Текст книги "Хранитель мечты"

Глава 15

Этот день был из тех, о которых слагают стихи и песни, – день, созданный для любви.

Восходящее солнце заливало небеса золотым сиянием. Упоенно распевали дрозды, гнездящиеся на платанах у реки. Пара тучных коров, щиплющих траву на прибрежной луговине, добавляла к птичьему хору мелодичное теньканье колокольчиков. Одним словом, в мире царила гармония.

Как и каждое утро, у ворот замка собралась толпа нищих и паломников, ожидающих подаяния. Однако на этот раз сама хозяйка замка вышла раздавать милостыню. По ее правую руку стоял суровый коротышка с объемистой железной кружкой у пояса – лицо, отвечающее за раздачу подаяния. По левую руку топтался слуга с корзиной, нагруженной лепешками. Это был не хлеб, оставшийся от вчерашней трапезы, как делалось почти в каждом замке, нет: лепешки были еще теплые, выпеченные не более получаса назад. Их упоительный запах смешивался с ароматом фиалок и гелиотропов, доносящимся из садов Руддлана.

Паломники подходили в первую очередь, поскольку на них почила благодать Божья. Каждый из них дал клятву не мыться и не стричь волос, когда отправлялся в путешествие к святым местам, поэтому от их обносившейся одежды и войлочных шляп несло застарелым потом и прогорклым жиром. Раздавая милостыню, Арианна старалась дышать ртом.

Нищий с усохшей рукой протолкался сквозь толпу паломников, таща за собой старую каргу с громадным зобом, свисающим с шеи, как спелая слива-переросток. Следом за ним робко приблизилась невероятно тощая девочка в оборванном платье, босиком – поводырь слепой старушки. Арианна вложила самую большую лепешку в скрюченные темные пальцы старой женщины, а в протянутую руку ребенка, похожую на прутик, насыпала медных монет.

Девочка подняла на нее карие глаза, глубоко сидящие в глазницах лица, совершенно лишенного плоти.

– Да благословит вас милосердная Дева Мария, миледи.

– Иди с Богом, дитя, – ответила Арианна рассеянно, поскольку все ее внимание было приковано к другому берегу реки, к холмам Роса, где над оголенными склонами уже повисла дымка испарений. В этих холмах ее муж третий день выслеживал Кайлида.

Она думала о ночи, проведенной с Рейном на конюшне, о силе их страсти и об ощущениях, которые он заставил ее испытать. Она узнала рай в его объятиях, но даже это не могло изменить ее, не могло заставить отвернуться от тех, кого она прежде любила. Кайлид воспитывался с детьми князя Оуэна, и она с детства привыкла считать его братом, как, например, Родри. К тому же разве их не связывали кровные узы? Она не могла отвернуться от своей семьи и от земли своей, как не могла отвернуться от себя самой. В ней текла кровь народа – Кимру, и сердце ее принадлежало этому народу.

Во дворе замка зазвонил колокол, призывая обитателей на утреннюю мессу в часовню. Когда последний отголосок звона отзвучал в жарком летнем воздухе, Арианна услышала тревожный звук костяной трещотки, означавший, что к воротам приближается прокаженный. Услышав его, те немногие паломники и нищие, что не успели еще получить свою долю, поспешно зашаркали прочь.

Звук трещотки приближался. Та, от которой отвернулся Бог, шла по дороге со стороны города. На ней было бесформенное серое одеяние, на голове – колпак, заметный издалека. Поверх одежды была наброшена длинная плотная сетка – что-то вроде грубой вуали, – скрывающая изуродованное ужасной болезнью лицо. Звук трещотки вблизи был оглушительно громок. Раздатчик подаяния и слуга с корзиной разом начали отступать к воротам, оставив Арианну лицом к лицу с прокаженной.

– Да не откажет тебе Господь наш в своем милосердии, – сказала Арианна с глубокой жалостью, вкладывая полную горсть монет в забинтованную руку женщины.

В этот момент группа верховых галопом вырвалась из леса и поскакала через поле к воротам. Прокаженная, неуклюжая в своем мешковатом одеянии и длинной сетке, спотыкаясь, бросилась в сторону. Пару секунд Арианна стояла в оцепенении, потом подобрала подол и побежала наперерез всадникам.

Рейн соскочил с седла, не дожидаясь, пока конь остановится, и закричал на нее:

– Что тебе взбрело в голову, во имя Бога и всех присных его?!

– Я раздавала милостыню... несчастным... – Голос Арианны пресекся, когда взгляд ее упал на одного из верховых... только он не был верховым. Он лишь сидел в седле, меж тем как ноги его были связаны под брюхом лошади и руки скованы за спиной.

– Иисусе, дай мне терпения! – между тем кричал Рейн. – Это была прокаженная! Или ты не заметила?

Арианна не слышала. Она с ужасом думала о том, что Кайлида все-таки выследили и теперь он умрет. Ее муж казнит его.

Кайлид поднял понуренную голову и помотал ею, отбрасывая со лба мокрые от пота волосы. Грязь засохла на его щеках и подбородке, но губы кривились угрюмой усмешкой. Один глаз так заплыл, что не открывался, но другой – золотистый, как летний мед, впился в Арианну вопрошающим взглядом: «Ты поможешь мне? Спасешь меня?»

Не сознавая, что делает, она шагнула к пленнику – и почти уткнулась лицом в грудь, защищенную тускло-черными латами. Она подняла взгляд медленно, неохотно.

Она хорошо знала, что глаза Рейна темнеют в моменты страсти, загораются, как угли, туманятся, как дым над костром. Они и теперь были темными, туманными и горящими – и все это от ярости, от бешеного, неумолимого гнева.

Он сделал движение, и она отпрянула. Однако он всего лишь вынул что-то из-за пазухи и ткнул Арианне в самое лицо. Предмет свисал так близко, что она не сразу разглядела его. Но потом луч солнца отразился от бронзы, и она загорелась, как факел.

– Знакомая штука, верно, милая женушка?

Голос, презрительный и злой, хлестнул ее, как плеть. Она собрала всю волю, чтобы рука не дрожала, когда она протянула ее за ожерельем, и все же почему-то она задела пальцы Рейна своими...

...и небо над их головами вспыхнуло пламенем. Все горело, все рушилось вокруг, источая удушливый маслянистый дым. Отовсюду неслись воинственные крики и крики умирающих. И он стоял перед ней, ее любимый – такой высокий, сильный, красивый. Он коснулся ожерелья на ее шее, поцеловал ее в губы и сказал: «... навеки...», но она знала, что никакого «навеки» для них не будет, что это последний поцелуй. Она знала это наверняка, потому что провидела будущее. Слезы заволокли ей глаза, и окружающее подернулось кровавой пеленой, а небо над головой полыхало и полыхало...

..все исчезло, а еще через мгновение Арианна забыла то, что увидела. Бронза ожерелья была теплой на ощупь, но это было естественно, раз Рейн прятал его на груди.

– Он собирался продать это и нанять на вырученные деньги армию, чтобы штурмовать Руддлан, – сказал тот, не сводя с нее взгляда, и голос его был холоден, холоднее некуда – Армию ирландских наемников. Ты знала о его планах, Арианна? Хотя как ты могла не знать? Разве не твое ожерелье должно было послужить для их осуществления?

Арианна бросила быстрый взгляд в сторону Кайлида, но тот сидел, уставившись на конскую шею. Она живо вспомнила лестницу в комнаты Кристины, по которой он сбежал так легко, позвякивая монетами в кожаном мешочке. Если бы она попробовала объяснить мужу, как ожерелье оказалось в руках брата, ей неминуемо пришлось бы назвать имя дочери галантерейщика, раскрыть ее любовную связь и участие в вероломстве Кайлида.

Но промолчать – означало согласиться со всеми обвинениями Рейна. Арианна положила ладонь на руку, прикрытую латами.

– Милорд, я не давала ему ожерелья. Бог свидетель, не давала.

Тело Рейна окаменело, она ощутила это даже сквозь кольчугу. Он отдернул руку, словно ее прикосновение было ему противно.

– Не лги мне, Арианна! – отчеканил он. Ненадолго она увидела боль в его глазах, потом они снова стали бесстрастными, и Рейн повторил не столько резко, сколько устало: – По крайней мере, не лги мне...

Не зная, что еще сказать в свое оправдание, она молча покачала головой. Она чувствовала глубокую печаль, сожаление о том, что, едва обретенное, было утрачено ими в этот момент. Рейн не верил ей, и она не могла винить его за это.

Он отвернулся, словно сам вид ее был для него невыносим. Арианна не выдержала и окликнула его по имени. Он вздрогнул, но не обернулся.

– Как ты с ним поступишь?

Рейн не ответил. Он сидел в кресле перед жаровней и следил из-под полуопущенных век за тем, как она хлопочет

Необъятная печаль гнездилась в душе Арианны. Она принялась ходить по спальне, зажигая свечу за свечой, словно яркий свет мог как-то рассеять сумрак в душе. В конце концов, запах горящего сала стал таким насыщенным, что она расчихалась, но муж не сказал: «Будь здорова!»

Лицо его обострилось так, словно все состояло из углов и впадин, – настоящий утес, непроницаемый и безмолвный. Даже игра бликов света не придала ему мягкости. Он так и сидел, наблюдая за Арианной и крутя в длинных пальцах ножку бокала, из которого не выпил ни капли.

Она пыталась мысленно повелеть ему отпить из бокала, но и боялась, что это случится. Если Рейн выпьет вино, думала Арианна, ее приговор будет подписан, потому что она добавила в бокал сонной травы, как и в эль, который позже отнесут часовым, охраняющим погреб. Поздно ночью, когда все они уснут крепким сном, она спустится в погреб и освободит Кайлида. Рейн никогда, никогда не простит ей этого.

Но она не могла поступить иначе, не могла допустить, чтобы Кайлида казнили. Он был сыном родного брата ее матери, они были одной крови... нет, она не могла смотреть, как он умирает.

Арианна выпила свой кубок до дна, надеясь, что Рейн последует ее примеру. Однако она добилась только того, что в голове зашумело. Прошло еще немного времени, и она поняла, что не может больше выносить молчания. Арианна подошла и опустилась у ног мужа, положив на его колени сцепленные руки. Она почувствовала, как дрожь прошла по его телу, но потом оно вновь окаменело. Арианна подняла взгляд на непроницаемое лицо.

– Неужели мы не можем хотя бы поговорить об этом, милорд?

– Каких слов ты ждешь от меня, Арианна? – спросил Рейн угрюмо, и морщинки вокруг его губ стали резче.

– Что ты веришь мне. Веришь, что я не принимала участия в затее Кайлида. Что ты не испытываешь ненависти ко мне.

Уголки его рта саркастически опустились. Рейн отвернулся. Арианна подалась вперед, прижавшись к коленям мужа грудью.

– Сохраните ему жизнь, милорд, умоляю вас! Пусть он будет вашим пленником или отправится в ссылку, только оставьте его в живых. Я прошу об этом не ради себя, а ради нас с вами, ради нашего брака. Как же мы сможем когда-нибудь полюбить друг друга, если...

Она проглотила остаток фразы, ужаснувшись словам, зачем-то сорвавшимся с языка.

Сейчас Рейн посмотрит на нее и засмеется или хотя бы ядовито усмехнется такой нелепости. Она заслужила насмешку.

Он не засмеялся, даже не улыбнулся. Он посмотрел на нее светло-серыми глазами, похожими на два озера в лунном свете, два озера жидкого серебра, непроницаемых для взгляда. Он поднялся резко, забрав в кулак ее волосы и вынудив подняться тоже. Он привлек ее к себе рывком, причинив боль. Их лица были сейчас так близко друг от друга, что Арианна видела свое отражение в глазах Рейна. Он коснулся ее щеки, и она лишь теперь ощутила влагу одинокой слезы, непроизвольно упавшей с ресницы. – Не жди от меня любви, Арианна.

Она почувствовала, что задыхается. В груди жгло от унижения. Она попыталась вырваться, но жестокое объятие только стало теснее.

Тогда она начала извиваться всем телом, упираясь ладонями в грудь мужа. Она знала, что вот-вот заплачет, и умерла бы со стыда, если бы это случилось на его глазах.

– Отпусти меня!

– Нет, – сказал он ровно, – я никогда тебя не отпущу.

Он не поцеловал ее, а набросился на ее рот так, словно поцелуй был наказанием, а не лаской.

Одно мгновение Арианна продолжала сопротивляться, сжимая в кулаки прижатые к его груди руки. Но она хотела этого, о, как она хотела этого! Губы ее раскрылись, и языки их столкнулись. В этом поцелуе было что-то отчаянное, потому что оба знали: такой вот голод – неутолимый, не знающий стыда и гордости, – это проклятие, которое может принести только боль.

Дверь спальни открылась без стука. Рейн буквально отшвырнул Арианну. Она едва устояла на ногах, ухватившись за спинку стула. Взгляд ее столкнулся со взглядом Рейна, они сплелись, словно в схватке, и Арианну обожгла ярость, с которой муж смотрел на нее. Она все еще чувствовала жар, влагу и вкус его рта.

– Милорд, мне нужно срочно поговорить с вами, – нарушил молчание голос сэра Одо (тот так и стоял на пороге, заполняя дверной проем своим широким телом и тактично глядя поверх их голов, на стену). -Я бы не стал вас беспокоить, но это очень важно.

Рейн не шевельнулся, продолжая смотреть на Арианну. Губы его оставались приоткрытыми, и ей казалось, что она слышит его тяжелое дыхание. Возможно, он тоже думал о том, как только что пытался наказать ее поцелуем и как она приняла это наказание. Наконец он повернулся к сэру Одо и кивнул.

Они вышли на лестничную площадку и прикрыли за собой дверь, но громовой шепот сэра Одо проник в спальню, так что Арианна сумела разобрать, о чем идет речь. На землях одного из нормандских вассалов Рейна, простирающихся к югу вдоль широкого ущелья, крестьяне-уэльсцы, воодушевленные недавним бунтом Кайлида, тоже решили поднять восстание. Вооружившись серпами и косами, они напали на своего господина, который мирно охотился в лесу. Рыцарь был серьезно ранен – вернее, лежал при смерти, – а бунтовщики, опьяненные пролитой кровью, продолжали свои бесчинства.

Выслушав новость, Рейн что-то ответил, но так тихо, что Арианна не разобрала ни слова. Ей пришло в голову, что он вполне мог приказать казнить Кайлида на месте.

Вскоре мужчины вернулись в спальню. Теперь на лице Рейна не было и следа желания, которое бушевало в их крови лишь несколько минут назад.

– Ты останешься здесь и будешь охранять миледи, – обратился он к сэру Одо, хотя его взгляд был по-прежнему устремлен на Арианну. – Смотри, не давай ей высунуть за дверь даже кончик туфельки.

– Ну да, милорд, само собой... – буркнул здоровяк, разглядывая камыш под ногами.

– Что касается тебя, моя маленькая женушка... тебе приходилось видеть, как рыцари в полном вооружении расправляются с горсткой голоногих крестьян?

– Рейн, ради Бога!.. – вырвалось у нее. Он махнул рукой на статуэтку Девы Марии, стоящую в угловой нише спальни.

– Советую тебе занять себя молитвами Пресвятой Деве нашей. Молись за души тех, кто примет смерть сегодня ночью. Их смерти будут на вашей совести, твоей и твоего драгоценного братца! – С этими словами он вышел, громко окликая оруженосца.

Арианна бросилась к окну. Она увидела, как Рейн вскочил на серого коня – далеко не столь горячего, как его вороной любимец, – и поскакал к воротам во главе небольшого отряда рыцарей. Талиазин следовал за ним держа щит и пику. Знакомый золотой шлем на голове оруженосца был начищен так, что отражал лунный свет не хуже, чем солнечный, и пылал небольшим факелом. Всадники уже скрылись в ночном сумраке, но Арианна все еще различала этот факел, подпрыгивающий, как поплавок на воде. За подъемным мостом он двинулся через поле, вверх по небольшому уклону. Он тускнел и становился все меньше, пока черная стена леса не поглотила его.

Арианна оставалась у окна еще долгое время, хотя за ним уже не было ничего более интересного, чем четвертушка луны и небо, густо усеянное звездами. Повернувшись лицом к спальне, она с некоторым удивлением увидела сэра Одо, который так и стоял, переминаясь с ноги на ногу на манер танцующего медведя.

– Простите, что осмеливаюсь нарушать ваше уединение, миледи, – заторопился он, побагровев так, что рябое лицо напомнило переспелую земляничину. – Просто... э-э... милорд приказал...

– Вам не в чем оправдываться, – успокоила его Арианна, улыбнувшись такой ослепительной улыбкой, что здоровяк замигал. – На месте лорда Рейна я тоже не доверяла бы мне. Устраивайтесь поудобнее, сэр Одо, предлагаю вам партию в шахматы.

Взяв рыцаря за руку, она подвела его к креслу, а сама отправилась за шахматной доской. Это был дорогой предмет черного дерева, инкрустированный слоновой костью. Арианна разложила его на столе и снова улыбнулась.

– В ожидании время тянется долго, и никому из нас все равно не уснуть.

Рыцарь немного поколебался, но потом опустился в кресло со вздохом облегчения. Заметив кубок с вином, к которому Рейн так и не прикоснулся, он облизнул толстые губы.

– Не томит ли вас жажда, сэр? – любезно осведомилась Арианна, улыбаясь еще ослепительнее. – Мне говорили, что это доброе вино из погребов короля Генриха Аквитанского.

И она протянула кубок сэру Одо.

– Скорее дождешься смерти, чем тебя, Арианна! Скоро начнет светать!

Арианна пробормотала проклятие, оцарапав костяшки пальцев о ржавые кандалы, и продолжала бороться с застрявшим в замочной скважине тугим ключом.

– Я бы не отказалась услышать хотя бы простое «спасибо», дорогой братец...

– Прекрати хныкать и снимай с меня скорее это чертово украшение!

Замок открылся с отвратительным скрипом. Цепи упали на пол погреба, глухо звякнув. Кайлид отпихнул их и поднялся на ноги, потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы. Арианна была уже у двери, полная нетерпеливого ожидания.

– Скорее! – прошипела она.

Спящие сторожа, свесив головы, сидели на нижней площадке лестницы и оглашали ее звучным храпом, который эхом отзывался в подвале. Кайлид приостановился и потыкал одного из них под ребра носком сапога.

– Ты только погляди на это нормандское отродье!

– Наказание Божье! Кайлид, ты идешь или нет?

Арианна стремглав взбежала по крутой и узкой лестнице. Когда она остановилась, чтобы бросить взгляд в главную залу, сейчас тихую и темную, Кайлид по инерции налетел на нее. Из-за перегородки доносились обычные ночные звуки: пьяное похрапывание и сопение, беспокойная возня спящих, которым снится что-то неприятное, шуршание мышей, пробирающихся среди камышовых стеблей в поисках крошек, постукивание по полу ноги почесывающейся собаки, заеденной блохами.

Набрав в грудь побольше воздуха, чтобы даже не дышать, Арианна заторопилась к двери, сделав Кайлиду знак следовать за собой. Они почти достигли калитки во внутренней ограде башни, когда снаружи появился часовой, выходивший помочиться в ров с насыпного холма. Он заметил их и заспешил узнать, кто и зачем бродит по замку ночью.

Кайлид толкнул Арианну в тень, грубо обхватил и впился в ее губы поцелуем. Одной рукой он начал демонстративно мять груди, другую сунул под подол, оголив ее ноги выше коленей, к нескрываемому удовольствию часового. Поскольку Арианна, увидев его, затаила дыхание, то нескончаемый поцелуй Кайлида почти заставил ее потерять сознание от удушья. Сквозь шум в ушах она услышала похотливый хохот часового. Наконец, когда в глазах заплясали сполохи, она начала отбиваться. Кайлид в ответ почти расплющил ее губы своими зубами.

Все это было в какой-то мере забавно, потому что в возрасте тринадцати лет (в том самом возрасте, когда она втирала по ночам в груди сок левкоя, чтобы они выросли побольше), Арианна обещала Святой Деве, что поставит самую толстую свечу перед ее статуей, если Кайлид будет охвачен безумным желанием поцеловать ее. Неудержимое желание так и не охватило его, и постепенно увлечение кузеном сменилось столь же пылким и преходящим чувством к сыну пасечника. И вот, шесть лет спустя, Кайлид все-таки поцеловал ее. Увы, Арианна испытывала при этом только удушье. Вволю насладившись зрелищем, часовой пошел вокруг башни. Кайлид выпустил Арианну из объятий и она смогла наконец отдышаться. Губы ее совершенно онемели.

– Ты целовался или давил виноград на вино? Я почти осталась без губ.

– Черт возьми, Арианна, ты же годы и годы ждала, пока я сделаю это! И не говори, что тебе не нравится, как я целуюсь.

– Ты целуешься, как мальчишка. Сплошные слюни! – Кайлид оскалился и подтолкнул ее к лестнице, ведущей с холма. В раздраженном молчании он спустился следом за ней по бревенчатым ступенькам, прошел по мосту и ступил во двор замка.

Они помедлили, прежде чем выйти за границы тени, которую отбрасывала вздымающаяся за их спинами башня. Воздух ночи был кристально чист. Казалось, что до звезд рукой подать, что их можно собирать в корзины, как яблоки по осени. Луна, хотя и далеко не полная, заливала двор таким ярким светом, словно близок был час рассвета и солнце уже готовилось показать над горизонтом свою золотую макушку.

– Я не могла опоить сонным зельем всех обитателей замка, – зашептала Арианна. – В привратницкой полно часовых, но ты сможешь проскользнуть через потайную дверь.

Она сделала шаг вперед, но Кайлид схватил ее за руку и рванул назад в тень.

– Дай мне свой нож.

– Я его не взяла.

Не успела она глазом моргнуть, как он просунул руку между подолом платья и сорочкой и выдернул из ножен скрытый там кинжал. Зубы его сверкнули в насмешливой улыбке.

– Ты забыла, сестричка, что нам давали уроки одни и те же учителя. А теперь говори, где этот бездушный ублюдок, которого ты называешь мужем? Я должен кое за что с ним рассчитаться.

– Его нет в замке.

– Ты ведь не солгала бы мне, Арианна, душенька? – спросил Кайлид, повернув лезвие кинжала плашмя и поглаживая им по ее щеке. – Или времена изменились и тебе не хочется видеть перерезанным красивое горло своего мужа? Его поцелуи тебе куда приятнее, чем мои, так ведь? Может, тебе уже по нраву и французские извращения?

– Я сказала, его нет в замке! – прошипела она, хватая его за руку и отбрасывая ее. – Лучше погляди, где потайная дверь: вон там, между кузницей и соколятней. Бери ноги в руки, пока кто-нибудь еще не вышел отлить и не наткнулся на нас, стоящих здесь и шлепающих губами, будто нам некуда торопиться!

Кайлид вдруг схватил ее за подбородок и грубо потряс, фыркая, как раздраженный кот.

– У тебя на плечах голова или котелок с овсянкой? По-твоему, я – лошадь и могу доскакать до Гуинедда? Мне придется ехать верхом, так что поди-ка приведи с конюшни какую-нибудь клячу. Да поскорее! Я буду за тобой приглядывать.

– Наказание Божье! – прошипела Арианна, рывком высвобождая подбородок. – Я начинаю жалеть, что не бросила тебя на произвол судьбы.

Она выполнила требование Кайлида, больше всего желая теперь, чтобы он поскорее исчез с ее глаз. Она выбрала среди лошадей Руддлана самое невзрачное животное: чалого мерина, в котором хватало пыла только на бодрую рысь, но не на энергичный галоп. Это была ее личная лошадь, и потому передача ее Кайлиду не выглядела воровством. Арианне так хотелось поскорее покончить с этим делом, что она оседлала и взнуздала животное в считанные минуты. Чмокнув кроткого мерина в теплую шею, она повела его под уздцы к дверям конюшни.

– Я так и знал, что вы замыслили что-то в этом роде!

Она повернулась всем телом, схватившись за горло, куда сразу подскочило перепуганное сердце. Когда она увидела «того, кто заговорил, оно забилось даже сильнее.

– Ты с ума сошел! Бродишь, пугаешь людей!

Талиазин заступил ей дорогу. Его длинные ноги были широко расставлены в недвусмысленном обещании стоять насмерть, уголки рта угрюмо опустились. Он выглядел точь-в-точь как любой из братьев Арианны, которому вдруг вздумалось надуться... нет, не совсем так. За исключением тонкого лунного лучика, пробивающегося сквозь щель в кровле, конюшню ничто не освещало. Тем не менее, фигура Талиазина была прекрасно видна, словно ее окружало слабое свечение, словно за его спиной теплилась лампа или догорающая свеча. Он был одет в простые кожаные штаны и полотняную рубаху оруженосца, и потому золотой шлем казался чем-то инородным. К тому же он светился все так же ярко, хотя отражать ему было нечего. Он как будто испускал свое собственное мерцающее сияние...

Арианна поморгала. Сияние исчезло. Где-то поблизости раздался рычащий, рокочущий звук. Арианна сочла его раскатом грома, но потом отбросила эту догадку: всего несколько минут назад небо было абсолютно безоблачным, и ни единого облачка тумана не тянулось от реки. – Миледи, вы напрасно затеяли побег, – сказал Талиазин. Арианна открыла рот, чтобы протестовать, но тут же снова его закрыла. Если она скажет, что и не думает спасаться бегством, то как объяснить, зачем ей ночью понадобилась лошадь? Пальцы ее конвульсивно сжались на кожаных поводьях. Хоть бы у Кайлида хватило соображения не лезть на глаза, пока она не разберется с оруженосцем! Чтоб Талиазину провалиться сквозь землю! Она же своими глазами видела, как он отправился в набег бок о бок с Рейном – и на тебе! Он тут как тут! Ну до чего же этот негодяй любит выскакивать из-под земли, когда его меньше всего ждут! Только бы как-нибудь отвлечь его и вывести лошадь из конюшни... Кайлид изловчится и сбежит, можно быть уверенной...

Арианна попыталась припомнить уловки, на которые шла в детстве, чтобы перехитрить братьев. Помнится, у нее было множество способов добиться желаемого... и каждый срабатывал!

Через секунду губы ее уже жалобно дрожали, а в глазах стояли слезы.

– Пойми, Талиазин, я опасаюсь за свою жизнь! – воскликнула она вполголоса, умоляюще прижав руки к груди. – Сегодня вечером лорд Рейн избил меня...

Оруженосец ничего не сказал на это и не двинулся с места.

– Он избил меня так сильно, что я вся покрыта синяками, ссадинами и кровоподтеками. Я едва держусь на ногах от боли! Он уверен, что я предала его ради моего кузена, и ничто, никакие оправдания не могут смягчить его сердце.

Талиазин прикусил нижнюю губу. Глаза его сузились, и на лице отразилось сомнение. Арианна уже решила, что ее маленький обман удался, но оруженосец снова упрямо выпятил подбородок.

– Лорд Рейн не избил бы вас, если бы вы не вынудили его. В душе он ненавидит насилие.

– Ненавидит насилие?!

Арианна начала было выкрикивать эти слова, но вспомнила о необходимости сохранять тишину и закончила неразборчивым бормотанием. Его заглушило свирепое завывание ветра, который вдруг порывом обрушился на стены конюшни. Сверкнула такая яркая молния, что даже сквозь узкие щели строение озарилось мертвенным светом. Гром загрохотал над головой, заставив мерина испуганно попятиться.

– Вы никуда не поедете! – И Талиазин сделал шаг к Арианне.

Другой порыв ветра, даже более сильный, налетел на конюшню. Незапертая дверь распахнулась и с треском ударилась об стену. Мерин бросился в сторону, и Арианне пришлось повиснуть на новодьях, чтобы удержать его. Рот ее сам собой приоткрылся, когда она увидела, как разыгрались снаружи стихии. Очередная вспышка молнии осветила стульчак для дойки коров, который ветер катил через двор. Небо было черным, как адское жерло. Внезапно хляби небесные разверзлись, и ливень обрушился водопадом, в мгновение ока превратив двор в море грязи.

– Вы не можете бежать в разгар грозы, – сказал Талиазин, и его рука легла на руку Арианны – голубоватая, как рука призрака в непрерывных вспышках молний.

Арианну обожгло так, словно на руку ей пролили расплавленный свинец. Казалось, вся мощь грозы внезапно сосредоточилась в оруженосце. «Или она изначально исходит от него...»

Здравый смысл испуганно отказался от этой мысли. Сияние мерцало и переливалось вокруг Талиазина, а его черные глаза сверкали, словно в них скопился свет давно скрытой за облаками луны. Очередная молния ударила перед самой дверью конюшни, ее сухой треск ворвался Арианне в уши, а жар опалил кожу. Она вскрикнула, инстинктивно прикрыв голову обеими руками. Перед закрытыми глазами затанцевали ослепительные пятна, она ощутила запах серы. Когда она робко открыла глаза, перед ней было просто лицо, и никакой сверхъестественный свет его не озарял. Талиазин казался даже более испуганным, чем она сама.

– Ничего себе! – прошептал он, поводя вокруг округлившимися от изумления глазами. – Еще бы немного, и...

Арианна постаралась как-то успокоить лошадь, которая совершенно обезумела от ужаса и забилась в дальний угол конюшни. Когда это удалось, она повела мерина к двери. Талиазин шел следом, не умолкая ни на секунду.

– Постойте, миледи, подумайте хоть немного! Милорд очень, очень рассердится на вас за этот поступок. Не видать семейного счастья женщине, которая в брачную ночь всаживает в мужа кинжал, а через неделю после венчания совершает побег. Вот увидите, когда он явится за вами, он будет в самом плохом настроении, в каком вам только приходилось видеть его! – С этими словами Талиазин бросился наперерез Арианне. -Не делайте этого, миледи, умоляю вас!

– Дай мне пройти, парень. Дай пройти или хуже будет!

– Я пропущу вас, будьте покойны! – прошипел Талиазин, сжимая кулаки. – Я не имею права вас удерживать, богиня не позволяет мне этого. Одно могу сказать по этому поводу: когда она устанавливала правила, то не знала, с какими двумя упрямцами имеет дело!

– Какие еще правила? О чем...

Арианна как будто подавилась остатком фразы, когда из воющей, бурлящей тьмы вынырнул Кайлид с кинжалом в руках.

Он замахнулся. Кинжал по самую рукоятку вошел между ребрами Талиазина. Глаза парня раскрылись на всю ширь, и из них полыхнули светом, почти таким же ярким, как недавняя молния. Молния вспыхнула тоже, сопровождаемая громом, от которого затряслась земля. Глаза Талиазина закрылись, и он осел вперед, как оседает тряпичная кукла, которую ребенок устал держать стоя и выпустил из рук. Арианна подхватила падающее тело, вес которого заставил ее согнуться.

По рубахе Талиазина расплывалось темное пятно, лицо побелело и окаменело, превратившись в лицо восковой фигурки святого. Положив голову оруженосца на колени, как когда-то голову Сейдро, Арианна посмотрела на Кайлида. Он был одной крови с ней, и потому она предала Рейна ради него.

– Ты убил его, – сказала она, не в силах поверить в это... не желая верить в это. – Ты убил Талиазина.

– Невелика потеря!

Кайлид подхватил Арианну и поднял на ноги. Тело Талиазина перекатилось на живот, руки раскинулись в стороны, как у распятого.

– Давай выбираться отсюда! Снаружи льет так, что и утка захлебнется. Теперь мы можем выехать прямо через главные ворота, часовые и носа не высунут.

– Так убирайся, разрази тебя гром! – крикнула она, вырываясь.

Она снова опустилась на колени перед лежащим телом. «Талиазин... о Господи! Он убил Талиазина!» Сверкнула молния, отразившись во влажном и красном – о, каком красном! – пятне на спине оруженосца. Его рубаха была теперь вся пропитана кровью. «Если кровотечение не прекратилось, возможно, он еще жив, – подумала Арианна. – Надо позвать лекаря... нет, Рейна! Надо поскорее позвать Рейна!» Но она тут же вспомнила, что Рейна нет в замке.

Кайлид снова поднял ее на ноги, на этот раз за волосы.

– Ну, уж нет, моя маленькая сестричка! Ты пойдешь со мной. Ты слишком дорого стоишь, чтобы оставлять тебя здесь. Выкупа хватит на полдюжины армий...