опять же, он не сильно молод, начал лысеть, и от него постоянно воняет.

(Все-таки бармен средних лет.)

Плюс он постоянно спрашивает Дон, есть ли у нее подруги, согласные на тройничок, достал уже.

(И у Дон нет подруг.)

(И вообще – фу!)

Так вот.

Бывает, живешь-живешь, не замечая кого-то, пока однажды не пойдешь с этим человеком в поход или не начнешь выполнять какое-то общее задание. Ты начинаешь проводить с ним больше времени и вдруг сознаешь, что, возможно, он не так уж тебе и безразличен.

(Иногда такое происходит ближе к концу похода, иногда вы приходите домой и только тогда понимаете: о чем, черт побери, вы думали, ведь теперь момент уже упущен.)

Да.

Дон, похоже, как раз на этой стадии. Она сама не своя.

Уорден красивый и всегда задумчивый.

Лукас красивый и жизнерадостный.

Где сказано, что Дон нельзя хотя бы попробовать поразвлечься?

(Вообще-то об этом сказано в «Правилах и распорядке “Второго шанса”». Правило номер шесть: члены группы не могут сожительствовать.)

(То есть никаких связей.)

(#отстой)

Но правила созданы, чтобы их нарушать. А Дон оказалась здесь как раз потому, что уже доказала свою готовность нарушать правила.

Итак, раз на горизонте появляется Уорден, а вместе с ним большая вероятность любовного треугольника, давайте отвлечемся на минуту и обсудим Уордена, Лукаса и Дон.

Значит, Дон нравится Лукас. Он забавный, добрый и симпатичный, постоянно смешит Дон. Благодаря ему дни тянутся не так медленно, и он всегда рядом, когда Дон нужна помощь.

Лукас хороший парень. Миру нужно побольше таких парней.

А Уорден?

Уорден загадочный.

Уорден опасный.

Уорден всегда задумчивый, мрачный и сексуальный.

Именно такие парни нравятся Дон.

(Прости, Лукас.)