Текст книги "Человек, который поднял мертвых"

Граф объяснил, что очень страдал сегодня от того, что придётся ужинать в одиночестве. Несносный Константин не часто баловал его своей компанией, посвящая почти всё время работе, поэтому появление под его крышей двух прехорошеньких особ оказалось куда как кстати. И прямо с дороги женщины попали за стол. Князь расстарался, лично ухаживая за дамами, развлекал их разговором и шутками. Он действительно был очень образованным и остроумным человеком, а от его внимания бледные щёки женщин начинали постепенно розоветь. Князь балагурил, пытался ненавязчиво развлечь гостей, вот только взгляд оставался задумчивым и полным невыразимой грусти, напоминая о недавно приключившемся горе.

Константин действительно не остался на ужин. Он проследил, чтобы все вещи Птицыных отправились по комнатам и вместе с Игорем ушёл. Белосельский-Меньшиков объяснил это тем, что приказчик по личному его распоряжению оказывает некоторую помощь в исследованиях Ерохина.

– Значит, он всё-таки учёный! – воскликнула Вера Петровна.

– Почти, – с улыбкой отвечал граф. – Когда-то он вынужден был оставить учёбу и теперь ведёт некоторые исследования, окончив которые ему будет куда проще пробиться в научное сообщество.

– Я так и знала, – назидательно произнесла Вера Петровна. – Вот так и знала. Костя не мог оказаться не кем иным, как учёным.

После трапезы женщинам показали их комнаты и предложили отдохнуть. Светлане достался просторный малиновый будуар с широкими окнами, выходившими в сад. На стенах висели картины в массивных ореховых рамках и громоздкие золотые подсвечники, изукрашенные витиеватым узором. На окнах висели белые тюли и вишнёвые плюшевые портьеры с тугим ламбрекеном, окаймлённым золотистой бахромой. Напротив тяжёлой резной кровати с пуфом тихонько потрескивал камин, над которым располагался маленький золочёный иконостас. Слева от кровати стояла ширма, справа круглый стол с двумя мягкими стульями.

Медленно ступая ватными ногами по глянцевому паркету, дева задула свечи и наскоро сбросила платье. После всех дневных потрясений сгустившийся мрак показался ей спасительной колыбелью. И тихонько нырнув под одеяло, Светлана блаженно закрыла глаза. Однако, ещё будучи в карете, девушка перебила сон, а теперь и вовсе – среди незнакомого убранства, в чужой постели сон, который всё это время так настойчиво звал за собой, всё вернее отступал. В голове одна за другой роились самые разные мысли, и постепенно девица осознала, что бодра почти как днём.

Незнакомые запахи с каждой секундой душили её сильнее, а спасительные перины стали вдруг мокрыми и липкими. Мрак сгущался, словно обретая воплощение, он почти физически давил на девичью грудь. Девушка не выдержала. Рывком сдвинула шторы и распахнула окно. Мириадами тончайших иголочек ночная свежесть пробежалась по молодой коже, взлохматила волосы, донесла шёпот листвы и ветра. Девушка забралась на широкий подоконник и, вздохнув полной грудью, взглянула на небо, где частой крупой были рассыпаны светила далёких миров.

Внезапно раздался мерный стук копыт, и через мгновение во тьме сада появилась карета графа. Из неё выбрались Игорь и Константин. Оба представляли собой жалкое зрелище: их плотные шерстяные сюртуки во многих местах были изодраны и покрыты грязью. Даже в ночном полумраке нетрудно было разглядеть, что лица и руки мужчин тоже испачканы, а сами полуночники едва не валились с ног.

«Должно быть, что-то случилось, – подумалось Птицыной. – Возможно, пожар или что-то вроде того». Первым её желанием было окликнуть мужчин тотчас и хорошенько расспросить, но благоразумие подсказало, что этим она может помешать решительным действиям, от которых в эту минуту могла зависеть чья-то жизнь. Поэтому девушка положила себе завтра, елико возможно ненавязчиво, разузнать, что произошло и не угодна ли помощь. Всё же за добро принято платить добром.

Тем временем из дома показался сам граф. Запахнутый в крылатку поверх ночной рубашки, он держал над головой керосиновый фонарь и очень спешил навстречу приказчику. Догнав горбача, он начал что-то очень быстро ему втолковывать, то и дело поглядывая на окна комнаты Светланы.

Заметив, что в её сторону смотрят, девушка нырнула за портьеру и притаилась. Спустя несколько минут вновь раздался стук копыт, а потом всё стихло. И когда Светлана вновь решила выглянуть на улицу, её взору предстал только пустынный ночной сад, облитый мертвецким серебром. Решив, что завтра всё непременно выяснится, девушка закрыла окно и вернулась в постель. Но предательский сон ещё не скоро обратился к ней своим взором. Кошмарные виденья полусна-полуяви до утренних сумерек владели девичьим разумом.

Наутро девушку разбудила симпатичная крестьянка с раскосыми глазами и, пособив с утренним туалетом, пригласила к столу. К тому времени все уже собрались и ожидали только её. Светлана кротко поприветствовала присутствующих и, украдкой взглянув на Ерохина, села подле маменьки. Застольный разговор тёк своей чередой, тихо и размеренно. Ничто в нём не указывало на то, что ночью произошло нечто сверх обычного. Снедаемая любопытством, Светлана рискнула.

– Нынче ночью мне дурно спалось, – ленивым тоном будто ещё не до конца отошедшей от сна барышни проговорила она. – За окном всё слышались чьи-то шаги, а то и вовсе цокот лошадей. Поначалу мне сделалось очень страшно, я рассудила, что, возможно, что-то стряслось… Граф, – прибегнув ко всему своему обаянию, Светлана заглянула прямо в глаза Белосельскому-Меньшикову, – вы оказались так добры к нам. Может, и вам нужна какая-то помощь?

Меньшиков быстро переглянулся с Ерохиным и расплылся в добродушной улыбке.

– Я вынужден принести извинения, мадемуазель, – бархатным голосом произнёс граф, пристально глядя на девушку. – Дело в том, что в этом доме гости редко остаются на ночь, и моя прислуга свыклась, что комнаты того крыла, где поселились вы, совершенно необитаемы. Поэтому они управлялись со своими делами, не таясь и не боясь кого-то разбудить. Ещё раз простите, это совершенно вылетело у меня из головы, сегодня же я сделаю необходимые распоряжения на сей счёт.

– Нет-нет-нет, – вмешалась в разговор Вера Петровна. – Любезный граф, не извольте беспокоиться, – она вдруг начала оправдываться, но Белосельский жестом остановил Птицыну.

– Всё уже решено, и не стоит уделять тому столько времени. В моём доме ничто не должно помешать моим гостям хорошенько отдохнуть.

После этих слов граф ещё раз коротко взглянул на Константина, и Светлане вдруг показалось, что тот моргнул в ответ. С этой минуты в сердце девушки вновь закрались самые скверные предчувствия. Ни на миг не сомневаясь, что видела этой ночью Игоря и Константина, а вовсе никакую не прислугу, причём в таком виде, будто они оба целую ночь рылись в земле, Светлана начала опасаться, что здесь кроется какое-то преступление.

Потеряв на время нить пустого разговора, Светлана поняла вдруг, что матушка уже дрожащим голосом рассказывает графу об их горе. Щёки девушки вспыхнули, но прекословить, как вчера, она не решилась, понимая, что никакого эффекта всё равно не возымеет.

А несчастье четы Птицыных крылось в роковом знакомстве главы семьи с бароном Слуцким. Василий Платонович Птицын – отец Светланы и муж Веры Петровны – познакомился с ним позапрошлым летом и, ещё будучи в Петербурге, завёл со Слуцким дела. По мере того как крепли их отношения, всё острее ставал вопрос о возможном переезде. Около года Птицыны жили в подвешенном состоянии, пока дела не вынудили их переехать в Покровск. И как только это случилось, с семьёй стали приключаться всяческие неприятности. Всё началось с совершенно неожиданной финансовой проверки, которая едва не довела отца семейства до удара. Сразу после её благополучного окончания вдруг ни с того ни с сего в доме, который арендовали Птицыны, случился пожар, в результате которого едва не пострадала Светлана, а многие вещи обратились в негодность, и к тому же пришлось уплачивать большие деньги владельцам дома за причинённый ущерб. Перебравшись в дом поскромнее, с половиной былого имущества, Птицыны вздохнули спокойно и какое-то время предавались беззаботным будням покровского мещанина, но ровно до тех пор, пока женская половина не стала замечать, что Василий Платонович мрачнел с каждым днём. О причинах своего настроения он не распространялся до последнего, вероятно, пытаясь в одиночку решить какие-то свои проблемы. В результате открылось, что всего за несколько месяцев он сумел задолжать Слуцкому такие деньги, каких вся семья не видывала за несколько лет. Пытаясь расплатиться с долгами, Птицын обращался во многие банки, желая взять ссуду, но те неизменно отказывали. В поисках недостающей части Птицын неоднократно обращался ко многим богатым господам Покровска и своим знакомым из Петербурга.

Параллельно с этим началось судебное разбирательство со Слуцким, которому немедленно потребовалось взыскать с заёмщика всю сумму целиком.

Вера Петровна с дочерью скоро совсем перестали его видеть – так редко отец появлялся дома. Доходило до того, что они по несколько дней сидели в слепом ожидании, не зная, жив ли он. В конце концов на пороге появился низенький седой мужичок в костюме-тройке с портфельчиком из крокодильей кожи, который предъявил дамам бумажку, где сообщалось, что Василий Платонович третьего дня скончался от апоплексического удара, а всё их имущество в ближайшие дни будет описано и отправится на торги, где уйдёт с молотка в счёт уплаты долгов.

Мужичок сердечно посочувствовал женщинам, даже всплакнул и заповедовал крепиться, поскольку, по его словам, выходило, что отделались они дёшево.

Выслушав рассказ Веры Петровны, Константин многозначительно посмотрел на Белосельского-Меньшикова. Тот на какое-то время задумался.

– О, нет! – тут же сообразив, что к чему, всполошилась Птицына-старшая. – Я вовсе не для того вам это рассказала, чтобы вы предпринимали какие-то действия! Да и что тут можно уже поделать? Я сама видела бумаги, всё официально. – Вера Петровна подавила слёзы и развела руками.

– Вера Петровна, – осторожно начал Ерохин, – я обещал вам помочь и сделаю всё, что будет в моих силах.

– Всё, что в наших силах, – поддержал хозяин усадьбы. – Ни о чём не беспокойтесь, мы ещё сможем вернуть то, что принадлежит вам по праву.

– Спасибо, – тихо произнесла мать Светланы и всё-таки расплакалась. – Но, право же, не стоит…

После обеда граф поблагодарил дам за компанию и предложил скоротать время в собственном крепостном театре, чьей примой восхищались многие друзья Меньшикова. С благодарностью приняв приглашение, дамы, однако, были весьма удивлены тем, что сам Белосельский-Меньшиков на время спектакля должен будет отлучиться. Пообещав, помимо всего прочего, навести справки касательно их дела, граф откланялся.

Вместо него развлекать гостей остался Константин. Он проводил женщин в зрительный зал и некоторое время занимал разговором, пока актёры подготавливали спектакль. Вера Петровна живо поддерживала беседу, не умолкая ни на секунду. Кажется, в лице молодого человека она наконец нашла благодарного слушателя и теперь вдохновенно рассказывала различные забавные случаи из жизни.

Светлана держалась напряжённой. Из головы всё не выходили события прошлой ночи. На вопросы Ерохина она вновь отвечала рассеянно и порой нескладно, благодаря чему заслужила строгий взгляд матери. И можно было не сомневаться, что, как только мать и дочь окажутся наедине, девушке не избежать серьёзного разговора.

Но свет вдруг потух, и на маленькой домашней сцене появилась миловидная веснушчатая незнакомка в летнем наряде с искусственным венком на голове. Актриса обладала незаурядным талантом, поскольку с первых же строк монолога у неё получилось увлечь зрителей в зыбкий мир фантазии. Скоро дочь Веры Петровны так увлеклась переживаниями девушки, что на какое-то время забыла о собственных.

Пьеса была проста. Минимум актёров, минимум декораций и минимум оригинальности. Затасканный сюжет про любовь столь же сильную, сколь и недостижимую. Посредственные диалоги. Вся постановка держалась на исполнителях главных ролей, которые были способны превратить даже самые нелепые речи в точные и хлёсткие произведения искусства, от которых по коже пробегали мурашки. Это были редкостные дарования, граф недаром гордился своим театром.

Главные герои сумели продержать зрителей в напряжении до самой развязки. Всё закончилось трагической гибелью влюблённых, но Светлана сочла конец счастливым, ведь они умерли вместе, и наверняка на небесах их уже не смогут разлучить. Зал она покинула в раздумьях.

Ерохин с Птицыной-старшей обсуждали игру героев и качество самой постановки. Им удалось разглядеть несколько замечательных режиссёрских ходов, которые теперь служили им новым поводом для бесед. Похоже, Костя острил. Во всяком случае, Вера Петровна смеялась.

Константин искоса наблюдал за девушкой. Состояние Светланы тревожило его. Ерохин изо всех сил старался расположить её к себе, но имел прямо противоположный эффект. После нескольких безуспешных попыток завести беседу он отступился и вновь сосредоточил внимание на матери.

Разговор вновь перетёк в гостиную и скоро был прерван. Сопровождаемый гулким стуком каблуков, вошёл Игорь. Маленькие злобные глазки на миг задержались на Светлане, и горбун криво улыбнулся, как будто видел её насквозь. Потом он отыскал взглядом Ерохина и сообщил, что некие дела требуют его неотложного участия. Константин извинился перед дамами и ушёл с приказчиком.

Светлана ожидала, что маменька тотчас же станет её поучать, но та лишь заметила, что у графа превосходная библиотека и, возможно, девушка смогла бы найти там что-то интересное. Воспользовавшись материнским советом, Птицына-младшая заглянула в неё.

Библиотека поражала воображение: здесь было по меньшей мере несколько тысяч наименований. Между огромными стеллажами, занимавшими все стены целиком, каталась лестница на колесиках, делая возможным достать нужную книгу даже с верхней полки. Почти у самого входа стоял красивый резной шкафчик из красного дерева – алфавитный указатель.

В библиотеке были большие окна, дававшие света достаточно, чтобы днём не зажигать электрическую лампочку. Между рядами стояло четыре дубовых письменных стола, обшитых зелёным сукном. На двух столах царил идеальный порядок, два других, по всей видимости, недавно использовались и были покинуты в спешке. На одном среди стопки толстых фолиантов даже осталась раскрытая книга с загнутыми страничками.

Девушка осторожно приблизилась и заглянула в книгу: «Если поместить оные электроды где-либо на поверхности кожи, то между ними обнаружится доступная для измерения разность потенциалов. Необходимо сообщить: чтобы цепь замкнулась, электроны должны иметь возможность переходить из одного места в другое. Эти биопотенциалы отражают нормальный электрогенез организма». Она неопределённо повела бровью и, прикрыв книгу, прочла на обложке: «Лазарев И. Электрогенез». Светлана вновь раскрыла книгу на том же самом месте в надежде скрыть своё любопытство. Рядом лежала тетрадь, исписанная длинными формулами, похожими на древние магические заклинания.

Отойдя от стола, девушка ещё некоторое время побродила вдоль деревянных громад стеллажей, пока не нашла несколько любопытных брошюр. Должно быть, гости действительно редко посещали дом Белосельского-Меньшикова и характер встреч не предполагал длительных визитов, поскольку граф не боялся оставлять в библиотеке в свободном доступе литературу откровенно революционного характера. Среди них были такие известные издания, как «Колокол», «Народное дело» и «Работник». Заинтригованная невероятным количеством запрещённой литературы, Светлана осторожно взяла первую попавшуюся брошюру и, присев на краешек кресла, с интересом начала читать. Идеи журнала облекали новым неведомым драматизмом и без того не слишком яркую действительность России, для юной девушки они оказались шокирующими, леденящими кровь откровениями. Птицына читала газету за газетой до позднего вечера, пока тьма не сгустилась настолько, что не оставалось иного выхода, кроме как зажечь свет. Не зная, где находится выключатель, девушка со вздохом закрыла журнал и подошла к окну.

За ним шёл снег. Светлана поморщилась и потёрла озябшие плечи.

– А вы не слишком любите снегопад, верно?

Голос Ерохина застал её врасплох. Девушка вздрогнула и быстро обернулась.

– Простите, Светлана Васильевна, я не знал, что здесь кто-то есть, – с улыбкой произнёс он. – А когда я увидел вас, то посчитал свои шаги достаточно громкими, чтобы не оказаться неожиданностью.

– Ничего, – ответила Светлана, отведя взгляд в сторону. – Я задумалась.

– О чём же, если не секрет?

– О снеге, – соврала девушка. – Вы правы, я не слишком его люблю. Снег – это символ зимы, символ холода. Мне нравится тепло, зелень. Я могу подолгу любоваться радугой, – вдруг со вздохом произнесла она. – Но она редка и летом, а зимой не случается совсем…

– Вздор! – воскликнул Ерохин и бесцеремонно взял девушку за руку. – Идёмте!

– Куда, позвольте? – сбитая с толку, она попыталась вырваться, но дерзкая хватка молодого учёного оказалась воистину каменной.

– К вам в будуар! – с лихорадочным блеском в глазах отозвался Константин. – Отныне вы сможете любоваться радугой всякий раз, как только этого захотите!

Такой ответ до смерти напугал девушку. Она старалась вырваться, но сумасшедший Ерохин, словно не замечая этого, тащил за собой. А навстречу, как назло, не попалось ни одного человека, чтобы можно было позвать на помощь. Наконец, почти у самой спальни, они наткнулись на румяную светловолосую девушку. Константин отдал ей какие-то указания, и служанка поспешно убежала. Светлана не поняла ничего из того, что говорил Ерохин, – кровь так громко стучала у неё в висках. Птицына убеждала себя, что молодой человек, сколь бы странным он ни был, ни за что не позволит себе лишнего в доме такого замечательного хозяина, как граф.

Когда они прибыли, Константин усадил девицу на пуф, стоявший около кровати, и велел ни о чём не беспокоиться. Сам же принялся рыскать по комнате, хорошенько осматривая каждый уголок, словно выбирал место для чего-то особенного. Таким образом, прошло некоторое время, прежде чем в будуаре оказались служанки. Они расставили на полу жестяную ванну, прямоугольное зеркало, керосиновый фонарь и небольшой суконный мешочек. Потом девушки вернулись с вёдрами воды и наполнили ванну. Уходя, одна из них бросила на Светлану полный ревности взгляд.

– А эта, с веснушками, кажется, в вас влюблена, – заметила Светлана.

– Ульянка? – удивился Константин. – Вздор! Она меня на дух не переносит. Так и норовит жестоко подшутить надо мной. Приступим?

Ерохин опустил зеркало в ванну так, чтобы его часть оставалась над водой. Велев девушке держать его в таком состоянии, он развязал мешочек и высыпал оттуда в воду разноцветные стеклышки. Потом безумный молодой человек засветил фонарь и долго регулировал положение зеркала в воде. Девушка заинтригованно наблюдала за всеми приготовлениями.

– Взгляните, – наконец произнёс Константин и с улыбкой кивнул в сторону противоположной стены, – туда.

Девушка перевела взгляд и ахнула – на малиновой штукатурке стены застенчиво переливался кусочек радуги.

– При солнечном свете можно обойтись и без стекла, – довольный произведённым эффектом, сказал Константин.

– Вы – волшебник! – хлопнув в ладоши, наполовину спросила, наполовину констатировала девушка.

– Самую малость, – скромно ответил молодой человек с широченной улыбкой на вытянутом, болезненного цвета лице.

Этот момент был тем самым переломом в их отношениях, которого так ждал Константин. Ему удалось сотворить маленькое чудо, способное обратить на себя внимание женщины. Для дружбы или каких-то чувств было ещё слишком рано, ещё невероятно далеко, но, главное, благодаря рукотворной радуге, Светлана перестала бояться Ерохина. И самым верным доказательством тому были облака из ваты и клейстера, которые на следующий день они приготовили уже вместе.

Граф вернулся в усадьбу только через два дня. Он отказался от отдыха и, запершись у себя в кабинете, безотлагательно вызвал Константина. Когда Ерохин вошёл в кабинет, застал Белосельского-Меньшикова в самом скверном расположении духа. Он угрюмо накручивал бакенбарды на палец и временами надувал щёки, как это обычно случалось в минуты невероятного гнева.

Кроме него, в кабинете находился Игорь. Он, по своему обыкновению, был одет во всё чёрное, что в каждый момент времени как нельзя лучше подчёркивало настроение горбуна, по крайней мере, за всё время, проведённое в усадьбе, студент ещё ни разу не видел и тени радости на лице приказчика. Игорь сидел в углу у окна, сложив руки на груди. Как только вошёл Ерохин, взгляд горбача мигом впился в него двумя тонкими шпагами.

Граф коротко взглянул и предложил сесть. После недолго молчания он заговорил:

– Сдаётся мне, Костя, что в этом городе моё слово не значит больше и полкопейки в базарный день.

– Что-то случилось? – заволновался Ерохин. – Какие-то проблемы с нашим общим делом?

– Нет, с нашим делом как будто всё в порядке. Меня огорчает другое. Это касается этих бедных женщин – Птицыных. Я ведь действительно справился насчёт их имущества, и знаешь что?

– Что?

– Мы ведь все прекрасно понимаем, что это в высшей мере преступно и незаконно: в нашей стране долги не переходят по наследству! Но только не в этом случае. Я обращался к очень влиятельным людям, Костик, и все неопределённо пожимали плечами, стоило мне упомянуть фамилию Слуцкого. Наши гостьи далеко не единственные его жертвы, я узнавал. Этот голубчик нажил неплохие миллионы на горе честных граждан, и какому-то графу теперь к нему не подступиться. Не удивлюсь, если через некоторое время он купит себе и титул, и поместье. Кажется, закон в этом городе – ещё более пустой звук, чем я думал.

– Значит, никак? – переспросил Константин.

– Такое ощущение, что все боятся этого Слуцкого хуже кары Господней, – покрутил головой Белосельский-Меньшиков. – Я попробую снестись ещё с одним человеком, но сомневаюсь, что нам удастся вернуть что-то Птицыным. Результат будет таким же, как и от моей тяжбы с Бенкендорфом.

– Значит, и финал будет таким же, – сказал Константин и мрачно взглянул на графа.

– Позволю себе заметить, – неприятным голосом произнёс Игорь, – что я говорил об этом с самого начала, – он держал себя так, как если бы был с графом на равных. Никогда, ни при единственном человеке приказчик не позволил бы себе такого, но наедине они с Белосельским-Меньшиковым всегда общались как старые друзья. Теперь к их тесному кругу добавился ещё Константин. – Как я понимаю, мне следует узнать этого человека поближе?

– Правильно понимаешь, – кивнул Ерохин. – Ты знаешь, что делать. Как долго может продлиться подготовка?

– Ну, – замялся горбун, – раздобыть план его дома – пара пустяков. А вот с изучением душевного состояния слуг, пожалуй, придётся повозиться. Думаю, не меньше недели. Пожалуй, да…

– Хорошо, – произнёс граф. – Можешь начинать прямо сегодня, – он встал и наконец избавился от сюртука. Повесив его на буковую вешалку, стоявшую в углу позади стола, граф подошёл к небольшому буфету и налил себе коньяка. – Я забрал последнюю партию твоих чудо-ламп и чертежей Лазарева.

– Они могли успеть скопировать чертежи, – нервно произнёс Константин.

– Люди Игоря проследят, чтобы возможные копии документов не увидел больше ни один человек. Ни один.