Текст книги "Синие люди"

Павел Багряк
Синие люди

От автора

Предположим, человек наступил вам на ногу, а затем извинился. Хорошо ли, что он извинился? Нет спора.

Но лучше, чтобы он не наступал вам на ногу.

Я не знаю, много ли на белом свете извиняющихся людей, но могу с уверенностью сказать, что число наступающих на ноги от этого не становится меньше.

Когда я добросовестно описал то, что произошло на острове Ньюкомб, комиссар Гард прочитал рукопись и молча положил ее на край стола. Пытаясь скрыть свое волнение, я непринужденно спросил:

– Ну, Дэвид, как?

– Страшно, – ответил комиссар.

– Но это же правда!

– Никто не говорит, что вымысел, – спокойно заметил Гард. – Только кому нужна правда?

И все же я предлагаю вам эту повесть.

Простите меня, дорогой читатель, за то, что я наступаю вам на ногу!

Глава 1
«МОЯ ПРЕКРАСНАЯ УТ…»

21 мая, в десять тридцать утра, в 3-м полицейском участке был записан на магнитофонную ленту допрос гувернантки Бригитт Ворбус, пятидесяти шести лет, католички, незамужней. Допрос вел инспектор Джин Моргинс.

Джин Моргинс. Не волнуйтесь. И все по порядку.

Бригитт Ворбус. Бедная девочка! Вы найдете преступников? Скажите, инспектор, вы отыщете мою прекрасную Ут?

Джин Моргинс. Это зависит от вас, мадемуазель. Итак?..

Бригитт Ворбус. В десять утра мы, как обычно, вышли с Ут на прогулку. Знаете, в нашем парке есть милая аллейка, там гуляет племянник хозяина Набель с сукой Блюмой, которая недавно сжевала портьеру, а этот плешивый Набель показал на меня, хотя я…

Джин Моргинс. Не отвлекайтесь, пожалуйста.

Бригитт Ворбус. Извините. Мы опоздали немного, потому что Ут задержалась с завтраком и не видела, как она лакала молоко.

Джин Моргинс. Кто она?

Бригитт Ворбус. Блюма! Я обещала показать Ут, как Блюма пьет молоко с примесями, которые Ут всегда отвергает…

Джин Моргинс. Не понимаю. Какие примеси?

Бригитт Ворбус. Ложка рыбьего жира, пять граммов витамина Б-прим, семнадцать унций…

Джин Моргинс. О Боже! При чем тут рыбий жир?

Бригитт Ворбус. Вы же сами просили перечислить!

Джин Моргинс. Говорите только о деле.

Бригитт Ворбус. Она намочила штанишки…

Джин Моргинс. Ваша сука ходит в штанишках?

Бригитт Ворбус. Ах, господин инспектор, какой вы непонятливый! Штанишки намочила Ут, с ней это часто бывает. И я побежала в детскую, чтобы принести смену белья. Девочка осталась у большой клумбы… Когда я вернулась, Ут спряталась. Нет, она у меня небалованный ребенок, но любит пошутить. Знаете, спрячется, а я делаю вид, что ищу ее и не вижу, и она смеется.

Джин Моргинс. Не волнуйтесь. Что было дальше?

Бригитт Ворбус. Я не знала, инспектор, что так случится. Боже мой! (Плачет.) Я так ее берегла! Два года она ни разу не болела, беленькая такая, пухленькая…

Джин Моргинс. Итак, она спряталась…

Бригитт Ворбус. И тут он показался на аллее.

Джин Моргинс. Кто?

Бригитт Ворбус. Мужчина. В светлой шляпе. Он быстро прошел, словно бежал куда-то… А моя бедная Ут…

Джин Моргинс. Успокойтесь. Выпейте воды. Что было дальше?

Бригитт Ворбус. Не помню… Ничего не помню! Я хотела высморкаться и вдруг… упала… Когда очнулась, никого вокруг не было. Я закричала, тут все сбежались, а плешивый Набель с Блюмой…

Джин Моргинс. Благодарю вас. Все. Вы свободны.

Акт медицинской экспертизы, подписанный доктором Керхоптом, постоянным экспертом 3-го полицейского участка, гласил:

«Платок светло-серого цвета, найденный на земле в 20 метрах от большой клумбы, пропитан фтолметилсупергипритом, вызывающим кратковременный паралич дыхательных путей и затем обморочное состояние. Срок действия препарата – пятнадцать минут. Шоковое состояние у обследуемой Бригитт Ворбус наступило мгновенно…»

В час дня дежурный 3-го полицейского участка, услышав звонок, поднял телефонную трубку.

– Говорит Вильям Доббс. Комиссара Вутса!

– Он уехал обедать, господин сенатор, – сказал дежурный, невольно приподнимаясь со стула. – Комиссар Вутс перед отъездом приказал немедленно вас информировать, если будут новости, но пока, к сожалению…

– Так, так, – прервал дежурного сенатор Доббс, обнаруживая металлические нотки в голосе. – Когда вернется Вутс, передайте ему, что я желаю комиссару приятного аппетита.

Инспектор полиции Джин Моргинс со своими помощниками и тремя лучшими в управлении собаками-ищейками еще раз внимательно обследовал парк сенатора Доббса.

След преступников собакам взять не удалось, так как они постоянно сбивались на следы, оставленные по всему парку сукой Блюмой. Зато в металлической ограде были обнаружены две подпиленные решетки, образующие щель, через которую можно было легко проникнуть в парк сенатора Доббса и столь же беспрепятственно из него удалиться.

Моргинс немедленно допросил прислугу. Выяснилось, что решетки подпилил дворник Коллумбс три года назад, когда был влюблен в Мэри Гордон, служанку сенатора Крафта-младшего, жившего с Доббсом по соседству.

Мэри на допросе разрыдалась и поклялась, что дворник Коллумбс бросил ее еще полгода назад и теперь любит кассиршу Люси из кабаре «Одно приятное мгновение».

От дворника ничего не удалось добиться, он твердил, что во всем виновата Мэри, что с Люси у него «просто так», а что решетку он может починить хоть сегодня.

Дневная газета «Мир пять минут назад» опубликовала на первой полосе фотографию Ут Доббс. «Каждый, кто увидит девочку, должен немедленно позвонить в полицию, в редакцию или непосредственно Вильяму Доббсу».

В пять часов дня комиссар полиции Вутс дал интервью журналистам.

– Я уверен, – сказал Вутс, – что действует хорошо организованная шайка рэкетиров. Это не первое похищение ребенка в нашей стране, но, к сожалению, полиция пока бессильна. Однако я полагаю, в ближайшие дни мы закончим расследование или по крайней мере прольем свет на истину.

Сенатор Вильям Доббс смотрел пресс-конференцию по телевидению на своей вилле. Не дожидаясь конца передачи, он чертыхнулся, надел смокинг и вызвал шофера.

Рядом с женой сенатора, еще ни разу не вышедшей из спальни, постоянно дежурили профессора медицины.

Инспектор Джин Моргинс арестовал Бригитт Ворбус, дворника Коллумбса, Мэри Гордон и кассиршу из кабаре Люси. Получив разрешение комиссара Вутса, он явился в особняк сенатора, чтобы посадить под домашний арест его племянника Набеля. Узнав об этом, сенатор возмутился, позвонил Вутсу, и Набелю была предоставлена полная свобода. Тогда Джин Моргинс организовал за ним негласную слежку.

Студия «Эх!» начала съемки полнометражного фильма о похищении Ут Доббс. В роли главного рэкетира, сообщили выпущенные через сорок минут рекламные афиши, снимается известный киноактер, любимец публики Юм Рожери.

Сенатор Вильям Доббс был по его просьбе принят президентом. Собственно говоря, от президента бы не убавилось, если бы он сам приехал к Доббсу, отдавая дань его богатству и его значению для страны, но Доббс, бывший в свое время президентом, решил на этот раз соблюсти декорум, отвечающий серьезности момента. Аудиенция началась в 19 часов 06 минут и закончилась в 19 часов 09 минут.

В 19 часов 10 минут Служба безопасности государства засекла телефонный разговор президента с министром внутренних дел Воннелом.

Президент. Дорогой министр, та великая миссия, которая возложена на мои бренные плечи народом и правительством, не позволяет мне отрешиться от всего земного…

Воннел. Мир так несовершенен, господин президент!

Президент. И не всегда справедлив! Меня только что покинул несчастный отец…

Воннел. Сенатор Доббс, господин президент?

Президент. Увы, все силы свои он отдает служению государству и народу, но какие-то люди, лишенные благородства души, совершают еще один страшный грех…

Воннел. Карающая рука правосудия настигнет их!

Президент. Я верю в это! И всю ночь буду молиться за маленькую Ут Доббс!

Воннел. С вашего позволения, господин президент, я сам возглавлю розыск преступников, они немедленно будут найдены…

Президент. И наказаны!

Один экземпляр беседы, как обычно, был тут же открыто передан Тайному совету, держащему под контролем действия и разговоры всех государственных людей, в том числе самого президента.

Другой экземпляр, как обычно, был отправлен в ведомство генерала Дорона, держащего под контролем деятельность Тайного совета.

Секретарь Вильяма Доббса в течение получаса нанял всех частных детективов города сроком на две недели. За поимку преступников был официально назначен гонорар в размере 100 тысяч кларков.

На 23:30 генерал Дорон созвал экстренное заседание.

– Приглашать по инструкции ноль-один или ноль-два? – спросил Дитрих.

– Ноль-один, – коротко ответил Дорон, и секретарь понял, что произошло чрезвычайное событие.

Шеф вызывал только ближайших помощников.

Табачная фирма «Антиникот» выпустила первую партию сигарет «Похищенная Ут» с фотографией Ут Доббс на пачке.

– В этот тяжелый для страны час, – заявил корреспонденту телевидения владелец фирмы Фердинанд Тубик, – мы тоже не можем оставаться равнодушными. Мы намерены продавать сигареты «Похищенная Ут» до тех пор, пока девочка не будет найдена. Курящий наши сигареты легко сможет опознать несчастного ребенка, взглянув на пачку, и шансы получить вознаграждение в 100 тысяч кларков у него будут больше, нежели у тех, кто курит сигареты фирмы «Макес и Кь».

Министр внутренних дел Воннел издал секретный приказ, копию которого немедленно направил Тайному совету:

«Властью, доверенной мне президентом, приказываю:

1. Всех сотрудников уголовной, политической, интернациональной и особой полиции привлечь к розыску преступников, похитивших Ут Доббс.

2. Учредить Временный комитет в составе Пуна, Дэвича, Сургия, а также моих четырех заместителей по розыску Ут Доббс и преступников, ее похитивших.

3. Председателем Временного комитета назначаю себя.

4. Приказ вступает в силу немедленно».

Тайный совет путем опроса своих постоянных членов молчаливо санкционировал приказ министра Воннела, хотя и принял против него некоторые меры предосторожности, поскольку министр приобретал чуть большую силу и власть, нежели до издания приказа.

На всякий случай за Воннелом было организовано тайное наблюдение.

После трехчасового перекрестного допроса в камере городской тюрьмы в 23 часа 18 минут дворник Коллумбс сделал попытку к самоубийству, признав себя виновным в том, что проделал в ограде дырку, подпилив решетки. Комиссар Вутс немедленно обнадежил Вильяма Доббса сообщением о том, что нити, ведущие к преступникам, уже в руках полиции.

Кроме того, комиссар Вутс официально уведомил сенатора, что тайным наблюдением, организованным инспектором Джином Моргинсом, установлено: племянник сенатора Крит Набель для неизвестных целей лично отрезает полуметровые куски от бархатных портьер, хотя эти его действия и не находятся в прямой связи с похищением Ут Доббс.

Наблюдение за Набелем продолжается.

– Дитрих, вы можете остаться, – сказал генерал Дорон, взглянув на часы, показывающие ровно 23:30.

Секретарь, идущий мягкой кошачьей походкой к выходу из кабинета, застыл как изваяние.

Просьбы генерала всегда звучали для него приказом.

Глава 2
СЛУГИ ОТЕЧЕСТВА

– Господа! – Дорон встал, и это обстоятельство заставило подчиненных быстро переглянуться: столь официальное начало не предвещало ничего хорошего. – Некоторое время назад Воннел позвонил мне и попросил – я подчеркиваю: попросил! – помочь ему в деле Ут Доббс. Вы прекрасно понимаете, что я не обязан выполнять каждую просьбу министра, но в данной ситуации… Короче, я требую от вас исчерпывающих объяснений. Что скажете вы, Холл?

– Я узнал о похищении Ут Доббс из утренних газет.

– Та-а-ак. Вы, Рейдинг?

– Я впервые услышал имя девочки из телевизионной передачи.

– Так. – Дорон сел и на секунду задумался. – Прекрасно. Ситуация несколько меняется. Стало быть, нам необходимо принять экстренные меры для розысков ребенка. Наш Комитет не может оставаться в стороне, господа, ведь мы тоже солдаты своей родины!

При этих словах все трое поднялись и, словно при исполнении государственного гимна, молча постояли несколько секунд.

– Прошу садиться, – сказал Дорон. И когда все разместились на своих местах, строго и без пафоса спросил: – Вы уверены, господа, что риск полностью исключен?

– Да, шеф, – твердо ответил Холл.

– Безусловно, – добавил Рейдинг.

– Отлично, Холл, вы можете переключить своих людей на поиск?

– Это в какой-то степени отвлечет их от прямых обязанностей.

– Мы имеем дело со случаем, – строго произнес Дорон, – когда Комитет способен пойти на издержки.

– Могу, шеф.

– Шансы на успех?

– Трудно сказать. – Холл замялся. – Очевидно, действует какая-то неучтенная шайка рэкетиров. Нащупать их будет нелегко.

– Три дня, – сказал Дорон, – и сто пятьдесят тысяч кларков. Сто из них мы компенсируем из гонорара сенатора Доббса. Рейдинг, а вы используйте в этом деле всю нашу технику.

– Операцию «Квартет» приостановить, шеф?

– М-да… – сказал Дорон, выразив сомнение.

– И «Адсорбент» профессора Чойза? Если, шеф, Институт перспективных проблем будет работать по утвержденному графику…

– Чойза отставить! – решительно прервал Рейдинга генерал. – «Квартет» продолжать! График работы ИПП срочно пересмотреть и увязать с новыми условиями. Операцию «Космос» перевести на режим абсолютной секретности. Вам ясно, господа? Если наши люди найдут девочку… Вы понимаете, что это для нас значит?

– Да, генерал! – чуть ли не в один голос ответили присутствующие.

– Благодарю вас и жду сообщений.

Рейдинг и Холл, по-военному повернувшись, пошли к выходу. Дитрих остался в кабинете. Когда дверь за участниками совещания закрылась, секретарь осторожно сказал:

– Простите, генерал…

– Что, Дитрих?

– Я хотел напомнить вам о комиссаре Гарде.

Генерал вскинул голову:

– Пожалуй, ты прав. Спасибо, Дитрих.

Через час комиссар полиции Гард входил в кабинет генерала Дорона.

Каждый раз, получив приглашение явиться, Гард испытывал не то чтобы страх – напугать комиссара уже ничего не могло, – а какое-то мерзкое чувство, вызывающее сосание под ложечкой и легкий приступ тошноты. Гард знал: спокойное течение его жизни теперь непременно нарушится, если можно называть «покоем» деятельность полицейского сыщика, всегда сопряженную с риском и смертельной опасностью. Но так же, как тигролову должно быть противно охотиться на жаб, так и Гарду было неприятно любое предложение Дорона. «За деньгами дело не станет, комиссар!» – обязательно скажет в конце разговора генерал. И, как всегда, давая согласие, Гард будет думать не столько о своих доходах, сколько о неприятностях, возможных в случае отказа.

Деятельность Комитета, возглавляемого Дороном, была окутана сплошной неизвестностью. Даже Тайный совет, не говоря уже о Службе безопасности, не располагал об этой деятельности полными сведениями. Втягивая кого-либо из посторонних людей в орбиту своих забот, генерал был вынужден хоть на мгновение приподнимать покрывало над Страшной Тайной своего Комитета – одно это обстоятельство делало отказ невозможным. Дорон в одинаковой степени готов был и приблизить к себе человека, и безжалостно убрать его.

Собственно, до сих пор все предложения генерала, адресованные Гарду, не выходили за пределы профессиональных забот комиссара. Кого-то найти, кого-то догнать, кого-то выследить и всего лишь доложить об этом Дорону. Но истинной цели поисков, погонь и выслеживании Гард никогда не знал, что казалось ему особенно противным. В нем постоянно сохранялось ощущение, что делает он дело нечистое, нечестное. Единственное, что в какой-то степени успокаивало Гарда, так это то, что Комитет Дорона был все же государственной, а не частной организацией, хотя генерал не забывал подчеркивать, что его предложения комиссару носят «личный» характер.

– Прос-с-сшу! – свистящим шепотом произнес Дитрих, кошачьим движением скользнув вперед и открывая перед Гардом двери в кабинет.

Дорон еще издали кивнул комиссару на кресло, едва заметно улыбнувшись одними уголками губ. Гард тут же отметил про себя, что так умеют улыбаться только собаки, оставляя злыми глаза. Руки генерал никогда никому не подавал, словно боялся получить экзему.

– Давно не виделись, – произнес Дорон, пододвигая Гарду коробку сигар.

– Давно, – коротко сказал Гард, вынимая свою сигарету.

Собственно, не виделись они с того момента, когда комиссар занимался делом профессора Миллера и сталкивался с Институтом перспективных проблем, входящим в систему генерала Дорона. Но вспоминать об этом Гард не имел желания, тем более что в этом кабинете с особой осторожностью относились к людям, обладающим хорошей памятью. Сюда надо было приходить «пустым», а уходить отсюда так, как будто встречи и не было.

– Если не возражаете, – сказал Дорон, – я приступлю к делу.

Гард кивнул.

– У сенатора Доббса пропал ребенок.

Гард вновь кивнул.

– Воннел просил меня участвовать в поиске. Но вы понимаете, комиссар, мои олухи… И вы знаете, кроме того, как я отношусь к вашему таланту.

Гард сохранил на лице каменное выражение.

– Подумайте, комиссар, в какой мере вы могли бы помочь мне. Разумеется, это моя личная просьба, а за деньгами дело не станет.

И все, и разговор можно было считать оконченным: это в одинаковой степени понимали и Гард и Дорон, как и то, что все дальнейшее будет всего лишь сиропом, способным подсластить пилюлю. Уж коли невозможно отказаться от предложения Дорона, Гард позаботится хотя бы о сохранении внешнего достоинства – того, что называется «хорошей миной при плохой игре». Между тем умный и хитрый Дорон всегда позволял посторонним людям входить в кабинет и выходить из него с высоко поднятой головой, полагая это своеобразной компенсацией за потерянную совесть.

– Итак, подумайте, комиссар. Дело чрезвычайно для меня важное. Сроки сжатые.

Гард стал «думать». В конце концов, думал он, розыск Ут Доббс – дело благородное. От того, что полицейским управлением оно поручено не комиссару Гарду, а комиссару Вутсу, благородства не убывает. Бутс будет искать ребенка официально. Гард – частным образом. Важен результат. Что касается Дорона и его забот в этой истории, то пусть его тайны остаются с ним. Доббс – сенатор и миллионер, Дорон тоже: кто знает, какими взаимными обязательствами связаны эти люди? Главное – найти ребенка и обезвредить шайку рэкетиров…

– Хорошо, генерал, – произнес Гард, и Дорон облегченно вздохнул, как будто комиссар мог сказать что-то иное. – Я приму участие в розыске.

– Деньги, люди, машины, необходимая аппаратура будут предоставлены вам по первому требованию, – сказал Дорон.

– Вы же знаете, генерал, – заметил Гард, – что первый этап моей работы кабинетный. Аналитический.

Дорон улыбнулся кончиками губ.

– Я плачу, дорогой Гард, за результат.

– Отлично.

– Благодарю вас.

Гард встал и, высоко подняв голову, направился к выходу. Дитрих невидимым движением распахнул перед ним дверь.

– Прос-с-сшу! – произнес он свистящим шепотом.

Глава 3
ПЕРФОКАРТА

– Комиссар, к вам Честер, – сказал Таратура, но Честер уже входил в кабинет Гарда.

– Давно ты сделал Таратуру вышибалой? – произнес он вместо приветствия. – Или берешь пример с Вутса?

Гард улыбнулся, с трудом скрывая смущение.

– Понимаешь, Фред, я очень занят.

– Я тоже. Однако приехал. Читал?

– Что ты имеешь в виду?

– Он еще спрашивает! – воскликнул Честер. – Ты слышишь, Таратура, твой шеф читает только те статьи, в которых он сравнивается с Шерлоком Холмсом или Альфредом-дав-Купером! Можно подумать, что я каждый день печатаюсь в «Ньюкомбе» и что моя судьба ему безразлична!

Спокойно дождавшись, пока иссякнет фонтан Честера, Таратура сказал:

– Не слишком ли ты краток?

И тут только Фред увидел на краю стола свежий номер «Ньюкомба», открытый на той самой шестнадцатой странице, где под крупно набранным заголовком «Позор нации» красовалась его статья.

– Извинись, – сказал Таратура, хотя и он и Гард отлично знали, что Честер извинится лишь в том случае, если посадит вместо себя на электрический стул ближайшего друга.

– То-то же! – удовлетворенно произнес Честер, беря из гардовской пачки сигарету. – Крепко я их? А? Что скажете?

Гард промолчал. С одной стороны, Фред правильно ставил вопрос: рэкетирство превратилось в национальное бедствие. Однако в истории, связанной с исчезновением Ут Доббс, дело было не только в рэкетирах – Гард уже убедился в этом, сделав несложный анализ данных, полученных в полицейском управлении. Впрочем, к Честеру это не имело отношения, он не обязан был знать то, что знал комиссар полиции.

– Молчите, – мрачно констатировал Фред. – Бог с вами. Я, собственно, к тебе по делу, Дэвид. Как тебе известно, розыск Ут Доббс поручен дубине Вутсу. Я уж не говорю о том, что он провалит следствие, но почему он не допускает журналистов к материалам поиска? Позвони ему и попроси в личном порядке оказать мне услугу…

– Исключено, – твердо сказал Гард.

– Ура! – воскликнул Честер. – Таратура, посмотри на этого человека! Это мой бывший друг Дэвид Гард, комиссар полиции, который ни разу в жизни не выпил со мной ни одной рюмки стерфорда и не был ранен пулей, предназначенной мне! А моя жена Линда…

Таратура решительным жестом остановил репортера.

– Ты нам мешаешь, Фред, – сказал он сухо.

– Черт возьми, чем же вы заняты важным, если все утро только и делали, что наслаждались моей статьей!

Гард поднял на Честера спокойные глаза.

– Мы расследуем исчезновение Ут Доббс.

Честер встал и снова сел.

– Вы? Тоже?! Вот это да! Теперь я никуда не уйду, пока вы не прекратите валять дурака. Выкладывайте карты. Если ваша работа связана с тайной, я готов соответствовать.

И он клятвенно поднял вверх указательный и безымянный палец правой руки, что уже много лет служило; у них присягой молчанию.

– Хорошо, – сказал Гард, и Таратура плотнее прикрыл дверь. – Мы работаем по поручению… Дорона.

– Та-а-ак, – протянул Фред, не скрывая своей озабоченности. – Положение меняется… В этом деле у Дорона есть свой интерес?

Гард пожал плечами.

– Стало быть, есть, но суть в другом, старина. Мы кое-что посмотрели с Таратурой… Прелюбопытная картина! Читай.

И Гард протянул Честеру лист бумаги. Рукой Гарда там было написано: «5016 – количество детей, украденных рэкетирами за последние три года. 4867 – количество детей, возвращенных за выкуп или найденных полицией. 149 бесследно исчезнувших, хотя и за этих детей выкупы были внесены».

– В чем же дело? – спросил Честер.

– Мы уже думали, – ответил Гард. – Скорее всего в стране действует одна группа преступников, нарушающая негласный закон рэкетирства о возврате детей, за которых родителями внесены деньги. Впрочем… – Гард помолчал. – Впрочем, не будем торопиться с выводами.

– А что же будем делать? – сказал Фред.

Комиссар изучающе посмотрел на него.

– Ты-то при чем, старина? «Будем»! Ты будешь писать свои статьи, а мы с Таратурой «будем».

– Ага, – спокойно констатировал Честер. – В таком случае я выдам сейчас гениальную рабочую гипотезу, и, если вы ее примете, попробуйте исключить меня из вашей кампании. Идет?

– Интересно! – сказал Таратура.

Фред вдохновенно поднял глаза к потолку и, словно поэт, импровизирующий стихотворение, начал:

– Необходимо немедленно… разыскать родителей ста сорока девяти бесследно пропавших детей! Допросить их! И выяснить, один ли почерк у преступников в ста сорока девяти случаях! Если один… Тогда ты прав: шайка рэкетиров, придумавшая нового бога. А если нет… значит, под маркой рэкетира действует какой-нибудь маньяк, сбежавший из сумасшедшего дома, который убивает детей и варит из них суп, а на выкуп покупает кастрюли!

Тут уж ни Гард, ни Таратура не смогли удержаться от хохота.

– Слушай, кровожадный тип, – сказал, отсмеявшись, комиссар. – Совещание великих криминалистов объявляю закрытым. Мы и так уже потеряли бесплодно…

– Как бесплодно?!

– … целый час, а время для нас дороже денег. Скажи лучше, Фреди, какие у тебя заботы на ближайшие три-четыре дня?

– Хватит с меня того, что я ежедневно отчитываюсь перед Линдой, – мрачно ответил Честер.

– Я не шучу, – серьезно сказал Гард. – Если ты действительно хочешь нам помочь, возьми из этого списка пятьдесят адресов и срочно отправляйся работать.

Честер внимательно просмотрел список, переданный ему Таратурой, и обратил свой взгляд, полный уважения, на комиссара.

– С тобой противно иметь дело, – сказал он Гарду. – Я в великих муках рожаю гениальную гипотезу, а у тебя, оказывается, уже отпечатанный на машинке список! Не человек, а голая кибернетика! Может, еще дашь вопросник, тиснутый типографским способом?

– Дам, – спокойно сказал Гард, – хотя и не типографским. Ведь каждый из нас возьмет по пятьдесят адресов. Нам необходимо задавать идентичные вопросы, чтобы иметь ответы, поддающиеся систематизации. Сними копию с экземпляра Таратуры.

Через пятнадцать минут они вышли из кабинета, сели в разные машины и растворились в потоке транспорта, несущегося по улицам города неизвестно куда.

Честер, правда, успел позвонить Линде.

– Дорогая, – сказал он елейным голосом, – твой любимый супруг впрягся в новую телегу и отправился на поиски миллионного клада, из которого он выделит тебе крупную долю, достаточную для того, чтобы купить прелестные босоножки. Не волнуйся, дорогая, и поцелуй Майкла.

Затем Честер спешно повесил трубку, чтобы не слышать любезного ответа супруги.

22 мая в 11 утра сенатор Вильям Доббс обнаружил на сиденье своей машины записку следующего содержания:

«Отключите полицию. Доставьте пятьсот тысяч кларков в шестой от угла автомат на улице Арендайк 23 мая к двенадцати часам дня. Ваша дочь будет передана в двенадцать тридцать вашей жене на углу Спитройса и Сендидайк. В случае нарушения условий или слежки за нами полиции Ут будет уничтожена.

Благожелатель».

Через полчаса Центральная картотека полицейского управления дала справку о том, что почерк писавшего записку по уголовному, политическому и превентивному каталогу не значится. Еще через пятнадцать минут экспертиза установила, что чернила соответствуют марке «Роджерс», изготовляемой фирмой «Роджерс и внук», наиболее популярной у покупателей. Что касается бумаги, то она была типа ПТА-75, производства фирмы «Понти-Тэри-Айк», и употреблялась большинством гимназий и университетов страны. Кусок был вырван из тетради.

Районы города, прилегающие к названным в записке улицам, были немедленно взяты под усиленный надзор переодетой полиции.

Вечером 22 мая, когда Гард вернулся к себе в кабинет, ему позвонил Дитрих и передал точное содержание записки, полученной сенатором Доббсом.

Гард с нетерпением ожидал своих помощников.

Первым приехал Честер, чрезвычайно возбужденный сведениями, полученными от пятидесяти несчастных родителей. Потом появился Таратура. Узнав от Гарда о записке и мерах, принятых полицией, Таратура сказал:

– Дураки. На улице Арендайк никогда не было и нет автоматов…

Поздно вечером Гард позвонил по внутреннему телефону Карлу Кервальду, руководителю кибернетической лаборатории:

– Карл, мне срочно нужна ваша помощь!

Кервальд спустился лифтом на пятый этаж со своего одиннадцатого, почти бегом миновал два коридора и, несколько запыхавшись, возник на пороге гардовского кабинета.

– Что случилось, Гард?

Они знали друг друга уже лет десять.

– Пустяк, – сказал Гард, – но даже он должен оставаться между нами.

– Фу, черт! – с облегчением выдохнул Кервальд. – У вас был такой голос, что я решил спасать вас от смерти.

– Почти так, Карл, – сказал комиссар. – Только не меня. Детей.

Коротко объяснив ситуацию. Гард изложил просьбу: как можно быстрее обработать с помощью компьютера данные, полученные в течение минувшего дня им самим и его помощниками. Какие данные? Пожалуйста: возраст детей, наиболее посещаемые ими места, материальное положение родителей, время кражи, способ кражи, место кражи, размер выкупа – всего около тридцати вопросов.

– Через полчаса вам будет не поздно? – спросил Кервальд. – Тогда я пошел.

Часы показывали пятнадцать минут первого.

В половине первого ночи сенатору Доббсу была доставлена телеграмма, состоящая из одного слова: «Шутка».

Джин Моргинс на всякий случай арестовал почтальона и немедленно сообщил текст телеграммы комиссару Вутсу.

Элементарным исследованием было установлено, что телеграмму приняло агентство СПИП (Срочно Передаем и Принимаем), а специальный наряд полиции, перевернув свежий архив СПИПа, нашел оригинал. Он был написан тем же почерком, что и записка «Благожелатель».

Вутс после некоторых колебаний все же принял решение позвонить Воннелу. Министр тут же поднял на ноги членов Комитета по розыску. На экстренном совещании, состоявшемся в два ночи и длившемся ровно сорок семь минут, было принято решение: 1. Считать записку «Благожелателя» шуткой и не реагировать на нее. 2. Наблюдение за племянником сенатора Набелем прекратить, о чем доложить сенатору Доббсу для его душевного успокоения. 3. Взять под неусыпный контроль все телеграфные и почтовые агентства страны.

В 2 часа 50 минут Воннел поручил своему помощнику передать телефонограмму секретарю Дорона, который, в свою очередь, выполняя ранее отданное приказание генерала, тут же продублировал сообщение Вутса комиссару Гарду.

– Я же говорил, – спокойно заметил Таратура, когда вся троица познакомилась с событиями последних трех часов.

Без четверти два ночи Карл Кервальд положил перед Гардом данные – вытяжку из перфокарт.

Оказалось, что возраст бесследно исчезнувших ста сорока девяти детей колеблется от трех до шести лет. Материальное положение родителей самое разное: вероятно, это обстоятельство не было решающим для кражи. Размер выкупа был произвольным, причем вовсе не соответствующим реальным возможностям семей. Следовательно, выкуп тоже не был главной целью рэкетиров, но что тогда было их целью? Способ кражи оказался настолько разнообразным, что ни о какой специфике и особом почерке преступников говорить не приходилось. Очевидно, рэкетиры исходили из конкретной обстановки, а потому пользовались разными методами. Так же обстояло дело со временем кражи – все 24 часа в сутки. А крали детей – Боже, откуда только их не крали! С улицы, из квартир, из туалетов и даже прямо из рук родителей, предварительно оглушив несчастных тяжелыми предметами.

Увы, все эти сведения не давали никакого ключа к поиску, хотя любимый учитель Гарда, известный сыщик Альфред-дав-Купер, частенько повторял: «Отсутствие ключа уже есть ключ!»

Зато неожиданно выяснилось одно обстоятельство, на которое ни Честер, ни Таратура, ни даже Гард не рас – считывали: словно сговорившись, родители в один голос заявили о том, что за сутки, за неделю или за две до исчезновения детей они побывали с ними либо в модной игротеке «Крути, малыш!», либо стригли ребятишек в парикмахерской «Пуся и K°». Точнее говоря, из ста сорока девяти ребят сто семь были в игротеке и все сто сорок девять – в парикмахерской.