Текст книги "Алита. Боевой ангел. Айрон Сити"

Глава 2

Примерно в то время, когда Дайсон Идо дремал в зубоврачебном кресле, Хьюго обдумывал возможность нарушить собственный принцип, который раньше был для него нерушимым.

До этого он думал об Идо. Никто не работал упорнее дока, и киборги по всему Айрон сити пели ему дифирамбы. В Айрон сити никто с его уровнем знаний в области кибермедицины не согласился бы помогать киборгам, которые не могли заплатить сразу. Или в принципе.

Разумеется, была еще его жена – то есть бывшая жена. Когда клиника только открылась, они по очереди принимали пациентов и обслуживали паладинов на стадионе. Скорее всего, именно доход от моторбола позволял им не закрывать клинику. Хьюго понятия не имел, на какие средства Идо содержал ее с тех пор, как порвал с моторболом. Его жена по-прежнему работала на стадионе, но не в клинике, с тех пор как бросила Идо. Хьюго сомневался, что она как-то ему помогала. Практически любой способ нормально зарабатывать был опасным и/ или незаконным, и, казалось, док на такое не способен. Да, время от времени он что-то покупал и продавал на черном рынке, но здесь все что-то покупали и продавали на черном рынке. В Айрон сити законопослушность вела прямиком к голодной смерти. Правила писались Заводом, а он всегда жульничал.

Всякий, кто хотел не просто кое-как выживать, должен был придумать собственные правила. А они рано или поздно приводили к проблемам с законом. Куда важнее было придерживаться собственных принципов. Сделать собственное слово самой надежной гарантией. Чтобы все, с кем приходится иметь дело, знали, где проходят границы, через которые нельзя переступать, что бы ни случилось.

Хьюго всегда тщательно придерживался своих принципов. С другой стороны, он не был похож на других своих ровесников, и знал об этом, пусть знание и было смутным, по большей части бессознательным. Обстоятельства ранних лет жизни заставили его больше обращать внимание не на материальные предметы, а на неосязаемые материи вроде доверия и честности, воли и намерения, даже вдохновения и любви. Не то чтобы он думал о себе в подобных категориях. Хьюго не тратил время на абстрактные размышления.

Он почти каждый день бывал в клинике Идо, отчасти чтобы быть в курсе, что тому нужно (помимо сервомоторов; Идо всегда были нужны сервомоторы), но также в надежде побольше разузнать о Залеме. Идо, кажется, думал, что Хьюго интересуют всякие научные и медицинские штуки, как будто он хотел стать врачом. Ничего подобного Хьюго не хотел. А если бы и хотел, то из этого ничего бы не получилось: такие люди выходили только с Завода. Никто не знал, откуда их брал Завод, но не на Залеме – в этом Хьюго был уверен. У них не было отметины.

И отсюда возникали всякие вопросы: как Идо оказался на земле, почему не пытался попасть обратно, почему им с женой вообще было позволено покинуть Залем – и так далее, до бесконечности. Док пытался осторожничать, но Хьюго был уверен, что постепенно преодолевает его сопротивление. Время от времени Идо проговаривался. Хьюго надеялся, что если позволить доку и дальше разглагольствовать об этом его любимом чипе, который должен интегрировать что-то там между собой, рано или поздно Идо разговорится и все ему расскажет. Доку хотелось кому-нибудь довериться, он явно был ужасно одинок. Он наверняка предпочел бы для этого другого доктора вроде своей бывшей жены, но довольствовался бы и тем, кто готов был просто выслушивать эту его научную болтовню.

Но в данный момент Хьюго жалел, что поддался голоду. И ладно бы он купил ананасово-кокосовый коктейль, который можно было закрепить на ручке гиробайка и потягивать по дороге домой. Так нет, ему втемяшилось заказать фалафель. Он остановился возле кафе, чтобы поесть, как раз в том месте, откуда была отлично видна женщина, сидевшая в одиночестве снаружи.

По чистой случайности она в то же время решила устроиться за столиком с большой порцией капучино. И, опять же случайно, она в тот день надела браслет. И он случайно увидел этот браслет у нее на руке. Женщина была полноватой, с шоколадной кожей, короткими кудряшками на голове и громадными темными глазами, в футболке с черными котами и вылинявших почти до белизны джинсах. Она выглядела совершенно чужой. Хьюго не мог бы даже припомнить, видел ли он ее прежде.

Но этот браслет он в последний раз видел на руке своей матери. Украшение подарил ей отец, и мать носила его не снимая, днем и ночью, до самой смерти.

* * *

В семье Хьюго подарки дарились крайне редко. Его отец старался как мог, но простым рабочим на конвейере Завода платили не слишком много, а после появления Хьюго расходов стало еще больше. Для немолодой пары, которая считала, что в будущем им предстоит менять подгузники разве что внукам, рождение второго ребенка стало неожиданностью.

Хьюго никогда не сомневался в том, что родители его любили. Отец звал его «приятной неожиданностью», а старший брат был вне себя от счастья, когда в семье появился ребенок, о котором он мог заботиться. Они жили дружно, и как всякий ребенок в счастливой семье, Хьюго не знал, что они были бедны. Только позднее он понял, что родители и даже старший брат порой пропускали ужин, чтобы он никогда не оставался голодным.

Когда Хьюго пошел в школу, мать заговорила о том, чтобы устроиться на работу, но отец ее отговорил. Ведь тогда и тебя заставят пойти на замену. Одному из нас надо оставаться полностью человеком, querida, милая.

Мать ответила, что он был самым человечным из всех, кого она знала, сколько бы частей его тела ни заменили машины, но прислушалась к его пожеланию. Она старалась подзаработать стиркой или уборкой, но по большей части люди отдавали предпочтение тем, кто имел специализированные механические конечности и дополнительные приспособления, а не две обычные руки. Впрочем, порой все эти киборги были заняты, и тогда ей тоже перепадала кое-какая работа.

Редкие подарки были, как правило, полезными, необходимыми вещами, а не дорогими безделушками вроде украшений. На них уходили деньги, которые лучше было потратить на продукты. Но однажды вечером отец Хьюго пришел домой и поставил на кухонный стол перед матерью небольшой мешочек из зеленого бархата. Пока Хьюго и его старший брат скакали вокруг с воплями «Открывай, открывай!», она смотрела на подарок так, будто он мог ее укусить.

При виде браслета на ее лице появилось выражение, которое Хьюго редко приходилось видеть. Старший братец потом сказал, что она напомнила ему строчку когда-то прочитанного стихотворения – «Смутясь от радости»[1]1
  Стихотворение английского поэта Уильяма Вордсворта


[Закрыть]. Она никак не ожидала получить в подарок браслет, до той секунды она не знала даже, что хотела такой подарок.

Взяв в руки двухдюймовую полоску чеканной меди, она стала пристально ее разглядывать. В середине красовался темно-зеленый камень – точно такого же цвета, что и бархатный мешочек, что, с точки зрения Хьюго, было верхом изысканности. Он спросил, не изумруд ли это, и все рассмеялись.

Хьюго ожидал, что мать велит отцу вернуть браслет, потому что они не могли тратить деньги на такие бесполезные вещи. Но она ничего не сказала. Вместо этого она надела браслет на руку и никогда его не снимала.

Старший братец говорил, что ей не стоит так делать, что кто-нибудь может ее ограбить. Лучше держать браслет в безопасном месте. Мать отказывалась. Украшения следует носить, а не прятать, заявляла она. Хьюго беспокоился. Он был не таким маленьким, чтобы не понимать, что Айрон сити – опасное место. Но с матерью ничего не случилось. Она называла браслет счастливым талисманом, и Хьюго начинал думать, что, может быть, эта полоска меди с красивой стекляшкой действительно могла отводить зло.

Но если так, ее волшебная сила явно не распространялась на отца. Она не могла предотвратить замену все новых и новых частей, пока от его тела мало что осталось.

Первый раз, когда отец вернулся домой с кибернетической рукой, Хьюго убежал от него в слезах. Отца его реакция озадачила: он-то был уверен, что Хьюго заинтересуется механизмом, особенно когда увидит, как он раскладывается, удлиняется и вращается, а телескопические пальцы изгибаются в любом направлении.

Мать и брат сказали Хьюго, что он обидел отца. Старший брат долго пытался его переубедить. Люди теряют ноги и руки из-за несчастных случаев, или из-за рака костей, и их приходится ампутировать. Ты и вправду думаешь, что не следует их заменять?

Хьюго не знал, как объяснить, что отец не потерял руку, он обменял ее на что-то, даже отдаленно не похожее на часть человеческого тела. Он извинился перед отцом – не вылезая из-под кровати, откуда не было видно прикрепленного к телу отца металлического предмета.

Отец не обиделся и не разозлился. Он пообещал закрывать руку, приходя домой, чтобы дать Хьюго время привыкнуть. Позднее Хьюго слышал, как во время разговора с матерью и старшим братом отец сказал, что никогда заранее не угадаешь, чего испугается маленький ребенок – с его точки зрения мир выглядит совершенно иначе. Нет никакого смысла говорить ему, что не следует чего-то бояться. Они должны постараться показать ему, что по-прежнему его любят и ему не стоит пугаться всего, что кажется страшным. Хьюго почувствовал тогда, что просто обожает отца. Это был такой знакомый, понятный и любимый человек. Хьюго не мог понять, как тот же человек мог захотеть получить механическую руку. Она не только выглядела страшной, но еще и мешала как следует обняться.

Так или иначе, отец стал закрывать руку, когда был дома, а Хьюго изо всех сил притворялся, что перестал ее бояться. На самом деле эта штуковина казалась только страшнее, когда он ее не видел. Чем она занималась, когда отец прикрывал ее простыней или рукавом свитера? Хьюго снились кошмары, в которых механическая рука отсоединялась от отца, когда все засыпали, пробиралась в комнату Хьюго и забиралась к нему в постель, чтобы отрезать ему руку и заменить ее механической.

Через какое-то время кошмары прекратились, но не так скоро, как убеждал всех Хьюго. Он перестал бояться механизма, торчавшего из тела его отца, но не мог его полюбить. Он мог лишь смириться с его присутствием.

Никто не говорил Хьюго, когда отец заменил ноги. Он бы даже не узнал об этом, если бы однажды утром отец не забыл запереть дверь в ванную. Хьюго был уже слишком взрослым, чтобы убегать и прятаться под кроватью. Ноги гораздо больше походили на человеческие, но Хьюго не мог не вспомнить свои кошмары. Теперь он представлял, как механическая рука подменила ноги отца, пока тот спал. Разумеется, он был слишком взрослым, чтобы верить в подобную ерунду.

Но не для того, чтобы видеть кошмары. В новом сне отец говорил, что пора вставать, иначе они опоздают на работу на Заводе. Повернувшись, Хьюго обнаруживал, что отец стал полностью металлическим, с четырьмя механическими руками и двумя головами. Отбросив одеяло, он обнаруживал, что его тело тоже стало металлическим.

Иногда у него было восемь ног, как у паука, а иногда одно колесо, как у гиробайка. Порой отец во сне начинал распадаться, а когда Хьюго пытался встать с постели, чтобы ему помочь, он тоже начинал разваливаться.

Через какое-то время Хьюго осознал, что отец, скорее всего, заменил ноги, когда подарил матери браслет – примерно тогда Хьюго заметил, что у него изменилась походка. Должно быть, Завод выдал ему премию за то, что он становился все более механическим. В конце концов, Завод тем и славился: у них было множество металлических механизмов.

Вот только механизмы не должны умирать.

Не потому ли отец заменил все свое тело? Чтобы вечно работать на Заводе вместе с другими механизмами? Когда один из работников Завода умирал прямо у конвейера, к нему должны были просто вызвать механика или ремонтника, чтобы те все починили, разве нет? Когда какой-то механизм ломается, можно просто заменить сломанную деталь и включить его снова. Представителям Завода вовсе не нужно приходить к нему домой и говорить его семье, что механизм умер.

Старшему брату пришлось запереть его в комнате, чтобы мать могла спокойно поговорить с представителями, не опасаясь, что Хьюго накинется на них и обзовет лжецами. Когда фабричные чиновники ушли, Хьюго упрямо сидел на ступенях дома и ждал, когда отец вернется с работы, чтобы рассказать им об этих врунах с Завода, которые пытались убедить их в том, что он умер.

Следующие несколько недель практически стерлись из памяти Хьюго. Старший брат женился на своей девушке Нане. Нана проводила много времени с Хьюго и его матерью, пока старший брат работал. Разумеется, на Заводе, но его работа была получше, чем у отца. Хьюго умолял его не менять никакие части тела на механические. Брат обещал – и не возражал, когда Хьюго настаивал на проверке.

Через два с половиной месяца мать умерла во сне. Браслет все еще был у нее на руке, когда Хьюго ее нашел. Вот тебе и счастливый талисман, подвел мать, когда она больше всего в нем нуждалась. Хьюго не ожидал когда-либо увидеть браслет вновь, все эти годы он даже не вспоминал о нем.

И вот теперь он оказался на руке совершенно незнакомой женщины, которая ничего даже не подозревала.

Хьюго доел фалафель, выкинул скомканную салфетку в ближайшую урну и приготовился запустить двигатель. Не думая о том, что делает, он прокатил гиробайк по тротуару, пока не оказался рядом с женщиной, которая в тот момент как раз заказала новую порцию капучино. Хьюго подождал, пока официантка ушла внутрь, и завел двигатель. А потом протянул руку, стянул браслет с руки женщины и рванул с места.

«Извиняйте, дамочка, – подумал Хьюго, не оборачиваясь. – Но, по-честному, он совершенно не подходил к вашему наряду».

* * *

Хьюго знал, что за ним никто не погонится. С женщиной ничего не случилось, а искать дешевый металлический браслет не имело смысла. Но на всякий случай он долго ездил по переулкам и боковым улочкам и даже протащил гиробайк по нескольким проходам, таким узким, что по ним нельзя было проехать.

Через полчаса он оказался на юго-востоке от мусорной кучи. Здесь он бывал нечасто и, судя по всему, другие тоже избегали бывать в этом районе. Обычно все спешили убраться отсюда в какое-нибудь более людное место, где меньше вероятность оказаться ограбленным. Правда, женщине в кафе это не особенно помогло.

Ну, не повезло, ничего не поделаешь. По крайней мере, она осталась цела. Для нее браслет был всего лишь дешевой побрякушкой, она забудет о нем как только купит новый. И, может быть, если он станет рассказывать себе об этом почаще, то забудет, что поклялся никогда ничего не красть у людей без механических частей или всего с несколькими заменами. Законной добычей были только киборги с полной заменой.

ПЗ-киборги – всего лишь живые головы, управляющие металлическими телами. На киборгов можно нападать, с ними от этого ничего не случится. Нужно только пару раз ткнуть их парализатором, чтобы обездвижить и отсоединить киберядро. Потом анонимный звонок префектам Завода – они подберут ядро и подключат к системе жизнеобеспечения. А между тем тело можно разобрать на детали и продать. Если только кто-нибудь не захочет купить все целиком, без необходимой сборки.

ПЗ-киборги не страдали от потери тела, потому что они уже его потеряли, обменяв на железки. Они всегда могли найти новое, и, если повезет, новое нападение случится еще не скоро. А даже если и скоро, что с того? Все равно это просто железки, а не настоящие тела.

Хьюго закинул ноги на руль гиробайка и немного откинулся назад, крутя в руках медную полоску.

Он думал, что после смерти матери брат отдал браслет Нане, а та спрятала его и никогда не надевала. Старший брат с женой взяли его к себе и заменили ему мать и отца. Это было странно. Но только отчасти. В конце концов, они были семьей, другой родни ни у кого не было.

Хьюго все ждал, когда Нана и старший брат заведут ребенка, чтобы он сам мог стать старшим братом. Но ребенок так и не появился. Хьюго предположил, что они собираются поступить как родители: подождут, пока он вырастет, а потом заведут «приятную неожиданность».

В итоге все вышло совсем иначе.

Старший брат сдержал обещание и не заменил ни одной части тела на механическую. Но он в этом и не нуждался. Завод сделал его инженером широкого профиля. Это означало, объяснил старший брат, что когда на Заводе хотели что-нибудь сделать, у него спрашивали, как именно следует это делать. За это определенно платили лучше, чем отцу, и работа была не такой тяжелой. Иногда на Заводе случалась какая-нибудь заминка, и они вызывали старшего брата, но тогда ему платили сверхурочные. Впрочем, такие вызовы случались нечасто. Старший брат мог проводить с семьей куда больше времени, чем отец.

Нана называла их «мои парни». Она никогда не возражала против их многочасовых прогулок. Иногда они отправлялись собирать мусор, отыскивали самые странные предметы, выброшенные Залемом, и выдумывали безумные истории о том, чем они были раньше и почему их выкинули. Временами они отыскивали удобное место, откуда были видны здания на краю пятимильного диска Залема, и пытались вообразить, что делают живущие в них люди, смотрят ли они вниз и гадают ли, что делают люди на земле.

То были счастливые времена. Хьюго даже не подозревал, насколько счастливые. Дети редко это осознают. Он не мог вообразить, что жизнь когда-нибудь может измениться, даже после того как он вырастет и устроится на работу. Иногда Хьюго думал, что может стать инженером, как старший брат, и рассказывать другим, как надо работать. Но он редко заглядывал так далеко. По большей части он просто радовался тому, что старший брат разделял его увлечение Залемом. Старший брат был таким умным и сообразительным, с ним было так весело.

Но все-таки старший братец был инженером. Недостаточно просто мечтать и придумывать всякие истории, однажды сказал он Хьюго. Он хотел не просто фантазировать, что из себя представляет Залем. Он хотел узнать, как там все на самом деле. И давно и много размышлял о том, как бы это сделать. Старший брат привел Хьюго в свою мастерскую на чердаке и показал свое изобретение. С этого начался путь к неизбежной гибели.

Хотя на самом деле он начался еще раньше, когда старший брат решил построить летательный аппарат, до того как он рассказал об этом Хьюго. Хьюго знал, что это серьезное преступление. Летательный аппарат тяжелее воздуха бросал вызов Залему. Тяжким преступлением было даже оказаться рядом с ним. Даже если аппарат на самом деле не летал, воин-охотник мог прикончить нарушителя и получить неплохую награду, даже если тот не был объявлен в розыск.

А если по какой-то счастливой случайности аппарат удалось поднять в воздух, его собьют роботы-центурионы. И если в машине были родные, или друзья, или просто кто-то остановился рядом поглазеть – значит, им не повезло. Нечего было соваться куда не следует.

Уже много лет никто не делал ничего настолько безумного. Даже птицы облетали Айрон сити стороной, так как защитные системы Залема не отличали живые существа от механизмов. Из-за этого птицы без клеток встречались только далеко – очень далеко – на Мертвых землях, а значит, многие жители Айрон сити могли прожить всю жизнь, ни разу не увидев полет птицы.

Но старший брат не был городским сумасшедшим. Он сумел создать машину с камерой, которая передавала бы изображение на землю. Единственной проблемой был шум. Как только удастся от него избавиться, можно будет запустить аппарат в безлунную ночь. Камера встроена прямо в конструкцию, составленную по большей части из картона. Металла так мало, что его не засечет ни один сенсор. Аппарат долетит до самого Залема, и они наконец увидят, что происходит там на самом деле. Но пока, сказал старший брат, это будет их тайна. Никто не должен знать об их планах, даже Нана. По крайней мере, пока. Они расскажут Нане, когда все будет готово к запуску.

От этого Хьюго стало немного не по себе. Как старший братец мог что-то скрыть от жены? Хьюго был уверен, что отец держал в тайне от матери только деньги, которые копил на браслет, но это совсем не то. Нечто похожее произошло, когда старший брат и родители не рассказали ему, что отец заменил себе ноги. Только в этом не было ничего противозаконного.

Да, старший брат и Нана не были его настоящими родителями. Нана не была даже настоящей родней. Но она стала самым близким ему живым человеком. Скрывать от нее что-то казалось неправильным.

Но Хьюго послушался старшего брата и ничего ей не рассказал, хотя иногда ему казалось, что его вот-вот прорвет. Его брат продолжал работать, ему удалось сделать мотор немного тише, но он все равно оставался слишком шумным. В Айрон сити просто не было материалов нужного качества.

А потом дождливый вечер навел брата на мысль: он сделает аппарат водонепроницаемым и запустит его в дождливую ночь, чтобы шум воды заглушил шум двигателя. Летающая машина поднимется к Залему, и они смогут поймать передачу с камеры ночного видения, настроившись на определенную волну.

Когда батареи сядут, аппарат поднимется вертикально вверх, так высоко, как только сможет, и ветер унесет его далеко от Айрон сити, уничтожив улики. Только они будут знать хоть что-то о Залеме. И, может быть, однажды эти знания им пригодятся, а может, им придется молчать до самой смерти. Так или иначе, они узнают величайшую тайну на свете.

Хьюго начинал думать, что нужный день никогда не наступит, но наконец старший брат решил, что нужные условия создались. По прогнозу, дождь будет идти всю ночь, и как раз наступило новолуние, так что затянутое облаками небо будет непроницаемо темным. И, к величайшему облегчению Хьюго, старший брат сказал, что они наконец могут посвятить Нану в свою тайну.

Но когда брат рассказал жене о летающей машине, та вовсе не обрадовалась. Она сказала, что это худшая идея, какую только можно выдумать. И заявила, что не хочет знать о Залеме того, чего нельзя знать никому на свете – или, по крайней мере, в Айрон сити, – и не понимает, с чего бы им желать того, что запрещено законом.

От ее слов Хьюго стало беспокойно, даже страшновато, и он задумался, что, может, им и правда не стоит этого делать. Но когда он сказал об этом брату, тот объяснил, что Нана так говорит потому, что она не инженер. Она была творческой личностью, делала из бус украшения, которые ее подруга продавала на рынке, и писала стихи и сказки про говорящих животных и эльфов-роботов. Нана придумывала невероятные вещи и могла только мечтать о том, чтобы они стали правдой. У нее в голове не укладывалось, что не все запретное недостижимо. Хьюго подумал, что старший брат серьезно недооценивал ум Наны, но решил, что об этом они смогут поговорить после того, как увидят Залем.

Казалось, день длился целую вечность. Поздно вечером, когда начали собираться облака, Нана неожиданно выдала Хьюго список покупок, которые он мог найти только на рынке на другом конце города. Он попытался уговорить ее подождать до завтра, но она стала упрашивать его, рассказывая, что слишком уж долго откладывала дела на потом, и как он ее обяжет, если согласится ей помочь. Она обязательно как-нибудь его отблагодарит.

Было уже довольно поздно, транспорт на дорогах двигался медленно, на рынке выросли огромные очереди. Иногда, отстояв одну очередь, Хьюго обнаруживал, что у продавца как раз закончился товар, который был ему нужен. Приходилось вставать в новую очередь и надеяться на лучшее. К тому времени, как он все купил, дождь усилился и движение стало еще плотнее. Хьюго умудрился втиснуться в автобус, который за двадцать минут проехал полтора квартала, после чего сломался. Какое-то время Хьюго ждал следующего, потом сдался и пошел пешком. Даже если бы у него были деньги на такси, он бы ни одного не нашел. В Айрон сити такси всегда пропадали, как только начинался дождь.

Через какое-то время Хьюго сообразил, что все время смотрит на тень Залема среди облаков, и велел себе прекратить. Если кто-нибудь с Завода увидит его на камере наблюдения, они могут заинтересоваться, почему он все время смотрит вверх, и что-то заподозрить. Они могут отправить к нему домой центуриона для допроса и даже обыскать дом. Центурион найдет аппарат, и все будет кончено. Дело закрыто, всем спасибо, все свободны.

Когда он наконец добрался домой, Нана встретила его снаружи, под дождем. Одного взгляда на ее лицо ему хватило, чтобы бросить пакеты и кинуться к дому, но Нана оказалась быстрее. Она поймала его в объятия, прижала к себе и все повторяла: «Прости, Хьюго, тебе туда нельзя, прости. Ничего уже нельзя поделать. Он бы всех нас погубил».

Хьюго не хотел ей верить. Но потом из дома вышли двое людей, неся на носилках закрытое с ног до головы тело. Следом показался громадный неуклюжий центурион, а за ним – воин-охотник с мешком. Хьюго пытался убедить себя в том, что в мешке охотника вовсе не голова его брата.

Даже после того как им с Наной позволили вернуться в дом, Хьюго все звал брата. Он убежал на чердак и принялся колотить в дверь и требовать, чтобы старший брат открыл ее. Нана не пыталась заставить его замолчать и успокоиться. Она дождалась, пока он совсем не выдохся, а потом отнесла его в постель. Пока он спал, она оттерла комнату сверху донизу, так что от брата не осталось ни следа.

На следующий день Нана сказала Хьюго, что теперь они остались вдвоем. Что какое-то время у них все будет в порядке. Ей не придется сразу искать работу. Только тогда он сообразил, что она получила неплохую награду за старшего братца. Потому что Завод не платил пособие за мертвых преступников. То, что старший братец был не каким-то недовольным жизнью разгильдяем, а инженером Завода, лишь усугубляло ситуацию, хотя Хьюго подозревал, что они что-то заплатили Нане за моральные страдания, которые она испытала, предавая собственного мужа.

А может, и нет. Когда они оба рыдали под дождем, она сказала: «Он бы всех нас погубил». Она была так уверена в том, что старший брат попадется, что решила сама получить хотя бы часть денег.

Хьюго не удивился, что она хочет, чтобы они продолжали жить как одна семья. Он только не понимал, почему она думала, что из этого что-то выйдет. Сначала он думал подождать месяц, а потом уйти, но в итоге не выдержал и недели. Он взял кое-какую одежду брата и немного еды, но не тронул ее кровавые деньги.

Его записка была короткой: Не пытайся меня найти. Он опасался, что Нана все равно попытается. Но, может быть, она все поняла, потому что больше он ее не видел. Несколько лет спустя Хьюго пробрался в тот район, чтобы разузнать, что с ней случилось, и обнаружил в доме другую семью. Он думал было спросить у соседей, но не нашел ни одного знакомого, и в итоге решил, что ему не настолько важно было знать, была ли она счастлива, несчастна или мертва.

Дело закрыто. Всем спасибо, все свободны.

* * *

– Как думаешь, может, он не только тупой, но еще и глухой?

Хьюго оторвал взгляд от браслета и обнаружил, что его окружили шестеро парней, а седьмой облокотился на руль его гиробайка. Все они были на несколько лет старше него, на несколько дюймов выше и явно тяжелее. Парень, опиравшийся на гиробайк, был не из самых крупных, но его руки казались горой мышц, готовой хорошенько тебя вздрючить, если ты дашь слабину; а слабину ты давал, как только попадал в его поле зрения.

Хьюго определенно вел себя недостаточно осторожно – и откровенно глупо. Каждый клочок Айрон сити был чьей-нибудь территорией. Проехать по ней можно было без особых неприятностей, но Хьюго не просто зашел на чужую территорию. Его преступление усугублялось тем, что он погрузился в собственные мысли и даже не заметил местной банды, которая велела ему убираться подобру-поздорову.

– Мы уже поняли, что ты не местный, – сказал облокачивавшийся о руль парень. – Иначе ты бы знал, что это наша территория. Это место, как раз где ты стоишь. Здесь запрещено останавливаться. Особенно на таких дерьмовеньких гиробайках, как у тебя. Они портят вид нашей живописной кучи мусора.

Парень выпрямился и выхватил браслет из рук Хьюго. – Это пойдет в счет штрафа. Парни соберут остальное. – Он отступил, и кто-то опрокинул байк.

Хьюго никогда не умел драться и выживал благодаря уму, а не кулакам. Он знал, как отболтаться от неприятностей, а если разговоры не помогали, у него был запасной план: быстро-быстро убежать. Драка – болезненный опыт даже для победителя. Есть много способов взять ситуацию в свои руки – но те же руки можно было и сломать. А сломанная рука становилась серьезной помехой, когда противник и его дружки находили тебя, чтобы поквитаться.

К сожалению, иногда нельзя ни отболтаться, ни убежать, ни отбиться. Четвертым, самым неприятным вариантом было свернуться на земле и постараться прикрыть все самые уязвимые места и в то же время надеяться, что нападающие не увлекутся и не забудут остановиться вовремя.

По ощущениям, прошло много часов, пока главарь не отозвал наконец своих парней. Но, разумеется, кто-то не удержался и наградил Хьюго прощальным ударом по почкам. Он еще пару дней будет писать кровью.

– Думаю, этот засранец больше не будет парковаться где нельзя и появляться там, куда его не звали, – сказал главарь. – Ему, наверное, и пяти минут не понадобится, чтобы взять ноги в руки, сесть на свой дерьмокат и поскорее смотаться домой к мамочке. И он наверняка знает, что через пять минут мы вернемся, чтобы в этом убедиться, – он рассмеялся. – Приятного вечера, неудачник. И спасибо за браслет. Он не подходит к твоему наряду.

Они со смехом пошли прочь.

Хьюго дождался, пока голоса затихнут, и только тогда оттолкнулся руками от земли и сел. От резкой боли по обеим сторонам грудной клетки у него перехватило дыхание. Он осторожно ощупал себя, стараясь не нажимать слишком сильно. Док Идо как-то сказал, что помятые ребра болят сильнее сломанных. Если только отломанный кусок не воткнулся куда-нибудь в печень или селезенку. С какой они стороны? Как именно болит проткнутый орган?

Хьюго медленно вздохнул (этот процесс тоже оказался болезненным) и кое-как поднял байк с земли. Каждое движение сопровождалось болью. Больно было даже подниматься на ноги. Порез на голове обильно кровоточил. Док говорил, что порезы выше шеи сильно кровили из-за множества капилляров, но у тех, кто не страдал гемофилией, не было особого риска умереть от потери крови.

Перекинуть ногу через байк – больно, сесть на сиденье тоже больно. Утешало то, что завтра все будет болеть куда сильнее. Хьюго поймал свое отражение в зеркале заднего вида и поморщился. Один глаз опух и почти закрылся, разбитая нижняя губа раздулась до размера хот-дога. Его неожиданно охватила волна яростного гнева. Ему по-настоящему хотелось не ползти, прихрамывая, домой, а отыскать этих подонков и передавить их всех, оставить следы шин на их физиономиях.