Текст книги "Рейдер"

Урок

Петр Петрович узнал от Колесова о визите московского адвоката, едва тот появился у проходной.

– Не препятствуй, – мгновенно принял он решение, – а при случае – подставь.

Он понимал, что шансов подставить опытного «почтальона», как называли в его кругу адвокатов за их непригодность ни к чему, кроме как доставить арестанту письмо, записку или передачку, почти нет, а вот разобраться, зачем тот явился в НИИ на самом деле, Колесов мог.

– Ну что ж, – оглядел Спирский «студентов», – продолжим наш «мастер-класс». На чем мы остановились?

– На олигархах, – напомнил рыженький стажер.

– Нет, я вовсе не призываю вас объявить охоту на олигархов, – упреждающе поднял руку Петр Петрович. – Это стадо – резерв государя. Когда проголодается, тогда и выдернет очередного жирного барана. Будь то телеканал или акции нефтегазового монстра.

– Это вы, Петр Петрович, про «Нефтеросс»?

Спирский стиснул челюсти. Этот рыжий опять влез с уточнениями, и охотнее всего он бы отправил этого стажера куда-нибудь на село. Была у него такая мечта – прихватить один крупный подмосковный совхоз. Там такой олух царя небесного очень бы пригодился. Провести через него совхозный сход, выбрать директором. Над внешностью поработать, очечки кругленькие нацепить, пиджачок серенький с заплаточками на локтях, вроде как работает много и бережливый… Но отвлекаться в самый важный момент основатель «МАМБы» не собирался.

– У Президента много способов отрейдировать олигарха, – пояснил он, – вот если бы тебе Президент страны сделал предложение отдать ну, например, половину твоего состояния. В пользу какого-нибудь фонда «Кремлевские сады». Ты бы смог отказать?

Спирский оглядел наивное конопатое лицо стажера и окончательно принял решение следующий же захват провести с этим рыжим почемучкой. Стоит его похвалить, а то и назвать партнером, и этот пацанчик будет у него в кармане.

– Ну… это зависит, как будет сделано предложение, – исполнился важности стажер, – если наш Президент говорит так, что желваки ходят на скулах, или руки под стол уберет, то лучше отдать не только половину, а все сполна.

Петр Петрович заинтересовался, но прерывать не стал.

– Ну а если он руки на столе держит, – продолжал демонстрировать свои познания рыжий, – спокойно говорит, чуть лениво поглядывает, брови поднимает, лоб морщит, то можно и поторговаться…

Спирский недобро прищурился:

– Когда тебя Президент позовет, ты мне потом расскажешь, как торговался. Если, конечно, тебя потом найдут!

«Студенты» подобострастно рассмеялись, но Петр Петрович тут же – одним властным жестом – призвал их к тишине.

– Главное, что вам следует помнить: мы – не беспредельщики, мы следуем закону. В этом наша броня. – Он поднял стиснутый кулак. – И еще: мы служим нашей стране. В этом наша сила. Мы – не просто санитары бизнеса. Мы его надежда и будущее…

Петр Петрович оглядел замерших «студентов» и, осуждающе покачав головой, сказал главное:

– Потому что на той стороне «линии фронта» – только зажравшиеся Батраковы.

Тот самый Пахом

Артем буквально выскочил из душной смрадной дежурки и зашагал вслед за Колесовым. В коридоре, у двери в спецчасть, увидел сидящих на стульях трех охранников с помповыми ружьями и в бронежилетах.

– Ну, как там наш смутьян? – подошел Колесов к старшему.

– Да вроде тихо пока, – уважительно поднялся тот со стула. – Иногда матом кроет. Иногда песни поет.

– Короче, развлекается, – прокомментировал Колесов и кивнул в сторону Артема. – Это его адвокат, господин Павлов. Хочет попытаться увести его домой без шума.

– Вы бы осторожнее с ним, господин адвокат, – сочувствующе посмотрел на Артема охранник, – он точно контуженый, может и башку ненароком прострелить.

– Я знаю, – улыбнулся Павлов и шагнул в распахнутую дверь оружейки.

Здесь был полный разгром: ящики для пистолетов и пирамида, где еще недавно стояли карабины, опрокинуты, стол продавлен, а табуретка разбита – то ли о стену, то ли об голову… Такое обычно и бывало в захваченных предприятиях, где находилась вооруженная охрана.

Артем видел подобное не раз и уже знал, как и что происходило: за пару дней до «мероприятия» приходят милиционеры из разрешительной системы и под предлогом проверки охранной деятельности изымают оружие. И только затем появляется какой-нибудь Колесов со своими хлопцами.

Павлов машинально оценил число выбоин от пуль на стенах и вздохнул: их было больше десятка, а значит, Пахом действительно «заклинил» и опять вспомнил Афган.

За дверью послышался металлический лязг передергиваемого затвора, и Павлов, даже не отдавая себе отчета, что делает, мгновенно вылетел за пределы зоны обстрела и прижался к стене.

– Стоять, гады! Еще шаг, и я стреляю!!

Это был тот самый Пахомов. Уж его голос Артем помнил отлично.

– Спокойно, Пахомыч! – крикнул он. – Это я – Артем Павлов, Палыч! Помнишь меня!

– А почему не папа римский?! – нетрезво поинтересовался Пахомов. – Вали отсюда, пока не сделал в тебе пару лишних отверстий. Для вентиляции… мозгов!

– Да ты что? Совсем озверел?! – заорал Артем и прижался к стене еще плотнее. – Это же я, твой однокурсник! Выпуск 1991 года, второй факультет, группа 2Б, 7-я «норвежская» подгруппа, начальник курса Новиков, замполит Ефремов, старшина курса Городецкий…

От двери спецчасти послышалось сопение.

– Выйди.

Артем выдохнул, мысленно перекрестился и покинул укрытие.

– Помнишь, как ты Шумилкина забросил на шкаф? – не прекращал он поддерживать «беседу». – А как на Новикова орал? А как мы с тобой на последний рубль на двоих обедали в столовке?

За дверью воцарилось молчание, а в пустой глазнице бронированной двери блеснул осколок зеркала. Пахомов явно оценивал дислокацию тех, кто провел Павлова и теперь стоял по другую сторону двери в оружейку.

«Грамотно…» – отметил Артем и бросил взгляд на Колесова. Тот притаился у дверного косяка и внимательно прислушивался к тому, что происходит внутри. И правая рука нового начальника охраны была предусмотрительно сунута в карман куртки, где, видимо, и лежал служебный «макаров».

– Слушай меня, однокурсник, – заворочался за дверью Пахомов. – Если хочешь со мной поговорить, то сначала закрой дверь в оружейную комнату на засов. Затем подойди к двери и, досчитав до двадцати пяти, открой ее и заходи. И без фокусов! Если я еще кого-нибудь, кроме тебя, увижу, замочу всех! Ты меня понял?

Артем быстро, не давая Колесову и его людям опомниться, развернулся на пороге и захлопнул дверь, ведущую из коридора в оружейную. Щелкнув засовом, подошел к двери, за которой скрывался Сашка, и начал отсчитывать секунды. И на двадцать пятой секунде дверь приоткрылась, и мощная рука, схватив его за полы пиджака, рванула внутрь помещения.

На мгновение Павлову показалось даже, что он, несмотря на свои девяносто килограммов веса, оторвался от земли.

– Полегче, медведь…

Павлов огляделся. На столе была разложена нехитрая закуска и высилась литровая бутыль с надписью: «Спирт медицинский для наружного применения». А у стены стояло штук шесть загодя заготовленных пластиковых бутылок с водой, – недели две можно продержаться.

Дверь за спиной захлопнулась, лязгнул замок. Павлов повернулся и увидел стоящего перед ним Александра с пистолетом в руке.

– Ну, привет, что ли…

Внешне Пахомов не сильно изменился – высокий и статный, скуластый. Разве что седина обильно осыпала его короткие и прямые волосы, жесткие и неуступчивые, как он сам.

– Надо же, – удивленно протянул Пахомов, – действительно Павлов. Не ожидал, что встречу тебя спустя столько лет, да еще в такой обстановочке.

– А по-моему, удивляться тут нечему, – оглядел спецчасть Артем. – Как раз такая обстановка – твоя стихия. Кругом враги, и только вы со «стечкиным» в героическом одиночестве отстаиваете правое дело. Красота…

Но Пахомов шутки не принял.

– Ты мне только одно скажи – ты на этих уродов работаешь или на кого? – угрюмо спросил он. – Кто из них тебе может платить так хорошо, как ты привык?

– Расслабься, Пахомыч, – улыбнулся Павлов, – я работаю на правильной стороне.

На заросшем щетиной лице Пахомова блеснула широкая белозубая улыбка.

– А знаешь, я тебе верю, – сказал он и, разведя руки в стороны, шагнул к бывшему однокурснику.

Друзья

Спирский уже завершил «мастер-класс», а Колесов так и не звонил. И тогда он сам набрал номер, но это не был номер Сергея Михайловича.

– Что там происходит?

– «Почтальон» зашел в спецчасть, – отрапортовал хорошо оплаченный и приближенный к новому начальнику охраны НИИ «клещ».

Петр Петрович насторожился. Проникновение адвоката противника в святая святых института выглядело подозрительно.

– И что он там потерял?

– Говорит, его попросила об этом жена чокнутого особиста. Типа, боится за мужа, просит вытащить.

Спирский хмыкнул. Версия была убедительной, а противник даже как бы помогал ему овладеть предприятием целиком. Но в бескорыстную щедрость московского адвоката как-то не верилось.

– А сам Колесов где?

– Караулит у дверей. Думает, что «почтальон» сумеет особиста выманить.

– Ну-ну, – пробормотал Спирский, – жди, Сережа, жди.

Он понимал, что, скорее всего, никакого подвоха здесь нет и Колесов искренне надеется получить-таки обещанные премиальные, а этот адвокат пытается вывести чокнутого особиста за территорию НИИ живым и более-менее здоровым. Но жизнь научила Петра Петровича быть осторожным. Да и то, что Колесов допустил в спецчасть человека Батракова, неважно, под каким предлогом, опускало его шансы на премию до нуля.

Он тут же набрал номер Колесова и, не вдаваясь в объяснения, распорядился:

– На выходе из спецчасти Павлова обыскать. И… помни о своих премиальных.

* * *

Они обнялись, и хозяин кабинета гостеприимно указал стволом пистолета на стул:

– Садись, Палыч.

Павлов присел, а Пахомов ногой подвинул табуретку, сел напротив и бросил на стол наградной «стечкин».

У этого пистолета с дарственной гравировкой и подписью генерала Громова на корпусе была прелюбопытная история. Вообще-то, за успешную операцию в Панджшерском ущелье Пахомова представляли к Звезде Героя, но где-то в штабах сочли такую награду чрезмерной, и Героя заменили на личное оружие. Впрочем, как были уверены все до единого однополчане Пахомова, на самом деле штабисты завернули Героя исключительно из-за взрывного характера и дурного нрава Сашки, поэтому командарм и наградил его сам, по-мужски.

Пахомов ухватил на три четверти опустошенную бутыль со спиртом и набулькал «огненной воды» в стакан и металлическую кружку. Затем пододвинул к Павлову бутылку с колой, ломоть черного хлеба и банку сардин и стукнул кружкой о стакан.

– Ну, дрогнули?!

Павлов молча выпил полстакана, запил мутной липкой колой, похожей по вкусу на отвар из лекарственных трав, и взял со стола кусок черного хлеба. Сам хозяин спецчасти уже пододвинул к себе стеклянную банку из-под огурцов и, с трудом просовывая в горловину свою широченную ладонь, азартно вылавливал затерявшийся на дне единственный огурец.

Павлов отломил кусок хлеба, макнул его в почти опустошенную банку из-под сардин, с аппетитом закусил. Он так с утра ничего и не поел.

– Ты чего тут устроил Кандагар?

– Эх, Палыч!.. – вздохнул особист. – Знал бы ты, что здесь творится…

– Ну, кое-что я знаю. Батраков рассказал. Ты мне расскажи, как ты вообще в Тригорске оказался. Выпускник Высшей школы КГБ, а сидит в спецчасти НИИ…

Пахомов насупился:

– Чо тут говорить? Сам знаешь, какое время было. Кругом бардак, Контору почти развалили. Кто в охранку подался, кто – в коммерцию. Да ты и сам тоже свалил за бугор учиться… в Гарвард – так?

– Нет, в Питсбург, – мотнул головой Артем, – в Школу права.

– Один хрен, – махнул рукой особист. – Я хотел у себя дома в Грозном работать, но там уже дудаевцы верховодили, и управление закрыли…

Он подлил спирта.

– Ну, и куда мне с моей русской рожей? В нелегалы? Перевели сюда, а здесь тоже сокращение, ну и устроился в НИИ особистом.

– Сань, – не выдержал Павлов, – тебя же с твоим боевым опытом и знаниями могли в любую…

Пахомов упреждающе поднял руку:

– Ну, вспомнили обо мне во вторую чеченскую… Пришли двое из Конторы и так же вот начали – ваш опыт… ваши знания…

– И что?

Особист помрачнел:

– В Афгане, когда я осколок схлопотал, меня Руслан Абалков, чеченец, на себе вытащил… а уже в наше, «мирное», время его родной аул артобстрелом накрыли. Всех. Ну и принял он сторону боевиков.

В спецчасти на несколько секунд повисла мертвая тишина.

– И что, Артем… мне против него воевать?

Павлов молчал.

– Понятно, мне и на гражданке денежные места предлагали, – вздохнул особист.

– Ну и соглашался бы.

– Да не могу я этих мерзавцев на джипах охранять! – взревел Пахомов. – Я своей стране хочу служить! Государству! Я и в Афгане воевал потому, что верил! А иначе ради чего мы там столько ребят потеряли?!

– А здесь… – начал Павлов.

– Здесь – нормально, – оборвал его Пахомов. – Батраков – мужик стоящий. И фирму сберег, и людей. Ему страна спасибо должна сказать за то, что детали для ракет у нас берет, а не за бугром.

Они выпили, и Павлов, быстро закусив, оглядел уставленные сейфами и стеллажами стены спецчасти. Второпях распиханные по полкам бумаги определенно только что сортировали.

– Сдается мне, ты не только из-за упрямства здесь оборону держишь.

Пахом внимательно посмотрел на собеседника.

– С какой целью задаете вопрос, мужчина?

– Брось, Пахомыч, – отмахнулся Артем, – не надо со мной в государственные тайны играть.

Они оба знали, что бумагами бывших оборонных НИИ за бугром интересуются весьма живо, и они оба знали, что юридических препятствий к утечке некогда секретной информации теперь почти нет.

– НИИ давно приватизировано, – развел руками Артем, – здесь нет больше государственных тайн, остались только коммерческие.

Пахомов насупился.

– Знаешь, Артем, – тихо сказал он, – здесь годик назад делегация гостила из Германии, от концерна «Сименс»… и был у них один человечек – и на русском неплохо шпрехал, и водку с нашими конструкторами будь здоров жрал. А главное, ориентировка из ФСБ на него пришла.

Павлов машинально бросил взгляд на стеллажи и вдруг понял, что именно делает с документами «Микроточмаша» Пахомов.

– Переподшиваешь…

– Точно, – кивнул особист. – Без меня им за полгода не разобраться, где что лежит.

Артем вздохнул. По сути, Пахомов был прав, но вот юридически…

– Слушай, Артем, помоги, – заглянул ему в глаза бывший однокурсник.

– Чем? – насторожился Павлов.

Особист поднялся из-за стола и снял с полки тоненькую папочку – не более двух десятков листков.

– Передай от меня весточку на волю, – бережно положил он папку на стол, – ты сам знаешь кому.

* * *

Колесов терпеливо ждал у закрытых на засов дверей в оружейку и уже понимал: премиальных за чистоту захвата не будет. А потом внутри что-то грохнуло, раздались быстрые шаги, и засов со свистом отодвинулся.

– Да пошел ты! – закричал раздосадованный упертостью особиста адвокат.

Колесов налег на дверь, отбросил адвоката в сторону, с «макаровым» наперевес ворвался в оружейку и сразу понял, что опоздал. Стальная дверь в спецчасть была уже закрыта.

– Ничего не понимает, – пожаловался адвокат начальнику охраны и, размахивая портфелем, двинулся по коридору.

Там, сзади, грохнул выстрел, и пуля, выпущенная из пахомовского «стечкина», вырвала кусок штукатурки где-то над головой. Но это было неважно. Колесов проводил уплывающий по коридору адвокатский портфель напряженным взглядом, а затем резко обернулся. Один из «клещей» смотрел прямо на него.

«Вот кто Спирскому стучит…» – подумал начальник охраны и понял, что обыск Павлова придется делать демонстративно, и лучше, если при осведомителе шефа.

– Слышь, адвокат, – стремительно двинулся он следом, – вы что там, переругались, что ли?

– Да пошел он, – махнул рукой тот, – тронутый, он и есть тронутый!

Колесов жадно ощупал взглядом портфель.

– А воды у него много?

– Нет у него воды, только кола – полбутылки.

Колесов удовлетворенно прищурился. На коле да на спирте долго особисту не протянуть.

– А портфельчик свой позвольте на досмотр…

Московский адвокат резко остановился:

– Вы это серьезно?

Колесов скосил взгляд на стучащего Спирскому «клеща».

– Извините, Артем Андреевич, но так начальство приказало. Да и вышли вы не из сортира, извините, а из спецчасти.

Павлов раздраженно крякнул, некоторое время колебался и открыл-таки портфель:

– Смотрите.

Колесов заглянул внутрь и осторожно, двумя пальцами перебрал несколько файлов и папок. Та, что была ему нужна – со штампом НИИ, – была здесь. Он видел этот штамп сквозь полупрозрачный пластик.

– Никаких претензий, – с деланым разочарованием вздохнул Колесов и принюхался. – И, кстати, как вы поедете? От вас же спиртом… на пять шагов несет.

Адвокат бросил взгляд на стоящий у проходной новенький синий «Ягуар» и задумался.

– Не знаю… не подумал. Может, бойца дадите? Мне только до гостиницы.

«Ну вот, – подумал Колесов, – наконец-то все пошло как надо».

Без выходных

Узнав, что Павлов покинул спецчасть, так и не уговорив особиста сдаться, да еще и «пустым», Петр Петрович встревожился еще больше. С ним определенно играли в какие-то игры, возможно, с непредсказуемым исходом.

– Ты его хорошо досмотрел? – допытывался он по телефону у Колесова.

– Нормально, Петр Петрович, – нехотя отозвался временный начальник охраны, – ты не беспокойся…

Спирский стиснул челюсти:

– Вы!

– Что? – не понял Колесов. – Что – я?

– Обращайся. Ко мне. На вы, – яростно процедил Спирский. – Я… тебя нанял, а не наоборот.

– Извините… – растерялся Колесов, и Спирский оборвал связь.

Перед его глазами стоял Гога – последний, кто говорил ему «ты».

Петр Петрович заскрежетал зубами и заметался по кабинету. Менее всего он желал сейчас вспоминать это лицо. Но он его помнил, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Что у нас с оформлением Тригорской фирмы?! – рявкнул Спирский на ожидающего распоряжений Блинкова.

Тот невозмутимо пожал плечами:

– Так ведь суббота… вы и сами это прекрасно знаете…

– Документы, – требовательно протянул руку Спирский.

Блинков с тем же невозмутимым и даже ленивым видом подал ему папку, Петр Петрович вырвал ее, швырнул на стол, раскрыл, уперся пухлыми ладонями в стол, но читать не мог – перед глазами так и стоял Гога.

– О-па! Гляньте, кто нарисовался! – измывался над будущим великим рейдером двадцать лет как покойный дворовый тиран. – Сам Петруччо!

Он кривлялся, отвешивал поклоны, делал корявые реверансы, а его пьяные дружки гоготали.

Спирский, сбрасывая наваждение, мотнул головой, через силу полистал документы и с силой захлопнул папку.

– Толя, чего ты телишься?! Когда будут оформлены права на землю и на этот вонючий пансионат?! Мы связаны этим барахлом по рукам и ногам! Нужно скорее сбрасывать! Иначе Заказчик нас не поймет!

Блинков спокойно слушал. Они оба знали, что никакой вины заместителя по правовым вопросам в том, что Мальков оказался депутатом, нет.

– И не надо ждать понедельника! – продолжал яриться Петр Петрович. – Кто там у нас в Минюсте?! Пришпорь своих бойцов, пусть едут к нему на дачу, перетирают, и чтобы в понедельник с утра регистрация уже была!

– А кого я пошлю? Этих сосунков? – невозмутимо пожал плечами Блинков. – Вы и сами знаете, с ними никто в субботу говорить не станет.

– Значит, милый мой, сам поезжай! – язвительно распорядился Спирский. – Обещай что хочешь, хоть златые горы, но в понедельник с утра все нужные бумаги должны быть у нас!

Блинков глянул в потолок.

– Они там зажрались до невозможности. Устроили себе семейный бизнес под названием «Регистрация прав». Вход 100 тысяч баксов, а выхода нет…

Петр Петрович насупился. Это было чистой правдой.

– А что у нас есть из компры? Что-нибудь на минюстовских есть? Может, запустим?

Блинков молчал. Из той «сотни штук», что нужно было отдать, его доля составляла 15 процентов. Нормальный откат. И топить человека, который с каждой сотни честно отдавал ему 15 тысяч «зеленых», Блинков не собирался, что бы там ни напридумывал шеф.

Собственно, откат, устоявшаяся форма решения вопросов с представителями госструктур, прекрасно работал во все стороны. Один из Толиных клиентов, которых он сопровождал и обслуживал, не так давно получил пост вице-губернатора Нечерноземного региона, и теперь в его сферу входили обычные социальные вопросы: распределение пособий, дотаций, детских выплат. Но даже за эти нормальные бюджетные выплаты в Минфине нужно было откатить порядка 20 процентов. Толя взялся помочь возмущенному вице-губернатору, но сумел «отбить» лишь 10 процентов, а остальные разделил восемь к двум. Так что чиновнику в любом случае перепадало 8 процентов от пенсий и пособий. Ну, и Толе оставалось кое-что.

– Чего вы от меня хотите? – устало спросил Блинков. – Чтобы я изменил систему? Грозил пальцем каждому берущему свои два процента премьер-министру?

Спирский покачал головой:

– Работать надо лучше, Толик… работать.