Текст книги "Псионик. Навсегда"

Павел Барчук, Павел Ларин
Псионик. Навсегда

Вопросы, ответы на которые лучше бы не знать

– Где он? – Я грубо тряхнул девчонку за плечо.

Мои пальцы сжимали его с такой силой, что ткань блузки трещала и вполне могла порваться. Наверное, перебарщивал, но меня переполняла злость. Именно злость. Не удивление, не растерянность и даже не шок. Хотя, появление матери во всей этой истории, в первую очередь, должно быть как раз шоком. За всю свою жизнь не помню ни одного случая, чтоб она выбиралась дальше границ района. Про город вообще молчу. А тут – Новый Питер, Корпорация и очень странное поведение для женщины, которая кроме своего завода по утилизации ничего не видела.

– Иди в задницу, Лерманов! – Ангелина раздражённо, резким движением, оттолкнула меня в сторону. – Руки убери свои поганые! Вообще с тобой разговаривать не хочу. Мудак, блин! Ты меня кинул. Сбежал, как малолетка. Через сортир. Мандец вообще…  Просто как ребенок! Хотя знаешь прекрасно, что на это скажет отец, если узнает. Скажет не тебе, а мне. Но кого это волнует! Я итак постоянно за тебя огребаю! Достал!

– Отец! Где он?! – Повторил я вопрос, прожигая девчонку взглядом. Впрочем, надо признать, ей до моих взглядов не было никакого дела. У нее у самой только что пар из ушей не шел.

– Слушай, откуда я знаю, где твой отец?! Сдох, если верить данным из базы населения! – Выкрикнула Ангелина мне в лицо, фыркнув при этом, будто кошка, выскочившая из воды, куда ее бросили против воли. Она крутанулась на месте и, видимо, собралась сбежать.

– Ну, уж нет! – Я снова ухватил девчонку за плечо, не позволяя ей осуществить задуманное.

Она громко охнула и поморщилась. Наверное, это было больно. Да и плевать.

– Хватит тут глумиться! Приколистка нашлась! – Рявкнул я Романовской. – Ты прекрасно понимаешь, о ком идёт речь. Точно не о моих родителях. Твой отец где?!

Естественно, местонахождение Ликвидатора волновало меня в первую очередь. Я, как только вылез из тачки Шереметева, сразу залетел в дом и первым делом бросился на поиски полковника. Учитывая, что день в полном разгаре, скорее всего он ещё не вернулся. Но я очень надеялся, Романовский каким-нибудь чудом окажется дома. У меня к нему было слишком много вопросов. Вернее, вопроса всего два. Но они неимоверно важны. И отчего-то имелась уверенность, Ликвидатор знает ответы на эти вопросы. На то он и есть – Ликвидатор. Всемогущий начальник Особого отдела.

Однако, на первом этаже не было никого, кроме Лины. Даже прислуга отсутствовала. Я вообще заметил, что персонал в доме полковника вышколен идеально. Они перемещаются по территории, словно призраки. Точно понимаешь, всю работу кто-то выполняет, но кроме дворецкого хрен кого увидишь. Да и тот появляется, как джин из бутылки. Ровно в момент, когда нужен.

Девчонка, вальяжно развалившись на подушках большого дивана, щелкала каналы телевизора с такой скоростью, что сразу было понятно, она просто делает вид, будто увлечена. При моем появлении даже головы не повернула. Демонстративно пялилась в экран, хотя прекрасно слышала, кто вошел в гостиную. И слышала, и видела. Я в два прыжка оказался рядом.

Естественно, сразу спросил, где находится Ликвидатор. Учитывая их духовно-родственную близость, уверен, девчонка точно в курсе. А Романовский, наверное, в курсе моего побега. Потому и плющит Лину. Отхватила, похоже, от папочки.

Как оказалось, девчонка на разговоры была не настроена. Она очевидно злилась и вообще ни разу не собиралась это скрывать.

Сначала просто молча игнорировала. Щёлкала, как умалишённая, пультом. А когда я в пятый раз спросил о полковнике, распсиховавшись, вскочила на ноги. Честно говоря, Романовская пребывала в таком гневе, что я реально думал, она вообще кинется на меня с кулаками.

– Ты! Эгоистичный! Наглый! Мерзкий! Ублюдок! – После каждого слова Лина тыкала указательным пальцем мне в грудь, будто ставила точку. – Думаешь только о себе. Плевать тебе на всех. Разыгрываешь тут обиженку. Ах, посмотрите на меня! Злые! Злые Романовские заставляют творить страшные вещи. А я сам такой весь чистый, правильный, порядочный. Я же, млять, псионик!

Последнее слово она выделила особо. Даже лицо скривила, будто ребёнок, который отобрал машинку у товарища и теперь дразнится. А еще ей категорически не подходило ругаться матом. Бранные выражения из уст Романовской коробили слух.

Я от ее напора немного опешил. Нет, понятно дело, причина для злости у нее имеется. Согласен. Кинул, да. Сбежал – тоже, да. Однако девчонка просто впала в какое-то плохо контролируемое бешенство. Она сама не замечала, как кричит все громче и громче.

– А зачем ты сюда явился, а? Псионик! Зачем ты припёрся в столицу?! Чего не сидел в своем странном болоте? У тебя были очень добрые и хорошие цели? А? Ты, наверное, хотел изменить этот мир?! Да? Мы же, сволочи, все самое лучшее захапали себе.

– Ну, не то, чтоб изменить… – ответил я, а затем, выпустив ее плечо, сделал шаг назад. – Мне не нравится, что псиоников утилизируют. Хотел исправить это. Дать шанс моим собратьям.

По идее, точно ни к чему оправдываться, но я все равно сказал, что думал. Просто выглядела Лина, прямо скажем, неадекватно. Ее щеки раскраснелись, а губы наоборот побелели.

– Срань! Ясно? Срань все это! Ты просто хотел урвать кусок пожирнее. Вы все этого хотите. Приехал из своего гнилого городишка в столицу. Думал, спрячешься и будешь тут снимать сливки. Разводить богатеньких дураков. Тянуть с них бабло, чтоб жить красиво. Это ведь у вас в крови. Красиво жить, сыто жрать. Чувствовать себя хозяином мира. Думаешь, я не понимаю, какой ты внутри? А?

Романовская сжала кулак и ударила меня прямо туда, где сердце. Аж под ребра отдалось.

– Здесь у тебя чернота! Понял? Чер-но-та! – Повторила она по слогам. – Запомни раз и навсегда. Вы, псионики, – страшное зло. От вас только вред. Вы априори не способны к хорошему. Не ваша это тема. Вы разрушаете все, к чему прикасаетесь. После вас остается только выжженная земля, на которой еще двести лет ни черта не растет. Сволочи! И ты один из них! Ты самый страшный из них. Самый опасный. И самый гнилой! Прививает он мне тут про благие цели…  Брехло!

Выкрикнув последнюю фразу, Ангелина все же сорвалась с места и рванула к лестнице, на ходу возмущенно что-то приговаривая. Правда, ее слов теперь разобрать не мог. Но думаю, мало там приятного. Какие-нибудь оскорбления, точно.

Я с изумлением смотрел ей вслед, пытаясь сообразить, что такое нашло на эту особу. Нет, она, конечно, с той еще бусурью, но сейчас сама себя переплюнула. Ее поведение мало похоже на простую обиду. Ненавистью брызжет от девчонки. Ничем неприкрытой ненавистью. Брызжет так, что ядовитые капли на пол летят, как кислота прожигая его насквозь.

– Идиотство… – Пробормотал я, собираясь отправиться на поиски кого-то более адекватного, кто сможет сказать, где находится хозяин дома.

Мои цели оставались прежними. Разыскать полковника и поговорить. Ждать до вечера не хочу. Он может освободиться совсем поздно. Если, к примеру, Романовский в Особом отделе, могу и туда метнуться. Если на операции…  Да по хрену. Меня уже подтягивали к полевой работе, когда им было нужно. А теперь нужно мне. Потерпят.

– Она права… – Раздался голос откуда-то сбоку. – К сожалению, права на сто процентов.

Я повернулся и сразу уткнулся взглядом в Ликвидатора. Он стоял в дверях, которые вели из гостиной к его рабочему кабинету, опираясь плечом о косяк. Очевидно, полковник не только что подошел. Наблюдал всю сцену с самого начала.

– Видишь ли, Антон… – Романовский тяжело вздохнул, не отрывая от меня взгляда. Лицо его выражало максимальную степень сочувствия. – Тебе пока сложно это принять, но поверь, псионики действительно зло. Я сильно рискую, делая ставку на одного из них. Тем более, а тебя. Просто понимаю, выбора нет. Вы множитесь, как тараканы. Не убиваемые тараканы. Одного прихлопнешь тапкой, а уже из-под мебели еще трое вылезло. Не работает больше та система борьбы с вами, которая существовала десятилетия. Поэтому, приходится искать новые пути, чтоб сохранить этот мир. Заметь, не уничтожить псиоников, а сохранить мир. Это важное уточнение. Не будь вы слишком опасны, вас никто бы и не трогал. Так что…  Я готов рискнуть. В том числе, даже ценой сотрудничества с тебе подобными. Ценой сотрудничества с тобой. Просто…  Если Корпорации осуществят свой план раньше, чем я добьюсь поставленных целей…  Черт…  Да это будет конец всему. Вот так скажу. Из двух зол надо выбирать меньшее. Власть всегда портит людей. Вот такая вот ерунда выходит…  И Корпорации…  Они уже не хотят довольствоваться тем, что имеют. Им надо больше. А псионики на службе – это самое мощное орудие для борьбы. Лучше уж я соберу команду, которая потрудится на благо Империи, чем бенефициары снова погрузят мир во тьму войны. Понимаешь?

Полковник замолчал, все так же пристально глядя мне в глаза. Я тоже не говорил ни слова. Просто…  Может это слишком эгоистично, может слишком ужасно с точки зрения морали, но…  Вот сейчас вообще срать на их гребаный мир. Меня интересует в гораздо большей степени, какого черта в Новом Питере, в Корпорации, объявилась моя мать. Ну, и, конечно, отец. Тут тоже хочется ясности. Потому что у меня в душе растет и крепнет уверенность, вся моя жизнь, все мои предыдущие годы, были одной огромной ложью. Ложью, которая имеет отвратительный душок тухлятины.

Потому что выходит, если мать так запросто явилась к бенефициару и потребовала встречи с ним, она точно имеет для этого либо возможности, либо права́. И тогда вопрос…  Какого черта мы жили столько лет в нищете, если у нас такие люди в знакомцах? Ну, не совсем у нас, у матери, однако, неужели она не могла обратиться за помощью к Шереметеву раньше? Я не знаю, что именно связывает матушку с этим господином, но ведь что-то связывает.

Мне, кстати, достаточно тяжело было пройти мимо нее с видом, будто совсем не знаком с этой женщиной. Естественно, она на меня тоже не глянула. Перед ней ведь не сын был, а левый тип. Антон Лерманов. Но мне очень, просто до безумия хотелось подойти и спросить – а какого хрена происходит?

Однако я сдержался, сделал каменное лицо и почесал к выходу. Наследник за мной еле смог угнаться. Но зато однозначно поверил, я сильно опаздываю, раз несусь вперед, как на пожар.

Он из-за этого даже к дому Романовских гнал, проскакивая светофоры. Естественно, в ответ на столь вопиющее нарушение общественных правил никто даже не отреагировал. Видимо, система слежения, которой в столице полным-полно, реально знает, кому принадлежит тачка.

– Ты хотел поговорить? Идем. – Ликвидатор кивнул мне, а потом, развернувшись, направился в кабинет.

Запросто, будто не говорил только что об опасности существования псиоников и о планах бенефициаров на мировое господство. Как же надоели эти игры их…  Уроды, блин…  Не живётся спокойно.

Естественно, я пошел вслед за ним. Потому что желание выяснить интересные подробности о своей собственной жизни никуда не делось. И учитывая, что Романовский знает все, особенно о том, что связано с псиониками, особенно, так подозреваю, что связано со мной, он должен владеть и этой информацией. Той, которая мне сейчас нужна. Ну, и про отца. Если они вместе служили, значит, Романовский просто не может его не знать.

Полковник, кстати, выглядел уже гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Можно сказать, даже бодрячком.

Правда, как только мы оказались в кабинете, он сразу уселся в кресло. И сделал это с весьма заметным облегчением.

– Говори. – Велел он, сразу переходя к делу. – Если можно, то коротко и самую суть. Я дома оказался чисто случайно, тебе повезло. Мне пора возвращаться в отдел.

– Видел мать. В Корпорации «Рубин». – Я тоже решил не ходить вокруг да около.

Вывалил новость и молча уставился на Ликвидатора. Сейчас очень важно, как он себя поведёт. Начнет ли врать.

– О-о-о-о-о… Тебя пригласили в святая святых… Молодец. Хорошо работаешь. Так понимаю, напротив фамилии Шереметова можно ставить галочку? – Ликвидатор улыбнулся.

Улыбка его была очень довольной. А вот я никакого повода для радости не видел.

– Вы меня слышите? Мать. Моя. В «Рубине». – Повторил медленно, с паузами, чтоб до полковника, наконец, дошел смысл сказанного.

– Я похож на кретина? – Спокойно поинтересовался Романовский. – Или на тугодума? Или на глухого калеку? Слышу прекрасно. Слова до меня тоже доходят нормально. Твоя мать явилась в Корпорацию. Ну? Вполне ожидаемо.

Я бестолково вылупился на Ликвидатора. Хлопал глазами, словно дурачок, честное слово. Просто чувствовал себя именно так сейчас. Дураком.

Ожидаемо? Он серьёзно? Несколько минут мы просто молча таращились друг на друга.

– Вы издеваетесь? – Наконец, спросил я. – Ожидаемо для кого? Если для меня, так ситуация – просто мандец, насколько неожиданная. Если для Вас, то почему мы не обсудили эту тему до сих пор. Вы знаете что-то?

– Во-первых, не выражайся. Во-вторых, я знаю все. – Романовский недовольно поморщился. – А насчёт матери… Ну, ладно… Рано, конечно, еще говорить об этом. Хотел пока приберечь информацию. Она, скажем так, будет для тебя немного… мммм… черт, и слово подобрать не могу.

– Да я просто охренел! Какое там «немного»?! Ни один факт в нашей жизни, ни одно событие даже близко не намекало, будто мать может иметь хоть какое-то отношение к… Черт, даже не к бенефициарам. К богатым людям, вообще, в принципе.

– Еще раз повторяю, не выражайся. Отвыкай от своих замашек голытьбы. Ты к прежнему образу жизни больше не вернешься. – Романовский повысил голос. Но слегка. Такое чувство, будто я его собака, которая вдруг не желает слушаться команды.

– То есть для Вас это – вообще не сюрприз?

– Нет. – Полковник усмехнулся. – Видишь ли, когда тот Жирный рассказал о тебе, и уж тем более, когда стало понятно, о ком именно идёт речь, я, конечно, занялся семьей. Твоей семьей. Как мы знаем, псионики не появляются просто так. Значит, кто-то из твоих родственников уже должен был засветиться в прошлом. И семья… Вот об этом никому не известно, но мы держим такие семьи в зоне своего внимания. Постоянно. Как, ты думаешь, особисты успевают реагировать на очередной факт появления псионика? Мы просто ждём, вот и все. Ждем, когда проклятые гены снова дадут о себе знать. А вот с твоей семьей…

Полковник снова усмехнулся и покачал головой. Его словно весь этот разговор веселил. Казался крайне увлекательным.

– С твоей семьей получилась презабавная ситуация. В ней никогда не случалось ничего подобного. Вообще никогда. По крайней мере, если верить официальным данным. Интересно, да?

– Нет! – Я всячески пытался успокоится, но не выходило.

Внутри меня сформировался колючий, пылающий клубок из злости, обиды и еще хрен знает чего.

– Вообще ничего интересного. Чушь какая-то.

– Да! – Ликвидатор взмахнул руками, подскочив на месте от переполняющих его эмоций. – Вот и я про что! Именно эта мысль посетила мою голову в первые минуты, когда изучал твое, с позволения сказать, родовое древо. И ведь, действительно не было. Псиоников. Даже рядом. Если только…

Полковник замолчал, хитро поглядывая на меня исподлобья.

– Нет, Вы точно издеваетесь… – Я сжал кулаки. Хотелось очень сильно кого-нибудь ударить.

– Если только не знать, что мать твоя в девичестве носила совсем не ту фамилию, под которой она явилась в городишко, где вы прожили все эти годы. Семья отказалась от нее. После того, как она, будучи незамужней, сообщила о своей беременности. Даже не просто отказались, а вычеркнули ее навсегда. Матери пришлось полностью менять свои данные. Не по своему желанию, конечно. Благо, нашлась дальняя родственница, которая приняла ее.

Романовский с выражением торжества на лице откинулся на спинку кресла, наблюдая, как я стою посреди его кабинета и тупо хлопаю глазами.

Так бывает… но лучше бы не было

– Вы врёте… – Я покачал головой, отказываясь верить тому, что сказал Ликвидатор.

Ну, потому что – бред! Бред же! Точно! Не может этого быть. У матери не имелось другой семьи кроме той, о которой она всегда говорила. И они работали на заводе по утилизации. Так же, как все, кто живёт в нашем районе.

– Антон…

– Я не Антон! Я – Борис Рубцов! И то, что Вы сейчас рассказываете – полная хрень.

Самое интересное, после слов полковника злость, которая до этого распирала меня, как обожравшегося хомяка, в разные стороны, схлынула в одно мгновение. Будто и не было ее вовсе. Зато на смену ей пришло полное спокойствие и равнодушие. Правда, в башке появился гул.

– Ты – Антон Лерманов. – Так же спокойно ответил Ликвидатор. – Мне кажется, мы уже проходили это. Прекрати вести себя, как глупый, истеричный ребенок. Ты же не дурак. Включи голову. Зачем мне говорить неправду о твоей матери? На что подобная ложь могла бы повлиять? Это – первое. А второе – много ты знаешь людей, которые вот так запросто явились бы к бенефициару? Ты же сам говоришь, что встретил ее в «Рубине». Это ведь не секрет, каждая Корпорация представляет собой замкнутую систему. Разве твоя мать сумасшедшая? Нет. Соответственно, если она пришла к Шереметеву, то наверняка знала, ей не откажут в приеме.

Я молча смотрел на Романовского, который, к сожалению, говорил правильные вещи. И от этого мне было охренеть как противно. Хотя, в принципе, ничего страшного не произошло. Кроме одной маленькой детали. Мать врала мне не только об отце. Она просто мне врала. Всегда. Каждый день. А главное, в башке упорно всплывал момент, как она стояла передо мной, со слезами на глазах, прижимая руки к груди.

– Боря, прости. Это – единственное, в чем я была вынуждена соврать. Но… Так было лучше. В первую очередь для тебя. Больше никакой лжи. Клянусь. Никакой!

Вот, что она сказала в тот день. И ведь я ее спросил, не хочет ли она сразу рассказать еще что-нибудь. Мать заверила, что нет.

Ладно, насчёт отца. Хорошо. Я смирился еще год назад, когда совершенно случайно выяснил, что человек, указанный в документах моим официальным родителем, таковым не является.

Хотя, если честно, в тот момент для меня это было ударом.

Можно подумать, ерунда полная. Зачем психовать, один черт я его никогда не видел. Вообще без разницы. Ни черта подобного! Оказалось, есть разница. Да еще какая!

Тем более, правда вскрылась очень неожиданно. Теперь я понимаю, именно так все обычно и происходит. Большая ложь всегда выскакивает, как черт из табакерки. В момент, когда никто не рассчитывает и не ждёт.

Мать была на работе, а мы с Настей сидели в мой комнате. Время только перевалило за обед. Мы вернулись из школы и сразу уселись за уроки. Я сам бы с огромным удовольствием забил на них. Если бы не Настя. У нее прямо манечка какая-то была, выполнять все задания сразу, чётко и без задержки.

– Борь, готово! – Девчонка отодвинула в сторону планшет. – Доклад по социологии оформлен! Отправила на почту школы, подписала. И в следующий раз, не будем брать одну тему на двоих. А то ты вообще ничего не делаешь.

– Тебе, что? Жалко? – Я ущипнул ее за руку. Несильно, чисто для прикола. – Ой, посмотрите на нее. Зажала для своего друга какой-то сраный доклад.

– Да не в этом дело! Хватит! Перестань! – Она со смехом шлепнула меня по плечу.

Просто я ущипнул еще раз, потом ещё. А потом вообще начал щекотать. Настя щекотку боится до одури. Она начинает визжать и брыкаться, как ненормальная.

– Черт! Слушай… Еще одна работа ведь! Вот я дурында! – Девчонка звонко ударила себя ладонью по лбу. – Родословную сказали составить. По психологии. Генеалогическое древо, с указанием, кто сколько раз женился, разводился и все такое.

– На хрена это нам? – Я с удивлением уставился на подругу. – Мы, блин, школьники или генетики?

– Боря… – Настя осуждающе поджала губы. – На уроках надо слушать, что говорят, а не витать в облаках. У нас сейчас семейная психология. Если что. И училка говорила, надо вспомнить всех родственников. Бабушки, прабабушки, тети, дяди, сестры, кузены и так далее. В общем…

Девчонка, соображая, задумчиво уставилась в одну точку, прямо перед собой. Молчала несколько минут, нахмурив лоб. Я в это время развлекался тем, что пытался снова ее ущипнуть или пощекотать.

– Да блин! Рубцов, возьми себя в руки! Так… Не думала, что когда-нибудь это скажу, но… давай выкручиваться. Работа нужна завтра, а у нас конь не валялся… – Настя оторвала, наконец, взгляд от облезлой стены моей комнаты и уставилась на меня.

– Отлично! Как будем выкручиваться? Предлагаю тупо не идти в школу. Давай закосим под вирусную инфекцию.

– Ну, во-первых, нас тогда загребут в карантин, а это точно не лучшее место. Уверяю тебя. С младшим братом мать там сидела две недели. А во-вторых, ты прекрасно знаешь, нашу посещаемость проверяют с утроеным интересом. Муниципалитет хочет видеть, что его деньги потрачены не впустую. Но… Выход есть… Давай возьмём твою семью. У тебя нет родственников вообще. Только мама. Были ее родители. Отец. И все. А у меня, блин, одних кузенов, кузин и тетей с дядями до чертиков. Если свяжемся, запутаемся в одних только именах. К тому же, отец сегодня в ударе, раньше вечера домой не хочу идти. У кого мы тогда информацию возьмем?

– Во ты даешь… – Я засмеялся. – Ну, мать, да. Она родилась тут, о родителях чего-то рассказывала. Вроде, тоже работали на заводе. Брак один был и у них и у матери, как ты знаешь. Разводов нет. Об отце особо и сказать нечего. Мы эту тему не обсуждаем.

– Ну, и что? Всяко лучше, чем в моей семейке ковыряться. Скажем, делали один проект на двоих. Как обычно. Никто уже не удивляется, что мы работаем в паре только друг с другом. Хотя… – Настя хитро улыбнулась. – Можешь писать свое, а я пойду домой допрашивать мать о нашей многочисленной родне.

– Так отец же в ударе?

– Ничего, переживу. Ради хорошей оценки готова даже на столь серьёзный шаг.

– Ээээ! Нет! Так не пойдёт! – Я засмеялся. – Будем изучать мое древо. Оно, конечно, не особо шикарное, но разберёмся думаю. Там у матери в комоде, кстати, в железной коробке лежат документы. Можно посмотреть.

– Документы? – Настя уставилась на меня круглыми глазами. – Борь, ты чего? Какие документы? Все храниться в системе, в электронном виде. Метрика, сведения о родителях. Если бы наши планшеты были не школьными, а личными, то можно было бы вообще обойтись своими силами. К сожалению, доступа к всеобщей сети нет.

– Слушай, звучит, может странно, но серьёзно говорю, мать хранит какие-то документы… – Я пожал плечами. – Просто однажды полез, что-то искать, уже и не помню, что именно, а она аж взбеленилась. Начала ругаться. Мол, нельзя трогать. А то испорчу, потеряю, порву, сожру…  Хрен его знает, как она это себе представляет. Сказала, там важные документы, мои, ее, отца… Я тоже удивился, но мать не объясняла в подробностях. А мне как-то все равно было, если честно. Просто пока мы ее с работы дождемся, будет поздно. А так… Поковыряемся, может, что-то надыбаем. А потом добавим информации, когда она вернется.

– Ну, хорошо… – Настя встала со стула и потянулась. – Мамка точно нас не прибьет?

– А мы аккуратно… – Я тоже вскочил на ноги и направился к выходу из комнаты, рассуждая вслух. – Тихонько достанем, посмотрим. Может, там что-то будет про дедушку и бабушку. Может, какие-нибудь фотки.

– Ой, я не могу с тебя! – Посмеивалась Настя, которая шла за мной следом. – Фотки… Ты в каком веке живешь, Борька?!

А вот смеялось-то она зря. Я оказался не так уж далек от истины.

И да, над коробкой мать действительно тряслась, как над чем-то очень важным. У нас с ней в тот раз, когда я совершенно случайно тронул эту чёртову коробку, вышел прямо скандал. Хотя она всегда была спокойным человеком. Даже слишком. Но стоило мне случайно задеть металлический бокс, который лежал в комоде, она просто чокнулась в одну секунду, честно слово.

Мы с Настей, посмеиваясь и переговариваясь, отправились в комнату, которая в нашем с матерью маленьком домишке выполняла роль зала, гостиной, спальни и частично даже столовой. У меня было хорошее настроение, у девчонки тоже. Она всячески глумилась над этим высказыванием про фотографии. Веселились, одним словом. Правда, недолго. Пока мы не достали из комода коробку, о которой я говорил, и не открыли ее.

– Что это? – Настя подняла на меня растерянный взгляд.

– Не знаю… – Я вытащил из бокса лист бумаги, свернутый вчетверо.

Их в коробке лежало просто до хрена, таких листов. Целая стопка. Бумага! Причем, отличного, дорогого качества. Навскидку, один такой листочек стоит, как треть материной зарплаты. Учебники, которые нам выдавали в школе, в разы уступают тому, что сейчас я видел прямо перед собой.

– Борь… – Настя поднесла открытую коробку прямо к носу, а затем шумно втянула воздух. – Они пахнут…

Я молча схватил свободной рукой этот чертов бокс и тоже понюхал. Реально пахли. Аромат был еле слышный, практически неуловимый, и… Черт…  Так пахнет богатство. Вот, что скажу. Потому как бедные люди, а мы охренеть насколько бедные, не имеют возможности приобрести парфюм и уж тем более поливать им непонятные листы бумаги. Да, это делали давно. Запах почти выветрился. Но он был!

– Подожди… – Девчонка осторожно разжала мои пальцы, которые отчего-то стали непослушными, забрала коробку, а потом начала вытаскивать ее содержимое, разворачивая каждый листок.

Это были письма. Самые настоящие, написанные от руки на бумаге. Не обычные, бездушные сообщения в мессенджерах, а полноценные письма, которые моя мать за каким-то чертом строчила незнакомому человеку. И это в наше время! Когда имперская почта если где-то и осталась, то как пережиток прошлого. Ну, или для отправки бандеролей, посылок. Их услуги значительно дешевле, чем заказать доставку в частной компании.

Как я понял, что незнакомому? Да легко! Чистая логика. Просто сопоставил все факты, а потом связал их с белыми листами бумаги, исписанными мелким почерком.

Вернее, незнакомым этот человек был лишь для меня. Потому что я точно знаю круг общения матери. Его просто-напросто нет, этого круга. Подруги отсутствуют, знакомые отсутствуют. Даже с коллегами по работе она не общается. Единственный человек – Настина мать. Вот с ней иногда у моей родительницы случаются разговоры. Но очень редко. Я уверен, в нашем городе, да и вообще во всей Империи, нет никого, кому бы она могла писать письма. Но получается, это ни хрена не так. Человек, получается, есть. А значит, мне он незнаком.

Она рассказывала ему о себе, о жизни, о муже, который отправился служить по контракту, о том, насколько ей тяжело, а главное – обо мне. Сначала это было в форме ожидания. Мол, вот-вот, совсем скоро малыш появится на свет. А потом рассказывала о первых шагах. О первом слове. Ну, и всякая такая дребедень. Последнее письмо относилось к дате, когда мне исполнилось семь лет. Потом, уж не знаю почему, эта странная хрень прекратилась.

И тот, кому она писала – точно не родственник. Родственникам не пишут столь страстных признаний в любви. Я в некоторых местах даже краснел, испытывая, почему-то стыд. Это же, блин, моя мать! Взрослая женщина! Как она может даже думать о таком?!

Учитывая, что послания остались у нее, я так понимаю, ни одно письмо не было отправлено адресату. Имени, кстати, тоже не было. То есть она строчила целый лист, потом сворачивала его, брызгала духами, и убирала в шкатулку. Твою мать! Я даже не знал, что у нее есть духи! Они сто́ят просто чертову уйму денег! Короче… Не знаю, были ли в моем роду псионики, но уверен на сто процентов, сумасшедшие точно имелись. Моя мать, к примеру. Потому что назвать такое поведение нормальным не повернется язык.

Но самое убийственное касалось сына, о котором мать говорила «наш». Наш малыш. Наш карапуз. Ты бы гордился нашим сыночком…

И тут варианта два. Либо у нее есть еще один ребёнок, отцом которого является этот неведомый адресат. Либо…

Первый вариант выглядел совершенно абсурдно. Естественно, никаких тайных детей у матери нет. Бред полный. Я – единственный. Ясен хрен, ребенок – это не булавка, не конфетка, не котенок даже. Его никак не спрячешь. Так что, вполне понятно, речь шла именно обо мне.

Второй вариант… Второй вариант ближе к правде, но он – очень хреновый. Мой отец совсем не мой отец. Потому что в письмах она упоминала его, как совершенно не имеющего отношения к делу человека. «Дело» – это мое появление на свет. И более того, по некоторым моментам я понял, он знал о ее положении, когда звал замуж. Короче, какая-то дебильная драма, честное слово.

– Борь… – Настя осторожно тронула меня за плечо.

Я как раз прочел очередной опус матери и сидел теперь на диване, тупо глядя в одну точку. Письма валялись рядом. Часть на полу. Часть между мной и девчонкой. Да и похер. Пусть валяются.

– Извини, но… хочу остаться один. – Я продолжал пялиться в никуда, на подругу не смотрел. И это действительно правда. Даже ее сейчас не хотел видеть.

– Черт… Боря… – Настя подвинулась ближе. – Нельзя держать в себе. Давай поговорим.

Естественно, учитывая, что дурой она никогда не была, содержание писем тоже поняла правильно. А вернее ту их часть, которая касается меня.

– Уходи…

Я встал с дивана и ушел в свою комнату. Убирать ничего не стал. Скоро вернется мать с работы. Пусть сразу увидит. Чтоб не пришлось задавать вопросов.

Через несколько минут входная дверь громко хлопнула. Это ушла Настя. Она не стала бежать за мной следом, успокаивать меня и пытаться оправдать мою мать. Спасибо девочке за это. Я точно не был готов к чему-то подобному.

Буквально спустя полчаса, снова раздался звук открывшейся двери.

Я сидел в комнате, в темноте и ждал.

– Боря, я вернулась! – Голос матери звучал бодро. У нее, похоже, отличное настроение. Ну-ну… – Зарплату дадут раньше. А еще, представляешь, начальство обещало…

Она осеклась и замолчала. Значит, увидела эти чертовы письма.

Потом, конечно, начались слезы, уверения, будто не было выхода. Ей нужно было поступить именно так. Мать каялась, просила прощения и обещала, что больше никогда не соврет. А что мне толку от ее обещаний? Если уже соврала там, где точно не надо было этого делать.

На душе было погано, конечно. Я так и не смог ее простить. Но искренне думал, это – самый хреновый момент в моей жизни, и он прошёл. Все.

Думал хуже быть не может. Оказалось, – ошибочное мнение. Может! Вот сейчас все стало еще хуже. И кстати, правду я от матери тогда так и не услышал. Она ни слова не сказала, кто же мой отец и почему ей пришлось врать. Мол, нельзя. Нельзя, млять!

Именно поэтому до самого последнего дня, когда сбежал из нашего сраного городишка, я ее сознательно доводил. Мстил. А теперь, оказывается, мало. Надо было больше. Потому что она из моей жизни просто сделала какую-то херню. Теперь, у нас еще и с семьёй не все ладно.