Текст книги "Мертвые страницы. Том II"

Мертвые страницы. Том II
Андрей Лоскутов
Павел Рязанцев
Андрей Скрыль

© Андрей Лоскутов, 2023

© Павел Рязанцев, 2023

© Андрей Скрыль, 2023

ISBN 978-5-0062-0021-0 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-8579-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Мертвые страницы. Том 2»

Соавторский сборник мистики и ужасов

Павел Рязанцев

Пара слов об авторе

Писатель и поэт в «тёмных» жанрах. Родился в 1999 г., живёт в Подмосковье. Литературным творчеством занимается с 2010 года (с перерывами). С 2020 года ведёт авторское сообщество ВК «Кладбище мыслей и чувств», с 2022-го публикуется на самиздат-площадках, участник групповых сборников.

Состоит в «Клубе любителей ужасов и мистики» под эгидой серии «Самая страшная книга». Наиболее примечательные работы: роман в рассказах «Разговоры с живым мертвецом», рассказы «Конечная» и «Запах из соседнего номера». Работает над крупной прозой, сборниками рассказов и поэзии.

Человеческий алмаз

1

На песчаном пляже не было взрослых, лишь маленькая девочка играла вдоль границы сверкавшей воды. По-своему честная игра: собирать красивые ракушки и отдавать морю что-то взамен из своего мира. Что-то столь же симпатичное, красивенькое. Диковинные для морских просторов побрякушки: цветные стёклышки, конфетные фантики и фольга от эскимо – подходили идеально. И вода принимала их, унося в свои глубины откатами волн. Принимала и, казалось, готова была принять всё, что ей ни предложи: и окурки, и гальку, и даже песочные замки!

Хорошо играть с водой! Всё проглотит, всё стерпит!

«Может, вернуть ей некрасивые? Может, они ещё расцветут… раскрасивеют… раскрасятся, в общем».

Девочка села на песок, чтобы перебрать «богатства». Ведёрко сокровищ, по ракушке собранных с песчаного поля, постепенно превращалось в мусорное. Что поделать, игра окончена, а нести добычу домой нельзя – мама отругает за россыпи песка где ни попадя.

Вдруг стало темно и шумно. Девочка подняла голову.

Начался прилив. Море встало на дыбы, ветер свистел и теребил брошенные газеты, норовя унести их Бог знает куда. Перекати-полем по песку слонялся целлофановый пакет. Где-то сбоку, вдоль аллеи, шелестели листья и качались ветви.

Но это лишь обрамление, фон, игравший на атмосферу, будто музыка в фильме-катастрофе. Сама катастрофа виднелась на горизонте.

Чёрное пятно волны росло и приближалось. Налетевшие на солнце облака лишили небеса и песок красок, обратили их в тлен.

Фольга и стёкла поблёскивали в клочьях пены. Они неслись к щедрой девочке, готовые прыгнуть ей в руки. В лицо. В глаза. В беззащитное тело.

Ни встать, ни защититься.

***

– Ай! – вскрикнула Алёна, зажмурившись.

Инстинкт самосохранения взрослой женщины оказался сильнее рассудка. Спасаясь от шквала призрачной волны, Алёна попыталась закрыть лицо, но что-то помешало, что-то удержало руки. Нечаянный рывок головой, и макушка врезалась в лист металла. Удар и приглушённый болью шум – так жизнь ответила на испуг.

Перед глазами заплясали бесформенные разноцветные пятна.

Немного придя в себя, Алёна попыталась пошевелиться, но не вышло. Руки и ноги оказались сцеплены друг с другом скотчем, а сама она лежала, свернувшись в позу эмбриона на твёрдой неудобной поверхности. В крошечные отверстия над головой падало немного света. Блики на стенках намекали Алёне, что она очутилась в металлическом ящике. В голову тут же пролезли мрачные ассоциации с гробом и мусорным баком, отчего медленно наползавший ужас захватил Алёну с головой и заставил вскрикнуть. Не вышло, губы не расцепились, вездесущий скотч не оставил девушке ничего, кроме возможности мычать и скулить. Тысячи обрывков мыслей беспорядочно носились по мозгу, вспыхивали и моментально гасли в урагане эмоций.

Глаза заслезились от гадкого чувства собственной беспомощности. Кислорода не хватало; всё, что поступало извне, тут же превращалось в отработанный, спёртый воздух. Алёна дышала им снова и снова, как утопленник заполнял свои лёгкие стоялой болотной водой.

Пока слёзы текли по щекам, а горло содрогалось от терзавших его рыданий, ящик (гроб? мусорный бак?) пришёл в движение. Кто-то толкал Алёну вперёд. Судя по дребезжанию внизу, ящик с девушкой лежал на чём-то вроде тележки или операционного стола. Ям и колдобин не ощущалось, ровный пол, возможно, бетонный. Из-за стенки доносились напряжённые шаги толкавшего и его шумное дыхание. Впереди раздались приглушённые шумы и мужские голоса.

Тележка остановилась.

– Как же я это всё ненавижу, – прошептал толкавший и обошёл свою ношу.

Алёна попыталась извернуться и увидеть в отверстиях над головой хотя бы силуэт похитителя. Не вышло. Тот отдалился куда-то вперёд. Раздался стук, словно удары кулаком в гаражные ворота. Слишком слабые, чтобы кто-то по ту сторону врат их заметил.

Усталый вздох. Алёна замерла и вслушивалась, затаив дыхание.

– Дрочат они там, что ли? – проговорил похититель.

Алёна вздрогнула от новой серии ударов. Похоже, не она одна. Голоса и шум впереди затихли.

Скрип и щелчки засовов. Незримые ворота впереди приотворились.

– Привёз? – Голос привратника звучал хрипло и нездорово на фоне той липкой грусти, что сквозила в словах похитителя.

«Кто это?! Что им от меня нужно? За что?!» Лишь теперь Алёна начала думать о чём-то, кроме собственно боли и обиды на жизнь за её жестокость и несправедливость.

– Привезли, – отозвался похититель, – я с вами на брудершафт не пил.

Мрачная усмешка, за которой последовали новые щелчки и звук распахиваемых массивных дверей. Похититель вернулся за тележку, и движение возобновилось. Голоса впереди стали громче. Алёна всё ещё не могла разобрать ни слова, но интонации её пугали.

– Welcome to where time stands still, no one leaves and no one will, – напел похититель и вздохнул.

– Принимай посылку! – рявкнул привратник, обгоняя тележку.

Часть голосов впереди одобрительно зацокала, другая умолкла. Ящик с Алёной схватили с разных концов и перенесли на пол. Вряд ли невидных «грузчиков» сильно волновала сохранность девушки; от того, чтобы просто стащить или даже столкнуть добычу с тележки, их удержал разве что громкий и неприятный шум от падения.

– Так! Готовь камеру! Свет! Быстро, подвози! – Новый, резкий голос заглушил все старые, и все в помещении засуетились. Над головой Алёны раздались щелчки заклёпок и скрежет выгибающегося металла. Стало светлее.

– Ну чё, уже снимать?

– Нет, – тихий и мягкий голос похитителя очень выбивался из атмосферы сырого бедлама, создаваемый прокуренными и пьяными голосами вокруг и душным, нездоровым воздухом. – Подождите, пока я не уйду.

Ящик распахнулся, и девушку выволокли наружу на выдвигающемся листе металла, словно курицу на противне. По глазам резанул белый свет. Алёна зажмурилась и попыталась отвернуться – насколько позволяло положение.

– О-о, ты смотри! Ничё такая!

Что-то бросило на лицо тень, и девушка рискнула осмотреться. Помимо грязных кирпичных стен то ли подвала, то ли заброшки Алёну окружала старая мебель: плеснево-зелёный оборванный диван, кровать с приторно-розовыми простынями и мягкими игрушками, щедро раскиданными между подушками. Сравнительно новые лампы. Пара цифровых камер и трое мужчин в спортивных костюмах рядом с ними. Обладатель противного, бьющего по ушам голоса. Небрежно одетый и с немытыми тёмными волосами, он, несмотря на прищур, исполненный презрения, и кривую ухмылку, выглядел на фоне остальной компании относительно прилично.

Между камерами и Алёной стояли, сидели и лежали ещё шестеро – в масках, балаклавах и раздетые до трусов. Кто-то стоял-сидел и без последних.

Девушка отчаянно заёрзала. Не помогло.

Воздух сбоку колыхнулся. Повернув голову, Алёна смогла рассмотреть человека, привёзшего её в это злополучное место. Явно непохожий на матёрого уголовника, он брезгливо оглядывал человеческий серпентарий, его обитателей, а затем наклонился к «жертвенному хомячку».

– Вряд ли вы меня помните, Алёна Владимировна, – почти прошептал незнакомец. – Впрочем, вы тогда и представлялись иначе.

Алёна мотала головой, мычала, жалобно глядела в глаза мучителю. В душе у девушки ещё теплилась надежда на спасение. Надежда, что происходящее было ошибкой.

– Как когда-то я для вас, вы для меня больше не человек. – Голова его опустилась, словно под весом тяжёлых воспоминаний. – Разменная монета, мыльный пузырь, кусок сырого мяса…

Заслышав последнее сравнение, компания у диванов, фонарей и камер разразилась гадким смехом. Алёна заскулила.

– Не факт, что вы выйдете отсюда живой или вообще сможете ходить. Не факт, что вас опознают. На самом деле, – в руках у похитителя оказался паспорт в знакомой Алёне чехле, – вас больше не существует для этого мира.

Паспорт с тяжёлым треском превратился в ворох рваной бумаги и кусочки пластика. Тушь потекла по щекам девушки чёрными ручейками.

– Не думаю, что вас волновало, выберусь ли я из ямы, в которую вы сталкивали людей. Мог ведь и не выбраться…

За спиной похитителя со скрипом затворилась дверь.

Взвыв, Алёна изо всех сил рванула в сторону покинувшего помещение злодея, но даже без пут она вряд ли смогла бы продвинуться дальше, чем на полметра: с полдюжины волосатых рук уже вцепились ей в шею, ноги и грудь.

В животе Алёны похолодело, в голове загудело. Уже выпадая из реальности, девушка услышала будничные распоряжения со стороны камер и ощутила, как холодные жёсткие пальцы залезли к ней в джинсы и закопошились в белье.

– Так, работаем! Включите камеры! Ко, Фил, несите её на диван, вы первые. У кого-нибудь здесь есть перочинный нож? А то тяжеловато будет с сомкнутыми ногами. Хотя…

2

Хуже звонка с незнакомого номера может быть только звонок со знакомого номера утром выходного дня. Особенно по работе. Николай понял, кто надумал выдернуть его из-под одеяла, ещё до того, как поднял веки. Каждому контакту соответствовала своя мелодия или песня. Сейчас играла «Нас не догонят».

– Договаривайся с тобой… – пробурчал Николай, сползая с кровати. Вспомнив, что Полина спит в соседней комнате: в её школе пятидневка, а не как у некоторых бедняг – он поспешил закрыть дверь.

– Да?

– Коль, привет…

Наигранное спокойствие резануло слух. В голосе не было ни следа сонливости, будто женщина по ту сторону трубки проживала не раннее субботнее утро, а предобеденное время вторника.

– Привет, Юль… Что случилось?

– Надо поговорить.

«Ох и не нравится мне это…»

– Мы уже говорим. Давай, выкладывай!

– Тебе надо это увидеть. Приехать и увидеть. Срочно!

– Чего? Я не понимаю… У тебя там всё в порядке?

«Никакой конкретики, давление на срочность. Нижайший уровень, просто дно».

Короткая пауза, а затем раздался нервный смех, от которого Николай поёжился. Он ощутил нечто, что испытывал бы зритель казни на электрическом стуле, играй на фоне гудения и треска матерные частушки.

– Да всё нормально, Коль, только розы сгнили, часто поливала!

Николай закатил глаза: градус абсурда и не думал понижаться.

– Так! Ты мне мозг не компостируй! Шутки у тебя гов… Ч-что? – Гнев вдруг испарился, на смену пришёл испуг. – Что ты сказала?!

– Я говорю, розы сгнили, часто поливала.

Николай почти представил, с каким отчаяньем Юля повторила эту фразу, будто объясняя что-то полицейскому.

За окном тем временем светало. В щель форточки просачивался свист ветра и рычание моторов далёких автомобилей, но Николаю казалось, что в комнате стало тише. Гул в ушах будто заглушал голоса улиц.

– Да. Да, я понял.

Николай надеялся, что всё-таки не понял, или что Юля ошиблась. С той стороны провода ответили не сразу. Повисло неуютное молчание.

– Ты скоро? Долго тебя ждать?

Под конец фразы в голосе прозвенела плачущая нотка. И снова молчаливое ожидание.

«До неё ехать минут тридцать, но… Что-то здесь не так».

– Буду через час. Жди меня и никуда не уходи!

– Я и не собира…

Короткие гудки вместо слов – связь оборвалась. А может, ей помогли.

В соседней комнате прошелестели простыни. Николай не заметил, кричал ли он во время разговора, или то зазвенел будильник на внутренних часах Полины. Она умела программировать себя на ранний подъём по будням, но плохо контролировала по выходным.

Впрочем, простынями всё и ограничилось: ни шагов, ни зевания. И на том спасибо.

«Спи, моё солнышко. Папочке надо решить одну проблему».

В комнате заскрежетало дерево о паркет: Николай вцепился в углы письменного стола и оттащил его от стены.

– Вот не было печали… – Мужчина вытащил из-за батареи прямоугольник пенопласта размером с упаковку из-под мобильного телефона. – Я надеялся, что до этого не дойдёт.

Пара рывков, и из грязно-белого брикета на пол вывалился зип-пакет с пистолетом Лебедева внутри.

***

– А роз я в этом доме не приметил…

3

Николай припарковался через дом от Юлиной хрущёвки; до подъезда мужчина добирался, избегая открытых пространств. Сложно сказать, чего он опасался сильнее: быть пойманным в подъезде, на походе к квартире или уже в квартире.

«Розы, значит, поливала… – Мысли пафосно звучали в голове под свист ветра. Николай чувствовал себя героем сериала про ментов или даже нуарным детективом. – Я уж надеялся, что никогда не услышу этот идиотский пароль».

Проскользнув в нужный подъезд следом за нерасторопным жильцом, Николай прокрался к лестнице: подниматься по лифту было опасно. Пешком, впрочем, не намного лучше. Николай надел перчатки. Третий этаж так далеко, так высоко.

Николай держался стены, стараясь не прислоняться к ней. Он следил за тем, куда ставит ногу, и поглядывал вверх. Ступал осторожно и держал правую руку близко к карману с «лебедем». Под подошвами то и дело хрустели куски штукатурки, сами шаги нельзя было назвать бесшумными. Любой внезапный звук: выкрик с улицы, визг шин, свист ветра или коммунальные шумы – заставляли Николая задерживать дыхание и замирать. Он всё ждал, когда ловушка захлопнется, когда его накроют, и жалел, что вообще пришёл на сигнал. В конце концов, можно было и не приходить, а сбежать, схватить Полину под мышку и уехать куда подальше.

«Может, так и надо было сделать».

Это был очень долгий и напряжённый подъём, который, впрочем, так и не прервали. Ни спереди, ни сзади никто не выскочил, и Николай добрался до лестничной клетки. На ней тоже было пусто, возможно, даже слишком. Николаю показалось, что он находился вне привычного мира; что, придя сюда, он ступил на чужую территорию с чуждыми ему правилами. Словно шагнул в Зазеркалье, и всё вокруг было искажено и преломлено. И сквозит…

Дверь в квартиру под номером 337 оказалась приоткрыта.

Чутьё подсказывало Николаю, что ничего хорошего ему ждать не стоит. Из проёма глядела тьма, словно здесь никто не жил. Ни электрического, ни естественного света. Мужчина сунул руку в карман, поближе к пистолету, и подошёл к квартире. В ноздри хлынул резкий запах, от которого защипало в глазах. Амбре ощущалось как смесь дерьма, мочи и гари.

Николай сглотнул и оглядевшись, не следит ли кто, просочился в проём.

Внутри оказалось чуть светлее, чем казалось снаружи, но ненамного. Небольшой участок пола в прихожей мерцал, в темноте угадывались острые углы и проходы в комнаты. В другой раз Николай бы ещё на входе включил свет, но сейчас ему было страшно даже дышать. Собственные шаги казались ужасно громкими, будто Николай ступал сапогами по скрипящим доскам, да ещё и посыпанными битым стеклом. Мозг силился распознать признак опасности: шорох, сопение, силуэт, тень на стене – но ничего не получалось. Лишь звук падающих капель точил сознание. Что странно, капало не из-под крана: это не тот звон, который бы разносился от раковины или ванны. Будто крыша протекала. Или труба.

Николай прижался к стене и вынул пистолет.

– Похоже, здесь никого нет, – вздохнул он и прокашлялся. И стал ждать.

Ждать…

Тишина не обрывалась. Только капало, как и прежде.

«Хм-м…»

Рано или поздно, игра должна была окончиться. Устав от неопределённости, Николай снял пистолет с предохранителя и щёлкнул выключателем, готовый бежать или драться.

Зажглись ламы. Никто за стенами не шелохнулся.

– Юля?

Чувство искажённой реальности не покидало Николая. Молчание Юли казалось зловещим. Услышав секретную фразу, он при всём желании не смог бы убедить себя, что звонившая просто отлучилась в магазин или куда-то ещё. Хотя и это могло случиться. Мало ли что могло взбрести в голову человеку, повесившему в центре гостиной огромную боксёрскую грушу…

«Что-что?». Николай помотал головой, прогоняя наваждение.

Нет, это была не боксёрская груша.

На шнуре, обвязанном вокруг криво перерезанного горла, висела освежёванная туша. Человеческая. Голая плоть блестела на свету, точно обмазанная слизью. Из культей капали скудные остатки крови. На полу росла лужа. Красное, жёлтое и коричневое. Вонь мешалась с ароматом свиного шашлыка. Часть ран на теле явно прижгли. Глазницы пустовали, такие же чёрные, как и всё вокруг меньше минуты назад. На исполосованном сером лице застыла гримаса посмертного безразличия: распахнутый рот, вывалившийся наружу обрывок языка.

Невольно рассмотрев этот бриллиант бесчеловечной жестокости, Николай вздрогнул и схватился свободной рукой за живот. Желудок не выдержал напряжения, и его скудное содержимое покинуло организм тем же путём, что и попало внутрь.

– Боже… Твою мать…

Николай попытался сдвинуться с места, но ноги не слушались. Две силы тянули его в разные стороны: рассудок велел бежать, но что-то толкало к трупу. Неуверенность, подозрение в нереальности произошедшего. Неужели всего за полчаса можно сделать из человека отбивную и скрыться?

В чувство привёл мобильник на беззвучном режиме: он завибрировал и загудел в кармане, точно осиное гнездо. Щёлкнув предохранителем, Николай спрятал пистолет. Мужчина прокрался к выходу и запер дверь изнутри: обычная квартира, в которой ничего не произошло – и только после этого взглянул на экран. Нераспознанный номер.

– Здравствуйте! Вам предодобрен…

Николай добавил номер в «чёрный список» и убрал было телефон обратно в карман, но тот тут же воскрес. Ещё один звонок с ещё одного незнакомого номера.

– Здравствуйте, вас беспокоят из банка «Русский стандарт»…

Этот номер тоже отправился в «чёрный список». Через секунду высветился новый.

– Вы выиграли путёвку на Колыму!..

«Спасибо, не надо».

Ещё один звонок.

«Вот ведь заспамили, суки. Ладно, пусть удивят меня».

Николай надеялся услышать хоть что-нибудь забавное и нестандартное – хоть «Чечня на связи!».

Если у Вселенной есть уши…

– Николай Анатольевич?

– Хм?

– Следственный комитет России, лейтенант Кисленко Дарья Сергеевна.

…то у неё есть и чувство юмора.

Николай убрал палец от кнопки сброса. Холодный женский голос продолжал многократно повторённую, практически заученную легенду о запросе кредита по нотариально заверенной доверенности сразу в нескольких банках. Популярная когда-то легенда. Мужчина сам знал её наизусть.

Вымученная улыбка расплылась по лицу Николая, хотя по коже пробежал мороз. Со стороны эта гримаса смотрелась бы жутко, но окна зашторены, дверь заперта, а над полом покачивался единственный человек, способный оценить всю абсурдность ситуации наравне с Николаем… и самой «Дарьей Сергеевной».

– Алён, ты… Ты чего? Алёна!

На той стороне как будто не слышали Николая. Голос продолжал отыгрывать свою роль в представлении. В сумасшедшем аудиоспектакле для единственного слушателя. Голос Алёны задавал вопрос, ждал секунду или две, и поток лжи продолжался, будто Николай не участник игры, а фон, декорация на сцене. Просто имя, просто малозначимая переменная, не имевшая никакого значения. Просто набор букв.

Николай бросил трубку и доковылял до дивана. От спёртого воздуха разболелась голова, в глазах рябило. Телефон, оказавшись на диване, тотчас задрожал от наплыва входящих сообщений. SMS, соцсети, электронная почта, мессенджеры… Нераспознанные номера и адреса. Телефон подскакивал, разогревался и медленно приближался к краю. Некоторое время Николай не смотрел на высвечивающиеся на экране строки, а лишь сидел с прикрытыми веками, пытаясь прийти в себя, насколько возможно. Смерть пропитала сам воздух, а худшая из её личин по-прежнему стояла перед глазами.

Атмосфера вокруг не могла и не становилась лучше, но человек ко многому привыкает. Смотреть на телефон – значит смотреть в противоположную от трупа сторону. Сбегая от ужасающей реальности, Николай приоткрыл веки и взглянул на экран. Вложения и текст, вложения и текст.

Кошмар не закончился, он принял новую форму. Каждое сообщение содержало прикреплённый файл – фотографию любимой дочери Полины в одном белье, и текст с адресом и призывом поторопиться.

«… а то опоздаешь».

4

– Через двести метров поверните налево.

Машина проносилась мимо щебечущих парочек и возвращавшихся домой визгливых школьников с банками энергетиков в руках. Спальный район сменялся промзоной, однако улыбки, выныривавшие из месива бетона, дерева и стекла, злили везде одинаково. Вселенная безразлична к бедам одиночки. Мир – это коллективная жертва; он, словно старуха на лавочке, радуется чужим бедам.

– Через сто метров поверните направо, затем поверните направо, – подсказал безэмоциональный GPS-навигатор, а на экране в паре сантиметров выше огромной серой зоны нарисовалась куцая оранжевая стрелка. Центр утилизации автомобилей.

За последним поворотом Николая ждал угрюмый бетонный забор высотой два метра с не менее внушительными металлическими воротами.

Можно было припарковаться вплотную к стене и использовать кузов авто, чтобы залезть повыше, но Николай и сам перебрался через забор. Раскошелившись на бетон, владельцы сэкономили на колючей проволоке. Внутри периметра мужчине открылся вид на настоящее кладбище автомобилей; тоннели из взгромождённых друг на друга пустых кузовов, запылившихся шин и бурых кубов спрессованного металла напоминали катакомбы.

«Куда эти уроды могли её деть? Думай, Коля, думай!» Мысль о том, что Полины нет на этой свалке, одновременно и пронзала холодом внутренности, и подавала Николаю, словно нищему с протянутой рукой, крупицы наивной и глупой надежды. Вдруг всё, что связано с Полиной, просто блеф? В конце концов, виноват ли ребёнок в том, что у родителя опасная работа?

Блуждать по свалке в бесплодных поисках можно очень долго, но есть опасность «опоздать». Пришлось выдать себя.

– Полина! Полина, ты здесь? Полина!

Ответом стало лишь бряцание ржавого металла да вороньи крики. Николай звал снова и снова, но его голос тонул в свисте ветра. Это могло продолжаться вечно…

Если бы где-то рядом не раздался до боли знакомый плач.

Затаив дыхания, словно боясь спугнуть звук, Николая пошёл на него.

– Полина? Полина, ты здесь?..

Молчание вновь оборвалось. До девочки оставалось лишь несколько метров.

Николай едва успел остановиться: он едва не свалился в дыру. Глубокую, четыре метра глубиной яму с крутыми чёрными склонами, осыпавшимися при неосторожном прикосновении. Надеясь увидеть дочь, Николай позвал вновь и чуть ли не свесился вниз, но напрасно. На дне покоился лист металла, а на нём – кукла Барби в нижнем белье и… мобильник, принимающий входящий вызов.

Очередной неопознанный номер, а звук плача оказался лишь рингтоном.

– Ах, чёрт…

Николай не успел подняться с земли: нечто упёрлось ему в бок, и заботливый отец полетел на дно.

Николай сообразил сгруппироваться и закрыть лицо руками, но твёрдая бугристая земля и сила притяжения всё равно сделали своё дело. Да и правильно группироваться он не умел.

– АААААА!!!

Плечо мужчины смачно щёлкнуло.

– У-у-о-ох… Су-ука… – Николай со стонами перевалился на спину.

День выдался длинным, но и он, наконец, подходил к концу. Занялись сумерки, голубое небо залилось сиренью. На краю обрыва выросла фигура. Николай наклонил голову, чтобы лучше видеть его. Незнакомец в запылившейся одежде. Человек, на чьём лице кривилась мрачная ухмылка, а в глазах сверкало торжество.

– Какого хрена?..

– Ты, наверное, заметил, что финансовые трудности не делают человека лучше. – Незнакомец отошёл от края и присел на корточки. – Кто-то рвёт очко, кто-то руки стирает до мяса. Хоть вешайся, хоть прижигай! – Под запись детского плача мучитель наклонил голову и высунул язык, изображая висельника, а затем разразился мерзким каркающим смехом.

Николай потянулся было к карману с пистолетом, но жуткая боль практически парализовала руку.

– А у кого-то камень на сердце… стоит. Лично меня это просто убивало. – Незнакомец поднялся. Теперь его глаза горели яростью.

А телефон всё плакал.

– Стой! Что с моей дочерью?! Где она?! – Здоровой рукой Николай выудил пистолет из кармана и кое-как наставил на мучителя. – Где она?! Убью!

«Да мне пофиг!». Николай не столько услышал, сколько прочитал по губам. Вслух же мерзавец ответил:

– Может, ты всё-таки ответишь на звонок? Хотя, какая тебе уже разница…

– Зачем ты всё это делаешь?! За что?! – взвыл Николай.

Незнакомец презрительно сплюнул в яму и отступил от её края. Николай нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Он совсем забыл о предохранителе.

– Чтоб тебя!!! – взвыл несчастный. Его мишень уже скрылась из виду и зашагала куда-то в сторону.

С трудом сдержавшись, чтобы не отшвырнуть пистолет с досады, Николай опустил оружие. Мысли выветрились из головы; Николаю хотелось что-то сделать, что-то сказать, но он не мог подобрать слов, как и разобраться в своих ощущениях. Кошмар с человеческим лицом оказался немногим лучше полной неизвестности, и мужчина как будто почувствовал облегчение.

До поры до времени.

Тихие шаги на поверхности прервались, раздался хлопок закрывшейся двери. Затем до ушей донёсся рык мотора.

– Она совсем одна, без матери! Ты слышишь? Одна! – нерадивый отец неуклюже пополз в центр ямы – к кукле и гудящему телефону. – Ты слышишь, ублюдок?! Ты слышишь?!

Шум становился всё громче, его источник приближался.

Николай добрался до игрушки и мобильника.

Показался барабан бетономешалки.

Номер на экране показался мужчине знакомым.

Барабан наклонился.

В груди Николая застучало как никогда, в животе воцарился жестокий холод. Мужчина схватил телефон и, как мог, пополз к дальней грани, пока бетонная смесь растекалась по дну. Ни мыслей, ни злости, только боль в волочащейся по земле руке, и высасывающий силы страх.

Упёршись в земляной вал, Николай поднялся на ноги. К тому моменту серая жижа была ему уже по щиколотку. Холодный пот стекал по лицу. Рукава куртки испачкались в ходе гонки со смертью.

Пальцы здоровой руки по-прежнему сжимали бесполезный пистолет и телефон. Николай нажал на кнопку с зелёным значком, прерывая плач.

– П-полина… Полина, ты слышишь? Ты слышишь меня?..

– Николай Анатольевич! Вера Цыбулькина из Центрального Ба…

Игрушка дьявола исчезла с серой жиже. Следом чуть не полетел пистолет, ладонь некрепко держала рукоять. Николай и сам едва стоял, едва держался, чтобы не рухнул в липкие объятия нового воплощения Смерти.

Жидкий цемент поднялся до уровня колен.

Со своего места Николай видел лишь барабан бетономешалки, шасси КамАЗа и уголок его кузова.

– Сука!

Сняв пистолет с предохранителя, Николай выстрелил. Пули исчезли в будущем бетоне, а то и вовсе улетели далеко за ограду свалки. Совсем скоро эти кусочки свинца найдут на детской площадке, в парке, на мостовой или в упавшей на тротуар птице – где-нибудь, но найдут.

А вот найдут ли того, кто стрелял…

Уровень смеси поднялся до бёдер, сдвинуться с места стало невозможно. Надежда покинула Николая.

Мужчина приставил дуло пистолета к голове.

«Надеюсь, хоть один патрон остался»…

***

Ночь. На свалке тихо, только огонь потрескивает в дырявой металлической бочке. Вокруг таких любят собираться бездомные по вечерам: теплом от пламени можно согреть ладони. А если очень повезло днём, то и поджарить голубя, крысу или собаку.

Но на сей раз обитателей улиц не было на привычном месте, и пламя, хоть и горело, не лизало плоть – ни живую, ни мёртвую. Одинокий мужчина в запылившейся куртке молча скармливал прожорливой стихии осколки недалёкого прошлого. Картонная коробка у его ног была полна сокровищ, но порой богатство приносит боль. Как и любой инструмент, его можно использовать во зло. А добро… Добро очень относительно.

Не всё, что падало огню в пасть, легко им переваривалось, и оранжевые языки периодически мельчали и синели. Одиночка подкладывал хвороста в костёр и окроплял пламя содержимым прозрачной бутылочки. К стихии возвращался аппетит, и пир возобновлялся.

– Всё… закончилось.

Одиночка достал из кармана помятый лист бумаги и в последний раз пробежал глазами по его содержимому. Призрак прошлого всё ещё давил на сердце.

– «Сто к одному, что не найдём», говоришь… – Оскалившись, человек в пыльной куртке скормил бумагу, символ былого отчаяния, адским побегам.

«Возможно, там мразь и узнает, за что сдохла».

Одиночка шумно выдохнул и перевёл взгляд на серую прямоугольную площадку. Бетон в котловане застыл не так давно.

– Ну и хер с тобой.

Пламя снова скукожилось, но это уже никого не волновало. Свою роль оно выполнило – все телефоны, сим-карты, обрывки паспортов и свидетельство о регистрации заявления в полицию сгинули. Как и что-то внутри человека в пыльной куртке.

Может, трудности и делают человека сильнее, но не добрее уж точно.