Текст книги "Рассказы о сержанте Берковиче"

Дело третье. СМЕРТЕЛЬНАЯ ЦАРАПИНА

Вы знаете, инспектор, – сказал сержант Беркович, войдя утром в воскресенье в кабинет Хутиэли, – все-таки неплохо быть женатым.

– Похоже, – отозвался инспектор, не отрывая взгляда от экрана компьютера,

– Наташе удалось наконец убедить тебя в этой простой истине.

– Мы провели вместе субботу, – продолжал Беркович, усаживаясь за свой стол, – и я должен признаться, что давно не ел таких замечательных творожников. И еще мы были на пляже…

– Я не спрашиваю, – добродушно сказал Хутиэли, – чем вы еще занимались. Но раз уж ты решил жениться…

– Еще не решил, – покачал головой Беркович, – но близок к тому.

– Решай поскорее, – посоветовал инспектор, – иначе Наташа подумает, что у тебя проблема не там, где она на самом деле.

– А где она на самом деле? – с подозрением спросил Беркович.

– По-моему, это очевидно! – воскликнул Хутиэли.

– Главная твоя проблема в том, что, когда ты гуляешь с Наташей, то думаешь о работе, а когда работаешь, то думаешь, будто отрываешь время от прогулок. Я прав?

– Хм… – пробормотал сержант. – Вы всегда правы. Кроме, конечно, тех случаев, когда неправы.

– Кстати, – сказал Хутиэли, – на каком именно пляже ты был с Наташей?

– В Бат-Яме, там живет ее брат, у него мы и провели субботу.

– В Бат-Яме… – разочарованно протянул Хутиэли.

– Значит, ты, скорее всего, не в курсе дела.

– А что? – мгновенно насторожился Беркович.

– Что-нибудь случилось?

– Наверняка об этом сообщат в сводке новостей, – недовольно сказал Хутиэли. – Видишь ли, рано утром на берегу моря в километре от водохранилища Шикма армейский патруль обнаружил тело молодого мужчины – лет двадцати пяти.

– Шикма – это на юге? – спросил сержант.

– Южнее Ашкелона, недалеко от Газы. Мужчина умер от потери крови, и произошло это скорее всего в субботу вечером.

– И узнав, что мы с Наташей были на море, вы решили, что это наших рук дело?

– Смейся, смейся, – вздохнул Хутиэли. – Проблема, видишь ли, в том, что непонятно, как этот случай квалифицировать: на убийство не похоже… Несчастный случай тоже маловероятен…

– Расскажите, – попросил Беркович.

– Я уже тебе сказал, что умер Виктор Гидалин от потери крови.

– Значит, фамилия погибшего – Гидалин?

– Да, эту фамилию ты наверняка встречал в сводках. Один из главарей русских рэкетиров в Ашкело-не. Он пытался взять под свой контроль часть некошерных магазинов, вступил в конфликт с другой криминальной группировкой в городе…

– Почему его не арестовали? – удивился Беркович.

– Велась разработка, – сказал Хутиэли. – Улик было недостаточно.

– А теперь, значит, с ним разделались конкуренты? Нож, верно?

– Какой еще нож? Гидалин, видимо, приехал на пляж к заходу солнца, улегся

– там хороший песок, но попадаются острые камешки, – и не обратил внимания на то, что какой-то камешек поцарапал ему спину чуть ниже правой лопатки.

– Ну и что? – продолжал удивляться Беркович. -При чем здесь камешек?

– Да при том, – с досадой сказал Хутиэли, – что у Гидалина была не такая уж редкая болезнь – гемофилия. У него не сворачивалась кровь. Достаточно было малейшего пореза, и он мог умереть от потери крови. Что и случилось нынче ночью.

– Ничего себе! – воскликнул Беркович. – Как же он жил до сих пор?

– Существует очень эффективное средство, – объяснил инспектор. – Нужно, конечно, избегать порезов, но, если уж это произошло, спасти Гидалина могли только таблетки, которые всегда были при нем. На час-другой лекарство увеличивало сворачиваемость крови до необходимого предела.

– То есть, – сказал Беркович, – этот Гидалин неудачно лег на острый камень, поцарапал спину, не обратил на это внимания и… умер?

– Примерно так, – кивнул Хутиэли.

– А почему он не принял таблетку? Вы сами сказали, что он всегда носил их с собой.

– Это не я сказал, а его врач. Но дело в том, что флакон с таблетками не обнаружили. Его не было нигде – ни в карманах шортов Гидалина, ни в машине.

– Он приехал купаться один?

– Неизвестно. На песке множество следов, песок очень сухой, все расползается мгновенно… Машина Гидалина стояла в трехстах метрах от берега, на обочине дороги.

– Почему он не поехал к врачу или в аптеку, когда обнаружил, что порезался?

– Было уже поздно, – объяснил Хутиэли. – Судя по всему, он лег на песок и заснул. А кровь текла. Когда он проснулся, то… Представляю его ощущения. Он встал и попробовал идти к машине, но сил уже не было. Он упал буквально в пятидесяти метрах…

– У него был мобильный телефон?

– Конечно. Лежал в машине в выключенном состоянии. Более того – от телефона не было бы пользы, если бы даже Гидалин до него добрался. Небольшой дефект в антенне – связь отсутствовала.

– Вы думаете, что все это было подстроено?

– Каким образом? – с досадой сказал инспектор. -Сержант Коэн, который расследует это дело, считает, что об убийстве и говорить не приходится. Просто невозможно предположить, чтобы Гидалин спокойно подставил врагу спину, а потом завалился спать… А то, что не нашли таблетки… Он мог забыть их где угодно. Они могли выпасть из кармана… Да мало ли!

– А телефон?

– Этим займутся эксперты, но пока не доказано, что кто-то повредил антенну намеренно. Просто нарушился контакт, это бывает не так уж редко. Не повезло человеку – вот, что я думаю.

– Значит, вы согласны с Коэном?

– Я внимательно прочитал протоколы… Думаю, это несчастный случай. Кстати, Гидалин тоже собирался жениться.

– Что значит «тоже»? – насупился Беркович. – Я, например, еще не решил окончательно.

– Вот и он никак не мог решиться. Так, во всяком случае, утверждает его невеста. Ее зовут Светлана, если тебе это интересно.

– Почему она не была с Гидалиным на пляже? Они что, поссорились?

– Ничего подобного. По словам Светланы, они действительно отправились купаться вместе, но, когда выезжали из Ашкелона, она вспомнила, что обещала быть вечером у родителей. Вышла из машины и вернулась в город пешком. А Гидалин поехал дальше – он терпеть не мог изменять свои планы. Если бы Светлана была с ним, то он остался бы жив…

– Она его любила? – рассеянно спросил Беркович. Мысли его были заняты поисками ответа на совершенно другой вопрос, и ответ инспектора он пропустил мимо ушей.

– Можно мне поговорить с сержантом Коэном? – спросил сержант несколько минут спустя.

– Да ради Бога, – сказал Хугиэли. – Если у тебя возникнут какие-то идеи… Хотя что тут может быть…

Три часа спустя сержант Беркович вышел из отделения полиции в Ашкелоне и остановился посреди тротуара, озадаченно почесывая подбородок. Разговор с коллегой оказался совершенно непродуктивным. Сержант Коэн считал, что говорить не о чем – несчастный случай, это совершенно очевидно.

– Патологоанатом обнаружил в царапине мельчайшие осколки песчаника, – сообщил Коэн. – Сам камешек тоже нашли по следам крови, он находился там, где и должен был лежать. Гидалин, видимо, лег на песок, не посмотрев внимательно… Царапина была очень неглубокой и практически безболезненной. Бедняга уснул, а когда проснулся, то было уже поздно… Таблетки, говорите вы? Гидалин приехал на пляж в майке и шортах, где он мог хранить таблетки? В машине ничего не нашли, но дома у Гидалина этих таблеток оказалось упаковок десять… Видимо, забыл взять. Телефон, говорите вы? Да, проводок отошел, звонить было невозможно. А с вами такого не случалось? Можно, конечно, предположить, что кто-то намеренно отвел проводок, но на телефоне нет ничьих отпечатков пальцев, кроме самого Гидалина и его девушки Светланы. Она часто брала у Виктора телефон, так что ничего удивительного…

– Она его любила? – задал Беркович тот же вопрос, что инспектору, и на этот раз выслушал ответ:

– Безумно! Это все говорят. Жить без него не могла. Сейчас – в шоке, с ней сидят родители, она грозится, что покончит с собой и все такое…

– Понятно… – протянул Беркович. – Вы считаете, что разговаривать с ней в таком состоянии бесполезно?

– Абсолютно, – заявил Коэн. – Я пробовал. Истерика и ничего больше.

– Хорошее оружие, – произнес Беркович не очень понятную фразу и попрощался.

Он стоял на тротуаре и думал, отправиться ли все-таки к Светлане домой или лучше вернуться в Тель-Авив. В голову ему пришла некая мысль, и он направился к машине, которую припарковал в неположенном месте. Рассеянно сунув в карман квитанцию с предупреждением о штрафе, он сел за руль и поехал в сторону района Шимшон, где, как ему сказал сержант Коэн, находился один из некошерных магазинов, так и не взятый под свою крышу беднягой Гидалиным. Разговор с хозяйкой оказался нелегким, мешали многочисленные покупатели, любители остренького и кисленького. Из магазина Беркович поехал еще по двум адресам, которые сообщила ему не очень-то словоохотливая хозяйка.

Был уже вечер, когда сержант, усталый, но довольный результатом, подъехал к дому, где жили родители Светланы Милькиной, невесты погибшего Виктора Гидалина. Он нашел Светлану лежащей в салоне и укрытой, несмотря на жару, одеялом по самую шею.

– Полиция уже говорила со Светой, – резко сказал Моисей Семенович, отец девушки. – Может, оставите ее в покое?

– Один только вопрос, – просительно сказал Беркович. Разговор велся по-русски, и это настроило Моисея Семеновича в пользу полицейского. Беркович присел на стуле рядом со Светланой и спросил:

– Виктор вам давно угрожал? Я имею в виду Сашу Блюменфельда…

Светлана откинула одеяло и схватила Берковича за руку.

– Зачем вы… – сказала она. – Зачем вы пошли к Саше? Он такой…

Светлана заплакала. Беркович молча ждал, пока девушка успокоится.

– Давайте я расскажу, как все было, – предложил он, когда Светлана перестала плакать. – Вы просто молчите, если я прав…

– Вы ведь долгое время не знали, каким бизнесом занимался Виктор, – продолжал Беркович. – А когда узнали, в ваших отношениях произошел перелом. К тому же вы познакомились с Блюменфельдом, а это совсем другой человек. Небо и земля, причем земля – это Виктор. Вы сказали Виктору, что не хотите больше встречаться. Виктор пришел в ярость. Он действительно мог

–вас терроризировать – как многих в городе… Или даже убить. И вы решили, что есть только один способ избавиться от жениха. Тем более, что вы, в отличие от многих других, знали о его болезни… На пляже Виктор расслабился и начал засыпать. А вы, я так думаю, массировали ему спину и поцарапали острым камешком. Он уже спал и не почувствовал. Вы вернулись к машине. Испортили сотовый телефон, вытащили из «бардачка» флакон с таблетками… Потом вышли на середину шоссе и стали голосовать. Подобрал вас житель мошава, который ехал в Ашкелон. Он высадил вас у южного въезда в город, и домой вы добрались пешком. Кстати, как его звали? Этого человека нужно найти…

– Никак, – пробормотала Светлана. – Я не ездила с Витей вчера вечером.

– Ездили, – вздохнул Беркович. – Жаль, я думал, вы сами скажете. Так вот, зовут мошавника Арон Шейн, и он вас вспомнил.

– Это было единственное, что могло вас вьдать, – помолчав, сказал Беркович. – Все остальное вы проделали блестяще. Вы надеялись, что этот мошавник вас не запомнит, вы отворачивали от него лицо и всячески изображали неприступность… Именно это и показалось ему подозрительным.

Беркович встал.

– Извините, – сказал он, – я пойду. В конце концов, не я веду это дело. Сержанту Коэну я, конечно, обо всем доложу, иначе нельзя… Да, – он остановился на пороге, – а куда вы дели таблетки?

– Выбросила в мусорный ящик, – пробормотала Светлана и опять начала плакать.

Дело четвертое. ВАВИЛОНСКАЯ МОНЕТА

С некоторых пор у инспектора Хугиэли появилась странная привычка. Когда сержант Беркович заходил утром в кабинет, инспектор встречал его словами:

– Ну что, я получу сегодня приглашение на свадьбу?

– Получите, – отвечал обычно сержант, – но не сегодня. И не на свадьбу, а на совещание с участием министра внутренней безопасности.

Ухмылка мгновенно исчезала с лица инспектора, он бросал на сержанта холодный взгляд и говорил:

– Придется арестовать тебя за злостное уклонение от женитьбы на хорошей девушке.

Беркович демонстративно вздыхал и включал свой компьютер.

В то утро сержант, войдя в кабинет, не услышал порядком надоевшего ему приветствия и забеспокоился.

– Что-то случилось? – спросил он инспектора. – Я, конечно, еще не готов связать себя узами брака, но, с другой стороны, сама постановка вопроса…

– Сегодня тебе не свадьба предстоит, – сказал Хути-эли, – а расследование дела об убийстве. Наташа ждала год, подождет еще.

– С этого бы следовало начать, – пробормотал Бер-кович.

– Поедешь на улицу Шенкин, – продолжал инспектор. – На месте сейчас работают оперативная группа и эксперт. Убит Авнер Бардани, слышал о таком?

– Кажется, да… Не этот ли Бардани в прошлом году получил какую-то медаль на Европейской выставке монет?

– Не какую-то, а бронзовую, – заметил Хутиэли. – И называлась та выставка «Нумизмат-98».

– Верно! И что же произошло? Ограбление?

– Вероятнее всего. Правда, эксперт не обнаружил никаких следов взлома. Коллекция монет – главное и единственное достояние Бардани – вроде бы осталась в неприкосновенности. Можешь ехать, я думаю, к твоему приезду эксперт работу закончит.

Авнер Бардани жил в неказистом двухэтажном доме, ничем не отличавшемся от других домов на улице Иехезкель, столь же неказистых и производивших впечатление ненужности. Три полицейские машины перегородили проезд, и толпа зевак живо обсуждала происшествие. Беркович поднялся на второй этаж и вошел в квартиру.

– Рад вас видеть, сержант, – встретил Берковича эксперт Рони Савир. – Я все сделал и, если вы не хотите посмотреть на тело, я прикажу, чтобы его забрали.

– Не люблю я смотреть на трупы, – вздохнул Беркович, – но ведь если я откажусь, вы обвините меня в халатности.

Савир рассмеялся.

– Непременно, – сказал он. – Тем более, что есть одна деталь, на которую вы должны будете обратить внимание при расследовании, и лучше, чтобы вы это увидели сами.

Они прошли в кабинет, где на полу лежало тело погибшего. Авнеру Бардани было на вид лет сорок. Судя по всему, он собирался выходить из дома, причем не на прогулку, а по какому-то сугубо официальному делу – на трупе был дорогой серый костюм, пиджак распахнулся, а одна из штанин оказалась задранной до колена. Под головой Бардани растекалось черное пятно.

– Убит сильным ударом по голове, – объяснил Савир. – Причем не сзади, а сверху, по макушке. Тот, кто нанес удар, был как минимум на голову выше Бардани.

– Может, Бардани наклонился и…

– Нет, – решительно сказал Савир, – тогда удар пришелся бы по затылочной части. Убийца стоял перед Бардани, потом поднял руку и ударил.

– Судя по всему, – рассудительно сказал Беркович, – это был кто-то из знакомых Бардани. Дверь ведь не взломана?

– Нет, хозяин сам впустил убийцу. Не было никакой ссоры, все вещи на своих местах…

– Все? Ничто не исчезло? Насколько я понимаю, единственное, что есть в этой квартире ценного – коллекция старинных монет, верно? Монеты на месте?

– Все без исключения, – кивнул эксперт. – Я сверился с каталогом, который Бардани хранил в ящике стола. Убийца не унес ни одной монеты, и из этого следует, что он не обнаружил того, что искал.

Беркович огляделся. В кабинете стояли вдоль стен три шкафа со стеклянными дверцами, на полках лежали в ячейках монеты. Между шкафами и у окна на низких столах стояли горшки с цветами, а в двух шагах от тела Бардани лежал опрокинутый стул.

– Не понял, – нахмурился Беркович. – Почему вы решили, что убийца что-то искал и не сумел обнаружить?

– Видите ли, – объяснил Савир, – на прошлой неделе Бардани приобрел для своей коллекции очень редкую монету – вавилонскую драхму трехтысячелетней давности. Обошлась ему эта монета в семьдесят тысяч шекелей…

– Ничего себе! – не удержался от восклицания Беркович.

– Да-да. Так вот, в шкафах, где Бардани хранит коллекцию, этой монеты я не обнаружил.

– А вы говорите, что ничего не исчезло!

– И настаиваю на своем. Убийце наверняка нужна была именно эта монета, но он не нашел ее и вынужден был ретироваться, когда услышал голос соседа, звавшего Авнера. Именно этот сосед по имени Соломон Липкин и обнаружил тело. Липкин – пенсионер, по утрам он зовет Бардани со своего балкончика и, когда тот выгладывает, передает ему свежую газету. Сегодня, как обычно, Липкин вышел на свой балкончик и начал звать соседа. Тот не откликнулся. Липкин решил, что Бардани проспал. Позвав еще, он вышел на лестничную площадку и увидел, что дверь в квартиру соседа приоткрыта. Липкин вошел и обнаружил труп.

– Понятно, – протянул Беркович. – Вы думаете, что убийца искал вавилонскую монету, услышал голос Липкина, испугался и сбежал… но монету он взял или нет, я что-то не пойму?

– Он ее не нашел, – сказал эксперт. – Вот, смотрите. Видите этот цветок в петлице?

Беркович наклонился над телом. В петлицу пиджака был продет стебель искусственного цветка – большой гвоздики. Издали цветок вполне можно было принять за настоящий. Савир наклонился и отогнул лепестки – внутри цветка, будто в кармашке, покоилась небольшая глинянная монета.

Беркович протянул руку, чтобы взять монету, но эксперт воскликнул:

– Не трогайте, сержант! Нужно провести дактилоскопическую экспертизу.

– Вы думаете, что на монете могут быть отпечатки пальцев преступника? – спросил Беркович. – Вы же сами сказали, что убийца не нашел того, что искал.

– Да, – согласился эксперт. – Но все-таки проверить нужно…

Разговор был прерван громкими криками в салоне. Беркович и Савир переглянулись.

– Ну вот, – сказал эксперт, – явился кто-то из родственников. Сейчас начнутся вопли о том, каким покойный был хорошим человеком, а через день после похорон те же родственники будут утверждать, что большего сквалыги, чем покойный, свет никогда не видел. Наверняка ведь они передерутся из-за этой коллекции.

Крики в салоне продолжались, и Беркович вышел, чтобы утихомирить страсти. В центре салона стоял маленького роста мужчина с короткими руками, которыми он размахивал не хуже, чем ветряная мельница в бурю. Мужчина пытался пробиться в кабинет, где лежал труп, а один из полицейских оттаскивал его за штаны, поскольку схватить незнакомца за руки было физически невозможно.

– Что происходит? – спросил Беркович. – Кто вы такой?

– Кто я такой? – вскричал мужчина. – Я Арон Бардани! Мне сказали, что Авнера убили! Скажите, что это неправда! Это не может быть правдой!

– Арон Бардани? Вы родственник Авнера? – уточнил Беркович.

– Двоюродный брат! Наши матери – сестры! Какое это имеет значение? Мне нужно его видеть!

– Если вы будете так размахивать руками, – сказал Беркович, – то это помешает вашему зрению. Когда вы видели Авнера в последний раз?

– Вчера. Я видел его вчера. Вечером. Он позвал меня, чтобы показать свое приобретение, какую-то монету. Ничего не понимаю в монетах. Я посмотрел и ушел. Все.

– Ну хорошо, – вздохнул Беркович. – Все равно понадобится опознание. Пройдите в кабинет…

– Опознание… – из Арона Бардани будто выпустили воздух, руки его обвисли, и он последовал за Беркови-чем в кабинет, не проронив больше ни слова. Увидев Авнера, Арон покраснел, рот его раскрылся в немом крике, и он принялся нелепо тыкать руками в пространство.

– Он… Он… – бормотал Арон.

– То есть, – вмешался эксперт, – вы признаете, что это Авнер Бардани?

– Признаю… Что признаю? Ничего не признаю… Это Авнер, кто еще?

– 0кей, – сказал эксперт, обращаясь к Берковичу. -Теперь ваши проблемы, сержант. Я могу идти?

– Да, конечно, – рассеянно отозвался Беркович. -Господин Бардани, давайте выйдем в салон, я задам вам несколько вопросов.

В салоне Арон опустился на диван, будто его не держали ноги.

– Значит, вы видели эту вавилонскую монету? – спросил Беркович.

– Вавилонскую?.. А, ну да. Видел. Авнер сказал, что она очень ценная. Сотни тысяч шекелей. Я ему сказал, что опасно держать дома такое сокровище. А он сказал, что завтра отнесет монету в свой банковский сейф. А я сказал, что…

Он собирался положить монету в сейф? – переспросил Беркович. – Это важное сообщение. Кто-то, видимо, узнал об этом, явился утром и убил Авнера.

– И убил Авнера… – повторил Арон. – Кошмар!.. Убил из-за какой-то монеты. И взял ее!

– Не смог, – покачал головой Беркович. – Не успел найти, услышал, как сосед позвал Авнера… Мы тоже повозились, пока ее обнаружили. Кстати, если не трудно, не могли бы вы принести мне эту монету? Она спрятана в цветке. Пожалуйста…

Арон нахмурился, стараясь понять, чего хочет от него полицейский. Потом встал и скрылся в кабинете. Беркович ждал, глядя в потолок. Не прошло и минуты, как Арон вернулся и протянул сержанту лежавшую на его ладони глиняную монету. Беркович опустил монету в пластиковый пакетик и сказал:

– Если вы, дорогой Арон, поедете со мной в управление и продиктуете признание, то это сэкономит время нам обоим.

– Признание… в чем?

– В убийстве, конечно, – буркнул Беркович.

… – Я, конечно, нарушил инструкцию, – сказал сержант инспектору Хутиэли час спустя. – Савир полагал, что на монете могли быть отпечатки пальцев убийцы, а я разрешил Арону взять монету в руки… Но мне показалось, что в данном случае психология важнее…

– Опять твоя психология, – пробормотал инспектор. – А если бы Арон не поддался на провокацию?

– Тогда и отпечатков на монете он не смог бы испортить, – пожал плечами Беркович. – На самом деле я ничем не рисковал. Арон и искать не стал – пошел, взял монету из цветка в петлице и вернулся ко мне. Откуда он мог знать, какой цветок я имел в виду – в кабинете этих цветов в горшках было по меньшей мере штук двадцать!

– Но Арон – коротышка, – заметил Хутиэли, – а Савир утверждает, что удар по голове Авнера был нанесен сверху.

– Вот-вот, – кивнул Беркович. – В кабинете лежал перевернутый стул. Савир, вероятно, решил, что стул упал потому, что его толкнул Авнер. На самом деле убийца в момент удара стоял на стуле, понимаете?

– Зачем? – удивился инспектор.

– Да потому, что палка, которой был нанесен удар, лежала на шкафу. Арон чувствовал себя в квартире брата, как дома. Он полез на стул, чтобы достать палку, Авнер подошел и спросил, что он там ищет. Арон, ни слова не говоря, наклонился и ударил… При этом он соскочил со стула, стул упал… Но Арону было не до того, чтобы поднимать стул. Он искал монету. А потом услышал голос соседа… Я уверен, что Савир обнаружит на сидении стула следы от обуви Арона.

– Хорошая работа, – одобрил Хутиэли. – Я имею в виду тебя, а не Арона, ты ж понимаешь.

– За хорошую работу, – сказал Беркович, – полагается прибавка к зарплате.

– Спрашивай у министра финансов, – отрезал инспектор.