Текст книги "Особое чувство собственного ирландства"
Автор книги: Пат Инголдзби
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
В аэропорту
Обожаю пристраиваться в конец очереди в аэропорту. Надо же чем-то занять себя, пока поджидаешь друга с рейса. Особенно обожаю пристраиваться к очереди тех, кто регистрируется на действительно долгий перелет – в Нью-Йорк, Аделаиду или куда-нибудь туда.
Все шаркают понемножку вперед, с чемоданами и ручной кладью. Шаркаешь вместе со всеми. У людей по скулам бродят желваки. У некоторых людей очень белы костяшки. Даже я поддаю желвака-другого у себя – просто чтоб разделить этот дух. А затем, когда подходит моя очередь регистрироваться, отхожу в сторону и ощущаю мощный прилив облегчения. Такое вот: «Фуф, пронесло». Красотища.
Нравится стоять рядом с группой женщин, ожидающих прибытие дальнего рейса. Есть вероятность, что они встречают сестру или брата, с кем не виделись много лет. Как только ожидаемый появится, со всех сторон его бросятся обнимать и тискать. Лучше всего топтаться на краю этой толпы и ждать нахлыва слез и объятий. И тут-то просочиться внутрь и сказать что-нибудь вроде: «Привет, а я старшенький у Джо». Или «Наконец-то увиделись – я второй младший у Мартина». Публика сгребет тебя в объятия, зацелует и затискает – не успеешь оглянуться, как и у тебя уже слезы по щекам льются. Лучше постараться не слишком втягиваться, а не то окажешься в чьей-нибудь машине на полной скорости в Донегол или Бэндон[77]77
Донегол (ирл. Dún na nGall) – город в графстве Донегол на северо-западе острова. Бэндон (ирл. Droichead na Bandan) – город в графстве Корк на крайнем юге.
[Закрыть].
Ни пилотам, ни стюардессам вопросов никто никогда не задает. Кажется, они своими форменными нарядами внушают трепет. Бывает, я даю им свой адрес и прошу не летать над моим домом. Они на этот счет очень славные. Их только попроси.
Коты, жуки и бабушкины ногти
Ничего подобного я в жизни не видывал. Археолог у мамы в телевизоре насилу справлялся с воодушевлением. Глаза у него сверкали. «Мы только что обнаружили девять тонн мумифицированных котов». Он не шутил. Сказал, что под древнеегипетским холмом у него за спиной находится редкий клад забальзамированных котиков.
Понятия не имею, как ему удалось их взвесить. От всей души хотел бы я знать, что он собирается с ними делать. Может, на девятый день Рождества планирует вручить своей возлюбленной девять тонн мумифицированных кошек. Ума не приложу.
Примерно через тысячу лет разроют то, что мы закапываем. Я решил: пусть меня кремируют – не хочу морочить голову археологам будущего. При операции на желудке несколько лет назад хирург вшил мне в живот немножко пластмассы. Сказал, что у меня там врожденная слабина, а пластмасса поможет сцеплять между собой мои детальки.
Не хочу я, чтоб какой-нибудь бедолага выкопал меня через тысячу лет и, проанализировав содержимое моего желудка, решил, что в 1990 году мы тут питались пластмассой. Незачем им эта дезинформация.
В Древнем Египте с котами обращались, как с богами. Мы с братом в детстве так обходились с жуками. Когда те умирали, мы помещали их в спичечные коробки и обкладывали ваткой. Затем произносили над ними Мессу и хоронили в саду.
Через тысячу лет какой-нибудь нешуточно воодушевленный археолог встанет там, где когда-то был наш сад. Примется бушевать в телевизионную камеру: «Мы только что обнаружили богатое захоронение XX века – священных жуков». Девять тонн жуков мы, по-моему, не нахоронили, но все равно закопали достаточно, чтобы воодушевить среднестатистического археолога. Моя бабушка, помнится, закапывала свои ногти. Считала, что в последний день они восстанут в полной славе и бессмертии на Страшный Суд.
Мы ей говорили, что Господь Всемогущий будет по уши занят толпами народа, Ему недосуг судить ее ногти ХХ века. Но бабушкину веру было не поколебать. Надеюсь, пролежат они спокойно вплоть до зова последних труб. Содрогаюсь от мысли, к каким выводам можно прийти через тысячу лет, если судить по этим захоронениям. Священных жуков и съедобной пластмассы хватило бы с головой.
В защиту паутины
Стоит только полезть за метлой, моя совесть принимается ныть. «Как так можно? Тот паучок много часов городил себе паутину. Он тебе никакого вреда не причиняет». «Ага, ну вот пусть пойдет и нагородит ее себе где-нибудь в другом месте. В смысле, прямо у входа в мой дом – чересчур. Эта паутина, может, снижает ценность моей собственности». И я выхожу с метлой и некоторое время стою на крыльце.
Надо отдать пауку должное. Паутина – чудо вневременной инженерии. Паук организует вокруг себя безупречную симметрию. Никаких тебе чертежей – ничего. Он просто вроде как производит все вычисления в уме. «Давай же. Ну же. Давай, разрушитель домашних очагов. Ты хуже тех викторианских землевладельцев, что выгоняли в метель женщин на сносях». «Да ладно, это ж просто паутина. Малютка способен наплести мили этого дела, стоит только захотеть. Кроме того, я ему услугу оказываю. Когда тут дождь, он промокает насквозь».
Я б не возражал, если бы паук брал на себя свою часть работы по дому. Думаю, вполне можно жить с хорошенькой чистой серебряной паутиной. Приличные богобоязненные пауки избавляются от всякого пуха и листиков. Этот же малыш ленив, как смертный грех. В ус не дует. Я решился. Закрыл глаза, махнул метлой – и нет ни паука, ни паутины. «Надеюсь, ты собой гордишься. Одним махом метлы качественно нарушил природное равновесие». Ужасное чувство.
Уже через час паук трудился вовсю. Будь я приходским священником, я б написал о нем проповедь. У паука весь мир изничтожен мародерской метлой, но он не бежит ныть к мамочке. Он увлеченно прядет и отмеряет заново.
От торговцев недвижимостью легче не делается. У них в витринах полно цветных фотографий домов на продажу. Но паутина никогда не включена. Глянцевые журналы и того хуже. Они вечно показывают нам интерьеры домов всяких знаменитостей. Никаких там паутин. Неудивительно, что многие из нас тянутся к метлам. Но все, больше не буду. Налагаю на ту паутину охранный ордер. Пожелаете купить мой дом – придется подписать торжественное обещание не возмущать ее. Иначе сделка не состоится.
Словечко на ушко про блох
Зашел вчера ко мне в гости один мой друг. Мы сидели в доме, и время от времени маленький черный предмет подскакивал на ковре. Я точно знал, что это. Чуть погодя их стало три. Скачут и скачут.
Друг тоже наверняка заметил, но держался очень вежливо. Мог бы сказать: «Без обид, но какие-то живые штуки прыгают по ковру вот буквально сейчас». Но не сказал. Мы сидели и беседовали. Может, потом он пошел домой и проговорился жене, что у меня дом скачет. Надеюсь, не проговорился.
Думаю, это блохи-эксгибиционистки, и жизнь им не мила, пока не опозорят меня. Весь день, бывает, просиживаю дома один, и ничто не шелохнется. Может, отдыхают. Но как только мой порог перешагивает какой-нибудь посетитель, они, наверное, перешептываются: «Эй, у нас гости. Чур, я первая прыгаю».
На котов я зла не держу. Понимаю, что они это не нарочно. Им эти попрыгунчики дороги не больше, чем мне. Вполне уверен, что мои коты не ходят по ночам состязаться, кто притащит в дом больше.
Я купил здоровенный мешок специального порошка и прогулялся по дому, словно библейский селянин, разбрасывающий семена по своей земле. Когда белая дрянь осела на ковре, возникла театральная тишина, какую можно было чуть ли не услышать.
Внезапно блохи принялись подскакивать так высоко, что, я уж было подумал – и обратно-то не упадут. Не знаю, что там такого в порошке, но подозреваю – какие-то амфетамины. Черненькие штучки чиркали по воздуху. И вертикально вверх они прыгали, и делали сальто назад, мне все это напомнило мексиканские прыгающие бобы. Я молился, чтоб ради всего святого никто не позвонил в дверь.
В детстве блоха всегда была одна. Мы держали трех котов, но блоха всегда была только одна. Простыни и одеяла мы обыскивали с воодушевлением охотников на бенгальского тигра. Когда блоха оказывалась поймана, мы все ликовали и обнимались.
У меня же их миллионы. Началось все, может, и с одной, но она даром не теряла времени и распустила слух. «Все сюда, скорые ребятки. Тут великолепный дом. Хозяин сыплет порошок на ковер, от него скачешь втрое выше. Через недельку вы себя не узнаете».
Надо отдать им должное. Они пока ни на кого не запрыгивали. Если когда-нибудь запрыгнут, я очень обижусь.
Вы когда их последний раз видели?
Не вымой я пол в кухне – никогда б не узнал про 109 миллионов свиней. Я раскладывал по полу газету, пока он сох. И вот пожалуйста – сижу на мокром полу, совершенно лишившись дара речи. «Поголовье свиней в ЕЭС достигло 109 миллионов». Вот что я прочел. Открыл рот, собираясь сказать «батюшки светы», но ни слова не прозвучало. Да тут свиней хватит, чтобы заполнить все до единого футбольные стадионы в Европе. И все кинотеатры тоже бы заполнились, и все равно прорва осталась бы снаружи. Наверняка это даже неточные цифры. Уверен, что, подсчитав численность свиней, просто округлили показатель до ближайшего миллиона. Наверное, так свиней и считают.
Где же они все? Я расспрашивал студентов, побывавших летом в Европе повсюду, и студенты ни одной свиньи не заметили ни разу. Где свиней держат? Почему не пасутся они в полях, фыркая, копая рылом и в свое удовольствие валяясь в грязи? Вот чем обычно заняты свиньи. Последний раз я видел свинью в Ирландии в 1983 году. Вел прямой радиоэфир из свиного загончика в живом уголке Дублинского зоопарка, пока свинья не сжевала микрофонный шнур и не отключила меня от эфира. На нее зла я не держал точно. Встань она у меня в кухне и расскажи всей стране о том, как я живу, я б тоже, наверное, отжевал ей шнур.
Последний месяц я катался по всему острову на автобусах и поездах и ни единой свиньи не заметил. Высовывал голову из окон поездов и слушал очень внимательно. Хотел улучить возможность обратиться к полному вагону попутчиков и сказать: «Тс-с! О-о! Насладимся же звуками восторженного хрюканья!» Покамест мой поиск остается бесплодным.
Согласно газете у меня на полу в кухне, ныне в 26 странах существует 1, 4 миллиона поросят на убой. Имейте в виду: газета от 27 апреля прошлого года, а потому Бог знает сколько еще поросяток с тех пор народилось. Пусть же выпустят их на волю, взываю я к нашим свиноводам. У нас в полях навалом коров, овец и лошадей. Чего вы боитесь? Думаете, свиньи полезут на деревья и свалятся оттуда? Может, Эр-тэ-э могло бы показывать нам каждый вечер в конце программы по новой свинье и сообщать нам ее кличку. Я бы после такого шел спать счастливым.
Мешки для мусора, бутылки и креветки
Смотреть было невыносимо. Мусорщики поднимали здоровенные пластиковые мешки, набитые мусором, в кузов грузовика. Громадные металлические зубы стискивали и перемалывали несчастные беззащитные мешки в труху. Мысленно я слышал, как они визжат: «Аййй!» и «Ррры!» Что-то во мне молило о пощаде. «Эй, ну вы чего, ребята, ужас что творите с доверчивыми мешками для мусора». Но потом вспомнил, как повел себя человек в пабе, когда я заговорил от имени бутылок из-под виски.
Не мог от них глаз отвести. Бутылки с водкой, виски и джином висели над баром вниз головой. Я сидел и думал о том, каково нам было много лет назад, когда мы стояли на голове. Вся кровь приливала вниз, и за веками появлялись цветные точки. Вот я и обратился к бармену. «Бутылкам, наверное, отвратительно. Виски давит им на крошечные мозги, и одному Господу известно, что они там себе видят». После этой реплики бармен беседовал со мной нежным осторожным тоном, с каким обращаются к тому, кто возникает у вас на пороге с безумным взглядом и бензопилой.
Я не виноват. Когда сам я собирался подбросить в огонь угля, мой брат заходился в истерике. Говорил, что я ломаю счастливые семейки угольных глыб. Обзывал меня массовым убийцей. А когда я хотел положить ложку сахара в чай, брат прочувствованно рассказывал о малюсеньких кристалликах, о том, как они хнычут, понимая, что им пришел конец.
Я до сих пор извиняюсь перед конвертами, прежде чем их вскрыть. Стараюсь не слышать, как кричат «Аййй!» малютки-«гермесеты»[78]78
«Hermesetas» (осн. 1932) – швейцарская торговая марка подсластителя.
[Закрыть]перед тем, как я роняю их в кипящий кофе. Сигарету во рту держу часами, прежде чем решаюсь ее прикурить.
В пору моей работы на траулерах в Шотландии меня то и дело увольняли. Когда мне казалось, что никто не видит, я выкидывал крабов и креветок обратно в море, не успевали мы их выловить. Я считал очень важным бросить их обратно как можно скорее, потому что иначе не отыскать им своих мам и пап.
В прошлое воскресенье я разглядывал ковер на фингласском[79]79
Финглас (ирл. Fionnghlas) – северо-западный пригород Дублина.
[Закрыть]рынке. Спросил продавца, понравится ли блохам у меня дома жить в таком ковре. Продавец оглядел меня и не произнес ни слова. Такое случается, когда беспокоишься о мусорных мешках, бутылках с виски и блохах. Никак не привыкну.
Все на борт бобового пуфа
Пока я жил в однушках или снимал комнату, согреваться удавалось легко. «Cуперсер»[80]80
«Superser» – торговая марка бытовых обогревателей, с 1970-х принадлежит британской компании «Флогас», стала нарицательным названием для бытовых обогревателей вообще.
[Закрыть]работал у меня весь день, а спать я укладывался не раздеваясь. Когда надо было пройти по коридору до туалета, я надевал шапку, пальто, шарф и перчатки и попутно ни с кем поболтать не останавливался.
Когда-то я мечтал жить в собственном доме. Мысль о том, чтобы снять одежду перед сном, привлекала нешуточно. Никаких тебе дополнительных носков, никаких шерстяных шапок или наваленных горой пальто поверх одеяла. Никаких больше разговоров по телефону в коридоре, когда дыхание вырывается ледяными облаками. Если когда-нибудь еще раз буду покупать себе дом, никаких разумных ожиданий, что в доме работает центральное отопление, я иметь не буду. У меня не работает, а починку я не потяну.
Я прожил в этом доме уже четыре года и по-прежнему базируюсь зимой в одной-единственной комнате. Мы с тремя моими котами едим, спим и пьем в гостиной, потому что здесь камин. Никаких больше блох из ковра в атмосферу не выскакивает. Им слишком холодно. Они либо подались в Африку зимовать, либо у них в ковре свои камельки и до весны блохи наружу не покажутся.
Спальное место у нас устроено просто. Я укладываюсь на бобовый пуф перед камином и сворачиваюсь калачиком.
Рядом со мной устраиваются по старшинству коты. Укрываю нас всех парой одеял и говорю: «Спокойной ночи, храни нас всех Бог». Верба, Чернушка и Кыш куда лучше резиновых грелок, потому что их не надо наполнять водой и они не протекают по ночам.
Когда б ни навещали меня зимой гости, они проходят в гостиную и упиваются теплом. Говорят всякое такое: «Ох батюшки, до чего ж теплый приятный дом». Подбрасываю еще пару поленьев, тем самым как бы отвечая: «Гуляй, рванина». «Суперсер» пашет на полную мощность, и мы сидим, обливаясь пóтом. Гости стаскивают с себя свитеры и рубашки и переводят дух: «Ну и ну… это лучше всего – когда тепло-то».
Если же им надо зачем-нибудь выйти из гостиной, от холода они столбенеют намертво. Пот замерзает у них на лицах, а когда возвращаются, кончик носа уже другого цвета. Обычно бесшумно садятся на корточки у огня и, пока кровоснабжение не восстановится, общаются знаками.
Гостей у меня с октября по апрель немного. Эту пору я называю одиноким временем года.
Мартышка на водосточной трубе
11:00. Я не единственный человек на всю Ирландию, кто валяется в постели с простудой. Это мне понятно. Но на подоконнике у меня за окном сидит мартышка. Она живет по соседству и только что взобралась ко мне по водосточной трубе. Мне необходим покой, а мартышка, похоже, хочет в гости. Стучит по стеклу кулачком и клацает зубами. Кажется, мне не полегчает никогда.
11:15. Верба за меня сражается. Сидит в доме на подоконнике и шипит на мартышку. А еще лупит по стеклу лапой. Моему выздоровлению это не способствует. Приверженный рыжий кот и макака-резус оскорбляют друг друга через мое окно. Приму-ка я еще один дисприн.
12:00. Мартышка теперь скачет по крыше и дергает за электрический кабель. Мне это известно, потому что кабель идет мимо окна и я вижу, как он туда-сюда дергается. Верба теперь шипит на кабель, потому что ему кажется, будто это длинная тонкая черная змея или что-нибудь такое. Температура у меня только что подскочила еще на две риски.
15:00. Все упорно ухудшается. Я добрел вниз до входной двери глотнуть свежего воздуха и не мог не заметить у себя за воротами большущего полосатого тигра. Вряд ли он полезет по моему водостоку и станет колотить мне в окно, потому что его вели на веревке трое мужиков. Думаю, они собираются привязать тигра к дереву. А у меня разболелась голова и ноги начали подгибаться.
15:30. Молодцы Гарда. Явились очень быстро. Теперь возле моего дома трое мужиков, большущий тигр и группа сотрудников Гарды. Не уверен, можно ли арестовать тигра или же взять его временно под стражу или как-то. Не знаю, куда подевалась мартышка. Если она хоть чуток соображает, пряталась бы у меня на крыше за печной трубой. Будь у меня крепкая высокая лестница и кто-нибудь, кто мог бы подержать ее внизу, я б с удовольствием примкнул на крыше к мартышке.
15:40. Удивительное дело: живя в Дублине-3, никак не привыкнешь толком к зверью из джунглей у своего дома. Прошлым летом я делал в кухне банановый сэндвич, и мне вдруг стало до странного не по себе. Обернулся и заметил у двери на задний двор малыша-львенка. Он и близко таким большим не был, как тигр, но выйти пособирать цветочки мне все равно не хотелось. Змея в моем угольном ларе подействовала на меня точно так же. Я пошел наверх, заперся в уборной и хорошенечко подрожал.
16:00. Тигра больше нет, нету и Гарды. Если температура поднимется еще хоть немного, я, наверное, испарюсь и стеку по стенам. Пойду-ка полежу еще, но в окно смотреть не стану. От бегемота, носорога или чего-нибудь такого же большого у меня разыграется мигрень и куда деваться тогда?
Зуд сторожевого пса
Шел я как-то в «Пойнт-депо»[81]81
«Театр Пойнт» («The Point Theatre», также «Point Depot», 1988–2007) – дублинский концертный зал на набережной Северной стены в Дублинских доках. В 2007–2008 г. зал основательно переделали и перезапустили как «The O2».
[Закрыть], уже затемно. Лиффи супилась, в безмолвных доках было жутковато. Вот я и принялся тихонечко напевать «Пых, дракон волшебный»[82]82
«Puff the Magic Dragon» (1963) – песня Питера Ярроу из американского фолк-коллектива «Peter, Paul and Mary» (1961–2009) на стихотворение Леонарда Липтона (1959), пер. М. Немцова.
[Закрыть]себе под нос и сделал вид, что при моем ангеле-хранителе имеется бейсбольная бита.
Здоровенный сторожевой пес внезапно бросился на ворота и разразился яростным взрывом бешеного лая и рыка. От испуга я чуть в реку не сиганул. Урезонивать собаку через решетку явно не было никакого толку. Послание его ко мне было простым. «Подойдешь сюда – я тебя съем».
Хотелось сказать: «Не рычи ты на меня так. Я не лезу через твои ворота и не тарахчу палкой по прутьям забора, ничего такого». Но я продолжил шагать своей дорогой. Мало ли, вдруг он добежит до ворот изнутри и вернется ко мне снаружи.
Когда б ни настигал меня такой страх, я всегда ощущаю электрический зуд в кончиках пальцев, а закрыв глаза, вижу яркие разноцветные огоньки. По-моему, это не очень полезно. Неразумно водить машину или управлять приборами, если в пальцах зуд, а в глазах огни.
Прошло сто лет в полумраке, и все повторилось. Другая чокнутая сторожевая собака бросилась на какие-то другие ворота, и на этот раз сердце у меня на пару секунд и впрямь перестало биться. Оно не колотилось, как это бывает в романах. Оно просто встало совсем, и я подумал: «Господи, я умер, коли сердце у меня не работает».
Пес выбрехивал зверские оскорбления и ужасные угрозы, а я проговаривал в уме молитву: «Прошу тебя, боженька, запусти мне сердце заново, потому что если не запустишь, меня завтра утром найдут здесь, я буду по-прежнему стоять, хотя официально уже мертв».
Я осознал, что жив, когда ощутил мощный электрический ток в пальцах. И на сей раз бросился наутек.
Понятия не имею, сколько там сторожевых псов и ворот. Я бежал с такой прытью, что посчитать их было невозможно. Но мне уверенно кажется, что в таких случаях необходимо предупреждать загодя. Мигающее световое табло или громадный светящийся знак «пес» – или как-то еще. А то от такого страха и помереть недолго.
Понимаю, что сторожевые кролики мало кого отпугнут, но, вот честно, я бы предпочел кроликов.
Зарядка для котов
Нарушать природное равновесие я не планировал. Никто не любит птиц сильнее моего. Я даже смотрю по телевизору Открытый чемпионат США по гольфу, чтобы вживую послушать птиц через Атлантику. Сижу зачарованный и размышляю: «Подумать только, все дрозды в Клонтарфе сейчас крепко спят, но при этом один вон заливается от всей души, сидя на дереве у площадки для гольфа в Америке». Я даже раздражаюсь, когда комментаторы лопочут свое о гольфе, а мне дрозда плохо слышно.
Не подозревал, до чего хрупкое оно, природное равновесие. Урезая своим котам рацион, исходил из наилучших побуждений. Даже объяснил им их. «Чернушка, Верба и Кыш, вы только посмотрите на себя. Вон какие бока наели к своим средним годам, а все я виноват. Стоит вам лишь подумать о том, чтоб мяукнуть, как я уже открываю очередную банку еды. Отныне все у нас будет иначе, так что затяните пояски».
Через два дня на коврике у меня перед дверью стали появляться птичьи перышки. Я глубоко расстроился. Рядом с моим домом полно деревьев, и воздух полнится трелями, чириканьем и плеском крыльев. Красотища. А теперь благодаря мне три мохнатых охотника вышли на тропу войны и ни одно пернатое не застраховано.
Вернул я всех троих на полное довольство и решил подойти к вопросу с другой стороны. Если можно тренировать цирковых блох тянуть малюсенькие колесницы и делать обратное сальто, наверняка можно и котов уговорить отжиматься. Начали с Кышем. Он сидел на подоконнике наверху, у окна, что смотрит на Вернон-авеню[83]83
Вернон-авеню – центральная улица Клонтарфа, ближайшего северного пригорода Дублина, названа в честь семейства Вернон, владевших замком Клонтарф с XVII-го до середины ХХ века.
[Закрыть]. Там Кышу нравится следить за автомобильным потоком. Я влез на свой письменный стол прямо у того окна и лег на живот. «Так, Кыш. Смотри внимательно. Перенеси весь свой вес на передние лапы и дальше выпрямляй и сгибай их вот так». И для примера я несколько раз изящно и размеренно отжался. И лишь закончив, увидел, что в окно глазеет и показывает на меня пальцами воодушевленная толпа. В предыдущие три минуты они наблюдали, как возникает и исчезает в окне моя попа, и одному Господу известно, что они себе при этом думали. Я решил не ухудшать положение и не объяснять, что учу Кыша отжиматься. Думаю, придется подождать, когда выпустят кошачий корм «Никакого жира, стройный силуэт».
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?