Текст книги "Победитель остается один"

7:22 АМ

Он просыпается в 7:22 – гораздо раньше, чем нужно, чтобы выспаться, – потому что еще не успел привыкнуть к разнице во времени между Москвой и Парижем. В России он бы уже провел два-три совещания со своими сотрудниками и собирался бы на деловой завтрак с кем-нибудь из новых клиентов.

Но здесь у него – другая задача. Ему нужно найти того, кто будет принесен в жертву любви. Ему нужна жертва, чтобы Ева уже утром смогла получить его послание.

Приняв душ, он спускается выпить кофе в ресторане, где свободны почти все столики, а потом отправляется по набережной Круазетт, мимо выстроившихся в ряд фешенебельных отелей. Уличного движения совсем нет: проезжая часть перекрыта, пропускают только автомобили со специальным разрешением. Свободна и другая полоса, потому что местным жителям еще рано ехать на работу.

Он не предается тягостным раздумьям – давно миновала та мучительная фаза, когда ненависть снедала его душу и не давала уснуть. Сейчас он способен понять поступок Евы: в конце концов моногамия – не более чем миф, навязанный человеку. Он много читал об этом: дело вовсе не в переизбытке гормонов и не в тщеславии – нет, это генетическая предрасположенность, которая встречается едва ли не у всех животных.

Исследования не обманывают: ученые, проводившие тесты на отцовство среди птиц, обезьян, лис, установили, что эти особи вступают в некие социальные отношения, весьма напоминающие брак, но при этом не хранят верность своим партнерам. В семидесяти процентах случаев самки производят потомство от «посторонних» самцов. Игорь почти наизусть помнит абзац из статьи Дэвида Бараша, профессора психологии университета им. Дж. Вашингтона в Сиэтле:

«Образцом супружеской верности принято считать лебедей, но и это не соответствует действительности. Измены не совершает только плоский червь, Diplozoon paradoxum (спайник парадоксальный). Партнеры встречаются в юном возрасте, и их тела сливаются в единый организм крест-накрест. Все прочие представители животного мира способны на адюльтер».

И потому он не может обвинять Еву, которая всего лишь следовала инстинкту. Но поскольку она воспитана на социальных условностях, не признающих законов природы, то сейчас, наверно, терзается чувством вины и думает, что он больше не любит ее и никогда не простит.

Все обстоит как раз наоборот: он готов на все – и даже на то, чтобы посылать особые сообщения – символы уничтожения вселенных и миров других людей. И только ради того, чтобы она поняла, что всегда будет желанна, прошлое же – похоронено навеки.

Он встречает девушку, раскладывающую на лотке свой товар – кустарные сувенирные поделки сомнительного вкуса и качества.

Вот и жертва. Вот и послание, которое он должен будет отправить и оно, вне всякого сомнения, будет понято, как только дойдет до адресата. Прежде чем подойти, Игорь рассматривает девушку с нежностью: она не знает, что совсем скоро, если все сложится удачно, ее душа воспарит в поднебесье, навсегда освободясь от этой идиотской работы, не позволявшей ей оказаться там, куда манили мечты.

– Сколько стоит? – спрашивает он по-французски.

– Какую вы хотите?

– Все.

Девушка – на вид ей не больше двадцати – улыбается:

– Мне не в первый раз предлагают такое. За этим обычно следует предложение прогуляться. Потом, как правило, говорится: «Вы слишком красивы, чтобы торговать на набережной этой чепухой. Я…»

– Нет. Я – не. Я не имею отношения к кино. И не собираюсь делать из вас кинозвезду и менять вашу жизнь. И меня совершенно не интересует товар, который вы продаете. Мне всего лишь надо поговорить с вами, и мы можем сделать это прямо здесь.

Девушка неприязненно отводит взгляд.

– Этой работой занимаются мои родители, и мне нравится то, что я делаю. Настанет день, когда кто-нибудь обязательно оценит красоту этих вещиц. Пожалуйста, идите своей дорогой, вам не составит труда найти себе собеседника и сообщить ему все, что намеревались сказать мне.

Игорь достает из кармана пачку купюр и осторожно кладет ее рядом с товаром.

– Простите, если обидел ненароком. Я сказал это лишь для того, чтобы вы снизили цену. Мне очень приятно познакомиться с вами, меня зовут Игорь Малеев. Я только вчера прилетел из Москвы и еще плохо соображаю из-за смены часовых поясов.

– Оливия, – отвечает девушка, делая вид, что поверила этой отговорке.

Не спрашивая разрешения, он присаживается возле нее. Она отодвигается.

– Ну так о чем вы хотели поговорить?

– Сначала возьмите деньги.

Оливия колеблется. Но поглядев по сторонам, решает: опасаться нечего. По свободной полосе уже начали двигаться машины, на пляж направилось несколько молодых людей, а по мостовой идет пожилая чета. И девушка прячет деньги в карман, не считая, сколько там: у нее хватает опыта, чтобы понять – более чем достаточно.

– Спасибо, что приняли мое предложение, – произносит русский. – Вы спросили, о чем бы я хотел поговорить? Да так, ни о чем особенном…

– Вы, наверно, здесь по делу?.. Никто не приезжает в Канны в такое время – сейчас здесь просто невозможно находиться ни местным, ни туристам.

Игорь, не отрывая взгляд от моря, закуривает.

– Курить вредно.

Он пропускает это замечание мимо ушей и спрашивает:

– А скажите-ка, в чем для вас смысл жизни?

– В любви, – с улыбкой отвечает Оливия: как хорошо начать день с разговора о чем-то высоком, а не о том, почему так дорого стоит ее товар, или о том, кто из прохожих во что и как одет. – А для вас?

– Да в том же самом. Впрочем, я подумал, что важно было в свое время заработать столько денег, чтобы можно было доказать моим родителям: я – победитель. Я сумел это сделать, и теперь они гордятся мной. Я встретил прекрасную женщину, создал семью… Мне бы хотелось иметь детей, почитать и бояться Бога. Детей, однако, нет.

Оливия считает, что спрашивать, почему, будет неделикатно. Этот мужчина лет сорока, свободно говорящий по-французски, продолжает:

– Мы хотели взять приемного ребенка. Года два или три обдумывали этот шаг. Но дальше началась беспокойная жизнь – беспрестанные поездки, праздники, встречи, переговоры…

– Когда вы присели здесь, чтобы поговорить, я решила, что вы – еще один сумасбродный миллионер в поисках приключений. Но на эти темы мне нравится говорить.

– Вы задумываетесь о своем будущем?

– Да, конечно. И похоже, мечты у нас с вами – одни и те же. Я тоже хотела бы иметь детей, – она осекается, боясь неосторожным словом задеть собеседника, появившегося так неожиданно, – …если, конечно, это будет возможно. Знаете, Божьи планы не всегда совпадают с нашими…

Он, вроде бы не слушая, задает следующий вопрос:

– А на фестиваль приезжают только миллионеры?

– Миллионеры, те, что считают себя таковыми, и те, что хотят таковыми стать. В эти дни здесь – как в психушке… Все корчат из себя невесть что, кроме тех, разумеется, кто на самом деле – важные птицы. Вот они-то – самые приветливые и милые, потому что им ничего никому не надо доказывать. Они не всегда покупают мой товар, но по крайней мере могут улыбнуться, сказать что-нибудь ласковое. И смотрят на меня без пренебрежения… Так что вы здесь делаете?

– Бог создал мир за шесть дней. Но что такое мир? То, что предстает моим или вашим глазам. И каждый раз, как кто-нибудь умирает, уничтожается частица мироздания. Все, что человек чувствовал и ощущал, все, что он созерцал, исчезает вместе с ним, подобно тому, как под дождем исчезают слезы.

– «Как слезы под дождем»… В каком-то фильме – не помню только, в каком – звучали эти слова.

– Но я пришел сюда не плакать. А затем, чтобы подать весть женщине, которую люблю. И для этого я должен уничтожить несколько миров или галактик.

Вместо того чтобы испугаться, Оливия смеется. Этот человек – красивый, хорошо одетый, бегло говорящий по-французски – совсем не похож на сумасшедшего. Ей так надоело изо дня в день слышать одни и те же слова: «Вы очень красивы… Вы заслуживаете несравненно большего… Сколько это стоит? О-о, как дорого… Я подойду к вам попозже» и прочее. Этот русский по крайней мере обладает чувством юмора.

– А зачем уничтожать чужой мир?

– Чтобы воссоздать свой собственный.

Оливия могла бы попытаться утешить человека, сидящего рядом. Но боится, что когда услышит знаменитую фразу «Я хотел бы, чтобы ты придала моей жизни смысл», разговор тут же и кончится, ибо у нее другие планы на будущее. А помимо всего прочего, было бы с ее стороны самой дурацкой самонадеянностью взрослого и вполне преуспевшего в жизни мужчину, который к тому же старше ее, учить преодолевать житейские трудности.

Единственное, что остается, – побольше узнать о нем. В конце концов, он заплатил – и весьма щедро – за ее время.

– И как же вы собираетесь это сделать?

– Вы знаете что-нибудь о лягушках?

– О лягушках?

– Биологические эксперименты показали, что если поместить лягушку в резервуар с водой из ее пруда или болота, а потом начать эту воду нагревать, лягушка останется неподвижной. Она не будет реагировать на постепенное повышение температуры, на изменения окружающей среды и, когда вода закипит, сварится заживо и погибнет счастливой. Если же бросить лягушку в резервуар с кипящей водой, она немедленно выпрыгнет наружу. Обожженная, но живая.

Оливия не вполне поняла, какое отношение имеют лягушки к разрушению мира. А Игорь меж тем продолжал:

– Мне уже случалось вести себя, как лягушка в первом случае. Я не замечал перемен, считал, что все хорошо, а что нехорошо, то скоро пройдет – это всего лишь вопрос времени. Я был готов умереть, потому что потерял самое важное в жизни и вместо того, чтобы реагировать, покорно и апатично плавал на поверхности воды, с каждой секундой становившейся все горячей.

Набравшись храбрости, Оливия спросила:

– Что же вы потеряли?

– Да на самом деле ничего не потерял: просто случается иногда, что жизнь разводит двоих людей – только для того, чтобы показать обоим, как они важны друг для друга. Ну скажем, так: вчера вечером я увидел свою жену с другим. Я знаю, она любит меня, знаю, что хочет вернуться, но не решается на такой шаг. Есть лягушки, которые, даже погибая, все еще полагают, что самое главное – повиновение, а не постижение: приказывает тот, кто может, слушается тот, кто разумен. Но разве это так? Лучше выскочить из ситуации ошпаренным, но живым и готовым действовать. И я убежден, Оливия, что вы сможете мне помочь в этом.

Девушка на секунду представила себе, какие мысли проносятся в голове сидящего рядом с ней. Как же можно было бросить человека, умеющего так интересно рассуждать о том, о чем она никогда даже и не слышала? Впрочем, любовь не подчиняется логике – Оливия, несмотря на юные годы, знает это твердо. Вот ее возлюбленный, например, ведет себя иногда просто безобразно, может даже и стукнуть ни за что, и все равно она и дня бы без него не прожила.

Так о чем же все-таки они говорили? О лягушках. О том, что она может помочь ему. Всякому понятно, что это не так, а потому лучше вообще сменить тему.

– А как вы намереваетесь разрушить мир?

Игорь показывает на проезжую часть набережной Круазетт:

– Ну, предположим, я не хочу, чтобы вы ехали на праздник, но сказать вам о этом прямо не могу. Если я дождусь часа пик и заторможу посреди улицы, то через десять минут весь проспект наглухо встанет. Водители будут думать: «Наверно, впереди авария», – и набираться терпения. Через пятнадцать минут приедет полиция с эвакуатором.

– Так уже бывало – и сотни раз.

– Ну, а если я выйду из машины и разбросаю вокруг гвозди и всякие прочие острые железки? Осторожно разбросаю, так, чтобы никто не заметил. Допустим, мне хватило бы терпения выкрасить их все под цвет асфальта. Пока эвакуатор доедет до меня, от покрышек у него останутся одни лохмотья. Теперь, когда застрянут уже две машины, пробка растянется до предместий того маленького городка, где вы, по всей видимости, живете.

– Очень изобретательно, спору нет. Но добьетесь вы лишь того, что я опоздаю самое большее на час.

Игорь улыбнулся:

– Что ж, я мог бы несколько часов кряду рассуждать о том, как увеличить этот срок. Скажем, когда вокруг машин собралась бы толпа, я бросил бы под грузовик дымовую шашку. Все шарахнулись бы в панике. Я же, изображая сильный страх, вскочил бы в свою машину, завел двигатель, и одновременно полил бы на коврик бензина из баллончика для заправки зажигалок и поджег его. Мне бы хватило времени выбраться и со стороны взглянуть, как пламя постепенно охватывает машину, подбирается к бензобаку. Взрыв! Автомобиль, стоящий позади, тоже вспыхивает – и начинается цепная реакция. И все это удастся сделать, имея всего-навсего машину, пригоршню гвоздей, дымовую шашку, которую можно купить в любой лавчонке, и бензин для зажигалок… Вот такой примерно баллон. И все это я должен был бы сделать, когда понял, что Ева намерена уйти от меня. Надо было заставить ее помедлить с этим решением, подумать еще раз, взвесить все последствия. Когда начинаем размышлять, какое решение принять, как правило мы не предпринимаем вообще ничего. Потому что для действий «с заранее обдуманным намерением» отваги нужно гораздо больше, чем для спонтанного порыва…

Ну, так вот, а я впал в гордыню, решил – она спохватится, опомнится… И уверен, что сейчас она раскаивается и хочет вернуться. Но для этого нужно, чтобы я уничтожил несколько миров.

Лицо его изменилось, и Оливия уже не видела тут ничего забавного. Она поднялась:

– Ну, ладно, пора делом заняться…

– Но ведь я заплатил вам, чтобы вы меня выслушали. Заплатил за целый день вашей работы.

Оливия сунула руку в карман, чтобы достать полученные от него деньги, и в этот миг увидела направленное ей в лицо дуло пистолета.

– Сядьте.

Она подавила желание метнуться прочь. Пожилая чета приближалась очень медленно.

– Не надо убегать, – сказал он, будто прочитав ее мысли. – Я вовсе не собираюсь стрелять, если… Если вы сядете и дослушаете до конца.

В голове Оливии вихрем понеслись возможные варианты действий, и первый среди них – броситься, петляя, наутек. Однако ноги внезапно ослабели.

– Сядьте, – повторил он. – Будете слушаться – вам ничего не грозит. Обещаю.

И в самом деле: кажется чистейшим безумием, что кто-то способен открыть стрельбу в такое погожее, солнечное утро, на заполненной людьми набережной, мимо которой все более и более плотным потоком – пусть и в одну сторону – катят автомобили. Но все-таки благоразумнее подчиниться этому человеку, сделать то, что он велит, – и прежде всего потому, что ничего другого ей не остается и действовать иначе она просто не может, находясь в полуобморочном состоянии.

И она подчиняется. Теперь надо убедить его, что она не представляет для него опасности и готова выслушать излияния брошенного мужа, она может пообещать ему что угодно, а как только вблизи покажется совершающий свой обход полицейский – броситься на землю и позвать на помощь.

– Я точно знаю, что вы сейчас чувствуете, – произносит мужчина так, словно хочет успокоить ее. – Страх во все времена и у всех людей проявляется одинаково. Так было, когда первобытные люди встречали диких зверей, и так же происходит сейчас. Организм, защищаясь от возможной кровопотери, гонит кровь от эпидермиса вглубь – и человек бледнеет. Внутренности расслабляются и выбрасывают из себя все, не давая токсинам отравить организм. В течение нескольких первых мгновений тело отказывается повиноваться мозгу, человек впадает в ступор – так задумано природой для того, чтобы каким-то подозрительным движением он не спровоцировал хищника, не дал ему напасть на себя.

«Это какой-то кошмарный сон», – думает Оливия. Она вспоминает в этот миг о родителях, которые должны были бы торговать здесь вместе с нею, но задержались, потому что всю ночь работали в ювелирной мастерской. И о возлюбленном, которого считала мужчиной своей жизни, хоть он время от времени и обижал ее: всего несколько часов назад они предавались любви и достигли оргазма одновременно, чего не бывало уже давно. Выпив утром кофе, она вопреки обыкновению даже не стала принимать душ – настолько переполняли ее радость бытия, ликующее чувство свободы и бодрости.

Нет-нет, это невозможно… Надо успокоиться и успокоить этого маньяка:

– Ладно, будь по-вашему, я никуда не пойду. Вы скупили весь мой товар… Давайте поговорим…

Он приставляет ствол пистолета к ее боку, но так, что даже престарелые супруги, в этот миг уже поравнявшиеся с лотком, ничего не замечают. Они видят лишь, что торгующая сувенирами девушка-португалка, которая всегда старается произвести впечатление на мужчин, играя густыми бровями и одаряя их по-детски доверчивой улыбкой, сидит на своем обычном месте, а рядом с ней – очередной поклонник. Судя по одежде – богатый человек.

Оливия, словно пытаясь внушить им какую-то мысль, не сводит с них глаз. Мужчина рядом с нею весело произносит:

– Доброе утро!

Пара удаляется, ничего не ответив: супруги не привыкли вступать в беседу с незнакомыми людьми, а тем более – здороваться с уличными торговками.

– Да, поговорим, – нарушает воцарившееся молчание русский. – Ничего из того, о чем я говорил раньше, я устраивать не стану – это был всего лишь пример. Моя жена узнает, что я здесь, когда начнет получать сообщения. И делать то, что проще и очевидней всего – пытаться найти ее, я тоже не собираюсь. Мне нужно, чтобы она сама пришла ко мне.

Оливия понимает – это выход!

– Я могу передать ей все, что хотите… Скажите только, в каком она отеле.

Игорь смеется:

– В твоем возрасте люди страдают одним недостатком: считают себя умнее остального человечества. Стоит лишь отпустить тебя, как ты прямиком кинешься в полицию.

Кровь стынет в ее жилах. Неужели они целый день просидят на этой скамейке? И в любом случае он застрелит ее – ведь она знает его в лицо…

– Вы же сказали, что не будете стрелять.

– Да, сказал. И подтверждаю: не буду – в том случае, если ты будешь вести себя как взрослая и не считать меня дураком.

Он прав. А вести себя по-взрослому – значит заговорить о себе. А может быть, удастся разбудить жалость, всегда дремлющую в душе сумасшедшего? Сказать, пусть это и неправда, что и сама – в таком же положении…

Пробегавший мимо паренек в наушниках iPOD даже не дал себе труда взглянуть в их сторону.

– Я вот живу с человеком, превратившим мою жизнь в настоящий ад, а уйти от него все равно не могу, – говорит Оливия.

Глаза Игоря смотрят теперь как-то по-иному.

Оливия думает, что, кажется, нашла способ выскользнуть из этой ловушки. «Напряги ум, постарайся думать о жене этого человека! Будь правдива».

– Он не позволяет мне видеться с моими друзьями. Ревнует ко всем на свете, хотя сам изменяет направо и налево. Что я ни сделаю – все не так, все ему не нравится. Говорит, я лишена честолюбия. Отбирает даже мои ерундовые комиссионные за проданный товар.

Русский молчит, глядя на море. Тротуар между тем заполняется людьми – может быть, просто вскочить и кинуться бежать? Неужели он будет стрелять? Неужели это у него настоящий пистолет?

Она чувствует, что сейчас, когда она заговорила о своих неурядицах, он немного расслабился. Но она помнит, как он смотрел, как звучал его голос несколько минут назад, так что лучше не рисковать.

– …И все равно я не могу его бросить. Я не променяю его на самого лучшего, самого благородного, самого богатого человека на свете. Я вовсе не мазохистка и не получаю удовольствия от того, что меня постоянно унижают, – но я его люблю.

Она чувствует, как ствол пистолета снова утыкается ей в подреберье. Вероятно, сказала что-то не то…

– У меня нет ничего общего с этим твоим хахалем. – Голос русского теперь подрагивает от ненависти. – Я из кожи вон лез, чтобы получить то, чем теперь владею. Я работал как каторжный, меня сбивали с ног, но я поднимался и шел дальше. Я честно дрался, хоть иногда приходилось быть жестким и безжалостным. И всегда оставался настоящим христианином. У меня много влиятельных друзей, и я умею платить за добро добром.

Я не уничтожал никого из тех, кто становился на моем пути. Всегда позволял жене делать то, что ей нравится, а в итоге оказался один. Да, мне приходилось убивать людей во время этой идиотской войны, но я не утратил чувства реальности. Я – не из тех морально травмированных ветеранов, которые врываются в ресторан и начинают поливать всех из автомата. И я не террорист. Да, я мог бы затаить обиду на жизнь, лишившую меня самого дорогого – любви. Но боль от потери рано или поздно пройдет, а на свете есть и другие женщины. Я должен действовать, я больше не хочу уподобляться лягушке, покорно ожидающей, когда ее сварят.

– Но если вы знаете, что есть и другие женщины, что боль – не навек, почему же вы так страдаете?

Да, теперь Оливия в самом деле ведет себя по-взрослому и сама удивляется тому, с каким спокойствием обращается с этим сумасшедшим.

А он, кажется, размышляет над ответом:

– Не знаю, почему. Может быть потому, что это происходит уже не в первый раз… Или потому, что должен показать себе, на что способен. А может быть, потому, что солгал и на свете есть только одна женщина. Я разработал план.

– Какой?

– Я же сказал – разрушить несколько миров, чтобы она поняла, как важна для меня. Поняла, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы ее вернуть.

Полиция!

Оба заметили приближающийся патрульный автомобиль.

– Прости, – говорит русский. – Я бы хотел поговорить еще, ибо и с тобой жизнь обходится несправедливо.

Оливия слышит в этих словах свой смертный приговор. И, понимая, что терять уже нечего, внутренне собирается, готовясь вскочить. Но рука мужчины ложится ей на правое плечо – нежно, будто лаская.

Самбо – или «самозащита без оружия» – это боевое искусство, умение убивать голыми руками, и так, что жертва не успевает осознать происходящее. Оно развивалось и совершенствовалось на протяжении столетий, когда людям приходилось отбиваться от захватчиков, не применяя мечей или топоров. Впоследствии его широко применяли советские спецслужбы для того, чтобы, не оставляя следов, убирать неугодных. Тогдашние лидеры коммунистического режима упорно добивались того, чтобы самбо было включено в число олимпийских видов спорта, и хотели выставить на Московской Олимпиаде 1980 года свою команду, но усилия их успехом не увенчались: самбо было признано слишком опасным.

Тем лучше. Благодаря этому оно не получило широкого распространения, и лишь очень немногие владеют его смертоносными приемами.

Большим пальцем правой руки Игорь пережимает сонную артерию Оливии, и кровь перестает поступать в мозг. А другая рука одновременно нащупывает под мышкой определенную точку: если нажать на нее, происходит паралич мускулатуры. Теперь надо лишь выждать две минуты.

Оливия будто задремала в объятиях своего спутника. Полицейский патруль проехал у них за спиной по перекрытой полосе и даже не обратил внимания на парочку – у него и так хватало в это утро забот: только что по радио поступило сообщение, что в трех километрах отсюда какой-то пьяный миллионер разбил свой лимузин.

Игорь, не выпуская девушку, подбирает с разостланной на тротуаре простыни ее товар – те самые кустарные поделки, аляповатые и безвкусные. Ловко и проворно увязывает их в узел.

Потом, оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, бережно и осторожно опускает тело Оливии на скамью – кажется, будто девушка спит, но что она видит во сне – неведомо никому. Может быть, ей вспоминается сейчас ясный день, а может быть, предстает какое-то кошмарное видение.

Вместе их видела только чета стариков. И в том случае, если смерть девушки признают насильственной – в чем Игорь сомневается, ибо никаких следов преступления не осталось, – едва ли они запомнили, как он выглядит, и вряд ли сумеют правильно описать его наружность полиции. Нет ни малейших причин для беспокойства: люди в большинстве своем не обращают внимания на то, что происходит вокруг.

Прежде чем уйти, он целует спящую красавицу в лоб и шепчет:

– Видишь, я сдержал свое слово. И не выстрелил.

Едва сделав несколько шагов, он чувствует сильнейшую головную боль. Что ж, так и должно быть: кровь прихлынула к мозгу, это нормальная реакция организма, сию минуту освободившегося от страшного напряжения.

Несмотря на это, он счастлив. Он достиг цели.

Да, он смог. Он сумел. И счастье его тем полнее, что он сумел разлучить с этим хрупким телом душу, не способную противостоять издевательствам трусливого мерзавца. Если бы так продолжалось и дальше, девушка пребывала бы в постоянной подавленности и тревоге, совсем перестала бы себя уважать и с каждым днем все сильней зависела от своего ничтожного любовника.

С Евой все было совсем иначе. Она всегда была способна отстаивать собственные решения, хоть, затеяв собственное дело – дорогой бутик готового платья, – и принимала от него помощь и деньгами, и советами. Она могла путешествовать, когда ей заблагорассудится и сколь угодно долго. Он был настоящим мужчиной и образцовым мужем. И все же она совершила ошибку: не сумела понять его любовь, а потом – принять его прощение. Однако Игорь надеется, что она будет получать от него послания, ибо в тот самый день, когда она решила бросить его, поклялся: ради того, чтобы вернуть ее, он будет разрушать миры.

Он достает из кармана недавно купленный мобильник, где на счету лежит минимально допустимая сумма. И посылает эсэмэс-сообщение.