Текст книги "Колхоз. Назад в СССР"

Павел Барчук
Колхоз. Назад в СССР

Глава 1

– Милославский Жорж Аристархович! Ты… – Женщина в два шага подошла ко мне очень близко, а потом, что есть, ткнула указательным пальцем в мое, между прочим, лицо, чуть не выколов глаз длинным, ярко накрашенным ногтем. – Ты – позор семьи! Позор! Я долго терпела! Мы долго терпели. Но всему приходит конец. Все. Достаточно. Сегодня тебя практически выгнали из Академии! С позором. Ты представляешь, каким бы был этот удар для отца? Ты, вообще, представляешь? Поэтому, мой дорогой сын, завтра утром ты собираешь свой чемодан и едешь в деревню к моему двоюродному брату. В колхоз. Понял? В колхоз! Выгребать дерьмо из-под коров!

Я молча смотрел на эту особу, мечущуюся передо мной. Она широким шагом подходила к дверям ректората, цокая каблуками, будто лошадь на параде, потом возвращалась обратно. Честно говоря, не имел возможности наблюдать лошадей, тем более на параде, но ассоциации были именно такие. Выглядела женщина… ну, наверное, шикарно. Когда-то очень давно можно было бы так сказать. Одежда впечатляла своей… назовем это, индивидуальностью. Ярко-изумрудный комбинезон с широким поясом, нижняя часть которого была сделана по классике. Каждая брючина имела такую четкую стрелку, что можно резать… не знаю, что, но что-то резать точно можно. Правда, длина их была чуть короче привычной. Мода, походу. Ещё и отвороты внизу. Такие же четкие. Босоножки на высоком каблуке малинового цвета. По мне, так очень удивительный выбор сочетания. Ну, да хрен с ним. Пиджак, тоже малиновый, с подозрительно широкими плечами. Отвечаю, там внутри вшито по куску поролона. Сто процентов. Поэтому, дама, на вид которой дашь не более сорока лет, казалась какой-то непропорциональной. Будто треугольник, который поставили углом вниз. Размаху ее плеч в этом пиджаке позавидовал бы даже «Железный Арни».

Волосы были зализаны по бокам назад, но зато челка, боже… у нее это была именно челка…, стояла, как хохолок попугая, которого языком лизнула корова. То есть вроде дыбом, но как-то несмело, уходя назад. В ушах имелись круглые, здоровенные кольца. Тоже малинового цвета.

И вот смотрел я на эту особу молча лишь по одной причине. Но она, причина, была очень весомой. Знаете почему? Да потому что ни хрена я не Жорж, и уж тем более не Милославский. Про Аристарховича вообще молчу. А ещё мне до задницы хотелось выйти на улицу, встать перед этим знакомым, но в то же время, таким чужим зданием со старинным фасадом, задрать голову вверх… или руки… да блин. И голову, и руки… Потому что плющило меня и таращило со страшной силой. А потом заорать во весь голос. Что, твою мать, происходит?!

Просто зовут меня на самом деле Денис. Ден. Денчик. Ну, последний вариант для тёлочек. Имею в виду, тех девочек, которые удостаивались чести оказаться со мной или подо мной. Хотя, даже если на мне, такой вариант тоже неплох. Не в этом суть.

Всего лишь час назад я мчал по ночной столице, уходя от «гайцов». Эти дебилы то ли номера не разглядели на тачке. То ли наоборот, разглядели, но с какого-то перепуга решили тормознуть меня. Меня! Машина принадлежала отцу, и последний идиот только мог не знать эти номера, которые стоя́т на «Porsche 911».

Короче, если говорить проще, я – мажор. Да. Я тот, кто гоняет по улицам от нечего делать, кто может прийти и выкупить зал ночного клуба, ибо так хочется. Я люблю скорость, секс, тёлочек и бабки. Потому что все это у меня есть. Со мной хотят дружить, поддерживать контакты, просто нравиться. Мой отец – член Совета Федерации. Мать сидит в Госдуме. Моя старшая сестра, которую всей душой ненавижу, один из наикрутейших топ-менеджеров не только России, но и, пожалуй, мира. Чтоб ей, сучке, обосраться во время своей очередной деловой встречи.

Искренне не понимаю, почему нужно этого стесняться. Реально. У моей семьи есть деньги и статус. В чем проблема? Идите, заработаете и можете вести себя так же. Мне двадцать один год. Я просто охренительный тип. Я родился… как там говорят… с золотой ложкой во рту? Херня. У меня она была сразу усыпана бриллиантами. Поздний ребенок, любимое чадо, бла-бла-бла…

Все было именно так ровно двадцать один год и внезапно закончилось за какие-то минуты час назад.

Я попал в аварию. Гребаные менты. Все из-за них. Ночь, прошел дождь. Этот дебил в форме и прозрачном дождевике выбежал, размахивая своей палкой. Я несся мимо, даже не обратив внимание на машину с опознавательными знаками. Да потому что все, сука, все знают, кому принадлежит этот «Porsche 911». Даже мысли не возникло, будто у кого-то хватит ума, а вернее, наоборот, вообще его нет, чтоб тормозить мою тачку. Естественно, как шел под сто пятьдесят, так и продолжил двигаться. Когда увидел в зеркале мигалку, а потом услышал приказ остановиться, честно говоря, не поверил, ни ушам, ни глазам. Да ну на хер. Быть того не может. Конечно, даже и не собирался. Выжал педаль и умчался вперёд. Но этот настойчивый дебил погнался за мной.

Если бы не погода, отвечаю, ушел бы. Все испортил дождь. Помню только, как на крутом повороте машину занесло и я вдруг отчётливо понял, мандец, не впишусь. Потом скрежет, удар, взрыв в голове и все. Тишина. Пустота. А ещё понимание, это конец. Так стало обидно. Думаю, да вы вообще, что ли? Я живу в таком кайфе, у меня все настолько круто. Обидно просто сдохнуть в аварии. Реально. Тупо и обидно.

И ровно в тот момент что-то произошло. В душе не имею ни малейшего понятия, что именно. Просто вдруг в глаза ударил яркий свет, а потом я оказался внутри машины. Вот только это был ни хрена не «Porsche». Вообще не знаю, откуда взялась эта тачка, а точнее, я в ней, но то, что она древняя, как говно мамонта, точно. Древняя не по возрасту, а по модели. Так-то новая. Имелся даже кожаный салон.

Я полулежал на заднем сиденье, откинув голову назад. В носу у меня что-то было засунуто. В каждую ноздрю. Не хочу знать, что это. Честно.

– Жорж, ты как? – Рядом сидела та самая женщина в изумрудном костюме. – Вадим резко затормозил и тебя бросило вперёд. Даже сознание потерял и кровь пошла носом. А я говорила, сядь назад. Сядь назад. Ты же никогда не слушаешь. Вот итог. Думала, ты вообще это специально, лишь бы мы не попали в Академию. Скажи сразу, чего ждать? А? Чего?

Дамочка говорила без умолку, явно не нуждаясь в моих ответах. Я же смотрел на нее, на водителя, а похоже, это именно водитель, на салон машины, на улицу за окном. И тихо охреневал. Что произошло? Пять минут назад была ночь, современная Москва. Пять минут назад я умер. Это точно. Я умер. Сложно объяснить, но оказывается, момент смерти ты понимаешь наверняка. Теперь же светило солнце, а за стеклом виднелась какая-то другая Москва. Совсем другая. Я точно понимал, что это – Остоженка, и мы стоим недалеко от Дипломатической Академии МИД, где я учусь, но… будто время отмоталось лет на тридцать – сорок назад. Конечно, я знаю, как выглядел народ в 90-е. Кто не видел «Бригаду» и Сашу Белого? Фильм старый, но смотрят его до сих пор. И все же сейчас окружающая меня реальность даже на 90-е не тянула. Принять все это за прикол невозможно. Просто, например, если бы моя наглая сестра решила выставить меня идиотом, а это ее любимое развлечение, потому как присутствует уверенность у человека в идиотизме собственного брата, она не могла бы так быстро и так глобально практически перестроить целый район Москвы. Здесь просто тупо не было некоторых зданий, а те, которые были, вообще на себя не походили.

– Какой год? – Голос был не мой. Сто процентов не мой. Тембр чуть выше.

– Жорж… – Женщина отклонилась назад, прищурила глаза, – Ты меня пугаешь этим цирком. Причем, боюсь вовсе не за тебя, а за те причины, которые тобой движут. Решил изобразить из себя сумасшедшего? Это что же ждёт меня тогда на встрече с ректором? Я понимаю, что априори приглашение даже не к декану, а к ректору, очень дурной знак. И скорее всего, услышу я нечто ужасное…

– Просто скажи, какой год. – Я поднял руку, пальцами щупая предметы, торчавшие из обеих ноздрей. Слава богу, ватные жгутики. А то сейчас этих лайфхаков в тик токе столько что охренеть можно от разнообразия вариантов, куда, что и в каких целях можно засунуть.

– Господи… Хорошо. 1980 год, месяц июнь, число пятнадцатое. Все? Достаточно? Ладно, вижу, пришел в себя. Ты специально, наверное, ударился головой. А я Вадима наругала. Так. Хватит тут разыгрывать роль жертвы. Двигай к учебному зданию.

Последние слова предназначались водиле. Женщина даже хлопнула его по плечу, чтоб тот трогался с места.

И что это такое? Вообще все это. Машина, тетя, будто сошедшая с плаката очень многогодичной давности. Видел нечто подобное, на одной из вечеринок. Там была тематическая движуха. Привет из каких-то там лет. То ли 90-е, то ли 80-е. Не помню. Сильно не особо заморачивайся. Накидался коктейлями с самого начала мероприятия. Но телки явились, нацепив нечто подобное. Сейчас вообще в тренде все, связанное с советским прошлым. Не вижу в данном факте ничего классного. Честно. И вот если очень хорошо осмотреться, а потом проанализировать увиденное, я бы сказал, будто оказался вот на такой тематической вечеринке, только о-о-о-о-очень больших масштабов.

Нервно хихикнул. Женщина, сидевшая рядом недовольно покосилась.

– Жорж, прекращай. И лучше сразу скажи, чего ждать. Почему Сергей Леонидович пригласил меня на личную встречу? Ты же уверял, будто с учебой все отлично.

Я неопределённо пожал плечами, а потом попытался сдвинуться в сторону, что разглядеть свое лицо в зеркало заднего вида. Но там, как раз сидела моя… кто? Скорее всего, логично предположить, моя мать.

Вообще эту тему с перемещением душ я слышал от одной девахи. Она на ней двинутая немного. Серьезно. Ходит на какие-то встречи избранных и вся такая ерунда. Главное, родители, вполне адекватные люди, имеют нехилый бизнес. Девка сама по себе внешне – кукла. А в голове такой бред. Вот она мне как-то задвигала странную теорию про карму, долги и жизненный путь. Но я всерьез не принял ее слова.

Однако, сейчас, и это факт, находился в обстоятельствах, которые сильно напоминали как раз ту самую лабуду, которую она мне втирала.

Опустил взгляд вниз, рассматривая руки. Сука, не мои. Точно не мои. На левой, между большим пальцем и указательным должно быть родимое пятно, а его нет. На правой был шрам возле запястья. Небольшой. Я шел по клубу с бутылкой вискаря, споткнулся, упал и ухитрился ее разбить, да ещё и разхреначить острым краем руку. Достаточно глубоко, кстати. Но состояние было такое, что даже не обратил внимания. Кто-то из девок попросил у персонала бинт и перевязал рану. Это было пару лет назад и шрам остался, точно знаю. А теперь – чисто.

Что ж тогда выходит? Сознание мое и мысли мои. Вижу происходящее точно я. Но все остальное…

Машина остановилась напротив знакомого здания Дипломатической Академии.

Водила вышел из машины, быстро ее обогнул, а потом открыл женщине дверь.

– Ну? Идём? – Она посмотрела на меня с ожиданием во взгляде. Правда, это было не ожидание, когда я соизволю вытащить свой зад из тачки, а то ожидание, за которым предполагается апокалипсис. На меня, если честно, никогда так не смотрели.

В элитном лицее все учителя знали, чей я сын. Да мы там все были чьи-то сыновья. Нам очень многое спускали с рук. Родители башляли немалые бабки не за то, чтоб их ненаглядных деток выставляли дураками или ругали. Поэтому, в случае возникновения каких-либо проблем, все решалось на месте, между собой. Вызывал директор, а потом методом активной торговли по принципу «ты – мне, я – тебе», обговаривался выход из сложившейся ситуации.

Сейчас же взгляд тети в изумрудном костюме обещал мне очень многое. Точнее не мне лично, конечно, а тому, в чьем теле я оказался.

Походу, мы учимся в одном месте. Да и судя по тачке с личным водителем, этот товарищ тоже не из простой семьи. Хоть так. Был бы тот ещё номер, окажись я на месте какого-нибудь колхозника. Не дай бог, конечно.

В общем, походу, я реально умер, но хрен его знает, почему, оказался в теле левого пацана. Причем, не было никаких там коридоров, задушевных бесед и выбора. Типа, хочешь, иди на свет, хочешь, мы тебя в какого-нибудь бедолагу определим. Поживешь еще. Конечно, выбор очевиден и несомненен. Жить я люблю. Все бы ничего, но время, которое меня сейчас окружает, явно не 2022. И слова тети насчёт 1980 кажутся вполне правдоподобными.

Я вышел из машины вслед за… хрен с ним, вслед за матерью. Оглянулся на тачку. Эм… Это, типа, что? Вроде Волга, но выглядит как-то непривычно. Обошел ее спереди. На решетке радиатора имелась вытянутая по диагонали латинская буква «v», а сверху, на капоте буквами было написано «чайка».

– Жорж! – Женщина стояла рядом, наблюдая за моими манипуляциями и они ее, похоже, изрядно бесили. – Идём!

Она развернулась и направилась к зданию Академии. Делать нечего, я пошел следом.

Ну, а дальше, собственно говоря, случились тридцать минут позора, которые мне пришлось пережить вместо неизвестного осла, в чье тело я ухитрился попасть.

Удивило другое. Семейка явно имеет высокий статус. Но тем не менее, мужчина, которого мы нашли в кабинете ректора, отчитывал меня с таким энтузиазмом и рвением, что возникло ощущение, ему самому до задницы нравится этот процесс. Он будто ждал возможности высказать «наглому, бессовестному, захребетнику, позорящему имя своего отца»(цитата) все, что о нем думает. Мать же наоборот бледнела, краснела, заикалась, извиняясь. Умрёшь. Попробовал бы что-то подобное сделать тот ректор Академии, которого я знал. Да мать, моя настоящая мать, естественно, а не этот попугай, размотала бы его за пять минут.

Высказав все, что только можно, Сергей Леонидович, как его назвала эта женщина, заявил, мол, достаточно. Хватит. При всем уважении к заслугам отца,(даже интересно, кто мой новообретеный папенька) он, то есть ректор, вынужден сообщить о предстоящем отчислении студента Милославского Георгия Аристарховича с кафедры международных отношений. Более того, вынужден ещё поднять вопрос о присутствии столь неблагонадежного человека в рядах комсомольцев.

В этот момент женщина в зелёном буквально пошатнулась на стуле, а в процессе сольного выступления ректора она сидела напротив него, я – рядом, и приготовилась, походу, упасть в обморок. Потом взяла себя в руки, бросила в мою сторону взгляд, который способен убить, и рявкнула командирским тоном: «Выйди!».

Я пожал плечами, выражая свое отношение к происходящему, а потом сделал, о чем просили. Вышел из кабинета ректора. Вполне понятно, сейчас пойдет главный разговор. Мамочка предложит Сергею Леонидовичу энную сумму денег, может, какую-то услугу, и они придут к консенсусу, решив, что в общем-то, прегрешения Милославского Георгия Аристарховича вовсе не так уж смертельны. Обычно все работает по данной схеме. Кстати, ничего особо страшного я не услышал. Пропускал лекции, висели хвосты с зимней сессии, хамил преподавателям, обозвал какую-то лаборантку какой-то кафедры нищебродием. За это исключить? Реально? Могу представить, если бы я рассказал и ректору, и мамочке хотя бы половину своих геройств, совершенных до смерти реально мной. Но даже намека о том, чтоб Никонова Дениса Сергеевича отчислить никогда не случилось. А тут вообще полная фигня и за это – пошел вон.

Правда, женщина в зеленом поступки сына ерундой явно не считала.

Она появилась из кабинета, минут через двадцать. Вид у нее был… отвечаю, стало страшно. Реально. Впервые за двадцать один год. А я вообще ничего не боюсь, ибо похер. Сейчас же было ощущение, что умру повторно. Только теперь не в итоге несчастного случая, а очень даже целенаправленного убийства.

Ну, а следом, как раз, состоялась эта речь, про дядю, колхоз и коровье дерьмо. Я выслушал с умным лицом, но мысленно поржал. Да ну конечно. Отправит она любимого сыночка в деревню. Даже не смешно. Отвечаю.

Глава 2

А вот на следующее утро реально было не смешно. Меня разбудил смачный такой, звонкий шлепок по щеке.

– Жорж, вставай! Подъем!

Господи, ну зачем так по-ублюдски коверкать имя. Оно и Георгий не радует, а этот «Жорж», так вообще, как бы не стошнило.

После посещения Академии, водила отвёз нас с маменькой на Кутузовский проспект, где, оказывается, мы жили. Ну, что сказать, неплохо. Райончик достаточно известный. О том, что здесь в свое время обитала вся элита номенклатуры, конечно, я знал. Причем, элита самого наивысшего уровня: Брежнев, Андропов, Черненко и иже с ними.

В квартире имелось пять спален, столовая и кухня. На полу лежал самый настоящий паркет, обстановка полностью соответствовала внешнему виду моей новообретенной маменьки. Диваны с золотыми ручками, картины в дорогих рамах, много блестящих предметов и просто сбивающий с ног дух цыганщины. Дорого, богато. Причем это «дорого и богато» специально выпячивалось так, чтоб не дай бог случайный гость не подумал, будто живут здесь обычные люди. Полное отсутствие вкуса. Особенно убили огромные, чуть ли не в потолок шкафы со стеклянными дверьми, где стояла посуда. Реально. Посуда. Какие-то салатники, вазы, бокалы и фужеры. Предположительно, это был хрусталь, но е-мое… Хвалиться тарелками – очень странно. И ещё в одной из комнат, так понимаю, она выполняла роль кабинета, три стены из четырех занимали полки с книгами, которые стояли специально подобранными сериями. Если вспомнить маман, она очень мало похожа на увлеченную литературой даму. Там быстрее в голове – очаровательная пустота и перекати – поле, которое по этой пустыне с тихим шорохом катится. Подозреваю, столь огромное количество книг тоже своего рода признак богатства и исключительности.

В общем, несомненно дизайном жилья занималась мамочка. Во всем чувствовалась ее рука и она сама в этой обстановке смотрелась очень органично.

Пока ехали к дому, я натурально забился в угол на заднем сиденье, потому что мать кидала в мою сторону такие выразительные взгляды, от которых хотелось выскочить из машины и с криком умчаться в туманную даль. Реально. Я практически видел свое отражение в ее тёмно-серых глазах, и у этого отражения, как минимум, не было головы. От дальнейших высказываний, наподобие тех, которые были озвучены в Академии, ее, похоже, удерживало лишь присутствие водителя. Наверное, устраивать скандал при обслуге, ниже ее попугайского достоинства.

Честно говоря, это сильно сбивало с толку и мешало обдумать ситуацию. А она, ситуация, была с одной стороны – радостная, с другой – отвратительная.

Радостно то, что я жив. Очень радостно. В данном случае, не до капризов. Получить возможность и дальше существовать в этом мире, знаете ли, самое наилучшее, что может произойти в подобной ситуации, когда тебя расплющило на дороге вместе с тачкой. Отвратительно то, что я реально оказался в советском времени. Вот к этому пока не знаю, как относиться. Хотя, и данный факт тоже безумно радует, пацан, в тело, которого закинуло, – мой ровесник. Судя по пламенной речи ректора, как раз третий курс. Могло быть значительно хуже. Очнулся бы каким-нибудь старпером. Или… девкой. Фу… Ужас какой.

Семейка, кстати, тоже богатая. Мать, правда со странностями. Что психовать– то так? Поговорила с ректором, сто процентов немного отбашляла. Велика проблема. Главное, все, что я так люблю, деньги, статус, положение в обществе, на месте. В общем, есть от чего оттолкнуться.

Значит, выходит, даже то, что «отвратительно», на самом деле пойдет.

Встретила нас в квартире женщина, предполагаю, скорее всего, выполняющая роль помощницы по хозяйству. Домоуправительница или что-то такое. На ней было строгое темно-синее платье с белым ажурным воротничком, волосы собраны вверх, лет пятьдесят за плечами. Но при этом мать называла ее Тоней, а она маман – Светланочка Сергеевна. Светланочка… Ну, в принципе, да. На Светлану моя родительница не тянет. А вот Тоня, как раз наоборот, рост имела, будто профессиональная баскетболистка, но при этом вся была какая-то круглая, мягкая, обтекаемая.

– Ну, что?

Едва мы переступили порог, Тоня кинулась навстречу, прижимая свои пухлые ручки к весьма массивной, возвышающейся, будто уральские горы, груди.

– Что? – Маменька демонстративно повернула голову, посмотрела на меня очень выразительным взглядом. Отвечаю, если бы из ее глаз могли лететь стрелы, я бы уже валялся, утыканый ими, будто дикобраз. – Еле смогла убедить Сергея Леонидовича не выгонять Жоржа. Комсомол. Понимаешь? Отчислить из комсомола сына члена ЦК КПСС.

– О, Господи… – Тонины ручки переместились от груди выше. Она ахнула, прикрыв рот ладошками. Сразу двумя. А там такие ладошки… Мне бы они просто прикрыли сразу лицо. – Жорж Аристархович, ну, как же так…

Ещё одна. Со своим Жоржем.

– В общем, решила. Поедет к Виктору в Зеленухи. На все лето. Если не поумнеет, там и останется. При этом условии ректор пошел навстречу. Обещал пока что не принимать решительных мер. Только ради уважения к Аристарху. Иди в свою комнату и на глаза мне не попадайся.

Последние слова предназначались мне. Я, собственно говоря, был не против. Пусть перебесится. По опыту знаю. Иногда отец, имею в виду мой настоящий отец, вспоминал о том, что он, вообще-то, родитель, и устраивал показательные выступления. Топал ногами, кричал, что вырастил безответственного раздолбая, пару раз даже швырнул телефон об стену. Думаю, просто и без того планировал поменять старую модель на новую.

Но такое происходило в совсем уж в крайнем случае, если мне не удавалось прикрыть свои похождения самому. Особенно нравилось вот это «вырастил». За свои годы я видел его так редко, что к воспитанию там не имелось вообще никакого отношения. За мной постоянно приглядывали то няньки, то репетиторы, то гувернантки. И отец, и мать были заняты карьерой, созданием финансового благополучия в семье.

Сестрица, кстати, росла совсем иначе. Разница между нами была в тринадцать лет и она иногда с особым удовольствием любила ткнуть меня носом в то, что ее родители возили на моря́, ходили в музыкальную школу на концерты, делали вместе уроки. Ну, короче, типа вот к ней отношение было совсем другим. Возможно. Однако, не сильно расстраивало, если честно. Меня любили, как позднего ребенка и позволяли все. Честно. Даже когда очередная гувернантка заводила разговор о том, что мальчик выходит из-под контроля, мать отмахивалась, тискала меня, целовала в затылок и говорила, будто сыночек у нее самый лучший. Потом совала в карман несколько купюр и уезжала по делам. Позже, вместе бумажных денег появился счёт в банке и безлимитная карта.

Так что сейчас, пока Светланочка Сергеевна пребывает в состоянии бешенства, лучше и правда переждать бурю. Заодно подумаю, как и что будет дальше.

Правда, я так понял, что новая родительница, в отличие от прежней, не работает. Судя по всему, она сидит дома, занимаясь хозяйством. Плохо. Будет постоянно маячить перед глазами. А вот тот факт, что папочка у нас – член Политбюро ЦК, это прекрасно. 1980 – тоже неплохо. К примеру, времена Иосифа Виссарионовича напрягли бы меня значительно больше. Там все было, как на минном поле. Сделал шаг – выжил. Сделал второй – разнесло ошметками к чертям, по всем окрестностям. Сегодня ты на коне, а завтра не просто под конем, а стоишь у стенки без права рассчитывать на советский суд, который, как известно, самый гуманный в мире. Три раза ха-ха. Все же, несмотря на свое пофигистическое отношение к учебе, о прошлом страны я, конечно, знал. Не совсем дебил. Международные отношения, куда меня запихнули родители, какое-никакое, но образование давали. Да и так. Читал на досуге ради интереса всякие биографические труды и воспоминания, ещё в школьные годы.

Сейчас же у нас, выходит, 1980. Отличное время. Ещё два года до конца правления Леонида Ильича. Дух свободы. Буржуйский запад уже проник за железный занавес. Во всей ситуации с этим перемещением, или воскресением, не знаю, как правильно назвать, кстати, больше плюсов, если посмотреть более внимательно.

Я имею информацию о том, что будет дальше. Соответственно, могу реально добиться очень многого, отталкиваясь от этих знаний. Хм… А в общем-то, получается, наоборот тогда. Вовсе это не минус, что попал в прошлое.

Короче, с такими радужными мыслями, отправился в комнату. Ужин Тоня принесла прямо туда, потому что с моей стороны последовала ответная реакция на маменькин закидон и скандал. Я состроил из себя жертву, отказавшись от еды. Пусть попереживает. Думаю, до утра она вообще про свои Зеленухи забудет. Ну, не может на полном серьезе эта женщина отправить сына в какую-то там деревню. Стрёмно.

Но вот утро а также смачно прилетевший шлепок несколько мою уверенность пошатнули. Открыл глаза и увидел стоявшего рядом пацана лет одиннадцати – двенадцати. Подросток выглядел, как с картинки учебника истории. Белая, выглаженная рубашка, заправленная в темные брюки и пионерский галстук. Причесан волосок к волоску. Лицо довольное, с наглой ухмылочкой. Судя по всему, наверное мой брат. Мы похожи. Потому что, конечно же, при первой возможности ещё с вечера, рассмотрел себя в деталях.

Типаж был ничего себе так. Высокий, плечи широкие, достаточно приличное тело. Похоже, в жизни нового меня присутствовали какие-то занятия спортом. От природы, конечно, бывают и мышцы, и рельеф, но это больше исключение из правил. В основном, хорошая физическая форма – результат плодотворной работы. Знаю точно, сам лет с шестнадцати не вылазил из спортзала, имея личного тренера. До кучи ещё были фехтование и танцы. Вот танцы «радовали» меня сильнее всего. Просто интересна логика родителей в данном случае. Я – пацан. Пацану главное – быть сильным, уметь отстоять свое. И вот иду я такой по улице, навстречу – хулиганы. Они говорят, дай закурить, а я в ответ, вы че, не рискуйте. А то я вас затанцую. Ну, видимо так это виделось матери. Инициатива исходила от нее. Поэтому с танцев в восьмом классе я «соскочил».

Волосы теперь были светлые, такие же, как у новой маменьки, с пшеничным оттенком. Прическа, конечно… Но, для данного времени, наверное, даже стильная. Глаза темно-синие. Ниче так. Интересно. Да и вообще, рожа, надо признать, симпатичная. Можно сказать, красавчик. Почти час вертелся в ванной, рассматривая себя со всех сторон. В принципе, остался доволен. Заглянул в трусы, на мгновение задержав дыхание. Ну, а что? Очень, кстати, важный момент. В старом теле мне было, чем гордиться. Новое, слава богу, тоже не подвело.

Так вот пацан, который стоял сейчас рядом и довольно скалился, сильно был похож на меня.

– Что надо? – голос немного звучал хрипло, ещё не отойдя ото сна.

– Мне – ничего. А тебе надо вставать. Там Тоня вещи собрала и Вадим уже ждёт. – Братец чуть не похохатывал от удовольствия.

– Какая Тоня? Какие вещи? – я сел в постели, ладонями потёр лицо.

– Твои, ясное дело. Твои вещи собрали. Ты же в Зеленухи отчалишь сейчас. – Пацан просто даже не скрывал радости от всего происходящего.

– Зеленухи… Вот черт… Серьезно? Я думал, она до утра успокоится.

– Кто? Мать? – Тут он просто откровенно рассмеялся. – Ты чего, не знаешь ее, что ли? Наоборот. Если решила, то все, хочешь, не хочешь, а Зеленух не избежать. Ты же сам, осел, виноват.

– Кто осел? Ты как со старшими разговариваешь?! – Рванул с постели, пытаясь поймать наглого пацана за рубашку. Однако тот с завидной скоростью увернулся, отскочив на приличное расстояние.

– Осел, осел, осел… Ме-е-е-е-е… – Он даже головой затряс, изображая животное.

– Господи… Придурок. Осел издает совсем другие звуки. А ты сейчас на роль козла претендуешь. Причем, вполне заслуженно.

Блин… Всегда был младшим в семье. Сестру доводил с детства, как только представлялась такая возможность. Это – определенные развлечение. Но сейчас сам оказался на месте старшего брата. Этот малолетний идиот откровенно издевался надо мной.

– Будешь коров пасти. Ха-ха-ха! Коров. Жоржик Милославский – пастух коров. Ой, не могу.

– Семён! Перестань. – Дверь в комнату открылась, явив ту самую Тоню. – Зачем ты доводишь брата?

Похоже, она слышала часть нашего разговора.

– Жорж, пора собираться. Поезд через полтора часа. – Женщина, как каравелла, плывущая по волнам, развернулась по приличной диагонали, а потом двинулась обратно в коридор. Всё-таки она была очень громоздкой для своих лет. Не полной, а именно объемной. Серьезно. Как здоровенный лайнер, рассекающий морские просторы.

– Поезд?! – Я кувырком скатился с постели, подхватил брюки, висевшие на спинке стула, который находился рядом с кроватью, а потом, сунув ногу в одну штанину, поскакал вслед за домоуправительницей, попутно пытаясь определить в нужное место и вторую конечность. – Тоня! Какой поезд? Я думал, хотя бы тогда уж Вадим отвезёт. Вообще… Может, не хочу никуда ехать.

Я, с трудом натянув брюки, босиком, догнал ее уже возле столовой.

– Жорж, ты знаешь свою мать, – Тоня посмотрела на меня с укором, – Она, может, и создаёт впечатление рафинированной, немного избалованной особы, но не для кого не секрет, кто главный в этом доме. Скажи спасибо, что отец ничего не знает. Что она скрывает все эти проблемы от него. В другом случае, боюсь, отправился бы ты не в Зеленухи, а на строительство Байкало– Амурской магистрали. Ты вспомни позицию Аристарха Николаевича и его отношение ко всему. Он никогда не разбирается в сути проблем. Виновен – держи. И не важно, кто.

– Круто…

– Что за новое слово? – Тоня скривилась. – Совсем вы русский язык исковеркали. Изъясняйся, пожалуйста, как воспитанный, образованный советский человек, а не как шпана подзаборная.

Больше говорить она ничего не стала. Просто развернула меня в сторону комнаты, велев умыться и собраться, пока будет готова кулебяка, которую возьму с собой в дорогу. Только что пинка для скорости не отвесила. Меня же насторожило слово «кулебяка» и то, что она понадобиться в дороге. Где же находятся эти Зеленухи, если даже еда для перекуса необходима.

В итоге, очень быстро, буквально через пятнадцать минут все было готово. И чемодан, который заранее собрала домоуправительница, и кулебяка, обернутая в бумагу, и я, немного охреневший от развивающихся событий, а точнее от скорости и направления их развития, которые в мои планы, как бы, не входили.

Вадим быстренько все это закинул в машину, предложив мне усесться сзади. Маменька, вот ведь стерва, так и не появилась. Даже не понял, дома она или специально ушла. Зато в чемодане, как сказала Тоня, имелось письмо для ее, то бишь, маменькиного, двоюродного брата. Там она, то бишь, маменька, все подробно объяснила.

Вообще удобно, конечно, жили. Телефонов нет. Предупредить никак не сможешь. Вот, например, позвонила бы мать родственнику, а тот сослался бы на любую причину, чтоб не привечать племянника. А тут – по фигу. Собрали, отправили, езжай. Хочет того дядя или не хочет, а встретить придется.