Текст книги "Тайна"

Глава 3

Я отправилась на поиски экономки в странном смятении чувств, вызванном поведением лорда Вульфберна и его согласием оставить меня в доме, на что я десятью минутами раньше не смела надеяться. Душа моя никак не могла смириться с тем, что сделала жизнь из некогда галантного и любезного молодого джентльмена. Что могло вызвать столь резкую перемену?

Миссис Пендавс сидела в холле на плетеном стуле, сложив руки на коленях. Увидев меня, она поднялась, протянула мне ладони и вопросительно посмотрела в мои глаза. Затем, словно испугавшись неуместности этого жеста, опустила руки и выпрямилась.

– Вам нужна комната на ночь, – сказала она резко, как я поняла, только для того, чтобы скрыть минутный порыв. – Ее уже готовят.

– Я пробуду здесь значительно дольше одной ночи. Лорд Вульфберн согласился принять меня на место гувернантки.

Ее лицо просветлело, но, выдав себя однажды, она не хотела сделать то же самое и второй раз.

– Ваш багаж скоро прибудет? – спросила она, словно это было единственное обстоятельство, заслуживающее продолжения разговора.

Пришлось признаться, что багаж оставлен у дороги. Она взглянула в окно и кивнула.

– Лорд Вульфберн не любит, когда его люди выходят поздно вечером. Мы окружены болотами, нет необходимости рисковать. Ваши вещи будут целы до утра, я дам все, что нужно.

Ее спокойный тон убедил меня, что я видела тайну там, где ее вовсе не было. Но я все еще сомневалась, что мне не придется в дальнейшем столкнуться с другими странностями, которые могли вызвать недоумение и даже страх.

Миссис Пендавс повела меня за собой вверх по лестнице на просторную галерею, выходившую в холл. У стены стояли два удобных дивана, обитые гобеленом, с ножками из орехового дерева и высокими резными спинками. Над ними находились окна, расположенные вдоль всей стены. Они начинались на высоте в половину человеческого роста и поднимались к самому потолку.

Одна из служанок, в неярком платье, белом переднике и чепце с оборками задергивала на ночь портьеры. Она присела в реверансе и продолжила заниматься своим делом.

– Это мисс Лейн, – представила меня миссис Пендавс. – Она воспитанница лорда Вульфберна.

Я вздрогнула, услышав столь лестное представление о моем положении в семье Вульфбернов, почувствовала себя неловко, подумав, как все разочаруются, когда правда выйдет наружу. Но женщины не обратили внимание на мое замешательство.

– Мисс Лейн приехала, чтобы быть гувернанткой у мисс… у леди Клариссы, – миссис Пендавс повернулась ко мне: – Если Вам будет что-нибудь нужно, позвоните и вызовите Мэри.

Она оглядела галерею и добавила: «Что-то Вы запоздали сегодня, милочка».

– Пришлось привести в порядок комнату для молодой леди, – сказала Мэри. – Я еще не закончила, когда начало темнеть.

– Нужно было сказать, Вам бы помогли.

– Да, мэм, этого больше не повторится.

– Уж постарайтесь, пожалуйста.

Мы пересекли галерею, затем прошли в конец длинного коридора, который тянулся через все западное крыло. Тафтовая юбка миссис Пендавс издавала приятное шуршание, а звук шагов заглушался длинным мягким ковром, покрывавшим дубовый пол.

Мы прошли несколько дверей, все они были плотно закрыты, вид у них был крайне недоступный, но экономка посвятила меня в назначение каждой двери. Первая вела в детскую, которая в данный момент пустовала. Следующая – в комнату Клариссы. Если девочка и находилась там, то не выглянула посмотреть, кто идет. Далее шла комната для занятий, но мы прошли мимо , не останавливаясь. В конце коридора миссис Пендавс распахнула дверь и ввела меня в мои апартаменты.

Войдя внутрь, я едва сдержала возглас изумления. Я ожидала, что это будут скромно меблированные комнаты, рассчитанные на то, чтобы предоставлять только самые необходимые удобства часто сменявшимся гувернанткам. Но, по-видимому, не очень давно, несколько лет назад, кто-то их переделал.

Кровать представляла собой грандиозное сооружение с массивным резным изголовьем, инкрустированным замысловатым позолоченным узором. Розовый парчовый балдахин, отделанный широкой оборкой, поднимался до самого потолка. Прикроватный занавес из того же материала был раздвинут, открывая взору огромные взбитые подушки и роскошное атласное одеяло.

У стены стоял платяной шкаф из красного дерева и трельяж, в дальнем конце комнаты красовался отделанный мрамором умывальник. В камине весело горел огонь, а через приоткрытую внутреннюю дверь была видна гостиная. Она выглядела не менее шикарно, судя по изысканным тонам и изящному письменному столу в стиле провинциальной Франции, который можно будет рассмотреть из спальни.

– Должно быть, произошла ошибка, – сказала я, почти испугавшись роскоши помещения, где мне предстояло жить. – Не может быть, чтобы лорд Вульфберн предоставил эти покои для меня.

– Это комнаты гувернантки Клариссы, – ответила миссис Пендавс. – В этом доме нет других свободных комнат, кроме детской, но это Вас вряд ли устроит. Кроме того, Вы не просто гувернантка, а воспитанница лорда Вульфберна, член семьи.

Меня бросило в дрожь.

– Боюсь, Вы преувеличиваете мою значимость. Леди Вульфберн взяла меня к себе лишь из каприза.

Слова «из жалости» было трудно произнести, да и она в самом деле сделала это исключительно в своих собственных целях.

– У нас нет общей крови, мои предки занимали гораздо более низкое положение.

Миссис Пендавс изучающе посмотрела на меня своими темными глазами, но, как я ни старалась, я не смогла уловить в них даже и тени того подозрения, которое ожидала увидеть. Решив поставить все точки над i, я продолжала:

– Не думаю, что лорд Вульфберн считает меня своей воспитанницей, скорее, частью обузы, которая свалилась на него после смерти брата.

– Чепуха! – она улыбнулась. – Он сам сказал мне, что Вы его воспитанница. Моя дорогая, стоит ли так волноваться из-за двух маленьких комнатушек, если даже комнаты для гостей вот уже сорок лет стоят без употребления.

– Без употребления?

– Никто не посещает Вульфбернхолл. Покойный отец лорда не любил гостей, да и сам он… У него не много друзей в Корнуэлле.

– Он очень изменился. Я видела его в молодости, это был совсем другой человек.

Подозревая, что перемена могла объясняться ранней смертью матери Клариссы, я добавила:

– Наверное, он очень тяжело переживает смерть жены?

– Да, это был тяжелый удар для всех нас. Если я и надеялась побеседовать подольше, то меня ожидало разочарование. Лицо миссис Пендавс вдруг приняло непроницаемое выражение, и дальнейшие вопросы были неуместны.

Вскоре она извинилась и вышла, предоставив мне любоваться моими новыми комнатами. Окна были зашторены, я раздвинула портьеры и глянула за окно, в темноту. Туман уже дополз до дома, заволок стекла, было невозможно разобрать очертания местности. В дверь тихо постучали, вошла Мэри, неся стопку мягких полотенец и множество каких-то мелких вещей, держа их на вытянутых руках. Взгляд ее упал на окно, она вдруг побледнела и, бросив вещи на постель, поспешила задернуть портьеры.

– Что-нибудь случилось? – спросила я в полном замешательстве.

– Сырость проникает в дом, а здоровье леди Клариссы не очень крепкое, – она кивнула в сторону кровати: – Миссис Пендавс велела доставить Вам полотенце и ночную рубашку. Что-нибудь еще нужно?

Я подошла к кровати. Кроме полотенец и ночного белья там была рубашка, вязаные тапочки, домашняя фланелевая кофта, отделанная кружевом. Все было выстирано и выглажено и сделано из добротной ткани. Если это были вещи Мэри, то она принесла самые лучшие. Принадлежать покойной хозяйке дома они не могли, для леди были недостаточно хороши. Я подумала, что уж не миссис Пендавс ли нужно благодарить, но, развернув одежду, решила, что она принадлежала более крупной женщине, намного выше и полнее меня.

– Отлично, спасибо, Мэри, – поблагодарила я девушку. – С удовольствием помоюсь и сниму пыльную одежду.

Довольная, она удалилась, предоставив мне заниматься своим туалетом, но еще дважды возвращалась в течение вечера – сначала принесла на подносе ужин, затем забрала поднос с посудой. Сразу же после ужина я забралась в постель, глаза слипались, очень хотелось спать. Натянув поплотнее одеяло, я с наслаждением погрузилась в мягкое тепло и закрыла глаза.

Тут же пришлось их открыть.

Я совсем забыла передать сообщение Молодого Боудена.

Искать хозяина было уже поздно. Я решила, что раз овца все равно мертва, дело может подождать и до утра, ей уже ничего не повредит. Приняв решение, я заснула и проснулась только утром, разбуженная стуком Мэри. Что мне снилось, я не помнила, но тревожное чувство не покидало меня.

Мэри поставила на стол поднос с завтраком. Ее добрая улыбка вернула ощущение покоя.

– Хорошо спали?

Она напряженно ждала ответа. Я кивнула:

– Да, крепко спала всю ночь. Одеяло такое теплое, что не нужно зажигать камин.

Мой ответ ее вполне устроил, и она принялась за ежедневные обязанности: отдернула портьеры, в комнату ворвались солнечные лучи. Они прогнали тени, и я полностью очнулась ото сна. Встала с постели, натянула кофту и теплые тапочки, которые мне были велики, подошла к окну.

До самого горизонта на север уходили болота. Смотреть на них было интересно и страшно одновременно. В этом пейзаже была странная притягательная сила, но эта сила была не добрая.

Со стороны задней части Холла виднелись развалины. Я поймала себя на том, что внимательно их изучаю. Они не примыкали непосредственно к более поздней постройке, но находились от дома на некотором расстоянии с восточной стороны. То, что осталось от наружных стен, было покрыто мхом.

От некогда величественного замка теперь остались в более или менее приличном состоянии лишь центральный зал и серая башня, напоминавшая скалу. Над обломками крыши вились грачи и кроншнепы, трепеща черными крыльями. Там, в развалинах, они строили гнезда, скрывая их в расселинах или на поверхности камней.

Мысль о завтраке отвлекла меня от дальнейших наблюдений. Умывшись, я занялась едой, надеясь, что мои вещи в скором времени будут доставлены. Мэри появилась снова – принесла коричневое шерстяное платье, которое вполне соответствовало моему положению в доме, хотя и было с чужого плеча.

– Дейви поедет за Вашими вещами, но телега не совсем в порядке – нужно заменить колесо, – сказала она. – Миссис Пендавс говорит, что сегодня можете надеть это.

Я с радостью приняла то, что мне предлагали. Платье, совсем незамысловатое, принадлежало, по всей видимости, той же особе, чью ночную рубашку мне одолжили на ночь. Оно было немного длинно мне и скроено на более крупную женщину. Как и ночное белье, оно было сшито хорошо, но манжеты уже подверглись перелицовке. Швы были искусно заделаны, я бы так не смогла.

Стараясь угадать, кому обязана этой одеждой, я оделась, заплела косу и уложила ее узлом на затылке, как обычно. Когда пришла миссис Пендавс, она застала вполне приличного вида скромную молодую даму, готовую для официального представления своей ученице.

Классная комната оказалась необычайно унылой и неприветливой. Единственным ярким пятном среди этой сырости была сама Кларисса. На ней было муслиновое платье, отделанное фиолетовой атласной лентой; ткань пастельного тона только подчеркивала ее хрупкость и оттеняла неестественно большие глаза.

При нашем появлении девочка спрыгнула со стула и сделала реверанс. Миссис Пендавс одобрительно кивнула, глядя на ребенка со странным выражением, которое я истолковала как смесь нежности и глубокой жалости. Заметив, что я за ней наблюдаю, она придала лицу обычную непроницаемость. За этой маской сдержанной вежливости, очевидно, скрывалось множество тайн.

Экономка представила нас друг другу, хотя я настаивала, чтобы девочка называла меня по имени. Мне казалось, что подруга ей нужна больше, чем гувернантка, и я намеревалась разрушить обычные барьеры формальности, которые возникали между учителем и учеником.

Убедившись, что мы неплохо ладим, миссис Пендавс удалилась. Вид Клариссы меня беспокоил: под глазами появились темные круги, а лицо казалось при солнечном свете еще бледнее, чем при вчерашнем тусклом освещении лестницы.

– Ты плохо спала ночью? – спросила я. Мысль, что маленький ребенок может не спать, не давала мне покоя.

Она посмотрела на меня странным отсутствующим взглядом, не по-детски печальным.

– Я всегда плохо сплю, – ответила она. – Как мама. Она тоже плохо спала до того, как умерла.

По ее тону я поняла, что она уверена в том, что и ее постигнет та же участь.

– Существует много причин, почему можно не спать, – сказала я со всей твердостью, на какую была способна. – Особенно если мало двигаться и редко выходить на свежий воздух. Это может плохо повлиять на сон. И нельзя перед тем, как ложишься в кровать, много есть. Твою кузину Анабел часто преследовали кошмары по ночам, потому что она ела много сладостей. Но никто никогда не считал ее нервным ребенком.

Она подарила мне благодарный взгляд.

– Я рада, что Вы не послушались папа и не позволили отослать Вас назад, – сказала она тихо.

– А почему ты думаешь, что он пытался отослать меня?

– У меня было так много гувернанток, что теперь каждый раз, когда очередная уезжает, он все больше переживает. Они все уезжают. Я знала, что он скоро перестанет искать для меня воспитательниц. Мне казалось, что после мисс Осборн никого не возьмут, я видела это по его лицу. Но Вы как-то смогли его убедить. Значит, последней будете Вы.

Она подняла ко мне грустное личико.

– Я рада, что Вы остались со мной, Джессами. Вы будете самой любимой из всех них.

– Вот и отлично, – ответила я, – потому что я собираюсь жить здесь много лет.

Она вежливо кивнула, но промолчала.

– Что, если сегодня мы не будем заниматься уроками? – предложила я. – Мы можем посвятить этот день тому, чтобы лучше узнать друг друга. Ты не против, если я спрошу тебя кое о чем?

Она согласилась.

– Прекрасно, а ты можешь расспросить меня обо всем, что тебя интересует.

Кларисса радостно улыбнулась.

– Мисс Осборн любила говорить только об уроках. Скажите, почему Вы надели ее платье? У Вас нет своих?

Наконец-то я узнала, кому принадлежала одолженная мне одежда, но я не сразу нашла, что мне ответить.

– Миссис Пендавс дала мне его только на сегодня, потому что мой чемодан еще не доставлен, – промолвила я наконец. – Но я и не подозревала, что оно принадлежит моей предшественнице.

– Значит, у Вас есть собственные платья? – сказала она серьезно. – А то я собиралась попросить папа, чтобы он купил Вам несколько, он мне никогда не отказывает.

Я почувствовала, что краснею.

– Конечно, у меня есть платья. Но все равно я благодарна тебе за твое доброе предложение.

Она махнула рукой, давая понять, что благодарить не нужно.

– Папа любит покупать мне материал для платьев. Ему нравится доставлять мне удовольствие и видеть, как я улыбаюсь.

– Не сомневаюсь, что он тебя очень любит. Но не нужно просить, чтобы то же самое он делал для меня. У меня есть все, что нужно.

Однако мне показалось, что я ее не убедила.

– Мисс Осборн была бедна, у нее было совсем мало платьев.

– Тогда меня удивляет, почему она не взяла это платье с собой, оно хорошо сделано и может прослужить еще несколько лет.

Кларисса широко раскрыла глаза.

– Она оставила все вещи. Однажды утром она не пришла в классную комнату. Я пошла посмотреть, не заболела ли она, но ее комната оказалась пустой. Папа был ужасно раздосадован. Миссис Пендавс говорила, что ни одна уважающая себя леди так бы не поступила, что это просто скандал и хорошо, что она не успела причинить мне большего вреда.

Тут девочка нахмурилась.

– Однако неделей раньше миссис Пендавс говорила, что мисс Осборн очень серьезная дама и лучше образована, чем предыдущие гувернантки. Впрочем, я абсолютно уверена, что Вас она считает тоже серьезной, – добавила она быстро, чтобы не показаться невежливой.

Я ответила ей благодарной улыбкой, хотя странное поведение мисс Осборн не выходило у меня из головы.

– Кто-нибудь видел, как она ушла?

– Нет. Последней ее видела Мэри, когда забирала поднос после ужина. А что Вы думаете об этом исчезновении?

– Считаю, что она поступила неразумно, не поставив в известность лорда Вульфберна.

– Наверное, она боялась его. Все гувернантки в его присутствии начинали заикаться, а некоторые бросались в слезы, когда миссис Пендавс сообщила, что папа хочет с ними поговорить.

Мне был вполне понятен страх, который испытывали те девушки. Лорд Вульфберн одним своим диким хохотом мог лишить рассудка кого угодно, даже бывалого мужчину. А уж молодая леди и подавно могла растеряться в его присутствии.

– Боюсь, мы никогда не узнаем, почему она уехала. Но это и в самом деле весьма любопытно.

Довольная, что эта тема исчерпана, Кларисса вытащила из стола златокудрую куклу.

– Это Матильда, – представила она. – Вы будете обучать ее вместе со мной, ведь ей будет неприятно, если я буду знать больше, чем она. Матильда боится, что я тогда брошу ее и найду другую подружку, хотя я обещала ей никогда этого не делать.

Я улыбнулась. С чувством вины вспомнила Мег.

– Матильде повезло, что у нее такая заботливая хозяйка. Конечно, пусть она тоже занимается вместе с тобой, спроси, хочет ли она присоединиться к тебе, пусть шепнет на ушко.

– Она говорит, что очень хочет.

Я поняла, что нашла правильный тон. Результат не замедлил сказаться. Щечки Клариссы порозовели, напряжение исчезло. Она на глазах расцвела и превратилась в необычайно хорошенького ребенка. Только взгляд все еще выдавал затаившееся где-то в глубине ее маленького существа беспокойство. Оставшуюся часть утра я пыталась выяснить, как далеко она продвинулась в знаниях. Кларисса обладала хорошими способностями, читала так же свободно, как говорила, ее наставницы не теряли времени даром и преуспели в обучении ее французскому языку, рукоделию, искусству и музыке. Но знания математики оставляли желать лучшего, то же положение было и с географией. Историю она знала поразительно хорошо для своего возраста.

– Мисс Осборн любила историю, – объяснила она. – Ее отец был археологом, она ездила с ним в экспедиции и вела дневники отца до самой его смерти.

Поэтому она и приехала в Корнуэлл. Ее привлекли наши скалы, дикие ульи, и она страшно переживала, что папа запретил ей исследовать наши развалины.

– Этот замок очень старый? – спросила я, чувствуя, что и мое воображение странным образом будоражат эти руины.

Она кивнула, гордая тем, что тоже может меня кое в чем просветить.

– Он был построен в тринадцатом веке Эдмундом Вульфберном, – словно процитировала она чьи-то слова. – Холл – дом, где мы живем, построен сравнительно недавно, в конце шестнадцатого века. Его реставрировали и переделывали несколько раз, чтобы придать ему более современный и респектабельный вид, так что он вряд ли представляет интерес для историка.

Ее интонации несомненно повторяли интонации того взрослого человека, который сообщил ей эти сведения. Я подумала, что это наверняка была мисс Осборн. Она, по-видимому, говорила именно таким авторитетным тоном, считая себя большим знатоком истории и не делая исключения даже для ребенка.

Кларисса хитро улыбнулась, заметив, что я внимательно ее слушаю, и снова стала просто ребенком.

– Мисс Осборн не скрывала, что разочарована в Холле. Но в развалинах старого замка есть подземелье и комната без пола, и она очень хотела осмотреть эти помещения.

– Без пола? Для чего строить комнаты без пола?

– О, на это была серьезная причина, правда.

В сильном волнении она взяла меня за руку и потянула к окну, пальцем указывая на башню.

– Там находятся спальни. Но одна комната соединена с глубокой ямой. В нее мои предки помещали врагов, от которых хотели избавиться. Они приглашали своих недругов на пир, напаивали их, затем, когда те уже ничего не соображали, провожали их вверх по лестнице до двери и открывали ее. Стоило гостю переступить порог, и он летел вниз, где его ждала смерть.

– Не очень-то гостеприимно. Она хихикнула.

– Мисс Осборн говорила, что мои предки были страшными людьми. Но мы на них совсем не похожи.

– Конечно, нет, – заверила я ее, хотя в глубине души усомнилась, вспомнив Генриетту.

– А папа? Он ведь не такой, как они?

– Конечно, не такой, – поспешила я ее успокоить, поняв, что она обратила внимание на мой несколько сдержанный ответ.

– Он ведь красивый, правда?

– Очень красивый, – сказала я, пытаясь загладить вину.

Кларисса успокоилась, мы переменили тему беседы. Утро промелькнуло так незаметно, что мы удивились, когда Мэри вошла, неся поднос с ленчем. Так как мы ели второй завтрак вместе с Клариссой, я старалась следить, чтобы девочка соблюдала хорошие манеры. В основном ее не в чем было упрекнуть. Единственное, над чем нужно было еще немного поработать, это ее манера разговаривать прежде, чем она проглотит пищу.

После ленча я послала Клариссу в ее спальню вымыть лицо и руки, а сама удалилась в свою, чтобы сделать то же самое.

Ящики комода благоухали лавандой, пыль была тщательно стерта. Открыв дверцу платяного шкафа, я обнаружила, что мои вещи все были безупречно отглажены, разложены и развешаны по своим местам.

Среди остальной одежды выделялись черные траурные платья. Леди Вульфберн заказала для меня целых три… Одно было сделано из бумазеи, другое – из шерстяного твида, третье – из тафты. Все они не отличались изяществом, но выглядели несомненно очень пристойно.

В нижнем отделении шкафа я надеялась увидеть свой чемодан, но его там не было.

Проходя по галерее в классную комнату, я встретила Мэри, поблагодарила ее за вещи и спросила, куда она положила чемодан. Она смущенно опустила глаза, стала нервно теребить метелку для пыли, потом пробормотала:

– Миссис Пендавс… она сказала… он Вам не нужен и велела отнести на чердак.

– Вот и хорошо, мне он действительно не нужен, – успокоила я девушку, втайне удивившись ее замешательству.

Мэри поспешила удалиться, и это еще раз подтвердило мое подозрение, что здесь что-то не так.

Вопреки моим ожиданиям, Клариссы в классе не было. Вместо нее меня ожидал сам лорд Вульфберн, торжественно возвышаясь у окна. Я заметила, что он напряженно вглядывается в развалины, однако, услышав мои шаги, он плавно сбросил колдовские чары, резко повернулся и сделал несколько шагов мне навстречу.

В лице его уже не было того неистового выражения, которое так неприятно поразило меня накануне, но в глазах все еще поблескивали дьявольские огоньки, а губы при виде меня сложились в сардоническую ухмылку. Он был в той же одежде, что и вчера, волосы висели в беспорядке, хотя было видно, что он пытался как-то причесать их. И все же от его властной осанки, от всей его фигуры исходила такая притягательная сила, которая делала недостатки костюма несущественными.

– Ну как, довольны ученицей? – спросил он, не поздоровавшись и не обратившись ко мне по имени.

– Вполне. Она интеллигентна, воспитана, а в ее образовании совсем мало пробелов.

– Значит можно надеяться, что Ваши новые обязанности не покажутся Вам слишком обременительными…

– Совсем не обременительными.

– …или неприятными?

– Напротив, Кларисса очень милый ребенок.

Он кивнул. Мое мнение подтвердило его собственное.

– А как Вы находите Вульфбернхолл? Вам нравятся Ваши комнаты?

– Я потрясена их роскошью и удобством. Он передернул плечами.

– Благодарите миссис Пендавс. Эти вопросы находятся в ее ведении, так что и порицание, и благодарность обращайте к ней.

– Я уже выразила ей искреннюю признательность. Но у меня есть дело к Вам. Миссис Пендавс самым решительным образом пытается сделать меня членом вашей семьи. Полагаю, здесь какое-то недоразумение, она, может быть, неправильно Вас поняла или…

– А кем прикажете Вас считать? – спросил он резко, даже слегка обиженно.

Я почувствовала, что внутри все замирает от страха. Меньше всего хотелось снова пережить его гнев.

– Я просто гувернантка Вашей дочери, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал твердо и не выдавал моего волнения. – Больше ничто нас не связывает: ни кровные узы, ни что-либо другое.

Я смотрела на него в упор, стараясь понять, уж не полагает ли он, что его брат меня официально удочерил. К моему удивлению, он довольно грубо хмыкнул:

– Если бы Вы были родной дочерью брата, то вряд ли появились бы в этом доме, хотя это наше родовое гнездо.

Проведя тыльной стороной ладони по небритой щеке, он добавил:

– А также я не испытывал бы к Вам ни милейшего уважения. Брат был большим себялюбцем и передал свой эгоизм жене и дочерям. Вам чертовски повезло, что Вы сумели избежать подобной участи.

Последнюю фразу он произнес очень мягко, тихим голосом, что придало какой-то важный смысл и особую интимность его словам. Словно он надеялся, что недостаток расположения ко мне его родных может оказать добрую услугу и лично ему.

Я насторожилась:

– Если бы я была родной дочерью, я бы с Вами не согласилась.

Однако теперь мне стала понятнее причина его не слишком доброго отношения к вдове брата.

– Поэтому Вы…

Я осеклась, осознав неделикатность вопроса, который собиралась задать.

– Вы хотели спросить что-то?

– Извините. Я сказала, не подумав. Мой вопрос Вам покажется грубым и неуместным. Я не имею права задавать подобные вопросы.

– Вот как? – горькая складка губ уступила место самонадеянной улыбочке, способной разбить сердца всех женщин от Корнуэлла до Шотландии. – Это меня заинтриговало. Вам придется закончить фразу, раз уж начали. Я жду.

Его повелительный тон и выжидательная поза поколебала мое намерение не продолжать.

– Я просто хотела спросить, не явилось ли это Ваше нерасположение к семье брата причиной того, что Вы урезали содержание леди Вульфберн.

– Кто, черт возьми, сказал Вам эту чушь?

– Она сама. Этим она объяснила необходимость удалить меня из дома.

– Просто чепуха. Я дал согласие оплачивать все ее расходы и выделил ей на личные нужды столько же, сколько она получала от мужа.

От удивления я невольно вскрикнула. Он нахмурился.

– Вы, должно быть, предпочли бы оставаться в полном неведении? А я думаю иначе. Только дураки боятся правды и требуют от других, чтобы неприятные вещи от них скрывали. Если хотите остаться здесь, то я ожидаю от Вас той же силы духа, которую замечал раньше.

– Постараюсь не разочаровать Вас, – только и смогла я произнести.

– Уж пожалуйста, сделайте милость.

Если он и собирался сказать что-то еще, то его прервало появление дочери. Она вбежала в комнату такая веселая и оживленная, какой я ее еще не видела, и, увидев отца, воскликнула, не скрывая восторга:

– Папа, ты хочешь посмотреть, как я занимаюсь? Но он был несколько раздосадован, что его прервали.

– Не собираюсь, – бросил он резко, но тут же улыбнулся, чтобы смягчить впечатление от отказа. – Не могу навязывать свое общество двум очаровательным леди, – добавил он, бросив на меня быстрый взгляд.

Я поспешила отвести глаза.

– Но, папа, останься, я хочу, чтобы ты остался, – настаивала Кларисса. – Джессами считает, что ты красивый и добрый.

Лорд Вульфберн вопросительно поднял брови. Я почувствовала, что краснею.

– И когда же она успела сделать это признание? – спросил он, забавляясь моим смущением.

– Это Кларисса выразила такое мнение, а я не имела причин его оспаривать, – пробормотала я.

Он молча разглядывал меня несколько долгих секунд, и это заставило меня покраснеть еще больше. Наконец, сжалившись, он сказал:

– Если бы Вы ей возразили, то Вам не пришлось бы сейчас краснеть.

– Но пришлось бы расплачиваться как-нибудь еще.

– Так ты останешься, папа? – настаивала девочка.

Он отрицательно покачал головой.

– Я уже покончил с уроками, по крайней мере с теми, что преподаются в классе. С меня довольно.

– А что, бывают еще какие-нибудь?

– Скоро увидите.

Наклонившись, он поцеловал дочь. Кларисса обвила его шею руками и прижалась к нему, все еще пытаясь удержать и не дать уйти. А я была потрясена силой ее любви к отцу.

Он осторожно высвободился из ее рук и выпрямился. Вдруг я вспомнила о поручении.

– Молодой Боуден просил передать, что на болоте нашли еще одну забитую овцу.

Лорд Вульфберн вздрогнул, лицо его сразу осунулось. Заметив испуганный взгляд Клариссы, он заставил себя улыбнуться.

– Это одна из причин, почему брат предпочитал жить в Лондоне. Управлять этим поместьем очень непросто. Силы, которые приходится тратить, стоят много больше титула и получаемого дохода. Хотя, должен Вам сказать, что теперь, когда я стал хозяином имения, мне уже не хочется с ним расставаться.

Довольный своими словами, он вышел.

Я подождала, пока шаги его затихли, и подошла к окну. Остановилась точно на том же месте, где стоял он, посмотрел туда же, куда смотрел он, пытаясь понять, что же его так завораживало.

Но ничего особенного не увидела.

Ничего, кроме развалин.