Текст книги "Невеста"

Интернат

Наутро Кристина чувствовала себя намного лучше. Они старались не вспоминать вчерашний вечер, тем более что Артем ясно дал понять, что перспектив у следствия притянуть ее каким-либо боком к этому пустячному делу никаких нет и не будет.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовалась она, причесываясь и придирчиво осматривая нос – опухоль спала, и о том, что произошло вчера, напоминала лишь слегка ноющая нога – результат падения с лестницы.

– Ты разве забыла? – удивился Артем. – Нас ждут в коррекционном интернате на Мосфильмовской, помнишь?

Конечно, Кристина помнила. Это уже не первый интернат, куда они планировали нанести визит. Основной целью посещения подобных мест была различного рода благотворительность – от спонсорской помощи до предоставления безвозмездных юридических услуг, которые оказывали юристы из коллегии Артема. Но Кристина догадывалась о скрытых мотивах этих визитов. Хотя и пыталась не думать о неприятной ей теме, но факт оставался фактом – она не могла иметь детей. И вряд ли сможет, так заявили ей по результатам последних исследований.

А Павлов, как только оказывался в очередном интернате, после всех формальностей обязательно просил показать младшие группы, и Кристина с колотящимся сердцем шла за ним.

При виде розовощеких карапузов, с умильным сопением возившихся в манежиках и изредка оглашавших криком комнату, у нее влажнели глаза, и она сдерживалась изо всех сил, чтобы не дать волю чувствам.

Парадокс заключался в том, что прямых разговоров между ней и Артемом о возможном усыновлении малыша никогда не происходило, однако эта мысль буквально витала в момент их общения на некоем астральном уровне, проявлялась в мимике, взглядах, выражении глаз…

Позавтракав, они отправились на Мосфильмовскую.

Заведующая Тамара Иннокентьевна, невысокая приятная женщина лет пятидесяти пяти, уже ждала их и, слегка волнуясь, принялась рассказывать про интернат. Когда Артем задал вопрос о судьбе выпускников, ее речь стала еще более эмоциональной:

– Это отдельная тема, и она как никогда актуальна сейчас! Артем Андреевич, если бы вы знали, как им тяжело адаптироваться в новом мире! Ведь, по сути, эти дети всю свою сознательную жизнь прожили на всем готовом и не привыкли обслуживать себя! Они считают, что им все должны, а сами они совершенно беспомощны! Вот, к примеру, приходила недавно немолодая пара, хотели нашего мальчика в цирк сводить… Я им говорю: «Не надо цирка, мы их каждые выходные куда-то возим! Пройдитесь с ним по магазинам! Приготовьте вместе обед, отремонтируйте розетку! Зайдите в обувную мастерскую, в конце концов, пусть они видят, что набойки на ботинках сами не приклеиваются!» Ведь они ничего не умеют! А подарки! Вы знаете, сколько им всего тут привозят? Однажды кто-то из меценатов аудиоплееры привез, так мальчишки из старшей группы их где-то продали и водку на эти деньги купили, вечером смотрим – все пьяные лежат!

– Судя по вашим словам, чем беднее интернат, тем лучше для детей.

– Парадоксально, но такая мысль иногда приходит мне в голову… Ой, я вам, наверное, уже надоела! Может, вы хотите корпуса посмотреть?

– Да. Желательно младшие группы, – сказал Артем, перехватив взгляд Кристины. Заведующая заметила это и все поняла.

– Конечно, конечно… – заторопилась она, и они вышли из кабинета.

Осмотр детского корпуса занял не более тридцати минут. И все это время Павлов с Кристиной молчали. Артем не мог отогнать от себя мысли об одной трехлетней девочке, которая буквально не отрывала от него глаз, когда он присел перед ней на корточки. Огромные синие глаза серьезно смотрели на изумленного адвоката. Потом малышка протянула ручонку и, дотронувшись до щеки Артема, пролепетала вопросительно: «Папа?»

Кристина при виде этого отвернулась и подошла к окну. У нее больше не было сил тут находиться. Сейчас она одновременно и любила и ненавидела Павлова. Любила за то, что он всегда тонко чувствовал и угадывал ее тайные мысли (ну, или почти всегда), эффектно воплощая их в реальность. Ненавидела – потому что этим визитом он словно в очередной раз подводил жирную черту под непреложной истиной: она не может иметь детей. СВОИХ детей. Хотя так хочется верить в добрую сказку…

Павлов с величайшей осторожностью посадил девочку обратно в манежик, и та, с недоумением посмотрев на него, заплакала. Не зашлась криком, как обычно делают недовольные чем-то дети, а именно заплакала, вытирая слезы своими крошечными кулачками. Когда Артем вышел из корпуса, его лицо было словно высечено из гранита.

– Мне надо привести себя в порядок, – пробормотала Кристина. – Простите, где у вас туалет?

После ее ухода Артем с заведующей расположились в фойе на диване за журнальным столиком.

– Как ее зовут? – спросил Павлов, чувствуя, как к горлу подкатывает комок – из сознания не исчезало личико девочки с ее не по-детски серьезными глазами.

– Женечка Пономарева, – ответила Тамара Иннокентьевна. Она смотрела на него и не могла поверить своим глазам – еще никогда ей не доводилось видеть известного адвоката в таком состоянии.

– Какое у нее заболевание?

– Она почти ничего не слышит. Но врачи говорят, что шансы у нее есть. В остальном это совершенно здоровый ребенок.

– Вы так говорите, словно я удочерить ее хочу, – глухо произнес Павлов.

«А разве не так?» – хотела спросить Тамара Иннокентьевна, но в последний момент передумала.

В это время двери заведения распахнулись, запуская внутрь гурьбу девочек. Судя по всему, это была старшая группа – они выглядели лет на тринадцать-пятнадцать, и некоторые из них уже казались вполне сформировавшимися девушками. Они остановились в нескольких шагах от Павлова с заведующей и стали бесцеремонно разглядывать адвоката.

– У этой девочки есть родственники? – задал еще один вопрос адвокат, и заведующая окончательно убедилась, что он думает об удочерении.

– Мать, ее лишили родительских прав. Извините, Артем Андреевич, за нескромный вопрос… Вы женаты?

– Простите, но разве это имеет значение при удочерении? – удивленно вскинул брови Павлов.

– Нет, конечно, – немного растерялась заведующая.

– Заверяю вас, у меня есть все условия для того, чтобы обеспечить ребенка самым лучшим, – твердо проговорил Артем.

– Не сомневаюсь, – кивнула Тамара Иннокентьевна. – Дети любят природу. У вас, наверное, и дача имеется.

– Угадали. В Переделкине, как раз недавно строительство закончил, – суховато ответил адвокат.

Эта интонация не ускользнула от заведующей, и она примирительно сказала:

– Вы ничего такого не подумайте, Артем Андреевич. Я вижу, вы хороший человек. Но прошу вас, поймите. Этим детям, – женщина сделала жест в сторону притихших девочек, – нужно внимание и нормальное человеческое общение. Они не столько нуждаются в материальных благах, сколько в капельке теплоты и возможности быть услышанными.

Девочки зашушукались, одна из них робко улыбнулась Артему, при этом ее щечки залил румянец.

В этот момент показалась Кристина. Лицо спокойное, глаза абсолютно сухие, губы подкрашены.

– Ну что, едем? – каким-то безразличным голосом поинтересовалась она у Артема и словно невзначай коснулась пальцами своих изящных часиков.

– Сейчас. Про материальные блага вы хорошо сказали, и мне даже как-то неудобно вам сейчас помощь предлагать, – сказал Павлов, поднимаясь.

– Отчего же, – пожала плечами Тамара Иннокентьевна. – Мы никогда не отказываемся от помощи, особенно если это от чистого сердца. Кстати, мы на днях запланировали поездку на речном трамвайчике или теплоходе, еще не определились. – Она многозначительно взглянула на адвоката.

– Разумеется, – сказал Павлов, передавая заведующей визитку. – Сообщите, пожалуйста, сумму расходов, и я все улажу.

Кристина открыла было рот, чтобы поторопить Артема, как вдруг одна из девочек, стоявших и шушукающихся поодаль, стала пятиться назад, пока не уперлась спиной в зеркало. Ее широко раскрытые глаза чуть ли не вылезли из орбит, на перекошенном лице застыло выражение всепоглощающего ужаса. Она не сводила взгляда с Артема.

– Аня, что с тобой? – встревоженно спросила Тамара Иннокентьевна, почти бегом кидаясь к странной воспитаннице.

Девочка закрыла руками рот и трясла головой, с ее губ срывались какие-то нечленораздельные, мычащие звуки. Ее ноги подогнулись, и она стала оседать на пол. Заведующая принялась ее поднимать. Девочки отошли в сторону, при этом на их лицах не было испуга, словно все происходящее – вполне обыденная картина.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Артем.

– Нет, не надо. У нее это иногда случается… Ира, ну-ка, бегом, позови Софью Сергеевну! – приказала Тамара Иннокентьевна, и одна бойкая девчушка, мотнув рыжими хвостиками, унеслась вверх по лестнице.

– Всего хорошего, – попрощался адвокат, но перед самым выходом снова посмотрел на девочку. Она стояла, обхватив руками заведующую, ее глаза были закрыты, а худенькие плечики продолжали вздрагивать. На полу, рядом с красными туфельками, медленно расплывалась лужица.

– Пошли. – Кристина тронула за рукав Артема, и они вышли наружу.

Фрол

– Шах.

Зэк, щуплый парень с плоским лицом и невыразительными глазами, чесал затылок и мучительно обдумывал следующий ход. Его оппонент был лет на двадцать старше и вдвое шире в плечах. Лицо словно высечено топором из старого дуба, спрятанные под густыми бровями глаза смотрели слегка насмешливо.

И в то же время весь облик уголовника говорил о том, что на узкой тропинке с ним лучше не встречаться.

– Твой ход, Кирза, – пробасил он, и щуплый еще отчаянней заскреб затылок.

– У тебя там что, вша завелась? – недовольно поинтересовался пожилой зэк, с интересом наблюдавший за игрой.

Кирза, проигнорировав вопрос, подвинул фигуру на другую клетку, обеспечив таким ходом, как ему казалось, временную безопасность своему королю.

Широкоплечий зэк по кличке Фрол хмыкнул и выдвинул ладью, лишая короля Кирзы какого-либо маневра.

– Мат. Все, Кирза, партия.

Сутулый нахмурился и смел свои фигуры рукой.

– Глупая игра.

– Ну почему же? – с невозмутимым видом возразил Фрол, аккуратно убирая в потрепанный пакетик шахматы – они были вылеплены из хлебного мякиша. – Если не умеешь играть, это не значит, что игра глупая. С тебя, кстати, сотка «зеленых».

– Как это? – опешил Кирза. – Ты же говорил, играем «ни на что»?

Барак взорвался от хохота зэков.

– Дурилка, – ухмыльнулся Фрол. – Ты что, думаешь, для меня сто баксов – деньги? Это так, ничто. Поэтому за тобой должок. Очевидцы – вся хата. Так ведь?

Со всех сторон послышался одобрительный гудеж.

На Кирзу было жалко смотреть. Он-то был уверен, что в шахматы здесь кого хочешь обыграет, а что вышло? Мало того, что опозорился, так еще и должником остался! Он слышал, что с Фролом шутки плохи – этот вор не первый срок мотает и вообще живет только по понятиям…

– Сынок, ты радуйся, что легко отделался, – хрипло сказал все тот же пожилой зэк с верхних нар. – Недавно один такой фраер пальцы веером раздвигал, мол, я в «шешбеш»[1]1
  Нарды (жарг.).


[Закрыть] кого хочешь взгрею! Его Витька Кутаисский в два пинка обыграл, так потом жена этого лоха кредит брала, чтобы должок погасить!

– Ладно, – вдруг сказал Фрол. – Поди, Кирза, кипяточку согрей, чифирнем.

С затеплившейся надеждой в глазах Кирза помчался выполнять указание. Когда все было готово и литровая кружка пошла по кругу, Фрол, как бы между делом, спросил:

– Сам-то откуда?

– С Урала я, в Некрасовке жил.

– Че ж тебе, перед этапом не сказали, что на кон нельзя ставить, коли карманы пустые?

Кирза отрицательно покачал головой.

– Ну, времена, – протянул Фрол. – Лады, на первый раз прощаю долг.

– Спасибо, Фрол, – сразу засиял Кирза.

– Не «спасибо», а «благодарю». Или «от души», – строго поправил молодого зэка Фрол. – Нам за этими стенками у Бога просить спасения нет надобности…

– Благодарю.

– Есть кто родственники? – продолжал расспрашивать Кирзу Фрол.

– Мать в Некрасовке осталась. Старенькая уже. Батя умер, когда я совсем щенком был.

– И все?

– Нет, тетка. Только она в Москву подалась.

– В Москву? – переспросил Фрол, и в глазах его мелькнуло оживление. – Что делает?

Кирза снова поскреб затылок, с трудом соображая, чего от него добивается Фрол.

– Кажись, в детской больнице работает, – ответил он нерешительно. – Не помню точно.

– Кирза, мне тебя сам ангел ниспослал, – подался вперед Фрол. – Ты мне поможешь. Надо человечка одного найти. Отпишись своей тетке на волю, пускай поищет, лады?

– Ну, не знаю, – с сомнением проговорил зэк, но, заметив, как сузились глаза Фрола, вспомнил о прощенном долге и поспешил добавить: – Я, конечно, напишу ей, Фрол. Она там давно работает, может, чего и знает. Но… ты же понимаешь. Москва – город не маленький.

– Понимаю. А ты все равно попробуй, – похлопал его по плечу Фрол. – Если найдет – я тебя отблагодарю, слово даю.

Он отхлебнул чифирь и передал следующему зэку. После этого завалился на нары и, достав фотографию, уставился в нее немигающим взглядом. С нее немного застенчиво смотрела симпатичная женщина лет тридцати пяти.

– Сестра? – хрипло полюбопытствовал свесившийся сверху пожилой зэк, и Фрол недовольно сдвинул брови.

– А тебе чего, Седой?

– Ты не думай ничего, Фрол, – откашлялся старый зэк. – Но сам ведь знаешь, вести по кичам быстрее птиц летают. – И, понизив голос, добавил: – Ходят слухи, ты на сходке клятву дал.

– Предположим, – посмотрел зэку прямо в глаза Фрол. – Что из того?

– Послушай меня, старика, и прожекторами-то своими не сверкай, – как ни в чем не бывало продолжал вещать Седой. – Времена сейчас не те. Да и ты не молодеешь. Не нужно было перед авторитетами такими словами разбрасываться.

– К чему клонишь, Седой? – прошипел Фрол.

– Не в ту войну ты ввязался. И вряд ли на коне окажешься.

– Это уж не твоя забота.

– Оно понятно, – вздохнул старик. – Ты – правильный вор, Фрол, но против системы переть бесполезно. Поверь моим годам, я много чего повидал.

Фрол поднялся и приблизил к зэку свое раскрасневшееся от гнева лицо.

– Седой, здесь и так много ушей. Но тебе я скажу. Пока эта мразь, что подставила под нож мою сестру, гуляет на воле, пьет и жрет, сука, я спать спокойно не буду. У меня никого, кроме нее, не было. И я буду последним чмырем, если не выйду и не накажу падлу. Уяснил?

Старый зэк закряхтел. Разговор был бессмысленным – Фрола не переубедить, и каждый из них остался при своем. А с другой стороны, и вправду, чего он лезет в чужой огород? Фролу скоро на волю, вот пускай сам своей свободой распоряжается. А Седому, видать, в этих стенах смерть встречать.

Не повезло

Прошло три дня. За это время Кристину вызвали на допрос лишь однажды, и на этот раз она отправилась к следователю одна, против чего Павлов, собственно, не возражал. Единственное, он просил ее не задерживаться – вечером их ждал в гости Шамиль, старый и верный друг Павлова. Повод для встречи был приятный – Шамиль разменял старую квартиру, переехал в новенькую просторную «трешку» в только что построенном доме и все время обещал позвать Артема на новоселье.

Борис Егорович Сорокин встретил Кристину как старую знакомую, чем она была немало удивлена. Он неторопливо расспросил ее о всяких несущественных мелочах, предложил чаю и, лишь когда Кристина недвусмысленно дала понять следователю, что время ее ограничено, вздохнув, приступил к допросу.

Собственно, во время допроса следователь ничем особенно не интересовался, практически под копирку переписал объяснения Кристины, которые она давала еще в первый день. Она мельком пробежалась глазами по напечатанному тексту и поставила свою подпись на протоколе.

– Вы, кстати, можете потребовать признать вас потерпевшей, – заявил Борис Егорович, забирая у Кристины протокол допроса.

– А с кого мне ущерб взыскивать? – фыркнула Яснова. – Вы, простите, хоть узнали, откуда этот сумасшедший взялся?

– Разумеется, – улыбнулся следователь, но эта улыбка не очень понравилась женщине, было в ней что-то фальшивое. – Тарасов Роман, двадцать шесть лет от роду, безработный. Состоял на учете в наркологическом диспансере. Примерно за час до визита в ваш клуб он серьезно ранил ножом пенсионерку у себя в подъезде. К счастью, женщина осталась жива.

– Боже! – пробормотала Кристина.

– Так что, судя по всему, в его действиях не было конкретного умысла, и вам просто не повезло. Считайте, что у вас был неудачный день.

Кристина вспомнила нож, которым размахивал у ресепшен этот псих, и почувствовала, как по всему телу пробежала противная дрожь.

– Может, все-таки чайку? – снова выдавил из себя улыбку Сорокин, но она отрицательно покачала головой.

На столе у следователя зазвонил телефон. Борис Егорович вытер вспотевший лоб платком и взял трубку.

– Да. Конечно, – отрывисто произнес он. После недолгого молчания, уже тише, добавил: – Хорошо.

Кристина завороженно смотрела на этого плотного мужчину, отчаянно вытиравшего катящийся градом пот, и пыталась понять, что же ей кажется странным. Ответ нашелся сам – кондиционер. В кабинете вовсю работал кондиционер, а Сорокин потел, как в бане.

«Он волнуется», – пронеслось в голове у Кристины, и она крепко сжала пальцы в кулаки, так что ногти впились в ладони. Эта сальная улыбочка, разговоры ни о чем, чай-кофе…

Теперь она была готова поклясться, что Сорокин из кожи вон лез, чтобы на какое-то время удержать ее у себя в кабинете.

– Скоро станут известны результаты экспертизы, – заговорил следователь, глядя в окно. В коридоре послышались гулкие шаги, и он нервно забарабанил пальцами по столу.

– Я свободна? – поинтересовалась Кристина, пытаясь сохранять спокойный тон, и поднялась со стула.

Борис Егорович собрался что-то сказать, но тут в кабинет вошли двое мужчин. Один из них был одет как полицейский, второй – в гражданской одежде, однако непроницаемое лицо и колючий, настороженный взгляд выдавали в нем представителя силовой структуры.

– Гражданка Яснова? – спросил он, причем вопрос прозвучал скорее как утверждение.

– Да, это я, – упавшим голосом произнесла Кристина.

– Я из Следственного комитета. Управление по расследованию особо важных дел, майор Сизов. Вам придется проехать с нами.

– Следственный комитет? – переспросила Кристина сиплым голосом – у нее моментально пересохло в горле. – Зачем я понадобилась Следственному комитету?

– Вам все объяснят, – уклонился от прямого ответа майор. – Пожалуйста, идемте. – С этими словами Сизов осторожно и в то же время решительно взял женщину за локоть. Кристина молча встала, чувствуя, что перед глазами все поплыло.

Артем озабоченно поглядывал на часы. Кристина обещала нигде не задерживаться, но прошли все мыслимые и немыслимые сроки, а ее все не было. Шамиль тоже задергал его постоянными звонками, и Павлов, не вдаваясь в подробности, был вынужден сказать, что сегодня они уже вряд ли приедут.

Он быстро разыскал номер телефона Сорокина и уже через минуту разговаривал со следователем.

– Она задержана, – услышал Артем, и ему показалось, что он ослышался.

– Не понял, – только и смог сказать он. – За что, позвольте узнать, господин следователь?

– Это мне неизвестно, – равнодушно отозвался Борис Егорович. – Могу лишь сказать, что вашей подопечной заинтересовались в Следственном комитете, и ее увезли.

– Почему вы не дали ей возможности позвонить? – резко спросил Павлов.

Следователь буркнул что-то невразумительное, и Павлова вдруг осенило:

– Постойте… так вы обо всем знали?

– О чем? – как ни в чем не бывало быстро произнес Сорокин.

– Ваш сегодняшний допрос – лишь повод для задержания Ясновой, так?

– Это ваши домыслы, господин адвокат. У вас все ко мне? – Не дожидаясь ответа, Борис Егорович повесил трубку.

Звонок

Павлов взъерошил волосы. Происходящее напоминало ему неудачный детектив, каким-то немыслимым образом трансформировавшийся в реальность, и эта реальность оказалась частью его жизни. Причем не только его жизни, но и жизни человека, к которому он питал самые нежные и сокровенные чувства.

Он уже намеревался звонить в дежурную часть Следственного комитета, как неожиданно заверещал его мобильный. Определившийся номер на дисплее был ему незнаком.

– Слушаю вас.

– Артемий Андреевич? – услышал адвокат мужской голос. – Здравствуйте. С вами разговаривает заместитель начальника Управления по расследованию особо важных преступлений против общественной безопасности Следственного комитета полковник Милещенко Владимир Яковлевич.

– Очень приятно, – ответил Павлов. – Полагаю, ваш звонок связан с моей подопечной Ясновой?

– Вы совершенно правы насчет Ясновой, только вашей подопечной в рамках дела, по которому она сейчас задержана, она не является. Тем не менее Кристина Владимировна изъявила желание, чтобы в качестве ее адвоката выступили именно вы.

«Было бы удивительно, если бы она назвала кого-то другого», – подумал про себя Артем, а вслух произнес:

– Я приеду с ордером. Куда подъехать?

Милещенко продиктовал адрес и добавил на прощание:

– Я планирую провести допрос в ближайшее время, поэтому, прошу вас, не задерживайтесь.

Вечер пятницы, как всегда, был суетным, особенно принимая во внимание начавшийся дачный период. Автомобили вереницей потянулись из душной Москвы, и Павлову пришлось бы выстоять не один час в пробках, если бы он не знал город как свои пять пальцев.

Милещенко предварительно заказал на адвоката пропуск, и Артем без задержек прошел в здание Следственного комитета. Мимоходом он подумал, что, раз Кристина еще не в СИЗО, это неплохой признак. Вполне вероятно, что она там и не окажется.

Единственное, над чем продолжал ломать голову Павлов, так это повод для задержания своей возлюбленной. При всем своем воображении он и представить себе не мог, что могла натворить Кристина, если против нее развернули такие «орудия» правоохранительной системы…

Милещенко оказался невысокого роста, почти на две головы ниже Артема, что, впрочем, не мешало ему разговаривать таким тоном, словно все в точности наоборот.

– Вы планируете провести допрос? – спросил адвокат.

– Поэтому я и настоял на срочности, – кивнул Милещенко. – Чаю, к сожалению, не предлагаю – времени мало.

– Благодарю, я как-нибудь переживу эту потерю, – сухо бросил Артем. – Вот ордер, Владимир Яковлевич. Я бы хотел пообщаться с Ясновой наедине.

– Сейчас начнется допрос, и вы все узнаете.

– Это не моя прихоть, а требование закона, – все так же ровно произнес Павлов. – Статья 92 Уголовно-процессуального кодекса, часть 4-я. Кстати, я заодно взглянул бы на протокол задержания. Позволите?

– Разумеется.

Артем взял в руки документ и углубился в чтение. Глаза моментально резанула статья, которая вменялась Кристине, и адвокату, несмотря на прекрасное самообладание, на мгновение стало не по себе.

– Здесь указано, что задержание произошло в восемнадцать пятьдесят, – сказал он, сумев взять себя в руки. – Но еще в восемнадцать сорок пять, господин следователь, мы с вами беседовали по телефону. Показать вам свой мобильный?

– Зачем? – равнодушно спросил Милещенко.

– Следователь Сорокин, который ведет дело по нападению на клуб Ясновой, сообщил, что ее увезли примерно в два часа дня. Сейчас почти семь вечера, Владимир Яковлевич. Как вы объясните, где находилась Кристина Владимировна пять часов?

– Артемий Андреевич, не сгущайте краски, – скривился Милещенко. Он взял со стола цветную скрепку и принялся крутить из нее разные фигуры. – Что вы цепляетесь к этим мелочам? Вы видели статью, по которой ваша Яснова попала под подозрение?

– Видел, – спокойно ответил адвокат. – Убийство с отягчающими обстоятельствами. Прямо целый набор. Вот поэтому, уважаемый Владимир Яковлевич, я и буду, как вы изволили выразиться, цепляться к подобного рода мелочам. Потому что за осуждение по этой статье никто не будет грозить пальчиком, человек в один момент лишится всего.

– Да вы философ, – хмыкнул Милещенко. Ему наконец надоело забавляться со скрепкой, и он, вздохнув, произнес: – Ладно, Павлов. Я дам команду, чтобы тебе разрешили с ней пообщаться.

Владимир Яковлевич быстро набрал какой-то номер по селекторной связи:

– Сизов, приготовьтесь, сейчас к вам адвокат придет. – После этого он снова обратился к Артему: – Можешь идти, она в двести сорок четвертом кабинете. Только недолго.

– Два часа – это раз, Владимир Яковлевич, – обернувшись у выхода, негромко проговорил Павлов. – И на «ты» мы с вами не переходили. Это два.

Он покинул кабинет, и Милещенко нахмурился. Может, зря он пошел на поводу у Ясновой и согласился вызвать Павлова? Не хватало еще с ним проблемы иметь. Он не понаслышке знал, что этот молодой, но весьма успешный и известный юрист выиграл много дел, имевших широкую огласку в СМИ.

Полковник взял новую скрепку и вздохнул. Он проявил, так сказать, сочувствие, вызвонил эту «телезвезду» Павлова, а что в ответ? Какие-то голословные обвинения по несостыковке времени в протоколе, обиды на фамильярность…

– Ничего, ничего, – пробормотал Владимир Яковлевич, отпивая глоток чая, который к тому времени давно остыл. – Скоро по-другому запоете… голубки.