Текст книги "Осквернитель"

Впрочем, неважно. Сейчас меня интересовало нечто совсем другое.

И, достав из-под плаща изогнутый нож, я ухватил кисть мертвого сотрудника Охранки и уверенным движением вспорол рукав его сюртука от запястья и до локтя.

– Ты что делаешь? – удивился Пратт.

– Посвети, – потребовал я и отодрал ткань, открыв жилистое и твердое как камень предплечье. – Дорогая одежка, не находишь? – спросил склонившегося со светильником приятеля.

– Не бедствуем, – не придал Джек особого значения этому замечанию. – Ничего не хочешь объяснить?

Я заголил второе предплечье мертвеца и в неровном свете фонаря принялся разглядывать испещренную татуировками кожу. Темные символы и письмена отчетливо выделялись на мертвенно-бледном теле, но их было столько, что невольно разбежались глаза. Попробуй разберись, нет ли чего лишнего…

– Себастьян! – одернул меня Джек. – Не молчи уже!

Я поднялся на ноги и спросил:

– Эдвард Рох, помнишь такого?

– Рох? – Пратт в задумчивости приложил ко лбу тыльную сторону ладони, но почти сразу протянул: – А-а-а! Тот псих с луком? Мы еще прижали его лет пятнадцать назад? Помню, помню.

– В курсе, что тайная служба привлекла его к сотрудничеству?

– И что с того?

– Большинство Высших на его счету.

У Эдварда Роха был дар – он мог уложить стрелу в мишень из любого возможного положения. Пусть и не в яблочко, а куда придется, но когда цель Высший, а наконечник выкован из проклятого металла, необходимо просто попасть. Он и попадал.

– Стрелял их, да? – озадачился Джек.

– Стрелами с проклятыми наконечниками, – подтвердил я. – А чтобы раньше времени не скопытился от воздействия заточенной в металл Тьмы, мастер-татуировщик Изгоняющих нанес ему на руки специальные символы.

Пратт, который и сам был в наколках от пяток и до шеи, понял намек с полуслова.

– Если хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу, – проворчал он, передал мне фонарь и присел у тела подчиненного. Без какой-либо брезгливости взялся за окостенелую руку покойника и принялся внимательно изучать предплечье. – Свети давай.

Я зашел сбоку и заглянул ему через плечо.

– Ты все наколки по памяти помнишь?

– У меня полный комплект, – пояснил Джек. – У остальных упрощенные вариации, нового ничего быть не должно.

– А тебя от Тьмы не защищали?

– Нет, – буркнул Пратт и попросил: – Будь добр, помолчи, а? Отвлекаешь. – Какое-то время он разглядывал правую руку мертвеца, после изучил левую и покрутил головой, разминая шею.

– Ну, и?

– Отстань! – отмахнулся Джек, закатал рукав и начал сравнивать собственные татуировки с татуировками мертвеца, узор с узором, цитату из Святого писания с такой же цитатой на предплечье покойника. – Точно здесь должны быть? – отвлекся он на мгновенье. – Или придется все тело осматривать?

– Точно здесь, – подтвердил я с уверенностью, которой на деле вовсе не испытывал. – Иначе Тьма сумела бы до него дотянуться.

Джек неопределенно хмыкнул и продолжил сверять наколки, но почти сразу дернул меня за полу плаща:

– Смотри!

– Что такое? – склонился я к мертвецу.

– В гектограмму вписан пентакль, – указал Пратт на одну из татуировок. – Гектограмма у меня есть, пентакля нет. – Он присмотрелся и вскоре отыскал еще парочку отличий. – Вот, непонятная фраза и здесь лишний узор.

– Уверен?

– Да ты сам посмотри! – азартно оскалился Джек. – Сразу же видно, что эти вставки другой татуировщик набивал! Это как с почерком, ошибиться невозможно! – Он провел пальцем по белой коже трупа. – Вот работа штатного татуировщика, а эти дополнения делал уже кто-то чужой! Даже по цвету отличия есть! Не видишь, что ли?

– Вам всегда один и тот же мастер татуировки набивает?

– Да, – подтвердил рыжий. – Нас сразу предупредили, что иначе будут проблемы.

– А тут кто-то свои наколки в чужие вплел? Очень интересно.

– Их бы перерисовать, по идее, надо, – предложил Пратт.

– У меня есть идея получше…

– Отрубить руку? Фи, Себастьян, это моветон!

Я оглядел лежавшие здесь и там расчлененные тела и пожал плечами:

– Тогда рисуй.

– Из меня художник, как из тебя балерина!

– Предлагаешь привлечь к расследованию придворного портретиста?

– Может, лоскут кожи срежем?

– Не обратил внимания, как тело проморожено?

– Ладно. – Джек оправил распоротые рукава покойника и поднялся на ноги. – Если понадобится, по памяти накидаю, а потом можно будет свериться. Только понадобится ли?

– Есть у меня знакомый специалист по этому делу, возможно, он нашего татуировщика знает.

– Уголовник какой-нибудь?

– Лучше. – Я сунул фонарь приятелю, подышал на потерявшие чувствительность пальцы, потер их друг об друга, пытаясь разогнать кровь. – Идем отсюда.

Мы вышли из ледника и отправились в обратный путь, спеша поскорее покинуть царство мертвых и подняться на свежий воздух. Теперь даже промозглый зимний город казался уже не столь неприветливым, как раньше.

Все познается в сравнении, ага…

Заглянув в каморку дежурного медика, я вернул ему фонарь и сообщил, что мы уходим. А после как бы невзначай спросил:

– Да, кстати, а мертвецов не отпевали еще?

– Здесь? – удивился служитель. – Нет, разумеется! Отпевают, когда к похоронам готовят. У нас своя часовня.

– Понятно, – кивнул я, и тут по моргу, отражаясь от каменных стен, прокатился громогласный возглас Джека.

– Господин Ольтер! – пьяно растягивая слова, рявкнул он. – Вас-то мне и надо!

– Что опять случилось, господин Пратт? – вздохнул Ференц, явившийся в морг в сопровождении пары следователей.

– Почему мой человек валяется на леднике, будто какой-то бездомный бродяга? Почему к нему отнеслись без должного уважения? Он отдал свою жизнь нам… за нас, а его бросили на лед, как потрошеную рыбу! Кто за это ответит, спрашиваю я вас?!

– Успокойтесь, Пратт! – брезгливо поморщился толстяк. – Вы пьяны!

– Да я просто в бешенстве! Я буду жаловаться!

– Не стоит горячиться, господин Пратт, – сразу сбавил тон Ольтер. – После завершения следственных мероприятий тело будет передано родственникам для погребения…

– Это возмутительно! Расследование может затянуться на месяцы! И что – ему так все это время и лежать среди бродяг?!

– Хорошо, хорошо, – пошел Ференц на попятную. – Если желаете, можете его забрать.

Накинув на голову капюшон, я незаметно проскользнул на выход и поднялся из подвала на улицу. Там, пританцовывая от холода, дождался приятеля и уже вместе с ним забрался в карету.

– Будет он еще спрашивать, что я в морге делаю, – ухмыльнулся Пратт, свернул крышечку фляжки и опрокинул ее в рот, но та оказалась пуста. – Вот дерьмо! – выругался Джек и предложил: – Завернем в винную лавку?

– Нет, – отказался я, понимая, что с выпивкой стоит повременить. – Едем в переулок Медников.

– К твоему специалисту?

– Да.

– Он нам нальет?

– Определенно, – поежился я и поплотнее запахнул плащ, пытаясь прогнать забравшийся под одежду холодный воздух.

– Отлично! – Обрадованный Джек сдвинул закрывавшую оконце заслонку, велел кучеру ехать в переулок Медников и вновь развалился на сиденье. – Просто замечательно, бесы меня задери!

Дорога заняла не больше четверти часа; на месте мы выгрузились из кареты, разбудили дремавшего в будке у ворот сторожа и прошли в небольшой дворик разделенного на квартиры особняка.

– Неплохо для жулика, – заявил Джек, оглядываясь по сторонам.

Я промолчал. Опьянение понемногу сменялось головной болью, пересохло горло, навалилась непонятная маета.

Распахнув дверь парадного, мы поднялись на третий этаж и толкнулись в мансарду. Дверь оказалась заперта, и тогда потерявший терпение Пратт несколько раз приложился по ней ногой.

– Открывайте, бесы! – рявкнул он.

– Успокойся, – одернул я его. – Сейчас откроют.

– Твой человек, он вообще дома? – нахмурился Джек.

– Дома. Он не любит без особой необходимости выходить на улицу, – сообщил я, и точно – вот уже лязгнул дверной запор.

Выглянувший в коридор мужчина, абсолютно лысый и худой как щепка, смерил меня напряженным взглядом холодных светло-голубых глаз и брезгливо поморщился.

– Судя по запаху мертвечины, ты по делу, – произнес Эдвард Рох, продолжая перегораживать проход.

– Выпить есть? – сбил Пратт его с толку неожиданным вопросом, легко оттер плечом и прошел в мансарду. – Надо срочно выпить! – крикнул он нам уже из прихожей.

– Помнишь Джека? – спросил я нахмурившегося лучника. – Из надзорной коллегии он давно уволился, сейчас служит в Охранке.

– Обязательно надо было его приводить? – сказал Рох. – В таком-то состоянии?

И проскользнули в его голосе нотки, не позволившие счесть эту реплику риторической, поэтому я развел руками.

– Успокойся, Эдвард, – попросил лучника. – Сам понимаешь, мы по делу.

Тот сдался и обреченно махнул рукой:

– Ладно, заходи.

Я дважды просить себя не заставил и прошел в комнату. А там Джек Пратт переходил от одного чучела к другому, с интересом разглядывая экзотических животных.

Пума, леопард, гиена и тростниковый медведь были расставлены по углам просторной студии, крокодил висел под потолком, с полок глядели раскинувшие крылья хищные птицы, а в специальной нише напротив камина замерла жемчужина коллекции – гигантская горилла.

– Занятное увлечение, – покачал Джек головой и спросил у присоединившегося к нам хозяина квартиры: – Охотничьи трофеи?

– Да, – подтвердил тот.

– И чучела сам набивал?

– Сам.

– А это? – указал Пратт на стоявшее в углу копье с многочисленными скальпами. – Тоже сам?

– Тоже, – подтвердил Эдвард, которому приходилось бывать в Пахарте как по линии королевской тайной службы, так и по моим личным просьбам.

– Силен! – восхитился Джек и напомнил: – Так что там с выпивкой?

Рох перевел на меня вопросительный взгляд; я расстегнул плащ и попросил:

– Чего-нибудь согревающего. До костей в морге продрогли.

– Сейчас сделаю, – пообещал лучник и ушел на кухню.

Пратт вновь покачал головой и спросил:

– Он всегда в перчатках ходит?

– Да.

– Жуткий тип.

– Жуткий.

Болезненно-худой, но вместе с тем жилистый и крепкий, будто старое сосновое корневище, Эдвард со своими глубоко запавшими глазами, гладкой лысиной и впалыми, обрамленными короткой шкиперской бородкой щеками нисколько не напоминал того ясноглазого юношу, что в свое время загремел на каторгу из-за случайного в общем-то убийства. Теперь он куда больше походил на одного из тех, кто темной ночью повстречается с вами в глухом переулке, и нужен ему будет вовсе не кошелек.

Я его не боялся, но никогда не забывал, что имею дело с патологическим убийцей.

Джек выразительно уставился на меня, словно вопрошая, какого беса мы сюда притащились; я какое-то время поддерживал эту игру, потом плюнул и принялся изучать до отказа забитый книгами шкаф. Часть полок в нем была отведена трактатам по таксидермии, но большинство томов раскрывали как раз интересующую нас тему.

Раритетные фолианты «Нательная роспись язычников Пахарты» и «Ритуальные шрамы и техники нанесения оных на кожу» соседствовали с пухлыми справочниками надзорной коллегии «Исчерпывающее описание воровских наколок Святых Земель», «Классификация татуировок моряков торгового и военного флотов» и «Неуставные отметки в армиях Стильга и сопредельных государств». Потрепанный трехтомник «Нательные знаки как защита от Скверны» стоял бок о бок с хрестоматийным изданием «Символы Веры как графическое отражение представлений праведников об Изначальном Свете» и стандартным цитатником приходского священника. Снизу пылились изыскания о способах нанесения наколок и долговечности разных типов красок и чернил, рядышком стопками громоздились художественные альбомы, посвященные «светской» татуировке.

Тут же валялось заложенное скальпелем «Всеобъемлющее описание ротных клейм вольных наемников под редакцией профессора медицины Ива Роге», но куда больше меня заинтересовала служебная брошюра норвеймского Святого сыска. Знал бы, что Эдвард заполучил ее в свою библиотеку, давно бы ознакомился.

Жаль, сейчас не до того.

– Ты не уснул там, часом, Себастьян? – окликнул меня Джек, которому не сиделось на месте.

– Нет, – ответил я и обернулся к вернувшемуся в комнату лучнику.

– Пахартский тростниковый ром и зеленый чай, – объявил Рох, выставляя с подноса на стол пару чашек, две пузатые рюмки и керамическую бутыль непривычной округлой формы.

– Отлично! – обрадовался Пратт, разлил выпивку и лихо опрокинул в себя рюмашку.

Я последовал его примеру, и напиток неожиданно резко обжег глотку.

– Еще по одной? – предложил Джек.

– Хватит! – остановил я его и пожевал полоску сушеного мяса, дабы поскорее перебить непривычное послевкусие рома. Потом взял чайную чашку и перешел к столику, на котором были разложены инструменты таксидермиста. – Над чем работаешь?

– Себастьян, ты же пришел по делу, так? – вздохнул Эдвард.

– Слышал, в Пахарте считается невежливым вот так сразу озвучивать тему разговора…

– Мы не в Пахарте! – резонно заметил Рох.

– Как скажешь, – пожал я плечами и попросил: – Будь добр, покажи Джеку свои руки.

– Зачем? – насторожился лучник.

– Очень нужно.

Рох с подозрением глянул на меня, но упорствовать не стал и стянул перчатки. Потом закатал рукава домашней рубахи и повертел в воздухе ладонями.

– Это все?

– Погоди, не мельтеши, – подступил к нему Джек. – Ага, ага, – тихонько пробормотал он себе под нос какое-то время спустя. – Это было и это… – Через пару минут Пратт выпрямился и сообщил мне: – Есть частичное совпадение, но техника совсем другая.

– О чем это вы? – удивился Эдвард Рох.

– Объясни ему, Джек, – попросил я, а сам развалился в кресле у камина и закинул ногу на ногу.

Пратт бросил мне свой плащ, снял камзол, вынул запонки и закатал рукава сорочки. Эдвард поначалу наблюдал за ним без особо интереса, но при виде сложного узора татуировок весь подобрался и уже больше не отрывал взгляда от покрывавших предплечья Джека наколок.

– Интересно, – завороженно пробормотал он. – Мне о таком только в Пахарте слышать доводилось…

– Эй! – прищелкнул пальцами Пратт. – Очнись уже! Не в музее!

– Да, да, – откашлялся Рох, как-то сразу растеряв всю свою невозмутимость. – Так в чем вопрос?

– Вот эти наколки, – выставил Джек вперед согнутые в локтях руки, – набивал мастер-татуировщик ордена Изгоняющих.

– Знакомая техника, – подтвердил Эдвард.

– Одному моему подчиненному кто-то изменил узор, добавив дополнительные элементы. – Пратт взял перо, макнул его в чернильницу и набросал на бумаге упрощенную схему. – Вот смотри, здесь в гектограмму вписали пентакль, рядом пририсовали непонятную загогулину, и чуть выше была фраза, как у тебя на запястье.

– Эта? – уточнил лучник.

– По крайней мере очень похожа, – пригляделся Джек. – Да, точно она.

– Очень интересно, – хмыкнул Рох и спросил напрямую: – Так чего вы от меня хотите?

– Нам нужно отыскать татуировщика.

– Почему бы просто не спросить о нем у этого самого подчиненного? – удивился Эдвард. – Вы очень хорошо умеете расспрашивать, – припомнил он нам былое.

– Мертвеца не разговорить даже мне, – вздохнул я.

– Он мертв? – уставился на меня лучник. – А тело?

– В морге.

– Мне нужно тело.

– Хочешь его осмотреть? – задумался Джек. – Могу устроить.

– Не осмотреть. Я хочу получить его тело.

Пратт уставился на лучника как на умалишенного.

– Совсем сбрендил? – покрутил он пальцем у виска.

– Подожди, Джек, – попросил я. – Эдвард, зачем тебе тело?

– Пополнить коллекцию татуировок, – как нечто само собой разумеющееся выдал Рох, распахнул один из шкафов и вытащил из него огромный альбом.

– Ну-ка стой! – насторожился я, заметив на верхней полке деревянную болванку, на которую была натянута не шляпа, а человеческое лицо. – Это что еще за пакость?

– Трофей из Пахарты, – спокойно ответил Эдвард. – Ты знал, что язычники умеют воровать чужие лица? Снимают их с людей, а они какое-то время остаются живыми.

Меня от не самых приятных воспоминаний аж передернуло.

– Видел подобное, – сообщил лучнику и нахмурился. – Твоя работа?

– Говорю же: трофей, – усмехнулся Рох, закрыл шкаф и переложил альбом на стол. – В последнюю поездку довелось пообщаться с одним языческим жрецом; крайне интересный собеседник был, жаль, умер быстро.

Тут Пратт закончил набивать табаком трубку, спрятал кисет в карман и раздраженно спросил:

– Может, уже делом займемся?

Эдвард пожал плечами и раскрыл альбом.

– Дышите в сторону, – потребовал он. – Сочетание перегара с трупной вонью действует на меня угнетающе.

– Надеюсь, не будешь против, если я закурю? – пыхнул Джек дымом, раскуривая трубку выуженным из камина угольком.

– Не буду, – ответил Рох, перевернул лист тончайшей полупрозрачной бумаги и с гордостью продемонстрировал нам неровный кусок кожи, с вытатуированным на ней синим пауком-сироткой.

– Чижик, отправлен на виселицу в пятнадцать лет за полудюжину доказанных убийств, – сообщил Эдвард и указал на следующий экспонат своей жутковатой коллекции. – Знаменитая пронзенная касатка, такая была у всего офицерского состава печально известной «Черной Ласточки». Это с руки Чарли Бока, боцмана. Его единственного из всей команды захватили живым, когда корабль взяли на абордаж. Правда, ходят слухи, что то последнее плавание пропустил квартермейстер Рон Кельми, но его так и не нашли. Жаль…

Я только улыбнулся, поскольку прекрасно знал человека со сведенной татуировкой в виде пронзенной трезубцем касатки.

Звали его Хмурый.

Рох перевернул следующую страницу, но, прежде чем поведал нам историю очередного клочка кожи, Джек резким движением захлопнул альбом.

– Каждый сходит с ума, как хочет, но какой нам прок отдавать тебе тело? – возмутился он. – Чтобы ты просто пополнил твою коллекцию?!

Эдвард устало вздохнул и глянул на Пратта, как на неразумного ребенка, которому требуется разъяснять элементарные вещи.

– Вы обратились ко мне за помощью? – с явственно различимой издевкой уточнил он. – Дайте мне тело, и я не возьму с вас ни гроша.

– А ты уверен, что сумеешь выяснить имя мастера? – с нескрываемым скепсисом поинтересовался Пратт.

Рох презрительно фыркнул, распахнул ближайший шкаф и начал выкладывать на стол пыльные альбомы чуть меньшего формата, чем первый.

– Здесь, – важно заявил он, – самое полное собрание наколок в Стильге. Копий, разумеется, не надо так на меня смотреть.

– Ах, копий! – протянул Пратт.

– Копий. Но копий точных, с датами и указанием авторства. – Эдвард смахнул пыль с верхней обложки и повторил свое предложение: – Отдаете мне тело, а я нахожу вам татуировщика.

Джек озадаченно глянул на меня; я кивнул.

– Советую согласиться, но в любом случае платить тебе, – напомнил приятелю.

– И много запросишь за свои услуги? – заколебался рыжий пройдоха, всегда отличавшийся известной прижимистостью характера. – Если в деньгах?

– Много, – уверил его лучник.

– А, бес с ним! Так и так в закрытом гробу хоронить! – махнул Джек рукой. – Нечего было с чернокнижниками связываться!

– Если вы правильно описали наколки, они должны скорее защищать от Тьмы, – возразил Эдвард.

– Не умничай, – отшил его Пратт, но сразу опомнился и спросил: – Куда тело привезти?

– В мертвецкую при лечебнице Святой Августины, – сказал Рох. – У меня там небольшая практика.

– Вернешь родственникам в удобоваримом виде, понял? – строго указал ему Джек.

– Не вопрос.

– Результат когда будет? – поинтересовался я.

Эдвард задумчиво потеребил короткую русую бородку, потом решил:

– Сегодня вечером или завтра с утра.

– Сразу пришлешь мне записку, ясно? – влез в разговор Пратт. – Во дворец, понял?

– Понял.

– Вот и отлично. – Я подхватил плащ и спросил: – Джек, ну что, обедать? У меня с утра маковой росинки во рту не было.

– Я пас, – разочаровал меня Пратт, глянув на серебряный хронометр. – На службу пора.

– Как скажешь.

Вслед за приятелем я покинул мансарду и обернулся к провожавшему нас Эдварду:

– Возможно, этим летом у нашего общего знакомого в Пахарте появится для тебя работенка, постарайся отыскать для нее время.

– Обращайся, – кивнул Рох и поморщился: – Мой тебе совет, Себастьян, прими ванну, мертвечиной от тебя несет просто ужасно.

Я только отмахнулся.

Но ванну в итоге все же принял.

3

На следующее утро я проснулся совершенно разбитым. Раскалывалась голова, ломило глаза, першило в горле. Выбираться из-под теплого одеяла не хотелось категорически, но проваляться весь день в кровати нечего было и надеяться. Пришлось вставать, натягивать халат, идти в уборную. Квартира за ночь выстыла, и по коже сразу побежали колючие мурашки.

Умывшись, я оделся, повязал перед зеркалом шейный платок и спустился в ресторацию. Несмотря на неурочное время, рядом тотчас оказался метрдотель.

– Будете завтракать, мастер Себастьян? – поинтересовался он.

– Накройте в кабинете, – решил я и потер колючую щетину на подбородке. – Клаас уже здесь?

– Не появлялся еще.

– Пусть зайдет. И пригласи цирюльника.

– Будет исполнено.

Но спокойно позавтракать не получилось: только избавился от щетины, как сообщили о визите Джека Пратта, который на этот раз пришел не один, а в сопровождении Эдварда Роха.

– Чего вам? – пробурчал я, когда их провели в кабинет.

– Ты просил о помощи, разве нет? – в штыки воспринял мой тон лучник, выставляя к стене непонятно зачем притащенный с собой мольберт.

Впрочем, в своем длинном пальто и шляпе с обвислыми краями он и в самом деле походил на уличного художника. Если не смотреть в глаза, так сразу и не сообразишь, что единственной привычной для него краской является кровь.

– Не обращай внимания, – ухмыльнулся Джек и сцапал с тарелки пирожок. – Наш друг просто не выспался, вот и все. – Он подмигнул мне и спросил: – Ты ведь угостишь нас завтраком, Себастьян?

– Ты вообще никогда не работаешь? – хмуро глянул я в ответ.

– У меня свободный график, – улыбнулся Пратт и без спроса налил себе вина. – Так что насчет завтрака?

Пока персонал поспешно накрывал на еще две персоны, о делах мы не говорили, но, как только остались одни, я сразу поставил вопрос ребром:

– Чего вам надо?

Джек прожевал намазанную маслом булочку, вытер рот салфеткой и укорил меня:

– Ты на редкость недружелюбен сегодня, Себастьян.

– Не испытывай мое терпение, – потребовал я. – Выкладывай!

– Мы нашли его, Себастьян! – рассмеялся безмерно довольный собой Джек. – Эдвард его нашел!

– Да ну? – поморщился я, не особо впечатленный этим известием.

– Покажи ему, Эд, – потребовал Пратт.

Лучник установил мольберт, откинул крышку и отступил, позволяя мне разглядеть фрагмент перерисованной на холст татуировки.

– Это было набито на плече вашего покойника. Красным отмечены вставки, дополняющие основной узор, – пояснил он и достал спрятанную за пазуху книжицу. – А это монография магистра хирургии, профессора королевской медицинской академии Сержа Тегрейна «Основные сложности, возникающие при сведении и ретушировании шрамов, татуировок и врожденных дефектов кожного покрова, с оригинальными иллюстрациями автора». Вот, сам погляди!

Я внимательно изучил заложенный лист, потом сверился с холстом и пришел к выводу, что мастер, дополнивший татуировку «серого сюртука», позаимствовал технику соединения узоров из этой самой монографии.

– Это как искать иголку в стоге сена! – произнес я после недолгих раздумий. – Представляешь, сколько людей имеет доступ к работам профессора? Да одних только студиозусов и за год не проверить!

– Это еще не все. – Эдвард забрал у меня монографию, пролистнул несколько пожелтевших страниц и указал на рисунок, где этап за этапом показывалось преображение похабной наколки в изречение Святого Мартина «Да не убоятся праведники волн морских». – Сравни начертание букв.

– Букв? – озадачился я.

Пригляделся, и действительно – фраза с запястья мертвеца «Да не коснется меня Тьма» была набита ровно такими же заковыристыми буквицами.

– Ну? Видишь теперь? – спросил Джек, обгрызая ножку жареного цыпленка. – Как тебе такое?

Я только головой покачал:

– А вам не приходило в голову, что татуировщик просто скопировал шрифт из монографии этого самого Тегрейна?

– Приходило, – подтвердил Пратт и махнул обглоданной косточкой лучнику: – Обоснуй!

– Начертание слова «Тьма» не приводится ни в этой монографии, ни в других работах профессора, – заявил Эдвард. – Там также не приводится начертание заглавной буквы «Т».

– И что с того? – поторопил я его, чрезвычайно раздраженный неуместной медлительностью.

Рох достал роскошно оформленный анатомический атлас и раскрыл его.

– Сегодня, одевшись подобающим образом, – с усмешкой поведал он, – я посетил академию и упросил расписаться сие светило медицины на моей книге.

Я подошел и внимательно изучил оставленный размашистым почерком автограф.

– На верхнюю черту буквы «Т» внимание обрати, – подсказал Джек.

– Обратил.

Крыть было нечем, буквы оказались идентичны.

Татуировку «серому сюртуку» делал либо сам профессор, либо же ее делали по заказанному у него эскизу. В любом случае, к магистру хирургии Сержу Тегрейну стоило приглядеться повнимательней.

Вот только оно мне надо?

– Джек, можно поговорить с тобой наедине? – попросил я.

– Эдвард, дуй в академию, – тут же распорядился Пратт, – и глаз с профессора не спускай.

Лучник собрал мольберт и, не преминув прихватить со стола пару булочек, покинул кабинет. Я прикрыл за ним дверь и уставился на приятеля.

– Ты что задумал? – спросил у него.

– А разве непонятно? – ухмыльнулся в ответ рыжий пройдоха. – Поговорю с профессором с глазу на глаз. Неофициально, разумеется. Абсолютно неофициально, да, – кивнул он в подтверждение своих слов.

– Зачем? – нахмурился я. – Тебе сейчас надо свою задницу прикрыть, а не в сыщика играть.

– Прикрыл уже. Твой порошок сработал что надо.

– Умер?

– Слизняк из Пурпурной палаты? Утром Святым душу отдал.

Я кивнул, принимая услышанное к сведению, и наполнил миниатюрную фарфоровую чашечку черным кофе.

– Тогда тем более не понимаю, зачем тебе суетиться. Официальный ход делу ты дать не сможешь. Вернуть наконечники – тоже. Его преосвященство в них не заинтересован, на его покровительство рассчитывать не приходится. Так зачем все это, Джек? К чему никому не нужный риск?

– Ничего в этом мире не происходит без причины, Себастьян, – пространно ответил Пратт. – Ты вот знаешь, зачем кому-либо могли понадобиться наконечники?

– Нет.

– И я не знаю. Но они не в частную коллекцию уйдут, ты уж поверь моему чутью. Их используют, и мне даже страшно подумать как.

– А вот мне – так все равно, – хмыкнул я, вместе с тем понимая и озабоченность приятеля.

Для него это настоящая головная боль, над ним словно топор палача завис: если сыщикам надзорной коллегии удастся распутать это преступление, то кто-нибудь из лиходеев неминуемо проговорится о соучастии «серого сюртука». А там и до обвинения в пособничестве недалеко.

– Тебе не может быть все равно, ты – мой друг, – ухмыльнулся Пратт.

– Забудь, – посоветовал я.

– Не могу, – помрачнел Джек. – Я хочу быть уверенным, что никто не начнет болтать, когда дело запахнет жареным. И я должен знать, кто еще из моих людей замешан в этом деле.

– Проведи ревизию татуировок!

– Мозги так легко не проверить, – возразил Пратт. – Сейчас они наконечники умыкнули, а завтра? Не хочется, знаешь ли, от своих ножом в спину получить. Нет, я за эту ниточку буду тянуть, сколько получится…

– Ну удачи тебе, – пожал я плечами.

– Ты мне нужен.

– Бери Эдварда в подмогу.

– Возьму, – согласился Джек. – Но нужен третий. Нужен ты.

Я даже фыркнул от возмущения:

– Ты старичка-профессора втроем пеленать собрался?

– При нем всегда находятся двое охранников и кучер, а в усадьбе еще и сторож, – пояснил Пратт.

– В усадьбе?

– В усадьбе, – подтвердил рыжий пройдоха. – Столичный смрад ему не по нутру, понимаешь, живет в небольшом поселке в получасе езды от города. Но дорога там достаточно оживленная, по пути перехватить не получится.

– Ты понимаешь, что если местные всполошатся, вам не уйти?

– Нам не уйти, Себастьян. Нам, – поправил меня Джек. – Эдвард будет ждать в карете на соседнем пустыре.

– Без меня.

– Ты обещал помочь. У нас сделка, не забыл?

Я подошел к приятелю, встал напротив и предупредил:

– Не расплатишься.

– Мои проблемы.

– Ну-ну.

– Заедем за тобой в шесть вечера, не заставляй нас ждать.

– Проваливай!

Оставшись в одиночестве, я налил себе красного вина, отпил, но будто воды хлебнул – ни вкуса, ни аромата.

Нервы. Это все нервы.

Хоть бы Святые этого упрямца вразумили!

Не вразумили. Как и договаривались, Джек прикатил за мной ровно в шесть.

На улице валил мокрый снег, не видно было ни зги, и выходить из дома не хотелось просто до скрежета зубовного, а уж ввязываться в эту авантюру – так и подавно.

Но для чего тогда еще нужны друзья?

Да и наконечники, опять же…

– Поеду, погрею косточки, – сообщил я помощнику, выходя на улицу.

Клаас Дега последовал за мной на крыльцо и спросил:

– Прислать к термам Ори?

– Нет, меня привезут.

Больше у помощника вопросов не возникло.

У него не возникло, а вот меня от вопросов просто распирало, поэтому, забравшись в карету, я начал выворачивать Джека наизнанку, выпытывая все детали предстоящего мероприятия.

Мероприятия? Да нет, скорее уж налета…

– Шуметь не будем, – попытался успокоить меня Пратт. – Прислуга на вечер уходит во флигель, профессор остается в доме один…

– Он холостяк?

– Вместо женщины у него библиотека, – ответил Джек. – Ночной сторож сидит в будке у ворот, в такую погоду он оттуда и носа не высунет. Отравим собак, приманку я подготовил, заберемся в дом…

– Как?

– Что как?

– Каким образом мы попадем в дом?

– Через подвал. – Пратт зашуршал бумагами и придержал болтавшийся над нашими головами фонарь. – Люк, через который загружают уголь, с другой стороны дома, от будки у ворот его не видно. – И он продолжил излагать свой план.

Я слушал его краем уха и попутно просил Святого Гарольда, покровителя воров и всяческого жулья, не оставить нас сегодня своим вниманием. Не хватало еще только на взломе и попытке похищения уважаемого профессора попасться…

Деревню с ее страдающим бессонницей старичьем и беспокойными шавками объехали стороной. Остановились на краю засыпанного снежком поля, выбрались на обочину разбитой тележными колесами дороги, и Джек указал на терявшуюся в темноте дубовую рощицу.

– Усадьба с той стороны, – сообщил он, стягивая плащ.

Я последовал его примеру, перебросил через плечо ремень сумки с воровским инструментом и попытался в очередной раз переубедить приятеля:

– Представляешь, что будет, если нас прихватят на горячем?

– А представляешь, Ольтер выйдет на профессора и выбьет из него показания?

– Бесы! – раздраженно протянул я, прикрыл низ лица отрезом черной материи и завязал его на затылке.

Пратт натянул на нос шейный платок, взял мешок с отравленной приманкой и несколько раз на пробу взмахнул в воздухе обитой железом дубинкой.

– Готов? – спросил он.

– Погоди. – Я стянул с крыши кареты прочную жердь с перекладинами, взвалил ее на плечо и обернулся к приятелю: – Пошли.