Текст книги "Вторая мировая война. Хроника тайной войны и дипломатии"

Кроме того, Особая группа пополнялась, что было очень важно, военнослужащими войск НКВД в ходе боевых действий. В первые дни войны на западном направлении себя блестяще проявил заместитель командующего внутренними войсками НКВД комбриг В. Кривенко. Командир бригады внутренних войск полковник Плеханов погиб, но его бригаде удалось отстоять прикрытие наших переправ, в ожесточенных боях за мосты у Могилева, Борисова и Бобруйска. Повсеместно командующие пограничными и внутренними войсками стали начальниками войск по охране тыла действующей Красной армии.

Примерно до 26 июня достоверной информации о положении на фронтах у Ставки, видимо, не было. Существовала лишь иллюзия, что противника удалось остановить. В этих условиях на органы НКВД легла огромная ответственность в правильном ориентировании руководства страны относительно складывающейся обстановки. Этому способствовало тесное информационное взаимодействие между органами госбезопасности и первым секретарем компартии Белоруссии П. Пономаренко.

Информация о положении на западном направлении поступала в Москву по каналам органов НКВД. Прежде всего она шла от начальника Белостокского управления НКБГ С. Бельченко и из наркоматов госбезопасности Белоруссии, Латвии и Литвы, куда активно и напористо рвался противник. Следует сказать, что в очаговых сражениях также немалую роль сыграли войска НКВД, которые первыми взяли в плен немцев, разгромив разведывательный батальон противника в ожесточенных боях под Ригой.

После доклада Сталину о неблагоприятном развитии обстановки 24 июня 1941 года Берия отдал приказ о взятии под тотальный контроль всех передвижений по магистрали Минск – Москва. По этому поводу специальная директива ушла на места поздно ночью.

Была еще одна директива Ставки, адресованная командующим войсками Юго-Западного, Южного и Западного особого округа, о формировании группы армий резерва главного командования. Эта директива появилась сразу же, как только началась эвакуация Минска. О важности этого решения говорит тот факт, что заместитель наркома внутренних дел СССР по кадрам С. Круглов был назначен членом Военного совета этой группы армий.

В самом начале июля 1941 года был отдан приказ наркома обороны о выброске на парашютах несколькими эшелонами в тыл врага 204-й воздушно-десантной бригады в районе Любань, Волосовичи в Белоруссии для изоляции и уничтожения подвижных соединений противника. Это свидетельствует о том, что уже в первые дни войны мы пытались путем диверсий нанести урон тылу немцев, в частности, уничтожить склады с горючим, инфраструктуру снабжения немецких моторизованных группировок, чтобы облегчить положение нашим войскам, находящимся в районе Бобруйска, где складывалась очень напряженная обстановка. К сожалению, эти действия не увенчались успехом. Для нас это был наглядный урок, насколько необходимо при десантировании специальных групп в тыл противника подготовить условия, обеспечивающие их безопасность и боеспособность.

В связи с развитием военных действий на западном направлении Ставкой было принято решение о передаче органами НКВД всех имеющихся гидротехнических средств в распоряжение командующего резервными армиями для быстрейшего оборудования укрепленной полосы и долговременных сооружений на линии фронта. Ставка отдала приказ и о формировании стрелковых и механизированных дивизий из личного состава войск НКВД. И наконец, что тоже заслуживает внимания, о чем умалчивалось по известным причинам, – это приказ Ставки Главного командования – ввести Берию как народного комиссара внутренних дел в состав Военного совета Московского военного округа. В этот период П. Артемьев, генерал-лейтенант, заместитель командующего внутренними войсками, в прошлом командир дивизии особого назначения имени Дзержинского, был назначен исполняющим обязанности командующего войсками Московского военного округа. Он блестяще себя проявил в битве под Москвой и оставался командующим войсками Московского военного округа до тех пор, пока был жив Сталин. Его сместили уже после известных событий в июле 1953 года.

И еще об одном важном обстоятельстве – упорядочении информационной работы. Единственным надежным способом связи со Ставкой оставалась связь ВЧ, которая находилась в ведении НКВД. Она работала без перебоев в самый критический период. По информации НКВД принимались важнейшие решения. Например, сразу же после нападения Германии возник вопрос о введении в действие планов прикрытия государственной границы. Причем не исключалось нападение на Советский Союз не только сателлитов Германии, но и вступление в войну Турции.

В начале июля одним из первых документов, который подписал Жуков, была директива, адресованная Закавказскому военному округу. В ней говорилось, что основная задача состоит в том, чтобы ничем не спровоцировать Турцию и Иран, не допустить какого-либо повода к вступлению их в войну на стороне Германии. «Дать вам сейчас ничего не можем в смысле оказания помощи – усиления войск округа, – отмечалось в директиве. – Доложите, на каком основании без решения Ставки вами введен план прикрытия. Ваше сообщение, на которое вы ссылаетесь, и наша директива № 1461 ничего не говорит о введении планов прикрытия. Ваше распоряжение о занятии границы немедленно отменить».

Хочу добавить, что Жуков отдал эту директиву на основе информации НКГБ Азербайджана о введении в действие плана прикрытия границы в Закавказье с использованием пограничных войск НКВД.

Органам НКВД необходимо было установить реальную картину, которая складывалась в прифронтовой полосе, для развертывания там агентурно-диверсионной работы. Поступающая информация сигнализировала о плохо организованной эвакуации населения и материальных ценностей из приграничной полосы. Необходимо было упорядочить эвакуацию семей партийно-советского актива, а также руководящих работников Красной армии, ВМФ, органов НКВД.

Многие упрощенно это понимают, подразумевая под эвакуацией не что иное, как бегство. Такой взгляд совершенно неверен. В записке органов государственной безопасности говорилось, что противник ведет активное изучение партийно-советского актива, располагает данными о его составе. Кроме того, территория, где развернулись боевые действия, была занята нами сравнительно недавно, лишь в 1939–1940 годах, поэтому обоснованно было предположение, что партийно-советский актив будет не только первой жертвой противника, но и часть его может быть завербована немецкими спецслужбами для ведения подрывной работы в советском тылу. Было принято решение наладить строгий учет руководящих кадров, которые оказались в зоне не только боевых действий, но и в прифронтовой полосе и, естественно, стали объектом специального внимания противника.

Мне кажется, что в самый начальный период боевых действий причина наших неудач и потерь была и в неясности складывающейся обстановки для нашего военного командования, и это создавало совершенно неправильное представление «наверху» об организованных действиях наших войск. На самом деле в июне и в начале июля 1941 года сплошной линии фронта не было, и бои с противником с нашей стороны носили характер очагового сопротивления. Отсюда заминка и нечеткость в постановке боевых задач войскам, ошибочные решения.

Необходимо также правильно оценить тот ущерб, который был нанесен нам в результате действий буржуазно-националистического подполья. Высылки из Прибалтики, массовые репрессии на Украине, безусловно, не могут быть оправданными. Однако факт остается фактом, что к диверсионным действиям спецподразделений немецкой армии активно подключились буржуазно-националистические боевые группы во Львове, в городах Прибалтики. Подполье в этих городах было главным организационным центром, который формировал базу для диверсий против Красной армии.

7 июля Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ о передислокации авиадесантных частей, поскольку использовать их в тылу противника не было возможности из-за нехватки транспортной авиации. Но Ставка смотрела вперед. Было предложено немедленно отозвать их с фронтов. Благодаря этой директиве нам удалось сохранить авиадесантные войска, которые впоследствии использовались для вывода из строя тыловых коммуникаций противника.

Не могу не отметить еще одну важную директиву, изданную Жуковым 10 июля 1941 года. Она была подготовлена по информации НКВД и адресовалась командующим войсками Северного, Южного фронтов и ВВС Красной армии. В ней шла речь о борьбе с немецкими воздушными десантами, о необходимости совместно с органами НКВД проводить воздушную разведку, заходя в глубь расположения противника до 200–250 километров.

Днем и ночью мелкие группы должны были бомбить немецкие аэродромы, чтобы сковывать авиацию и срывать готовящиеся операции. Сроки выполнения этой директивы были очень сжатые. В течение суток нужно было представить свои соображения. К сожалению, в этот критический период нам не удалось осуществить систематические нападения на немецкие аэродромы, но директива возымела свое действие в последующие годы. Наши оперативные боевые группы в тылу у немцев неукоснительно выполняли ее – успешно громили их аэродромы.

Следует сказать еще об одном направлении работы органов безопасности в этот труднейший период. В специальной директиве Ставки Верховного Главнокомандования на органы НКВД и военной контрразведки была возложена ответственность за использование особой новой военной техники на фронте. Прежде всего речь шла о реактивных установках «катюша». На меня, кстати, залпы «катюши», которые мне довелось увидеть на полигоне, где после взрывов реактивных снарядов остались только выжженные окопы и земляные сооружения, произвели ошеломляющее впечатление.

Согласно этой директиве ни при каких условиях и обстоятельствах нельзя было допустить возможности захвата «катюши» противником. Со мной как-то консультировался кинорежиссер, ветеран воздушно-десантных войск, о действиях группы в тылу противника, которая должна была взорвать «катюшу». Я разочаровал его. Насколько мне известно, и в тяжелые месяцы 1941 года, и на протяжении всего военного периода не была захвачена ни одна установка. Знаю только, что к каждой боевой машине был приставлен уполномоченный особого отдела военной контрразведки, который персонально отвечал за ее уничтожение в случае угрозы захвата или невозможности вывода в расположение наших войск. По этому поводу могу сказать, что военная контрразведка в лице таких уполномоченных несла очень большие потери, но свой долг выполнила. А кинофильм «Пятеро с неба», рассказывающий о том, как наши диверсанты подрывают попавшую в руки немцев установку «катюша», вышел на экраны в семидесятые годы, когда довольно легко было фантазировать на эту тему.

Как известно, в первые месяцы войны были осуществлены меры, которые ныне оцениваются как репрессивные. Речь идет о массовых акциях по выселению целых народов и в этой связи о ликвидации республики немцев Поволжья. Останавливаюсь на этом не для того, чтобы оправдать эти действия, а чтобы разобраться в сложившейся тогда ситуации с немецким населением, оказавшимся в зоне боевых действий (в основном на южном направлении, где были немецкие колонии). Немало немецкого населения проживало в ряде наших городов. Кто выступил инициатором их выселения? Вот, скажем, документ от 3 августа 1941 года – донесение Военного совета Южного фронта в Ставку Верховного командования. В нем говорится, что во время военных действий на Днестре немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что жители этих деревень 1 августа 1941 года встречали вступающих немцев хлебом-солью. Поскольку на линии фронта имелось множество таких населенных пунктов, в донесении было высказано предложение дать указание местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов. Донесение подписали командующий Южным фронтом Тюленев, член Военного совета Южного фронта корпусной комиссар Запорожец, начальник штаба фронта Романов. На бланке шифротелеграммы стоит резолюция И. В. Сталина: «Тов. Берия. Надо выселить с треском. И. С.» И пометка работника начальника секретариата наркома внутренних дел Шияна: «Наркому доложено. 25 августа 1941 года».

6 сентября принимается совершенно секретное постановление Государственного комитета обороны о переселении немцев из Москвы, Московской и Ростовской областей в Казахскую ССР, в Джамбульскую, Кызыл-Ордынскую и так далее. Устанавливаются разнарядки. Руководство переселением возлагается на НКВД СССР.

Эти меры нужно рассматривать в контексте обострения обстановки на Западном фронте. Приказ наркома внутренних дел СССР Берии о проведении операции по переселению немцев из Москвы и Московской области был отдан 8 сентября 1941 года. Операция закончилась к 20 сентября. В соответствии с ней за 14 сентября из Москвы и Московской области было отправлено тремя эшелонами 4954 переселенца. Из общей немецкой колонии было арестовано 1142 человека. В общей сложности переселению подверглись более 10 тысяч человек.

Такого рода документы поучительны. Они помогают нам понять остроту ситуации, а также то, кто решал эти вопросы. Что же касается НКВД, то он не занимался политической стороной дела. В его миссию входило докладывать информацию о реальной обстановке.

Вот один из примеров, как эффективно была реализована информация, поступившая из райгоротделов и областных управлений НКВД о прорыве в тыл наших войск 56 моторизованного корпуса под командованием известного фельдмаршала Манштейна. Немцам удалось тогда прорвать нашу оборону на Лужском рубеже под Новгородом. Сплошного фронта боевых действий там не было. Соединения нашей 11-й армии, которой командовал генерал А. Морозов, получили приказание о нанесении немедленных контрударов по неприкрытым флангам немцев в районе Шимска. Выбор генералом Морозовым наиболее уязвимого места для удара достиг своей цели. В итоге наша 70-я стрелковая дивизия полностью разгромила 8-ю танковую дивизию вермахта.

Я пишу об этом, чтобы ответить нынешним военным историкам, и в особенности неквалифицированным публицистам, что, несмотря на неблагоприятное развитие событий в то время, картина боевых действий вовсе не виделась нам безнадежной. Когда противник после успешного наступления в приграничных боях был остановлен на Лужском рубеже, то оказалось, что немецкая танковая группа потеряла до 50 процентов своей материальной части.

Сейчас принято говорить о том, что войска Красной армии, будучи атакованы вермахтом, потерпели сокрушительное поражение в приграничных сражениях, что советское командование оказалось не на высоте положения. Это справедливо, но неприемлемы и оскорбительны злобные нападки на командование Красной армии. Они опровергаются не только воспоминаниями наших военачальников, но и в оценках немецкого командования, несмотря на их успешные в целом боевые действия в июне-июле 1941 года.

В своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Гальдер уже 11 июля 1941 года писал, что «командование противника действует умело, противник сражается ожесточенно и фанатически, немецкие танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части, войска устали». Ему же вторит командующий группой армий «Центр» германских войск фельдмаршал фон Бок. 12 июля он докладывает командованию сухопутных войск, что «общее положение со снабжением и обеспечением группы армий, включая воздушные силы, требует определенных ограничений как во времени, так и в масштабах проведения операции». Все это говорит том, что первая фаза немецкого наступления захлебнулась уже к середине июля 1941 года.

У меня к этому времени наладился постоянный рабочий контакт с заместителем начальника оперативного управления Генштаба генерал-майором А. Василевским. Он приезжал неоднократно в НКВД вместе с начальником Разведупра Красной армии Ф. Голиковым. Оба, одетые по распоряжению Жукова и Меркулова в штатское, участвовали в допросах крупного агента абвера Нелидова. Как участник немецких военно-стратегических игр, дающих теоретические заключения об итогах сражения, он заявил о том, что если немецкая армия не заняла в течение двух месяцев такие основные наши центры, какими являлись Ленинград, Москва, Киев, Ростов-на-Дону, то войну для немецкой стороны можно считать проигранной.

В эти горячие дни июля 1941 года Василевский постоянно звонил нам и интересовался информацией от местных органов НКВД о продвижении германской армии. Должен сказать, что лишь с возвращением маршала Б. Шапошникова на должность начальника Генштаба вся система оперативного обмена информацией о положении на фронтах между НКВД и командованием Красной армии была упорядочена.

В правильной оценке развития обстановки большую роль сыграла и наша военная разведка. В особенности разведотдел штаба Западного фронта, зам. начальника которого был полковник М. Мильштейн, впоследствии ставший одним из руководителей агентурной разведки Красной армии в годы войны.

Решение руководства Генштаба направить руководителей ведущих направлений военной разведки на фронт для налаживания разведработы ввиду обострения обстановки можно оценивать по-разному. Но советские военные разведчики справились с этой задачей. Их наблюдения и выводы способствовали правильному выбору направления контрудара по войскам противника в районе Ельни, которыми успешно руководил Г. Жуков. Угрожавший Москве Ельнинский плацдарм немецкой моторизованной группировки был ликвидирован.

При всей напряженной атмосфере июля-августа 1941 года у нас никогда не возникло ни тени сомнения в победе. Дополнительную уверенность придавала информация, поступавшая из Англии, США, Скандинавии, Болгарии и Швейцарии, о том, что потери вермахта в живой силе и технике огромны, что наблюдаются колоссальные трудности со снабжением горючим германской армии, наступавшей по расходящимся направлениям, что все это срывает план Гитлера на победу в молниеносной войне. Провал блицкрига в августе 1941 года уже был очевиден для меня и советского руководства.

Вместе с тем в нашей разведывательно-аналитической работе в этот период были допущены серьезные ошибки и просчеты. Мы не предвидели в августе 1941 года, что гитлеровское командование, временно отказавшись от броска на Москву, направит все свои подвижные соединения – две танковые группы – на окружение наших войск Юго-Западного фронта. Данных, которые могли бы предотвратить это, у нас, к сожалению, не было, и это при том, что с самого начала мы ориентировали разведывательно-диверсионную работу на изучение и подрыв боевых возможностей прежде всего ударных моторизованных соединений германского вермахта.

Наше настойчивое стремление противодействовать немецким наступательным операциям на Западной фронте, в первую очередь, обуславливалось тем, что это направление считалось самым важным – противник приближался к Москве. В начале августа 1941 года была переброшена в его тыл оперативная группа во главе со старшим лейтенантом госбезопасности В. Зуенко, в состав которой вошли доцент МГУ П. Кумаченко и преподаватель Института иностранных языков З. Пивоварова. Ее я особенно запомнил, поскольку позже она работала в отделе «С» с материалами по атомной проблеме.

Кумаченко и Пивоваровой удалось устроиться переводчиками при штабе немецкой танковой дивизии и, пользуясь хорошо налаженной двусторонней радиосвязью, блестяще выполнить свою задачу. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.

Опыт этой группы был для нас бесценным: мы были в курсе действий и планов немецкого командования, что давало возможность четко отрабатывать постановки задач, которые получали спешно формируемые нами оперативные боевые группы. Из донесений, поступавших от группы Зуенко, нам становились ясны проблемы, с которыми сталкивались ударные соединения танковой группы Гудериана.

Полученная информация подтвердила срыв немецких планов молниеносной войны не только благодаря героическому сопротивлению бойцов Красной армии, но и из-за неразрешимых проблем в материально-технической части: изношенность техники в танковых дивизиях, катастрофическая нехватка бензина. Сведения, поступавшие от опергруппы, возглавляемой Зуенко, немедленно докладывались высшему командованию.

Наша опергруппа проследовала с немецкой танковой дивизией вплоть до выхода в район Вязьмы, на ближние подступы к Москве, и вовремя исчезла, когда со стороны немецкой военной контрразведки появилась опасность «засветиться».

Следует сказать, никто в Центре первоначально не рассчитывал на такой успех Зуенко, не предполагал, что ему удастся проникнуть в штаб 3-й танковой дивизии и «держать руку на пульсе». Вместе с тем опергруппа, оказавшись в выгодном положении, не имела никакой агентурной связи с подпольной резидентурой, что позволило бы эффективнее использовать все ее возможности. Это была одна из узловых проблем руководства диверсионной войной, не было предусмотрено то обстоятельство, что разведгруппа уходит в глубокий тыл противника, а затем по мере продвижения войск начинает действовать в прифронтовой полосе.

Несколько слов о том, как реализовалась ее информация Верховным Главнокомандованием. По нашим материалам была отдана директива о необходимом усилении разведки на Западном направлении, поскольку мы представили неопровержимые данные о подготовке немецко-фашистских войск к наступлению на Москву. В изданной директиве предписывалось в течение трех дней провести разведку для выявления группировки противника перед линией фронта, уделив при этом особое внимание районам сосредоточения немецких танковых частей. Таким образом, речь шла о реализации нами информации от нашей оперативной группы и о дальнейшей систематизации ее. Для этого мы подключили военную контрразведку, разведку ВВС Красной армии, Разведуправление Красной армии и в результате родилась директива о том, чтобы разведывательные сводки НКВД представлялись в Генштаб ежедневно, высылались фотосхемы наиболее характерных группировок противника. Такой опыт взаимодействия всех видов разведки и в дальнейшем давал хорошие результаты.

Однако события на Западном фронте в конце сентября – начале октября, к сожалению, развернулись не в нашу пользу.