Текст книги "Хранитель мечты"

– Хороший удар! Хороший удар! – раздалось со всех сторон.

Арианна вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха: она уже с полминуты задерживала дыхание. Рейн повернул коня и поскакал обратно, к боковой ограде арены. Там он бросил на землю обломок пики, и Талиазин поспешно протянул ему другую.

Снова соперники устремились навстречу друг другу. На этот раз Рейн сделал неуловимое движение и уклонился от пики, которую граф неудачно послал вперед. Толпа выразила свое неодобрение насмешливыми возгласами, тем более что удар Рейна, снова нанесенный в самый центр щита, выбил графа Хью из седла. Громко лязгнув кольчугой, тот рухнул на взрытую копытами землю. Двое герольдов бросились было к нему на помощь, но он сам поднялся на ноги, вытаскивая меч из ножен.

Рейн натянул удила и птицей слетел с седла, пока копыта коня еще продолжали мелькать в воздухе. Он выхватил меч стремительно, одним рывком. Луч солнца коснулся лезвия, на мгновение превратив его в длинную ленту огня. Первый удар, нанесенный Хью, он парировал щитом. Кожа и дерево раскололись с внятным звуком, похожим на хриплый стон.

Против воли Арианна наклонилась вперед, изо всех сил вцепившись в край скамьи. Она не могла дышать, не могла ни о чем думать, не могла оторвать взгляд от Рейна. Она никогда не предполагала, что человек способен так управляться с мечом – с такой грацией и мощью, с неистовством – обузданным и потому непревзойденным. Граф тяжело взмахивал своим оружием – меч Рейна, казалось, исполнял в воздухе строгий, изысканный танец. Некоторое, совсем непродолжительное время он просто играл с братом, потом последовала стремительная серия ударов и выпадов. Вскоре Хью, безоружный, лежал спиной на взрытой земле, и меч Рейна кончиком касался его горла.

Восторженный рев толпы загремел в ушах Арианны. Она увидела, что король вскочил в возбуждении, крича во весь голос что-то одобрительное. Рейн оставил Хью и подошел к палисаду, держа меч так естественно, словно это была часть его руки.

Он подождал, пока утихнут крики, неотрывно глядя в лицо королю. Он по-прежнему был в шлеме, который странным образом подчеркивал жесткую красоту его лица, оттеняя угловатые скулы и хищный нос. Арианна заметила, что вновь не может отвести взгляд от металлического козырька. Невозможно было различить его глаза, но их огонь, их лихорадочная жизнь ощущались и без того.

Небрежным движением Рейн загнал меч в ножны, стянул шлем и бросил его через плечо. Король Англии, его повелитель и военачальник, протянул руки, и он позволил схватить свои ладони и сжать. Потом он преклонил колено. Низкий, сильный голос разнесся над ареной и ложами, произнося клятву вассальной покорности и верности в обмен на замок Руддлан и земли его, а также леди Арианну, дочь князя Гуинедда Уэльского, предназначенную ему в жены.

Рейн поднялся и наклонился к королю, принимая поцелуй – знак королевской милости, но как только он выпрямился, взгляд его обратился к кроваво-красным стенам Руддлана. Тогда и только тогда едва заметная улыбка смягчила жесткую линию его рта.

Арианна сидела по левую руку от короля, затаив дыхание. Сердце ее билось тяжело и часто, в груди нарастал опаляющий жар. Вот сейчас... сейчас этот человек повернется в ее сторону!

Но он даже не взглянул на нее.

Глава 8

Золотая чаша пульсировала и светилась... манила к себе...

– Наказание Божье! – прошипела Арианна, раздраженная собственной глупой мнительностью.

Почему бы чаше не светиться, если солнечный свет потоком льется в открытое окно? Что касается пульсации, это всего лишь иллюзия, порожденная бегом по небу бесчисленных пухлых облаков, игрой света и тени на отшлифованом золотом боку сосуда.

Какое дело ей теперь до всех магических чаш, вместе взятых? Ближайшее будущее известно и без видений: ей предстоит венчаться. Сегодня.

Чаша стояла чуть ниже подоконника, на обитой железом крышке сундука с одеждой. Арианна не решалась подойти поближе и заглянуть в нее, но внутренний голос говорил, что сосуд полон воды. Он находился в ее спальне с самого утра, появившись необъяснимым образом. «Или его украдкой вернул подлый предатель-оруженосец, или он появился сам по себе, пока я спала. Почему бы и нет? В конце концов, это ведь кубок самого великого Майрддина», – подумала Арианна, ехидно усмехнувшись подобной доверчивости.

Она заметила, что нервно крутит и подергивает ожерелье на шее, и решительно повернулась спиной к чаше. Некоторое время она ходила взад-вперед по спальне, наступая на молодые побеги мяты, разбросанные по тростнику, устилавшему пол. Сильный свежий запах поднялся волной в неподвижном жарком воздухе помещения. Теперь особенно чувствовалось, что снаружи царствует лето.

Поверх одеяла был разложен венчальный наряд – подарок ее нареченного. Арианна провела ладонью по тончайшей льняной сорочке бледно-шафранового оттенка. Вопреки унынию и тревоге она невольно улыбнулась при мысли о том, как ласково это изящное белье будет касаться тела. Подвенечное платье было дымчато-алым, цвета первых весенних маков, по подолу и запястьям украшенное мехом горностая. С краю лежало верхнее одеяние из сапфирово-синего шелка, расшитое золотой нитью, с рукавами такими длинными, что кромкой они наверняка должны были касаться земли. «Любая женщина ощущала бы себя прекрасной, облачившись во все это великолепие, – печально думала Арианна. – Глаза любого мужчины, обратившись на невесту, разодетую так пышно, засветились бы любовью. Только не глаза этого нормандца».

При мысли о том, какую радость, какое счастье могла бы она чувствовать в самый главный день своей жизни, она ощутила тоскливое стеснение в груди. Наивные девичьи мечты... с ними покончено! Она постарается исполнить свой долг так, чтобы отец ни в чем не мог ее упрекнуть. Если бы только ее нареченным был другой – кто угодно, только не черный рыцарь!

Одна мысль о браке с ним наполняла ее страхом и отчаянием. Это был человек суровый, жестокий и неумолимый. К тому же он презирал ее за уэльскую кровь, текущую в ее жилах. Как, каким образом мог зародиться между ними даже бледный призрак любви, о которой она когда-то мечтала?.. Проклятая чаша! Арианна буквально ощущала, как властная сила магического сосуда воздействвует на нее, притягивает и манит. Медленно и неохотно она повернула голову. Чаша светилась красным светом и напоминала теперь сгусток свежей крови. Она уже не пульсировала, а как бы дышала, размеренно и глубоко. Знание, заключенное в древнем кубке, одновременно и манило, и отталкивало Арианну. Но больше всего оно пугало. Она была просто в ужасе и теперь сознавала это. Сама того не замечая, она прижала руку к часто бьющемуся сердцу.

Совершенно непонятно, как это случилось (Арианна не помнила, что отвернулась от кровати и прошла к окну), но она вдруг поняла, что стоит перед сундуком, держа чашу в ладонях. Полированный металл обжигал, словно был только что выкован. Быстрый жар, подобный языку пламени, пронесся по всему телу.

– Нет, не надо... пожалуйста... – прошептали губы.

Но Арианна была не в силах сопротивляться изначальной, древней мощи. Она заглянула внутрь чаши, в фосфоресцирующую, бурлящую глубь воды.

Красная кровь кипела и вспучивалась там, словно исторгаемая смертельной раной. Щупальца опалового тумана поднялись из нее, потянулись к Арианне, мягко и неумолимо опутывая ее сознание. Бело-голубое пламя вспыхнуло ослепительно и обжигающе, потом затихло, превратилось в ровное, ласковое свечение. Арианна плыла по безбрежному океану света... вдыхала запах гиацинта и маргариток, запах сырой земли, дымящейся под летним солнцем. Ветер, теплый и влажный, коснулся ее лица...

...Она стояла на гребне холма, прижимая к груди букет полевых цветов. Ветер налетал игривыми, ласковыми порывами, и солнце, застыло в небе, до такой степени чистом, что его синь слепила глаза. Но вопреки окружающей красоте в душе Арианны царила беспросветная тьма, там жило горе, похожее на удушливый дым, от которого сердце могло задохнуться и умолкнуть навеки.

Что-то появилось вдали, какая-то едва различимая точка на горизонте... и постепенно превратилось в рыцаря на коне, направляющегося прямо к ней. Надежда вспыхнула в Арианне, обжигающая, ослепительная, словно искра, высеченная кремнем посреди беспросветного мрака.

Ветер посвежел, стал резче, его порывы уже не ласкали, а больно секли кожу лица. Запах цветов усилился, стал почти невыносимо сладостным. А рыцарь все приближался и приближался ровной неспешной рысью. Слезы навернулись ей на глаза, застилая окружающее, и Арианна простерла руки. Ветер вырвал букет и разбросал в воздухе, закрутив ненадолго водоворот из желтых и пурпурных лепестков.

Где-то на середине склона рыцарь натянул удила и спешился. Он смотрел на нее нерешительно, настороженно, словно колебался и был почему-то не уверен в ней, в ее любви к нему. Это было так нелепо, что Арианна улыбнулась. Он был ее суженым, ее судьбой, он был мужчиной ее жизни, и потому любовь ее была неколебимой и вечной. Наконец он сделал неуверенный шаг вверх по склону. Солнечный свет касался его льняных волос, превращая их в чистое золото. Он был как маяк в кромешной, грозовой, исхлестанной бурей ночи.

И тогда она засмеялась – безумно, бесконечно счастливая – и побежала вниз по склону навстречу тому, кто был ее единственной любовью. Его руки поймали ее и сжали – такие сильные руки, твердые, как железо, и при этом такие ласковые, и она расслабилась в его объятиях, словно оказалась дома после долгой и нелегкой дороги. Ветер снова стал теплым и ласковым, и его голос был как ветер... «Я люблю тебя, Арианна, люблю тебя, люблю тебя...»

Она запрокинула голову, чтобы увидеть лицо ее суженого, ее единственного, ее возлюбленного, но шар солнца сиял так ослепительно над его золотыми волосами, словно огненный цветок распустился вокруг головы... и оттого лицо стало неразличимым... а потом и вовсе растаяло, как туман... туман потянулся внутрь водоворота... и все исчезло.

– О нет!

Арианна напрягла пальцы, сжимающие края чаши, словно это могло вернуть растаявшее видение. Вода внутри была теперь неподвижной, безжизненной. Потом налетела волна головокружения, заставив пошатнуться и поспешно поставить сосуд на крышку сундука. Тошнота резким спазмом сдавила желудок, но почти сразу прошла.

Арианна потерла ладонями щеки и с удивлением поняла, что они стали мокрыми, хотя слезы продолжали струиться из глаз. Под веками покалывало и жгло, но на этот раз она отмахнулась от неприятных ощущений. Сильнее всего она сейчас чувствовала странную сладкую боль. Любовь... она даже не предполагала, что это за чувство... до тех пор, пока не испытала его в момент видения. Разумеется, она любила родителей и братьев, любила их искренне, но в этом чувстве не было такой яростной жадности, такого всепоглощающего неутолимого голода, которые переполняли ее, когда она думала о человеке из видения. Слабая улыбка промелькнула на губах.

«Мой золотой рыцарь...»

Арианна звонко засмеялась и обняла себя обеими руками, закружившись посредине спальни. Любовь! Ей все-таки суждено было испытать это чувство. Ее ожидали в будущем любовь и золотоволосый рыцарь...

И брак с человеком, волосы которого были цвета воронова крыла, а кремниево-серые глаза смотрели жестко, равнодушно. С человеком, который сказал: «Я бы предпочел получить замок без невесты».

Разочарование пронзило грудь, как внезапный удар меча. Несколько отчаянных секунд Арианна обдумывала возможность бегства, она даже повернулась к двери, готовая броситься прочь. Но точно так же, как зеленые глаза и темно-каштановые волосы, чувство долга было неотъемлемой ее чертой. Отец принял решение, и теперь ее достойное поведение было залогом будущего рода Гуинедд. Если брак по какой-либо причине не состоится, мирный договор потеряет силу. Это означает, что король Генрих волен будет в любой момент вновь вторгнуться в Уэльс. Кто знает, что будет ожидать его на этот раз, поражение или победа? Земля ее предков может оказаться во власти жадных нормандских завоевателей, ее народ будет порабощен. Если положить на одну чашу весов все это, а на другую – личное счастье, что перетянет?

И все же, все же... потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство любви, которое она испытала в объятиях золотоволосого рыцаря! Голос, который касался ее, как дуновение теплого летнего ветра! И слова, прекраснее которых не придумать: «Я люблю тебя...» Можно отказаться почти от всего ради одного-единственного момента вне времени, когда она бежала по склону холма навстречу протянутым рукам мужчины, которого любила.

Дверь распахнулась под громкий аккомпанемент скрипа кожаных петель. Строевым шагом вошла Эдит, неся ворох полотенец. За ней следовала пара слуг, сгибающихся под тяжестью громадного ушата с дымящейся водой. Пахнуло лимонной эссенцией.

– Ах, миледи, у нас столько дел, столько дел, что голова кругом! – воскликнула горничная. – Времечко-то бежит себе, никого не ждет. Всего-то час остался на то, чтобы приготовить вас к венчанию!

Арианна отвернулась, мигая как можно чаще, чтобы удержать слезы. Нельзя было уронить себя в глазах слуг, рыдая в голос, как последняя крестьянка. Она сделала вид, что пристально рассматривает что-то за окном. Двор замка уже начал заполняться ремесленниками и крестьянами, лавочниками и пастухами – жителями Руддлана и всего округа Телеингл, пришедшими поглазеть на то, как будет венчаться их новый господин.

Арианна заметила, что собравшиеся во дворе разделились на группы в зависимости от сословного, имущественного и территориального положения. Уэльсцы – овчары и пастухи, обитатели травянистых холмов – сгрудились в одном углу. В другом собрались в плотную толпу англичане, проживающие в городах и обрабатывающие плодородную землю. По закону все эти люди подпадали под власть лорда Руддлана, кто бы им ни оказался, и обязаны были выказывать ему покорность и преданность. Тем не менее, в стороне уэльсцев даже сам воздух казался плотнее, словно его накалили враждебность, недоверие и даже откровенная ненависть, легко читаемые на лицах людей.

Все это были люди небогатые, о чем ясно говорила их простая одежда: блеклые штаны из грубого очеса, рубахи из полотна или плохо выделанной шерсти. Неудивительно, что Арианна сразу заметила на фоне этой невзрачной толпы двух мужчин в ярких парчовых одеяниях. Они стояли чуть поодаль от остальных, в тени, отбрасываемой зданием пивоварни, и делали вид, что заняты разговором, но то и дело бегали глазами по сторонам и ни на минуту не выпускали рукояток мечей из рук. Один из них был высоким и тонким, как прут, с лицом, обожженным солнцем, и рыжеватыми волосами, подстрижен-ными на лбу коротко, как у проповедника. Другой был много старше – средних лет, с могучими плечами и такими здоровенными ляжками, что они напоминали небольшие бочонки для эля. Его длинные тускло-серые волосы свисали на плечи сосульками.

Арианна прекрасно знала обоих. Это были ее двоюродные братья Кайлид Дейфидд и Айвор Груфидд, кастеляны примыкающих к Руддлану округов Рос и Руфониог. Эти округа входили в состав земель, которые доставались Арианне в приданое. Ее двоюродные братья могли и впредь остаться кастелянами своих округов, но лишь при условии, что они выкажут преданность и поклянутся в верности ее будущему мужу, то есть если они признают его своим господином. «Значит, – подумала Арианна, – они прибыли сегодня в Руддлан не только на венчание, но и для того, чтобы объявить себя вассалами лорда Руддлана». Судя по тому, как напряженно и отстранение они держались, какие мрачные взгляды бросали в сторону англичан, можно было сразу сказать, что каждый предпочел бы остаться без кола и двора, чем стать вассалом нормандца.

В этот момент, как если бы она мысленно отдала им такой приказ, оба повернулись и подняли взгляд на окно. Арианна была уверена, что они ее прекрасно видят, но когда она помахала рукой в знак приветствия, ответного жеста не последовало ни от одного из мужчин. Зато она ощутила их неудержимую ярость, словно по двору пронесся и достиг окна невидимый огненный вихрь. Все эти люди как будто винили ее за то, что вынуждены были явиться в этот день в Руддлан, чтобы пасть на колени перед нормандским рыцарем.

Она бессильно опустила руку, едва удерживая новый поток слез. В груди давило и жгло, словно там неустанно поворачивался вертел. Она вдруг ощутила ужасающее одиночество.

– Миледи, ваша ванна готова.

Арианна собралась отвернуться от окна, но вдруг в глаза ей бросилось нечто странное. Частокол, неделю назад огораживавший арену и давно уже снятый, снова красовался неподалеку от замка, за воротами. Крестьяне, направляющиеся к Руддлану по дороге, гнали перед собой самый разнообразный скот: коров, быков, волов, телят. Пространство бывшей арены было разгорожено на выгоны, почти до отказа заполненные мычащими, ревущими животными. Вокруг стояла дюжина рыцарей в полных доспехах. Они ничего не предпринимали и как бы ожидали чего-то.

– Интересно знать, чего ради все эти люди гонят скот к Руддлану? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Так они же платят штраф, миледи, – охотно объяснила Эдит и добавила при виде озадаченного лица Арианны: – Лорд Рейн наложил штраф на каждый дом в Уэльсе, будь он домом крепостного или свободного крестьянина. Это все из-за того набега, миледи. Каждый обязан заплатить за то, что у господина отняли скот.

Тремя днями раньше беспокойный король Генрих и его победоносная армия отбыли по большой дороге назад в Англию. Еще и пыль, поднятая их маршем, не успела осесть в глубокие выбоины, когда загадочный отряд всадников совершил набег на поля, где пасся скот Руддлана. Неизвестные были в черных колпаках с прорезями для глаз. И часу не прошло, как от «тучных стад» новоиспеченного лорда не осталось и следа: ни волоска коровьего хвоста, ни эха от мычания. Арианна не могла скрыть радости, услышав об том. Не стоило далеко ходить (во всяком случае, для нее) чтобы найти виновника случившегося: только ее двоюродный брат Кайлид мог замыслить и осуществить такую плутовскую, такую рискованную выходку. Только он был способен воздеть одну руку, давая клятву верности нормандцу, а другой в это же время угонять его скот.

Однако затея кузена представилась Арианне в новом, не столь забавном свете, когда она сообразила, что расплатиться за нее придется пастухам Телеингла.

– Я думала, никому не известно, кто совершил набег, – неуверенно заметила она.

– Какая разница, кто? – пожала плечами Эдит. – Это были уэльсцы – уэльсцам и платить штраф. Так сказал милорд. А чтобы никому не было обидно, каждый внесет свою долю. Миледи, прошу вас! Дождетесь, что вода простынет.

Но Арианна не могла оторвать взгляд от растущего на глазах стада, от крестьян, загоняющих скот в загоны и отворачивающихся с поникшими плечами, повесив голову. Это было так несправедливо! Ее гнев мгновенно обратился против нормандца. Этот человек, этот черный рыцарь собирался править железной рукой. Он был настолько безжалостен, что готов наказать всех своих подданных за то, что совершил один человек.

Руки Арианны, лежащие на подоконнике, сжались в кулаки при одной мысли о том, что она уговаривала себя быть кроткой и послушной женой подобному человеку. Ну, уж нет! Этому не бывать! Она никогда не стерпит несправедливости, которая совершается на ее глазах!

Но решительность поколебалась, когда Арианна сообразила, как мало в ее распоряжении средств для ответного удара. Она могла разве что бросить в лицо нормандцу слово «тиран». Кузен Кайлид выразил свое презрение к будущему господину тем, что угнал его скот. Даже простые крестьяне, собравшиеся во дворе замка, выказывали свое настроение угрюмыми лицами и вызывающе расправленными плечами. Если бы только существовал способ показать черному рыцарю, что она, Арианна из рода Гуинеддов, презирает его за то, что он сделал! Если бы она могла как-то донести до своего народа то, что она осталась истинной кимреянкой, уроженкой Уэльса, пусть даже обстоятельства вынуждали ее венчаться с проклятым нормандцем!

И озарение снизошло на нее. К тому моменту, когда Арианна закончила принимать ванну, она точно знала, что делать. Когда горничная протянула на вытянутых руках великолепное, маково-алое подвенечное платье, она пренебрежительно отмахнулась.

– Этот наряд совершенно не подходит к случаю, Эдит.

– Как это, миледи?

– Этот наряд предназначен для празднества, а я... я объявляю траур.

* * *

Солнце нещадно палило. Волны жара поднимались с раскаленной земли трепетной дымкой, смешиваясь с горячим дуновением со стороны жаровен, на которых соусы и тушения булькали в больших медных котлах. Поварята, почти голые из-за невыносимой жары, дружно поворачивали вертела, на которых жарились целиком кабан и молодой олень. Замок готовился к свадебному пиру.

Участники венчальной процессии собрались у входа в большую пиршественную залу, стараясь не делать лишних движений, чтобы не вспотеть в шелковых накидках и нарядах, отороченных мехом. Зазвонил колокол часовни, заглушая волынки и тамбурины менестрелей.

Леди Арианна должна была отправиться навстречу судьбе на белоснежном муле (еще один щедрый дар будущего супруга). Мул был разубран на славу: седло, украшенное эмалевыми голубыми цветками, чепрак из малиновой дамасской парчи и серебряный нагрудник, так щедро увешанный колокольчиками, что они тренькали даже тогда, когда животное делало вдох или выдох. Традиция требовала, чтобы мула с невестой вел под уздцы до церкви ее отец, но в данном случае было сделано исключение: князя Гуинедда должен был представлять младший брат леди Арианны, Родри.

И сейчас подросток стоял возле мула, переминаясь с ноги на ногу и нервно протягивая поводья между пальцами. Взгляд его то и дело устремлялся ко входу в залу, но невеста опаздывала.

Жених, изнемогающий от жары в роскошном наряде из фиолетового шелка, чувствовал, как с каждой минутой слабеет узда, в которой он держал свое нетерпение. Он прекрасно понимал, что невеста припозднилась вовсе не потому, что готовилась явиться во всем блеске. Это было задумано, чтобы показать, как ненавистна ей сама мысль о браке с незаконнорожденным сыном графа Честера.

Рейн повернулся к оруженосцу, ловя его взгляд. Настало время послать Талиазина за невестой, пусть даже тому придется приволочь ее за волосы! Он уже открыл рот, чтобы отдать распоряжение, но тут менестрели как раз начали венчальную песню. Начали... сбились и умолкли один за другим. Рейн все еще смотрел на оруженосца и потому увидел, как у того отвисла челюсть и глаза полезли из орбит. Полная тишина снизошла на двор замка. Новый лорд Руддлан медленно повернулся.

Леди Арианна стояла на нижней ступени лестницы и одета была вовсе не в шелка и меха, которые обошлись ему в умопомрачительную сумму, а в грубый балахон из мешковины, едва достигающий колен. Она была босиком, с лицом, выпачканым пеплом. Нечесаные волосы свисали на плечи несколькими длинными колтунами. Мешковина и пепел?

Рейн уставился на нее, не в силах поверить, что видит все это наяву. Из толпы англичан раздались первые сдавленные смешки, слились в общее хихиканье. Со стороны уэльсцев, вначале тихо и вразнобой, потом все громче и громче послышалось одно повторяющееся слово – ее имя. Они славили ее поступок!

Их разделяло не более десяти ярдов. Как только Рейн устремился к Арианне, затихли и смешки, и одобрительные возгласы. Казалось, каждый одновременно зажал себе ладонью рот. Талиазин попытался заступить Рейну дорогу, но тот грубо оттолкнул его. Окружающее расплылось, и только Арианна виделась ему ясно, во всех оскорбительных подробностях.

Он был теперь совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но не коснулся ее. «Если я до нее дотронусь, пусть даже кончиком пальца, – думал он, – я просто-напросто сверну ей шею!» Их взгляды встретились. Глаза Арианны расширились и потемнели, но она не отвела их.

– Жители Телеингла! – крикнула она. – Я скорблю вместе с вами о том, что вы лишились скота!

– Замолчи.

Он сказал это негромко и раздельно, словно выплюнул. В его голосе был ледяной холод, и это остановило Арианну. Казалось, еще мгновение – и она отведет глаза в сторону... но Рейн не дождался этого. Только для него одного она добавила с издевкой в голосе:

– Недостойно господина – грабить своих собственных крестьян, называя это справедливостью...

– Хватит! Ни слова больше!

Кровь яростно шумела в его ушах, словно там раз за разом ревели и бились о скалы волны разбушевавшегося моря. Он сделал глубокий вдох, потом другой. Постепенно рев начал затихать. Медленно протянув обе руки, Рейн намотал на кулаки мешковину вокруг горла Арианны. По ее телу прошла заметная дрожь, горло задвигалось, как будто она пыталась глотнуть и не могла. Под шелком одежды могучие мышцы Рейна напряглись. Она выпрямилась и замерла, но так и не отвела взгляда.

Одним рывком он разорвал весь перед хламиды пополам. Крепкая ткань уступила с треском, оглушительным в полной тишине. Эхо звука еще отдавалось в каком-то углу двора, когда бешеный, огненно-горячий взгляд Рейна смерил Арианну с головы до ног. Руки ее рванулись вверх – прикрыть груди – потом, с видимым усилием, она заставила себя опустить их вдоль тела. Чтобы они оставались в таком положении, она стиснула кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Рейн поднял взгляд к ее лицу. Голос его прозвучал хрипло от старания удержать ярость:

– Ты позоришь себя, женщина. Сейчас ты вернешься туда, откуда пришла, и снова спустишься к гостям в наряде, подобающем нареченной лорда Руддлана.

Некоторое время Арианна никак не реагировала на полученный приказ. Она продолжала стоять перед ним, держа руки по швам, как новобранец перед командиром, глядя ему в лицо немигающими глазами. Потом, медленно повернувшись, начала подниматься по ступеням в главную залу.

* * *

Оказавшись в спальне, Арианна захлопнула дверь и привалилась к ней, чувствуя себя совершенно обессиленной. Парой секунд позже дверь с силой толкнула ее в спину, выпихнув на середину комнаты.

Талиазин перешагнул через порог и остановился, уперев руки в бока. Арианна открыла было рот, чтобы выругать парня за то, что он имел наглость ворваться в ее спальню без разрешения. Ее остановил странный, даже пугающий вид оруженосца. Самый воздух вокруг него зыбко дрожал и колыхался от присутствия изначальной пугающей силы, как если бы он был огнедышащим драконом, которого пробудили от зачарованного сна заклинания мага. Маслины глаз отливали неестественной яркостью, разбрасывали крохотные искры, подобные тем, что высекает удар кремня о кресало. Оранжевые волосы потрескивали и шипели, стоя дыбом вокруг головы и извиваясь, как ужасная живая корона. Талиазин открыл рот. Арианна отступила, уверенная, что сейчас оттуда извергнется язык пламени.

– Бестолковое создание! Если бы я хуже тебя знал, я бы решил, что создатель вложил в твою голову паклю вместо мозгов!

Голос его был голосом рассерженного мальчишки, не получившего обещанного лакомства, и это вернуло Арианну к действительности. Огнедышащий дракон? Да это всего-навсего оруженосец... нахальный оруженосец, если уж на то пошло!

– Кто бы говорил про мозги! После того, что...

– Нет, я решительно не могу взять в толк, почему два таких высокоразумных человека, как ты и милорд, превращаются в полных идиотов, стоит им оказаться поблизости друг от друга? Матерь Божья, оборони, но только эта история с каждым днем запутывается все больше. Вот, сама посуди, – Талиазин заходил по спальне, загибая палец при каждом новом факте. – Сначала ты тычешь в него кинжалом, потом он пытается завалить тебя, за это ты ухитряешься разбить ему нос, он, в свою очередь, отказывается поухаживать за тобой, а ты выставляешь себя блеющей козой...

– Блеющей козой? Это ты – блеющий козел! Если бы ты перестал блеять хоть на минуту, я бы могла объяснить...

– Что за бес в тебя вселился? – крикнул Талиазин, останавливаясь и тыча пальцем в грудь Арианне. – Что тебя заставило отмочить такую штуку? У тебя, что, протухли мозги?

– Твоя наглость переходит все границы! – крикнула она в ответ, ударяя его по пальцу. – Не тебе бы требовать у меня отчета, нахальный мальчишка! Посмотри на себя! Кимреянин – а служишь черт знает кому! Господину, который способен отнять скот у своих же крестьян. Что станет он делать, когда зимой среди них начнется голод? Смеяться?

– Вот я и говорю: протухли мозги, – вздохнул Талиазин, возводя глаза к потолку.

– И ты хочешь, чтобы я позволила такой несправедливости совершиться? Чтобы я не издала даже звука в знак протеста? А ведь это и твой народ! Почему же тебе все равно? И не смей называть меня блеющей козой!

– А как мне тебя называть? Коза блеет, когда надо бы подумать. Коза лезет бодаться, вместо того чтобы разобраться в ситуации. Ты и понятия не имеешь, что натворила. Надо было прежде выяснить все подробности, а потом уж действовать. Теперь я смогу вернуть милорду хорошее расположение духа не раньше, чем сорву уговорами свой голос. Если бы ты знала милорда получше (а тебе бы следовало этим заняться, да-да, следовало бы!), то знала бы и то, что уговорить его не так-то просто. Матерь Божья, оборони...

– Подробности? – тупо переспросила Арианна, и нехорошее предчувствие спазмом отдалось в ее желудке. – Какие еще подробности?

– Милорд собирался вернуть скот. Он хотел сделать это своим свадебным даром народу.

– С-с-вадебным даром?..

Традиции диктовали человеку знатному преподносить дары в день своего венчания. Каждый, даже самый последний крепостной крестьянин получал от него какую-нибудь безделицу.

– Да, но... я не понимаю. Если он с самого начала не собирался присваивать скот, зачем было вообще собирать его?

Талиазин бросил на нее испепеляющий взгляд. «Не могу поверить, что существуют настолько тупые люди», – говорило выражение его лица.

– Кем бы ни был тот, кто совершил набег, ему помогало крестьянство этого округа, и милорд это понимал. Он хотел, чтобы его люди усвоили раз и навсегда: кто крадет у него, крадет и у них. Он хотел показать, что, беспощадный к неповиновению, он может быть также и милосердным... ну, ты понимаешь: кнут и пряник. Это было задумано как урок. Милорд был уверен, что крестьяне поймут, какое суровое наказание последует, если они еще хоть раз осмелятся бросить ему вызов. – Оруженосец ехидно усмехнулся в ошарашенное лицо Арианны. – Что это я не слышу пылких слов протеста? Неужели миледи внезапно проглотила язык?

И в самом деле, в ее горле как будто застряло что-то, и пришлось как следует прокашляться, чтобы издать хоть один звук.