Текст книги "Слово о полку Игореве"

Слово о полку Игореве. Избранные переводы

© ООО ТД «Белый город», издание, дизайн, макет, 2022

© Молюков М.И., подготовка текста, вступительная статья, комментарии, 2022

* * *

Предисловие

«Слово о полку Игореве» – замечательнейший памятник древней русской поэзии. Открыт в 1795 году известным библиофилом графом Алексеем Ивановичем Мусиным-Пушкиным (1744–1817). Он приобрел рукопись у архимандрита Спасо-Ярославского монастыря. «Слово» было издано им в 1800 году под заглавием: «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новогорода-Северскаго, Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия, с переложением на употребляемое ныне наречие». Это издание было с точностью воспроизведено в 1904 году А.С. Сувориным. К величайшему сожалению, в Отечественную войну 1812 года, во время пожара Москвы, подлинная рукопись «Слова» сгорела вместе со многими другими бесценными памятниками русской литературы из библиотеки графа Мусина-Пушкина. Сохранился только список с оригинала «Слова», сделанный для императрицы Екатерины Второй. Теперь уже невозможно определить время создания сгоревшей рукописи, но, судя по некоторым ошибкам, можно предположить, что рукопись была написана неразборчивой скорописью в XVI веке. Текст «Слова» содержит много неясных мест, что зависит как от неточности копии, так и от погрешностей оригинала. С самого своего появления в свете «Слово» возбуждает чрезвычайный интерес в ученых и любителях поэзии. Оно переводится прозой и стихами, комментируется во множестве исследований, регулярно переиздается. Но многие места в нем и теперь темны или допускают разные толкования. По содержанию «Слово» – поэтический рассказ о неудачном походе северских князей с Игорем во главе на половцев в 1185 году. Изложение «Слова» – сжатое и образное.

Собственно, это – обширная поэтическая картина и украшающие ее лирические места, относящиеся к походу, подробности которого узнаются и уясняются из Ипатьевской (1185 г.) и Лаврентьевской (1186 г.) летописей. Летописи свидетельствуют, что автор «Слова» передает исторические обстоятельства очень точно.

Вот эти обстоятельства вкратце: Игорь, князь Новгорода-Северского, брат его Всеволод из Трубежа, Святослав Олегович из Рыльска, сын Игоря, Владимир из Путивля, сговорились собрать войска и отправиться в поход против половцев. На пути войско Игоря было напугано затмением солнца, но предводитель похода не обратил внимания на дурное предзнаменование. Сойдясь вместе, участники похода значительно углубились в половецкие земли, где, приблизительно в мае 1185 года в течение трех суток произошли три битвы. В первой были разбиты передовые отряды половцев, русское войско овладело богатой добычей в их стане, но было уже так утомлено, что не преследовало врагов. На второй день половцы «аки борове» (как лес) окружили русских; русские были потеснены, князь Игорь был ранен в руку. На третий день русское войско, сильно утомленное и не имевшее доступа к воде, потерпело сокрушительное поражение, а князья были захвачены в плен. Немногие спасшиеся воины принесли домой печальную весть о поражении. Великий князь Святослав Всеволодович, ожидая нападения половцев, имевших обыкновение после каждого неудачного похода русских вторгаться в русскую землю, стал просить князей о помощи, но, впрочем, скоро распустил пришедшие дружины. Тогда половцы двумя отрядами напали на северскую область, разграбили ее и разорили города Римов (Ромны) и Путивль. Развязкой похода служит бегство Игоря из плена при помощи крещеного половчанина Лавра (в «Слове» – Овлур). Затем бежал на Русь и сын Игоря при помощи дочери хана Кончака.

В этой исторической рамке «Слово» дает ряд чудесных художественных картин, из которых особенно обращают на себя внимание затмение солнца и речь Игоря, обращенная к войску, в которой он убеждает своих воинов, не боясь знамения, идти в конец поля Половецкого; картины соединения войска, похода по степи и трех битв с половцами. Великий князь Святослав видит «мутен сон», говорит с боярами об этом сне и о несчастном походе Игоря и приготовляется к защите; рассказ о бегстве Игоря из плена. Другие части «Слова» являются лирическими отступлениями. Таковы воспоминания о вещем певце Бояне, «Соловье старого времени» в начале и в конце повествования; воспоминания о княжеских усобицах при Олеге Гориславиче, когда Русь «сеялась и росла усобицами», и о современных крамолах князей, благодаря которым поганые приходили на русскую землю; обращения к наиболее сильным русским князьям, призывающие к отмщению «за раны Игоревы»; плач Ярославны, жены князя Игоря.

Вопрос о времени составления «Слова» решается удачно: в нем есть обращения к князьям Ярославу Осмосмыслу Галицкому и Владимиру Глебовичу Переяславскому, умершим в 1187 году, – значит, оно составлено по горячим следам событий, не позже 1187 года. Несомненно, автор был лицом, близким к княжескому двору и дружине, и соединял редкое поэтическое дарование с книжной образованностью. Последняя видна из некоторых выражений, соответствия которым исследователи «Слова» находят в летописях, в памятниках старой переводной литературы.

Составлено «Слово» в прозаической форме – стихотворный размер и приемы современный читатель замечает только местами – и сохранялось путем письменной передачи, на что указывает замечательно точное сохранение собственных имен князей, которых в «Слове» названо до тридцати. Поэтический стиль «Слова» имеет сходство с русскими народными песнями и вообще с истинно народной поэзией – былинами, сказами. Например, мы легко узнаем традиционные эпитеты: стрелы каленыя, сизый орел, бръзъ комон и т. д.; тавтологические повторы как художественный прием: трубы трубят, свет светлый и т. п. Поэтичные сравнения, и обыкновенные, и отрицательные, параллелизмы, народная символика, олицетворения – все сближает «Слово» по стилю с другими произведениями народного творчества.

Поэтические образы «Слова» ярко отражают воспоминания о языческих верованиях. Боян называется внуком Велеса, ветры – внуками Стрибога, русские князья – внуками Дажбога, полоцкий князь, Всеслав, представляется оборотнем. Некоторые выражения этого рода можно объяснить не как отголосок старых верований, а как поэтический оборот, стилистический прием. Однако кажется очевидным, что автор «Слова» не мог быть духовным лицом. Живость описываемого в «Слове» действия значительно увеличивается оттого, что вся природа представлена как бы сочувствующей участникам похода. Во время передвижения русского войска по степи она предвещает неудачу: солнце тьмою путь заступает, птицы и звери криком и воем обещают беду. После поражения дружины Игоря «никнет трава от жалости, а дерево с печалью к земле преклонилось». «Слово» проникнуто чувством горячей любви к Родине. Автор скорбит о раздорах князей и бедствиях русской земли, призывает всех к согласию и единству, указывает на силу князей в прежние, славные времена.

Следует сказать несколько слов о художественных переводах и переложениях «Слова о полку». В том, что этот памятник древнерусской литературы нуждается в переводе на современный русский язык, сомнений быть не может. Текст памятника изобилует отжившими словами и старыми грамматическими формами. Он может быть доступен в настоящее время лишь для ученых, а для неподготовленного читателя текст полон неясностей и, следовательно, требует перевода, который был бы одновременно поэтическим и разъяснительным.

За более чем двести лет, протекшие со дня первой публикации гениальной поэмы, в отечественной и мировой печати появились десятки полных стихотворных переводов ее. Из них только некоторые вошли в сокровищницу русской поэзии, другие давно позабыты читателями и представляют интерес только для специалистов.

Сложность переводческой работы усугубляется еще и тем, что наряду со словами и оборотами, уже вышедшими из обихода современной русской речи, в тексте поэмы мы найдем немало слов, звучащих для нас привычно, но насыщенных иной семантикой. То есть смысл их целиком или частично не совпадает с тем, что мы привыкли под ними подразумевать. Такие слова, как: братие, словесы, трудный, свивая и многие другие – это все слова нашего языка, но смысловое и интонационное значение их коренным образом поменялось за 800 лет. Переводчику, чтобы донести до нас неизменным авторский замысел «Слова», приходится крайне бережно и осторожно восстанавливать первоначальный смысл этих слов.

Не менее велика трудность, возникающая из необходимости быть не только переводчиком, но и исследователем памятника. Ученый, работая над текстом «Слова» и встретившись с оборотом речи, трудно поддающимся толкованию, в крайнем случае может ограничиться указанием на то, что это выражение расшифровке пока не поддается; что оно было испорчено переписчиком еще в XVI веке; что это «безнадежно темное» место. Поэт-переводчик таким ответом не может удовлетвориться. В поэтическом произведении каждое слово весомо. От того или иного прочтения слова может – до известной степени – меняться смысл всей вещи.

Необходимо также учитывать и то, что до сих пор не определен с достаточной ясностью жанр «Слова о полку», не разработана его поэтика. Даже такой, казалось бы, простой вопрос – является ли «Слово» стихотворным произведением или это образец высокохудожественной прозы – еще окончательно не разрешен.

Подробное прозаическое изложение «Слова» – подстрочный перевод – мы предлагаем в прекрасном пересказе великого русского историка Карамзина. Далее, в основном тексте книги, мы помещаем несколько вариантов поэтических переложений «Слова» на русский язык, созданных выдающимися отечественными поэтами и переводчиками.

Еще в 1819 году художественный перевод «Слова» осуществил В.А. Жуковский, первый из поэтов, кто размер для перевода не избирал произвольно, а попытался угадать его исходя из самого текста подлинника. Работа, проделанная Жуковским, имела огромное значение для правильного поэтического прочтения «Слова». К сожалению, перевод Жуковского был впервые опубликован лишь в 1882 году и не смог оказать влияния на работу прочих переводчиков первой половины века.

В 1850 году был напечатан перевод Льва Мея и через четыре года – перевод Николая Гербеля, успех которого затмил успех большинства предыдущих переводов. В течение двух десятилетий «Игорь князь Северский» выдержал семь изданий, что для того времени было явлением исключительным.

Один из наиболее интересных, в художественном отношении, переводов «Слова» сделан русским поэтом Аполлоном Николаевичем Майковым. Его работа над переводом продолжалась около четырех лет, и была опубликована в 1870 году. Перевод сделан пятистопным хореем и расценивался современниками как высоко поэтический и очень близкий к подлиннику.

Представленные вашему вниманию дореволюционные переводы «Слова» отмечены высокой художественной ценностью исполнения и своеобразием трактовки текста. Они пользовались в свое время всеобщим и шумным признанием.

Отметим, что и в советский период русской литературы работой над переводами памятника занималось множество поэтов, переводчиков, историков, литературоведов.

История создания иллюстраций к данному изданию представляет определенный интерес. Художник Иван Иванович Голиков (1886–1937) – выдающийся иконописец, один из зачинателей палехской миниатюры, заслуженный деятель искусств России. Еще в 1934 году он сделал великолепное подарочное издание «Слова о полку Игореве», причем не только отрисовал полосные иллюстрации, но и каллиграфически выполнил весь текст. К сожалению, это очень редкое издание, к настоящему времени практически недоступное, и по ряду причин оно потеряло свой первоначальный вид. Краски офсетной печати потускнели с годами, радостная жизнеутверждающая палитра палехского художника стала неестественно мрачной. Но традиция палехского и мстёрского письма жива до сих пор, еще не прервалась связь времен. Современный художник, мастер лаковой миниатюры Владимир Немов сделал новые цветные прописи, вдохнул вторую жизнь в рисунки Голикова.

Неизвестный древнерусский поэт XII века явился творцом этого прекрасного произведения, поэты XIX века переложили его на современный русский язык, выдающийся художник XX века создал оригиналы рисунков для печати, миниатюрист XXI века реставрирует эти иллюстрации… Великая книга живет своей судьбой, и мы, читатели, можем прикоснуться к письменной истории своей Отчизны – «Слово о полку Игореве».

Пересказ-перевод Н.М. Карамзина

Игорь, князь Северский, желая воинской славы, убеждает дружину идти на половцев и говорит: «Хочу преломить копие свое на их дальнейших степях, положить там свою голову или шлемом испить Дону!» Многочисленная рать собирается: «Кони ржут за Сулою, гремит слава в Киеве, трубы трубят в Новегороде, знамена развеваются в Путивле: Игорь ждет милого брата, Всеволода». Всеволод изображает своих мужественных витязей: «Они под звуком труб повиты, концом копья вскормлены; пути им сведомы, овраги знаемы; луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наточены; носятся в поле, как волки серые; ищут чести самим себе, а князю славы».

Игорь, вступив в златое стремя, видит глубокую тьму пред собою; небо ужасает его грозою, звери ревут в пустынях, хищные птицы станицами парят над воинством, орлы клектом своим предвещают ему гибель, и лисицы лают на багряные щиты россиян. Битва начинается; полки варваров сломлены; их девицы красные взяты в плен, злато и ткани в добычу; одежды и наряды половецкие лежат на болотах вместо мостов для россиян.

Князь Игорь берет себе одно багряное знамя неприятельское с древком сребряным. Но идут с юга черные тучи или новые полки варваров: «Ветры, Стрибоговы внуки, веют от моря стрелами на воинов Игоревых». Всеволод впереди с своею дружиною: «Сыплет на врагов стрелы, гремит о шлемы их мечами булатными. Где сверкнет златый шишак его, там лежат головы половецкие».

Игорь спешит на помощь к брату. Уже два дни пылает битва, неслыханная, страшная: «Земля облита кровию, усеяна костями. В третий день пали наши знамена: кровавого вина недостало; кончили пир свой храбрые россияне, напоили гостей и легли за отечество». Киев, Чернигов в ужасе: половцы, торжествуя, ведут Игоря в плен, и девицы их «поют веселые песни на берегу синего моря, звеня русским золотом».

Сочинитель молит всех князей соединиться для наказания половцев и говорит Всеволоду III: «Ты можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами»; Рюрику и Давиду:

«Ваши шлемы позлащенные издавна обагряются кровию; ваши мужественные витязи ярятся, как дикие волы, уязвленные саблями калеными»; Роману и Мстиславу Волынским: «Литва, ятвяги и половцы, бросая на землю свои копья, склоняют головы под ваши мечи булатные»; сыновьям Ярослава Луцкого, Ингварю, Всеволоду и третьему их брату: «О вы, славного гнезда шестокрильцы! Заградите поле врагу стрелами острыми». Он называет Ярослава Галицкого Осмомыслом, прибавляя: «Сидя высоко на престоле златокованом, ты подпираешь горы Карпатские железными своими полками, затворяешь врата Дуная, отверзаешь путь к Киеву, пускаешь стрелы в земли отдаленные».

В то же время сочинитель оплакивает гибель одного кривского князя, убитого литовцами: «Дружину твою, князь, птицы хищные приодели крыльями, а звери кровь ее полизали. Ты сам выронил жемчужную душу свою из мощного тела чрез златое ожерелье». В описании несчастного междоусобия владетелей российских и битвы Изяслава I с князем полоцким сказано: «На берегах Немена стелют они снопы головами, молотят цепами булатными, веют душу от тела… О, времена бедственные! Для чего нельзя было пригвоздить старого Владимира к горам Киевским» (или сделать бессмертным)!..

Между тем супруга плененного Игоря льет слезы в Путивле, с городской стены смотря в чистое поле:

«Для чего, о ветер сильный! легкими крылами своими навеял ты стрелы ханские на воинов моего друга? Разве мало тебе волновать синее море и лелеять корабли на зыбях его? …О Днепр славный! Ты пробил горы каменные, стремяся в землю Половецкую; ты нес на себе ладии Святославовы до стана Кобякова; принеси же и ко мне друга милого, да не шлю к нему утренних слез моих в синее море!.. О солнце светлое! Ты для всех тепло и красно: почто же знойными лучами своими изнурило ты воинов моего друга в пустыне безводной?..»

Но Игорь уже свободен: обманув стражу, он летит на борзом коне к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пищи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцом в Россию. Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет оную приветствовать князя: «Не мало тебе, Игорь, величия, хану Кончаку досады, а Русской земле веселия». Князь ответствует: «Не мало тебе, Донец, величия, когда ты лелеешь Игоря на волнах своих, стелешь мне траву мягкую на берегах сребряных, одеваешь меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняешь гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах». Игорь, прибыв в Киев, едет благодарить Всевышнего в храм Пирогощей Богоматери, и сочинитель, повторив слова Бояновы: «Худо голове без плеч, худо плечам без головы», восклицает: «Счастлива земля и весел народ, торжествуя спасение Игорево. Слава князьям и дружине!»

Читатель видит, что сие произведение древности ознаменовано силою выражения, красотами языка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными стихотворству юных народов.

Стихотворный перевод А.Н. Майкова

 
Не начать ли нашу
песнь, о братья,
Со сказаний о старинных бранях, —
Песнь о храброй Игоревой рати
И о нем, о сыне Святославле!
И воспеть их, как поется ныне,
Не гоняясь мыслью за Бояном!
Песнь слагая, он, бывало, вещий,
Быстрой векшей по лесу носился,
Серым волком в чистом поле рыскал,
Что орел, ширял под облаками!
Как воспомнит брани стародавни,
Да на стаю лебедей и пустит
Десять быстрых соколов вдогонку:
И какую первую настигнет,
Для него и песню пой та лебедь —
Песню пой о старом Ярославе ль,
О Мстиславе ль, что в бою зарезал,
Поборов, касожского Редедю,
Аль о славном о Романе Красном…
Но не десять соколов то было, —
Десять он перстов пускал на струны,
И князьям, под вещими перстами,
Сами струны славу рокотали!..
 
 
Поведем же, братия, сказанье
От времен Владимировых древних,
Доведем до Игоревой брани,
Как он думу крепкую задумал,
Наострил отвагой храброй сердце,
Распалился славным ратным духом
И за землю Русскую дружину
В степь повел на ханов половецких.
У Донца был Игорь, только видит —
Словно тьмой полки его прикрыты,
И воззрел на светлое он солнце —
Видит: солнце – что двурогий месяц,
А в рогах был словно угль горящий;
В темном небе звезды просияли;
У людей в глазах позеленело.
«Не добра ждать», – говорят в дружине.
Старики поникли головами:
«Быть убитым нам или плененным!»
Князь же Игорь: «Братья и дружина,
Лучше быть убиту, чем плененну!
Но кому пророчится погибель —
Кто узнает, нам или поганым?
А посядем на коней на борзых,
Да посмотрим синего-то Дону!»
Не послушал знаменья он солнца,
Распалясь взглянуть на Дон великий!
«Преломить копье свое, – он кликнул,—
Вместе с вами, русичи, хочу я
На конце неведомого поля!
Или с вами голову сложити,
Иль испить златым шеломом Дону!»
О Боян, о вещий песнотворец,
Соловей времен давно минувших!
Ах, тебе б певцом быть этой рати!
Лишь скача по мысленному древу,
Возносясь орлом под сизы тучи,
С древней славой новую свивая,
В путь Троянов мчась чрез дол на горы,
Воспевать бы Игореву славу!
 
 
То не буря соколов помчала,
То не стаи галчьи побежали
Чрез поля-луга на Дон великий…
Ах, тебе бы петь, о внук Велесов!..
 
 
За Сулой-рекою да ржут кони,
Звон звенит во Киеве во стольном,
В Новеграде затрубили трубы;
Веют стяги красные в Путивле…
Поджидает Игорь мила брата;
А пришел и Всеволод, и молвит:
«Игорь, брат, един ты свет мой светлый!
Святославли мы сыны, два брата!
Ты седлай коней своих ретивых,
А мои оседланы уж в Курске!
И мои куряне ль не смышлены!
Повиты под бранною трубою,
Повзросли под шлемом и кольчугой,
Со конца копья они вскормлены!
Все пути им сведомы, овраги!
Луки туги, тулы отворены,
Остры сабли крепко отточены,
Сами скачут, словно волки в поле,
Алчут чести, а для князя славы!..»
 
 
И вступил князь Игорь во злат стремень,
И дружины двинулись за князем.
Солнце путь их тьмою заступало;
Ночь пришла – та взвыла, застонала
И грозою птиц поразбудила.
Свист звериный встал кругом по степи;
Высоко поднявшися по древу,
Черный Див закликал, подавая
Весть на всю незнаемую землю,
На Сулу, на Волгу и Поморье,
На Корсунь и Сурожское море,
И тебе, болван тмутороканский!
И бегут неезжими путями
К Дону тьмы поганых, и отвсюду
От телег их скрип пошел, – ты скажешь:
Лебедей испуганные крики.
 
 
Игорь путь на Дон великий держит,
А над ним беду уж чуют птицы
И несутся следом за полками;
Воют волки по крутым оврагам,
Ощетинясь, словно бурю кличут;
На красны щиты лисицы брешут,
А орлы своим зловещим клектом
По степям зверье зовут на кости…
А уж в степь зашла ты, Русь, далеко!
Перевал давно переступила!
 
 
Ночь редеет. Бел рассвет проглянул,
По степи туман понесся сизый;
Позамолкнул щекот соловьиный,
Галчий говор по кустам проснулся…
В поле Русь, с багряными щитами,
Длинным строем изрядилась к бою,
Алча чести, а для князя славы.
 
 
И в пяток то было, – спозаранья
Потоптали храбрые поганых!
По полю рассыпавшись, что стрелы,
Красных дев помчали половецких,
Аксамиту, паволок и злата,
А мешков и всяких узорочий,
Кожухов и юрт такую силу,
Что мосты в грязях мостили ими.
Все дружине храброй отдал Игорь,
Красный стяг один себе оставил,
Красный стяг, серебряное древко,
С алой челкой, с белою хоругвью.
 
 
Дремлет храброе гнездо Олега.
Далеко, родное, залетело!
«Не родились, знай, мы на обиду
Ни тебе, быстр сокол, пестер кречет,
Ни тебе, зол ворон половчанин…»
А уж Гзак несется серым волком,
И Кончак за Гзаком им навстречу…
 
 
И в другой день полосой кровавой
Повещают день кровавый зори…
Идут тучи черные от моря,
Тьмой затмить хотят четыре солнца…
Синие в них молнии трепещут…
Грому быть, великому быть грому!
Лить дождю калеными стрелами!
Поломаться копьям о кольчуги,
Потупиться саблям о шеломы,
О шеломы половчан поганых!
А уж в степь зашла ты, Русь, далеко!
Перевал давно переступила!..
 
 
Чу! Стрибожьи чада понеслися,
Веют ветры, уж наносят стрелы,
На полки их Игоревы сыплют…
Помутились, пожелтели реки,
Загудело поле, пыль поднялась,
И сквозь пыли уж знамена плещут…
Ото всех сторон враги подходят…
И от Дона, и от синя моря,
Обступают наших отовсюду!
Отовсюду бесовы исчадья
Понеслися с гиканьем и криком.
Молча Русь, отпор кругом готовя,
Подняла щиты свои багряны.
 
 
Ярый тур ты, Всеволод! Стоишь ты
Впереди с курянами своими!
Прыщешь стрелами на вражьих воев,
О шеломы их гремишь мечами!
Где ты, буй-тур, ни поскачешь в битве,
Золотым посвечивая шлемом, —
Там валятся головы поганых,
Там трещат аварские шеломы
Вкруг тебя от сабель молодецких!
Не считает ран уж он на теле!
Да ему о ранах ли тут помнить,
Коль забыл он и Чернигов славный,
Отчий стол, честны пиры княжие
И своей красавицы княгини,
Той ли светлой Глебовны, утехи,
Милый лик и ласковый обычай!
 
 
Были веки темного Трояна,
Ярослава годы миновали;
Были брани храброго Олега…
Тот Олег мечом ковал крамолу,
Сеял стрелы по земле по Русской…
Затрубил он сбор в Тмуторокани:
Слышал трубы Всеволод Великий,
И с утра в Чернигове Владимир
Сам в стенах закладывал ворота…
А Бориса ополчила слава
И на смертный одр его сложила
На зеленом поле у Канина…
Пал млад князь, пал храбрый Вячеславич,
За его ж, за Ольгову обиду!
И с того зеленого же поля,
На своих угорских иноходцах,
Ярополк увез и отче тело
Ко святой Софии в стольный Киев.
И тогда ж, в те злые дни Олега,
Сеялось крамолой и растилось
На Руси от внуков Гориславы;
Погибала жизнь Дажбожьих внуков,
Сокращались веки человекам…
В дни те редко ратаи за плугом
На Руси покрикивали в поле;
Только враны каркали на трупах,
Галки речь вели между собою,
Далеко почуя мертвечину.
 
 
Так в те брани, так в те рати было,
Но такой, как Игорева битва,
На Руси не слыхано от века!
 
 
От зари до вечера, день целый,
С вечера до света реют стрелы,
Гремлют остры сабли о шеломы,
С треском копья ломятся булатны
Середи неведомого поля,
В самом сердце Половецкой степи.
Под копытом черное все поле
Было сплошь засеяно костями,
Было кровью алою полито,
И взошел посев по Руси – горем!..
 
 
Что шумит-звенит перед зарею?
 
 
Скачет Игорь полк поворотити…
Жалко брата… Третий день уж бьются!
Третий день к полудню уж подходит;
Тут и стяги Игоревы пали!
Стяги пали, тут и оба брата
На Каяле быстрой разлучились…
Уж у храбрых русичей не стало
Тут вина кровавого для пира,
Попоили сватов, да и сами
Полегли за отческую землю!
В поле травы с жалости поникли,
Дерева с печали преклонились…
 
 
Невеселый час настал, о братья!
Уж пустыня скрыла поле боя,
Где легла Дажбожья внука сила, —
Но над ней стоит ее Обида…
Обернулась девою Обида
И ступила на землю Трояню,
Распустила крылья лебедины
И, крылами плещущи у Дона,
В синем море плеща, громким гласом
О годах счастливых поминала:
 
 
«От усобиц княжьих – гибель Руси!
Братья спорят: то мое и это!
Зол раздор из малых слов заводят,
На себя куют крамолу сами,
А на Русь с победами приходят
Отовсюду вороги лихие!
 
 
Залетел далече ясный сокол,
Загоняя птиц ко синю морю, —
А полка уж Игорева нету!
На всю Русь поднялся вой поминок,
Поскочила Скорбь от веси к веси
И, мужей зовя на тризну, мечет
Им смолой пылающие роги…
Жены плачут, слезно причитают:
"Уж ни мыслью милых нам не смыслить!
Уж ни думой лад своих не сдумать,
Ни очами нам на них не глянуть,
Златом, сребром нам уже не звякнуть!"
 
 
Стонет Киев, тужит град Чернигов,
Широко печаль течет по Руси;
А князья куют себе крамолу,
А враги с победой в селах рыщут,
Собирают дань по белке с дыму…
 
 
А все храбрый Всеволод да Игорь!
То они зло лихо разбудили:
Усыпил было его могучий
Святослав, князь Киевский великий…
Был грозой для ханов половецких!
Наступил на землю их полками,
Притоптал их холмы и овраги,
Возмутил их реки и озера,
Иссушил потоки и болота!
А того поганого Кобяка
Из полков железных половецких,
Словно вихрь, исторг из лукоморья, —
И упал Кобяк во стольный Киев,
В золотую гридню к Святославу…
Немцы, греки, и венецияне,
И морава хвалят Святослава,
И корят все Игоря, смеются,
Что на дне Каялы половецкой
Погрузил он русскую рать-силу,
Реку русским золотом засыпал,
Да на ней же сам с седла златого
На седло кощея пересажен».
 
 
В городах затворены ворота.
Приумолкло на Руси веселье.
Смутен сон приснился Святославу.
 

 
«Снилось мне, – он сказывал боярам, —
Что меня на кипарисном ложе,
На горах, здесь в Киеве, ох, черным
Одевали с вечера покровом;
С синим мне вином мешали зелье;
Из поганых половецких тулов
Крупный жемчуг сыпали на лоно;
На меня, на мертвеца, не смотрят;
В терему ж золотоверхом словно
Из конька повыскочили доски;
И всю ночь прокаркали у Пленска,
Там, где прежде дебрь была Кисаня,
На подолье, стаи черных вранов,
Проносясь несметной тучей к морю…»
 
 
Отвечали княжие бояре:
 
 
«Ум твой, княже, полонило горе!
С злат-стола два сокола слетели,
Захотев испить шеломом Дону,
Поискать себе Тмуторокани.
И подсекли половцы им крылья,
А самих опутали в железа!
В третий день внезапу тьма настала!
Оба солнца красные померкли,
Два столба багряные погасли,
С ними оба тьмой поволоклися
И в небесных безднах погрузились,
На веселье ханам половецким,
Молодые месяцы, два света —
Володимир с храбрым Святославом!
На Каяле Тьма наш Свет покрыла,
И простерлись половцы по Руси,
Словно люты пардусовы гнезда!
Уж хула на славу нанеслася,
Зла нужда ударила на волю,
Черный Див повергнулся на землю,
Рад, что девы готские запели
По всему побрежью синя моря!
Золотом позванивают русским,
Прославляют Бусовы победы
И лелеют месть за Шарукана…
До веселья ль, княже, тут дружине!»
 
 
Изронил тогда, в ответ боярам,
Святослав из уст златое слово,
Горючьми слезами облитое:
 
 
«Детки, детки, Всеволод мой, Игорь!
Сыновцы мои вы дорогие!
Не в пору искать пошли вы славы
И громить мечами вражью землю!
Ни победой, ни пролитой кровью
Для себя не добыли вы чести!
Да сердца-то ваши удалые
На огне искованы на лютом,
Во отваге буйной закалены!
Что теперь вы, дети, сотворили
С сединой серебряной моею?
Нет со мной уж брата Ярослава!
 
 
Он ли сильный, он ли многоратный,
Со своей черниговской дружиной!
А его могуты и татраны,
Топчаки, ревуги и ольберы,
Те с ножами, без щитов, лишь кликом,
Бранной славой прадедам ревнуя,
Побеждают полчища и рати…
Вы ж возмнили: сами одолеем!
Всю сорвем, что в будущем есть, славу,
 
 
Да и ту, что добыли уж деды!..
Старику б помолодеть не диво!
Вьет гнездо сокол и птиц взбивает,
Своего гнезда не даст в обиду,
Да беда – в князьях мне нет помоги!
Времена тяжелые настали:
Крик в Ромнах под саблей половецкой!
Володимир ранами изъязвлен,
Стонет, тужит Глебович удалый…
Что ж ты, княже, Всеволод Великий!
И не в мысль тебе перелетети,
Издалека поблюсти стол отчий?
Мог бы Волгу веслами разбрызгать,
Мог бы Дон шеломами расчерпать!
Будь ты здесь, да половцев толпою
Продавали б – девка по ногате,
Смерд-кощей по резани пошел бы!
Ведь стрелять и посуху ты можешь:
У тебя живые самострелы —
Двое братьев, Глебовичей храбрых!
Ты, буй Рюрик, ты, Давид удалый!
Вы ль с дружиной по златые шлемы
Во крови не плавали во вражьей?
Ваши ль рати не рычат по степи,
Словно туры, раненные саблей!
Ой, вступите в золотое стремя,
Распалитесь гневом за обиду,
Вы за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!
 
 
Остромысл ты вещий, Ярославе…
Высоко на золотом престоле
Восседаешь в Галиче ты крепком!
Подпер ты своей железной ратью,
Что стеной, Карпатские угорья,
Заградив для короля дорогу,
Затворив ворота на Дунае,
Через тучи сыпля горы камней
И судя до самого Дуная!
И текут от твоего престола
По землям на супротивных грозы…
Отворяешь в Киеве ворота,
Мечешь стрелы за земли в салтанов!..
Ах, стреляй в поганого кощея,
Разгроми Кончака за обиду,
Встань за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!..
 
 
Ты, Роман, с своим Мстиславом верным!
Смело мысль стремит ваш ум на подвиг!
Ты, могучий, в замыслах высоко
Возлетаешь, что сокол ширяя
На ветрах, над верною добычей…
Грудь у вас из-под латинских шлемов
Вся покрыта кольчатою сеткой!
Перед вами трепетали земли,
Потрясались хиновские страны,
Деремела ж, половцы с литвою
И ятвяги палицы бросали
И во прах кидались перед вами!
Свет, о князь, от Игоря уходит!
Не на благо лист спадает с древа!
По Роси, Сули враг грады делит,
А полку уж Игорева нету!
Дон зовет, Роман, тебя на подвиг,
Всех князей сзывает на победу,
А одни лишь Ольговичи вняли
И на брань, на зов его доспели…
 
 
Ингварь, Всеволод, и вы, три брата,
Вы, три сына храброго Мстислава,
Не худа гнезда птенцы крылаты!
Отчин вы мечом не добывали —
Где же ваши шлемы золотые?
Аль уж нет щитов и ляшских палиц?
Заградите острыми стрелами
Ворота на Русь с широкой степи!
Потрудитесь, князи, в поле ратном
Все за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!..
 
 
Уж не той серебряной струею
Потекла Сула к Переяславлю,
И Двина пошла уже болотом,
Взмущена врагом, под грозный Полоцк!
Услыхал и Полоцк крик поганых!
Изяслав булатными мечами
Позвонил один о вражьи шлемы,
Да разбил лишь дедовскую славу,
Сам сражен литовскими мечами
И изрублен на траве кровавой,
Под щитами красными своими!
И на том одре на смертном лежа,
Сам сказал: "Вороньими крылами
Приодел ты, князь, свою дружину,
Полизать зверям ее дал крови!"
И один, без брата Брячислава,
Без другого – Всеволода-брата,
Изронил жемчужную он душу;
Изронил, один, из храбра тела,
Сквозь свое златое ожерелье!..
И поникло в отчине веселье,
В Городне трубят печально трубы…
 
 
Все вы, внуки грозного Всеслава,
Опустите ваши красны стяги
И в ножны мечи свои вложите:
Вы из дедней выскочили славы!
В ваших сварах первые вы стали
Наводить на отчий край поганых!
И от вас, не лучше половецких,
Таковы ж насилья были Руси!
Загадал о дедине любезной
Тот Всеслав, на Киев жребий бросил,
На коня вскочил он и помчался,
Да лишь древком копия добился
До его престола золотого!
В ночь бежал оттуда лютым зверем,
Синей мглой из Белграда поднялся,
Утром бил уж стены в Новеграде,
Ярослава славу порушая…
Проскочил оттуда серым волком,
От Дудуток на реку Немигу…
Не снопы то стелют на Немиге —
Человечьи головы кидают!
Не цепами молотят – мечами!
Жизнь на ток кладут и веют душу,
Веют душу храбрую от тела!
Ох, не житом сеяны – костями! —
Берега кровавые Немиги,
Все своими русскими костями!..
Днем Всеслав суды судил народу
И ряды рядил между князьями,
В ночь же волком побежит, бывало,
К петухам в Тмуторокань поспеет,
Хорсу путь его перебегая!
 

 
Да! ему заутреню, бывало,
Зазвонят у полоцкой Софии,
Он же звон у киевской уж слушал.
А хотя и с вещею душою
Был, великий, в богатырском теле,
Все ж беды терпел-таки немало!
Про него и спел Боян припевку:
"Будь хитер-горазд, летай хоть птицей,
Все суда ты Божьего не минешь!"
 
 
Ох, стонать земле великой Русской,
Про князей воспоминая давних,
Вспоминая прежнее их время!
Да нельзя ж ведь было пригвоздити
Ко горам ко Киевским высоким
Старика Владимира навеки!
По рукам пошли его знамена
И уж розно машут бунчуками,
Розно копья петь пошли по рекам!»
 
 
Игорь слышит Ярославнин голос…
Там, в земле незнаемой, поутру
Раным-рано ласточкой щебечет:
«По Дунаю ласточкой помчусь я,
Омочу бебрян рукав в Каяле,
Оботру кровавы раны князю
На белом его могучем теле!..»
Там она, в Путивле, раным-рано
На стене стоит и причитает:
 
 
«Ветр-ветрило! что ты, господине,
Что ты веешь, что на легких крыльях
Носишь стрелы в храбрых воев лады!
В небесах, под облаки бы веял,
По морям кораблики лелеял,
А то веешь, веешь – развеваешь
На ковыль-траву мое веселье…»
 
 
Там она, в Путивле, раным-рано
На стене стоит и причитает:
 
 
«Ты ли, Днепр мой,
Днепр ты мой Словутич!
По земле прошел ты Половецкой,
Пробивал ты каменные горы!
Ты ладьи лелеял Святослава,
До земли Кобяковой носил их…
Прилелей ко мне мою ты ладу,
Чтоб мне слез не слать к нему с тобою
По сырым зорям на сине море!..»
 
 
Рано-рано уж она в Путивле
На стене стоит и причитает:
 
 
«Светлое, трисветлое ты, солнце,
Ах, для всех красно, тепло ты, солнце!
Что ж ты, солнце, с неба устремило
Жаркий луч на лады храбрых воев!
Жаждой их томишь в безводном поле,
Сушишь-гнешь несмоченные луки,
Замыкаешь кожаные тулы…»
 
 
Сине море прыснуло к полночи.
Мглой встают, идут смерчи морские:
Кажет Бог князь-Игорю дорогу
Из земли далекой Половецкой
К золотому отчему престолу.
 
 
Погасают сумерки сквозь тучи…
Игорь спит – не спит, крылатой мыслью
Мерит поле ко Донцу от Дона.
За рекой Овлур к полночи свищет,
По коня он свищет, повещает:
«Выходи, князь Игорь, из полона».
 
 
Ветер воет, проносясь по степи,
И шатает вежи половецки;
Шелестит-шуршит ковыль высокий,
И шумит-гудит земля сырая…
Горностаем скок в тростник князь Игорь,
Что бел гоголь по воде ныряет,
На быстра добра коня садится;
По лугам Донца что волк несется;
Что сокол летит в сырых туманах,
Лебедей, гусей себе стреляет
На обед, на завтрак и на ужин.
Что сокол летит князь светлый Игорь,
Что сер волк Овлур за ним несется,
Студену росу с травы стряхая.
Уж лихих коней давно загнали.
 
 
Вран не каркнет, галчий стихнул говор,
И сорочья стрекота не слышно.
Только дятлы ползают по ветвям,
Дятлы тектом путь к реке казуют.
Соловьин свист зори повещает…
 
 
Говорит Донец: «Ох, князь ты, Игорь!
Величанья ж ты себе да добыл,
А Кончаку всякого проклятья,
Русской всей земле светла веселья!»
 
 
Отвечал Донцу князь светлый Игорь:
«Донче, Донче, ты ли, тихоструйный!
И тебе да будет величанье,
Что меня ты на волнах лелеял,
Зелену траву мне стлал в постелю
На своем серебряном побрежье,
Теплой мглою на меня ты веял
Под темной зеленою ракитой;
Серой уткой сторожил на русле,
На струях – чирком, на ветрах – чайкой…
Вот Стугна, о Донче, не такая!
Как пожрет-попьет ручьи чужие,
По кустам, по долам разольется…
Ростислава-юношу пожрала,
На Днепре ж, на темном побережье,
Плачет мать по юноше, по князе;
Приуныли с жалости цветочки,
Дерева с печали преклонились…»
 
 
Не сороки – чу! – застрекотали:
Едут Гзак с Кончаком в злу погоню.
 
 
Молвит Гзак Кончаку на погоне:
«Коль сокол к гнезду летит, урвался,
Уж млада соколика не пустим,
А поставим друга в чистом поле,
Расстреляем стрелами златыми».
И в ответ Кончак ко люту Гзаку:
«Коль сокол к гнезду летит, урвался,
Сокольца опутаем потуже
Крепкой цепью – красною девицей».
Гзак в ответ Кончаку слово молвит:
«Коль опутать красною девицей,
Не видать ни сокольца младого,
Не видать ни красной нам девицы;
А их детки бить почнут нас в поле,
Здесь же, в нашем поле Половецком».
 
 
И в ответ Кончак ко люту Гзаку:
«Коль сокол к гнезду летит, урвался,
Сокольца опутаем потуже
Крепкой цепью – красною девицей».
Гзак в ответ Кончаку слово молвит:
«Коль опутать красною девицей,
Не видать ни сокольца младого,
Не видать ни красной нам девицы;
А их детки бить почнут нас в поле,
Здесь же, в нашем поле Половецком».
 

 
Стародавних былей песнотворец,
Ярослава певший и Олега,
Так-то в песне пел про Святослава:
«Тяжело главе без плеч могучих,
Горе телу без главы разумной».
И земле так горько было Русской
Без удала Игоря без князя…
Ан на небе солнце засветило:
Игорь-князь в земле уж скачет Русской.
На Дунае девицы запели —
Через море песнь отдалась в Киев.
Игорь едет, на Боричев держит,
Ко святой иконе Пирогощей.
В селах радость, в городах веселье;
Все князей поют и величают,
Перво старших, а за ними младших.
Воспоем и мы: свет-Игорь – слава!
Буй-тур свету-Всеволоду – слава!
Володимир Игоревич – слава!
Святославу Ольговичу – слава!
Вам на здравье, князи и дружина,
Христиан поборцы на поганых!
Слава князьям и дружине!
Аминь.