Текст книги "Пылающие души"

Патриция ХЭГАН
ПЫЛАЮЩИЕ ДУШИ

Посвящаю с любовью моей матери, Лавинии Райт Хэган

Глава 1

He замечая пронизывающего декабрьского холода, Джулия стояла у корабельных поручней, задумчиво глядя вдаль, на освещенный луной берег реки Джорджия. Она распрощалась со всем, что было привычно и дорого, чтобы переплыть через океан, поселиться в далекой стране и выйти замуж за человека, которого, как ей было доподлинно известно, она никогда не сумеет полюбить.

Внезапно по стройному телу Джулии пробежала дрожь. Замужество… Она вовсе не горела желанием становиться чьей-нибудь женой, а тем более женой человека, к которому испытывала лишь уважение.

Но ведь не она одна вынуждена поступаться своими желаниями, размышляла Джулия. Война между Севером и Югом превратила в хаос жизнь многих людей.

Поблескивающие в небесах звезды отражались в волнах, игриво взлетающих у борта корабля и рассыпающихся мириадами брызг. Тишину нарушал лишь неумолчный лягушачий хор и скорбное уханье невидимых в темноте сов. Ветер шелестел, перебирая пряди серого мха, окутывающего прибрежные деревья наподобие савана.

Несколько часов назад десятивесельная барка, сколоченная из крепких кипарисовых досок, перевезла пассажиров с причала на судно. Джулия вместе с матерью и Сарой, преданной служанкой-негритянкой, побывала на болотистой низменности, которую еще не успели обнаружить янки. Там были сооружены паровые прессы для хлопка, оттуда контрабандисты, смело прорывающие блокаду, увозили свой груз.

В пути Джулия не раз видела на причалах часовых, которые высматривали конфедератов-дезертиров, не давая им взойти на борт какого-нибудь судна и уплыть восвояси. Но, прежде всего мишенью бдительных стражей были шпионы янки.

Незадолго до того как Вирджил Оутс, жених Джулии, отправился в Англию, чтобы начать приготовления к свадьбе, он рассказал ей о том, как выглядит побережье Атлантики, и объяснил, что сила и направление здешних ветров способствуют контрабандистам.

– Когда ветер дует с суши, он гонит сторожевую эскадру в море, – втолковывал Вирджил. – При этом значительно увеличивается брешь в блокаде, а это, разумеется, на руку контрабандистам. Если же ветер дует с моря, эскадре приходится держать курс с наветренной стороны и отходить подальше в море, чтобы не попасть в бурный прибой.

Он рассказал об отмелях, окаймляющих побережье Северной Каролины и растянувшихся на целые мили, и добавил, что во время сильных восточных ветров и отливов эти отмели чрезвычайно опасны для морских кораблей.

– Однако опытному лоцману, знающему прибрежные воды, не составит никакого труда вывести быстроходное, маневренное судно в море или провести его в порт. А тяжелым, имеющим большую осадку судам эскадры северян, которые держат блокаду, приходится бороться со штормовыми ветрами и волнами.

Джулии вспомнилось, как Вирджил обнял ее, объясняя, что она поплывет на «Ариане», одном из самых быстроходных кораблей, принадлежащих южанам.

– Я ни в коем случае не стал бы подвергать опасности свою будущую жену, – добавил он. – Меня заверили, что капитан Дерек Арнхардт настоящий морской волк.

Вирджил поцеловал Джулию, а ее тем временем мучила мысль о том, не заметил ли он тщательно скрываемую неприязнь. Конечно, Джулия была благодарна жениху за доброту к ней самой и ее матери и прекрасно понимала, что если бы он не воспользовался своими связями и не вывез хлопок из Роуз-Хилла, весь урожай пропал бы зря.

Такого Джулия ни за что бы не допустила, и беспокоилась она не только о себе. Прежде всего она думала о матери, которой стоило огромных трудов сохранить плантацию, после того как пять лет назад умер ее муж. Джулия никогда не забывала и про своего брата-близнеца Майлса. Он так много выстрадал, ему предстояло еще столько мучений, поэтому Джулии хотелось, чтобы его ждал уютный дом и покой.

Она крепко сжала поручни, в порыве лихорадочной решимости гордо выпрямилась. Вирджил сделал ей предложение, и, принимая его, Джулия знала: он употребит все свое влияние и власть, чтобы спасти состояние ее семьи. И все-таки горечь подступала к ее горлу при мысли, что она станет женой нелюбимого человека.

Думать об этом было невыносимо, но еще больше страданий причиняли ей воспоминания об одном давнем благоуханном весеннем дне. В тот день двенадцатилетняя Джулия узнала роковую тайну своего отца и поняла, что никогда не забудет ее.

Вместе с Майлсом Джулия возвращалась с верховой прогулки и, увлекшись скачкой, намного опередила брата. Она направлялась к конюшне, расположенной за домом; к ней вела длинная извилистая дорожка. Спешившись, Джулия вошла в конюшню, остановилась, давая глазам время привыкнуть к полумраку, и вдруг замерла, услышав шепот знакомых голосов.

– Аделия, дорогая, тебе не следовало приезжать сюда… Джулия узнала голос отца, но, не успев опомниться, услышала ответ тети Аделии:

– Джером, мы не виделись уже несколько недель! Сегодня утром, увидев, что экипаж Елены направился в сторону города, я решила – была не была. Ты не представляешь себе, как я жажду твоих прикосновений, поцелуев…

Джулия обессилено прислонилась спиной к шероховатой деревянной стене конюшни. Ноги отказывались держать ее. Отец… и ее тетя! Так, значит, они любовники!

Джулия не могла сдвинуться с места, хотя в эту минуту ее одолевало страстное желание умчаться, убежать от этого кошмара. И, тем не менее, она продолжала беспомощно стоять у стены, крепко сжав кулаки и кусая губы, чтобы сдержать рвущиеся из груди крики отчаяния.

Она сразу поняла: ей никогда не удастся вычеркнуть из памяти звуки бурной плотской любви, доносившиеся сверху, с сеновала.

Лишь когда в конюшне воцарилась тишина, Джулия оправилась от потрясения и бесшумно выскользнула наружу, а в ушах у нее стояли шорох, стоны и бессвязный лепет любовников.

Несмотря на то, что Джулия изнывала от желания излить душу, она ни словом не обмолвилась Майлсу о случившемся. Она не хотела причинять ему такие страдания. Как трудно было делать вид, будто ничего не произошло, особенно в присутствии отца! О таком жизнерадостном, любящем отце ее ровесницы могли только мечтать. Джулия пыталась отделаться от неприязни к нему и возложить всю вину на тетю Аделию. Отца вполне можно понять, рассуждала она: любой на его месте не устоял бы перед женщиной, которая сама вешается ему на шею, позабыв о нравственности и правилах приличия.

Кроме того, Джулия понимала, что известие об измене отца убило бы ее мать: она любила его всем сердцем. Джулия не забывала об этом ни на минуту. Так почему же ее отец расточал ласки другой женщине, предав жену, мать его детей? Этого Джулия никак не могла взять в толк, тем более что ее мать внешне была гораздо привлекательнее тети Аделии. Должно быть, красота еще не залог преданности и любви между супругами, наконец, решила она.

Тяжелее всего Джулии было в обществе тети Аделии: каждое воскресенье она вместе с дядей Найджелом и сыном Томасом приезжала ужинать в Роуз-Хилл. Дядя Найджел вовсе не был богат: полунищий фермер, он влачил жалкое существование, зарабатывая на хлеб насущный тяжким трудом. Джулия однажды подслушала перешептывание слуг о том, что семья Кэрриган ужинает лишь раз в неделю – по воскресеньям, в гостях у родственников.

Майлс заметил внезапную антипатию сестры к тете и стал задавать вопросы, но Джулия каждый раз уклонялась от ответов. Отделаться от кузена Томаса оказалось сложнее. Пока Джулия не узнала тайну, они с Томасом были довольно близки. Томас недоумевал: Джулия неожиданно охладела к нему, вежливо отказывалась от приглашений в гости, избегала его, когда он являлся с визитами. Он был обижен и озадачен, и Джулия страдала, видя это, но понимала, что правда о матери разобьет ему сердце.

Поэтому она продолжала молчать и носить боль в себе.

А потом наступила ночь, которая до сих пор преследовала Джулию в кошмарных снах. Ливень начался еще с вечера. Джулию разбудил громкий стук в дверь и рокочущие звуки мужского голоса. Нежданный гость желал видеть мать Джулии.

К тому времени как слуга открыл дверь и поднялся наверх доложить хозяйке дома, что ее хочет видеть шериф Франклин, Джулия и Майлс успели выйти из своих спален и остановиться на верхней площадке изогнутой лестницы. Поеживаясь от дурного предчувствия, они ждали появления матери. Выйдя из комнаты, она мимоходом велела им вернуться к себе, но они не послушались. Шериф Франклин ждал у подножия лестницы и смущенно мял в руках свою широкополую шляпу. Вода струйками стекала с его насквозь промокшей одежды на отполированный до блеска дубовый пол.

Дрожащим голосом мать спросила, чему обязана столь неожиданным визитом среди ночи, в разгар грозы, и в ответ Джулия и Майлс услышали весть о смерти отца. Мать протестующим голосом перебивала шерифа, не в силах поверить ему. Выяснилось, что глава семьи погиб по пути из города – кто-то хладнокровно застрелил его, выбив из седла.

Внезапно в доме началась суматоха, мать упала в обморок, а Джулия и Майлс разразились рыданиями. Только гораздо позднее Джулии удалось собрать воедино разрозненные подробности истории, полностью известной лишь ей одной.

Шериф и соседи-плантаторы никак не могли понять, почему в тот вечер в портовой таверне Найджел Кэрриган поссорился со своим шурином. Все вокруг недоумевали, слыша, как Найджел грозился убить его. А когда Найджел исчез в ночь смерти Джерома Маршалла, отца Джулии, все заподозрили, что убийцей был именно он.

С тех пор о Найджеле никто не слышал.

Джулия знала о причинах странной ссоры. Эту мучительную тайну ей тоже предстояло хранить в одиночку.

Она ничуть не удивилась, когда ее мать, оправившись от первого потрясения, попыталась направить жизнь в прежнее русло и стала собственноручно управлять плантацией. Но по ночам она плакала, уткнувшись в подушку, и Джулия мучилась, слыша эти глухие рыдания.

После смерти отца для всей семьи наступили тяжелые времена. Выяснилось, что отец заложил свои земли, чтобы заплатить карточный долг. Мать Джулии поклялась, что никто не отнимет у нее дом, и работала, не покладая рук, борясь со все новыми препятствиями и трудностями. Нередко случалось, что она трудилась в поле бок о бок с рабами. Джулия и Майлс тоже узнали, что значит работать на плантации под безжалостным солнцем Джорджии.

О званых чаепитиях на лужайке перед домом пришлось забыть. В гостиной уже не звенел веселый смех гостей, не звучала музыка. На светские развлечения не оставалось ни времени, ни денег. Роскошь, которой изумлял гостей Джером Маршалл, была лишь видимостью. Необоримая страсть к азартным играм заставляла его все глубже увязать в долгах.

Сморгнув слезы, вызванные воспоминанием о прошлом, Джулия попыталась представить себе собственное будущее. Она непременно станет хорошей женой Вирджилу. Разве у нее есть другой выход? Исподтишка наблюдая за матерью, видя горе в се зеленых, как у самой Джулии, глазах, девушка в который раз давала себе клятву, что ее мать никогда не узнает страшную правду.

Внезапно на нее нахлынуло еще одно воспоминание – ужасающий удар, который обрушился на них нежданно, безжалостно, поставил их на колени, поверг в отчаяние. Господи, за что им столько горя?

Вдруг рядом кто-то заговорил, и Джулия испуганно вздрогнула, обернулась и напрягла зрение, пытаясь разглядеть подошедшего.

– Простите, если я напугал вас, – хрипло выговорил незнакомец, – но вскоре нам предстоит прорвать блокаду, и капитан приказал увести с палубы всех пассажиров и потушить огни. Будьте любезны, следуйте за мной молча.

Наконец Джулия различила силуэт непрошеного собеседника в тусклом свете. Среднего роста, коренастый и крепкий, он распространял вокруг солоноватый запах морской воды. Но едва успев перевести взгляд на лицо незнакомца, Джулия ахнула. Глубокие, многочисленные шрамы избороздили его щеки, один из них спускался со лба и пересекал зигзагом левый глаз и нос.

Незнакомец улыбнулся, но эта гримаса лишь привлекла внимание Джулии к его увечью.

– Не смущайтесь, если вы сочли меня безобразным. Я давно привык к таким взглядам. Посмотрели бы вы, как дети с плачем бросаются к матерям, завидев меня!

– Мне… очень жаль, – с запинкой выговорила Джулия. – Прошу меня простить. Видите ли, просто вы… подошли так незаметно…

– Позвольте представиться: Шед Харки, боцман. Я слышал, что мы повезем на Бермуды пассажиров, но никто не предупредил меня, что на борту появится такая очаровательная девушка. Должно быть, дама, которая только что спустилась в каюту вместе с негритянкой, – ваша матушка? А хлопок в трюме принадлежит вам?

Джулия растерянно молчала, ошеломленная внешностью собеседника и его любезностью.

– А теперь пойдемте со мной. – Боцман предложил Джулии руку. – И впредь вам лучше не появляться на палубе – таково правило. Или вы еще не слышали, что капитан не позволяет дамам-пассажиркам покидать каюты? Он вообще с трудом переносит пассажиров, особенно женщин. Так что вам придется безвылазно просидеть в каюте недели две или больше – сколько понадобится, чтобы доплыть до Бермудских островов.

Джулия оглянулась, чтобы бросить последний взгляд на скрывающееся из виду побережье Джорджии.

– Я не собираюсь все время сидеть в каюте, – отрешенным тоном пробормотала она. – Обещаю вам, на палубе я никому не помешаю.

– Будь моя воля, я давно отменил бы этот нелепый запрет, но на корабле любое слово капитана – закон. Боюсь, если он узнает, как вы миловидны, то поставит у дверей вашей каюты стражу. Видите ли, матросы в плавании охочи до женщин, особенно хорошеньких.

Они уже приблизились к люку с узкими ступенями, ведущими вниз, но Джулия неожиданно остановилась. Мысль о том, что ей придется провести две недели в тесной каюте, без единого глотка свежего воздуха, вызвала у нее отвращение.

– Я хочу поговорить с вашим капитаном, – резко произнесла она.

К ее удивлению, Шед Харки запрокинул голову и расхохотался. Джулия почувствовала себя в глупом положении, гадая, чем могла вызвать подобный смех. Наконец отсмеявшись и утерев слезы, боцман воскликнул:

– Детка, как вы наивны! Капитан не общается даже с собственной командой, не говоря уже о пассажирах! Понимаете, – продолжал он, – капитан изложил нам свои заповеди, как Господь – Моисею, и с тех пор его почти никто не видел – конечно, за исключением немногих избранных, например, первого помощника Эдсела Гарриса или второго помощника Гровера Уотсона. Иногда с ним встречается и третий помощник, Флойд Джастис. Так что давайте-ка поскорее спустимся вниз, пока корабль не вышел в открытое море.

Боцман слегка подтолкнул Джулию к люку, однако она не поддалась, твердо решив немедленно встретиться с загадочным капитаном Арнхардтом. В ней вспыхнуло любопытство, но вместе с тем к такому шагу ее побуждала забота о матери. В последнее время мать выглядела непривычно бледной и усталой. Двухнедельное пребывание в душной каюте вряд ли пойдет ей на пользу.

– Я требую, чтобы капитан принял меня сию секунду! Боцман раздраженно вздохнул:

– Я же объяснил вам: с капитаном вы сможете встретиться лишь в том случае, если он сам пожелает вас видеть. Капитан Айронхарт – странный человек…

– Айронхарт? – озадаченно переспросила Джулия. – Мне казалось, его фамилия Арнхардт…

– Вы не ошиблись. – Шеф усмехнулся, словно вспомнил какую-то шутку, известную ему одному. – Но все мы зовем его Айронхартом – это прозвище ему в самый раз. Если у этого человека и есть сердце, оно, должно быть, сделано из железа. Видите вот эти шрамы – те самые, на которые вы стараетесь не глазеть? – Он прикоснулся пальцем к щеке.

Джулия пристыженно отвела взгляд, жалея, что не спустилась в каюту с матерью, а осталась на палубе, и погрузилась в размышления.

– Это работа Айронхарта.

Девушка почувствовала, что ее собеседник прямо-таки пышет гневом.

– Он велел протащить меня под килем, и я ободрал все лицо о раковины морских желудей. Морские желуди – это такие ракушки, которые цепляются за обшивку кораблей. Они твердые и острые, как осколки кремня.

Джулия содрогнулась, а боцман продолжал скороговоркой:

– Известно ли вам, что значит протащить человека под килем? Его связывают и тащат под всем днищем корабля – очень медленно, так что он успевает нахлебаться воды. Мерзавцы, которые устроили эту пытку для меня, тащили меня вплотную к килю, и вы сами видите, что стало с моим лицом. Долгое время я думал, что раны на нем не затянутся до самой смерти. А как вам нравится это? – горько усмехнувшись, он поднял левую руку. Джулия сразу заметила, что она заметно искривлена у локтя. – Вдобавок они сломали мне руку и кость срослась неправильно. Так приказал сделать Айронхарт. Запомните это.

– Простите… – сдавленно прошептала Джулия, с болью представляя себе, какой ужас пережил ее собеседник. – Похоже, он чудовищно жесток. Мне не хочется встречаться с этим палачом.

– Я никогда не прощу его за то, что он сделал со мной. Многие матросы корабля ненавидят его. Если когда-нибудь вам доведется выбраться на палубу днем, понаблюдайте за матросами, которые работают, сбросив рубахи. У каждого из них вы увидите шрамы на спине, оставленные плетью.

Несколько мгновений оба молчали. Джулия не знала, что сказать, и понимала, что Шед Харки погрузился в мучительные воспоминания. Наконец она шагнула вперед и пробормотала, что попросит разрешения бывать на палубе у кого-нибудь из помощников капитана.

Боцман взял ее под руку.

– В машинном отделении набивают топки, чтобы корабль прибавил ходу в любую минуту. Я провожу вас до каюты, только не наступите на подол – лестница узкая и крутая. На вашем месте я поднял бы юбки повыше.

Джулия еще раз оглянулась на берег реки Джорджия. Над кораблем повисла непроницаемая и завораживающая тишина. На корме горел высоко подвешенный фонарь. Где-то сонно чирикала птица, луна заливала серебристым светом поверхность залива, на которую падали длинные устрашающие тени кустов и деревьев, река убегала вдаль извилистой лентой, окутанной дымкой.

Коридор освещал лишь один фонарь, висевший под потолком. Джулия увидела с каждой стороны коридора по три двери и остановилась в нерешительности, не зная, которая из них ведет в каюту матери.

Шед указал на висевшие на стенах пыльные картины, написанные маслом.

– Раньше это был корабль для богатых, а потом капитан превратил его в контрабандное судно. Мне говорили, что здесь побывало немало пассажиров. Если удастся, завтра я устрою вам прогулку по кораблю – может, даже сумею провести вас в машинное отделение, чтобы вы своими глазами увидели, отчего он движется.

– Это было бы замечательно, – пробормотала Джулия, стараясь держаться учтиво и не замечать, каким взглядом окидывает ее собеседник. Его глаза то и дело устремлялись на грудь девушки, приподнимающую лиф желтого муслинового платья. Быстрым движением Джулия запахнула на груди шаль.

Боцман понимающе усмехнулся и распахнул первую дверь слева:

– А вот и ваша каюта. Конечно, это не бог весть что, но ведь вам не придется провести в ней всю жизнь.

Торопясь спрятаться от пристальных взглядов боцмана, Джулия шагнула в крохотную комнатку и оглядела скудную обстановку. В каюте помещались лишь деревянный стул, маленький стол, на котором стояли таз и кувшин, и койка с плоским, как доска, матрасом, прикрепленная к стене двумя цепями. Вид на мир за пределами корабля открывался через круглое маленькое окошко – Джулия знала, что оно называется иллюминатором.

Почувствовав ее отвращение, Шед осклабился:

– Не очень-то приятное зрелище для настоящей леди, верно? Но для нас, матросов, это хоромы, о которых можно только мечтать. Мы спим в холщовых гамаках, набившись, как сельди в бочку, в тесную конуру, где духоты не выдерживает даже мошкара. А вы, судя по виду, привыкли к роскоши – ко всяким маслам и благовониям, чтобы втирать их в эту белоснежную кожу…

Окончательно растерявшись, Джулия молча смотрела, как он быстро вышел в коридор и потушил единственный фонарь. Коридор и каюта погрузились во мрак. Услышав приближающиеся шаги, Джулия попятилась. По какой-то необъяснимой причине ее пугал этот человек, который поначалу казался таким внимательным и учтивым.

– Теперь свет нам ни к чему, – произнес боцман. – Быть может, вам будет любопытно узнать, каким образом мы прорвемся сквозь блокаду северян. Видите ли, наше судно выкрашено в светло-серый цвет и потому сливается с волнами на фоне горизонта. К тому же у нас низкая труба и всего одна мачта. На закате, подходя к берегу, – продолжал он, – мы сверились по компасу и теперь точно знаем, где находится эскадра. После наступления темноты суда северян стоят на рейде, поэтому капитану остается всего-навсего провести нас между вражеских судов в открытое море, сверяясь по компасу.

Джулию не покидало плохое предчувствие. Она застыла, прижавшись спиной к стене каюты, а боцман подошел так близко, что его горячее дыхание овевало лицо девушки.

– Если вы не возражаете, мистер Харки, я хотела бы отдохнуть. – Джулия пыталась говорить невозмутимым тоном, скрывая настороженность.

– Ну разумеется, – отозвался Шед. – Должно быть, вы испугались? И совершенно напрасно. Я позабочусь о вас.

Скрипнула дверь, поворачиваясь в петлях, и с легким стуком закрылась. Джулия на ощупь пересекла тесную каюту и опустилась на койку со вздохом облегчения. Наконец-то собеседник оставил ее в покое. Как ни досадно ей было признаваться в этом, но боцман пугал ее.

По-прежнему ощущая испуг, она устроилась поудобнее на жесткой койке. Глупо бояться человека только потому, что его лицо обезображено. Он не желал ей зла. Вероятно, он почувствовал ее волнение и просто хотел помочь ей освоиться на корабле. А она неверно истолковала его намерения лишь потому, что он не принадлежал к кругу ее знакомых. Джулия решила впредь не допускать подобных ошибок.

Впрочем, ее нервозность была неудивительна – особенно если вспомнить о недавних событиях. Всеми жителями Саванны овладела паника, когда в начале ноября янки направили свою эскадру паровых судов к устью узкого пролива между двумя фортами конфедератов, Хилтон-Хед и Бей-Пойнт. В ходе продолжительных и беспощадных обстрелов с судов янки заставили южан покинуть обе крепости. Несколько дней спустя пал материковый форт Порт-Ройал. Поговаривали, что теперь, когда янки оказались вблизи от острова Кокспер, они готовы нанести удар по форту Пуласки.

В Саванне воцарилась суматоха; все, кто мог, устремились вглубь штата. Но окончательно люди обезумели от страха, узнав о том, что остров Тайби покинут защитниками.

Вирджил заявил, что Джулии и ее матери самое время перебраться в Англию, и немедленно начал готовиться к перевозке хлопка из Роуз-Хилла. Ходили упорные слухи о наступлении янки в восточной части Северной Каролины. Если им улыбнется удача, они захватят прибрежную равнину с ее важными судоходными реками, а также завладеют третьей частью территории штата. Это означало серьезную угрозу уилмингтонской и уэлдонской железным дорогам, которые были главным звеном, связующим весь Юг с Ричмондом.

Да, здесь было о чем задуматься. Опасения вызывала не только война, но и другие, еще более страшные события…

– Джулия!

Девушка вскочила на ноги, услышав из коридора голос матери.

– Джулия, дорогая, ты здесь?

Джулия открыла дверь и с облегчением обняла шагнувшую навстречу мать.

– Как я волновалась! Меня проводили в каюту и попросили не покидать ее до дальнейших распоряжений. Я не знала, спустилась ли ты вниз. С тобой все в порядке?

Прохладная материнская рука коснулась лба Джулии, отвела с него непослушные темные завитки.

– Разумеется! – сказала Джулия. – Но сидеть одной в кромешной темноте страшновато. Не лучше ли нам побыть вместе?

– Что за вздор! – с беспечным смешком отозвалась ее мать. – Чего ты испугалась, Джулия? Помнишь, что рассказывал Вирджил о капитане Арнхардте? Он уже не раз прорывал блокаду. Нам нечего опасаться… – Внезапно мать заметила, как напряженно держится дочь. – Джулия, ты вся дрожишь! Что с тобой? Впервые вижу тебя такой…

Джулия вкратце пересказала ей разговор с Шедом Харки.

– О, Джулия, сколько раз я повторяла: беседовать с незнакомыми мужчинами недопустимо! – Мать нахмурилась. – Матросов подвергают подобному наказанию только за очень серьезные проступки. Несомненно, этот Харки заслуживал такой участи. Держись от него подальше.

Джулия заверила мать, что именно так она и намерена поступить.

– И, кроме того, капитан Айронхарт, как назвал его боцман, запрещает пассажирам покидать каюты до конца плавания. Он относится к ним неприязненно, особенно к женщинам. Мне бы не хотелось вновь встретиться с Шедом Харки, но я вовсе не желаю просидеть в этой дыре до самых Бермудов.

– Если капитан считает, что мы должны оставаться в каютах, значит, мы подчинимся его приказу, – с достоинством возразила мать. – Наверняка на то есть свои причины. Я знаю, что на судне слово капитана – закон. У меня нет ни малейшего желания оспаривать власть капитана Арнхардта, и я надеюсь, что ты последуешь моему примеру. – Она поцеловала дочь в щеку. – И потом, плавание до Бермудов вскоре завершится, и мы пересядем на большой корабль с удобными пассажирскими каютами. Мы должны быть благодарны Вирджилу уже за то, что он вывез из Саванны и нас, и хлопок. Впрочем, довольно об этом. Ложись в постель и постарайся заснуть. Утром, к восходу солнца, мы будем уже далеко в море. Тревожиться не о чем.

– В наше время нелегко хранить спокойствие, – печально возразила Джулия.

– Знаю, дорогая. – Мать вновь обняла дочь. – Но вскоре все переменится к лучшему, вот увидишь. Вирджил так добр к тебе, он влюблен в тебя без памяти.

– Вирджил тут ни при чем. Я…

Однако мать резко перебила ее:

– Мне известно, о чем ты думаешь, но мы можем лишь молиться о том, чтобы Майлс остался жив, и самое главное – не оглядываться назад, а смотреть вперед, в будущее. Майлс поступил так, как считал нужным, как сделал бы на его месте каждый из нас.

Еще раз обняв ее, мать покинула каюту.

Джулия медленно спустила с плеч платье, мысленно отметив, что на время плавания необходимо отказаться от громоздкого кринолина и тяжелых нижних юбок. Столь пышное одеяние занимало все свободное от мебели пространство каюты.

Грубое постельное белье царапало кожу, но одеяла приятно согревали. Несмотря на то, что тревожное предчувствие не покидало Джулию, усталость вскоре одержала над ним верх. Девушка медленно погрузилась в сон.

А пока она засыпала, мысли о Майлсе и пережитом ужасе продолжали всплывать у нее в голове. Где же он? Что с ним? Может, его уже нет в живых?

Джулия прикусила губу, чтобы сдержать слезы. Мать часто повторяла ей, что от плача появляются морщины, а отец уверил, что слезами горю не поможешь. Но, вспоминая о недавних муках, она каждый раз чувствовала, как увлажняются глаза: защищая ее честь, ее обожаемый брат был вынужден спасаться бегством… словно преступник.

Почему Господь допустил такое? Это несправедливо.

Вскоре она была уже в царстве Морфея. Слезы перестали струиться по щекам.