Текст книги "Когда везде слышен смех"

Когда везде слышен смех
Петр Абатин

© Петр Абатин, 2016

© Марина Лобанова, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Дождливая взвесь плотным маревом повисла в воздухе. Она окутывала все вокруг, делая силуэты зданий и машин неясными и призрачными, обращая реальность в тоскливую сонную сказку. Герои ее – обреченные образы, таились всюду в призрачном тумане начинающегося дня. Серость удручала. Лишь только какие-то слепые надежды могли вести вперед, поднимать с глубин души радостные порывы, пробуждать их ото сна. Благодаря им, возможно, и жила Москва в эти первые летние дни. Спешила, суетилась, гудела. Люди старались не замечать грусть жизни, пробегали мимо друг друга, запирались в машинах, изолировались от всего. Они стремились вперед, постоянно подбадривая себя, закрывая на серость глаза, зная тем не менее, что она есть и никуда не уйдет. Останется навсегда.

Движение на Ленинградке замерло. В районе Химок, когда до поворота на Шереметьево оставалось совсем немного, поток встал. Очевидная закономерность жизни, где скорость возведена в культ, а разум затуманен принципами и тщеславием. Трассы федерального значения не справлялись с нагрузкой, задыхаясь от наплыва автомобилей. Парадокс. Там, где скорость и своевременность были так необходимы, они совершенно не могли быть. Жизнь текла по какому-то странному сценарию, правка которого была доступна лишь некоему всевышнему нечто, никак не реальным людям. Среди них, человека, имеющего возможность изменить ситуацию в лучшую сторону, казалось, попросту не существовало. Всегда нужно было время, ожидание грядущего порядка. Но только не здесь, не сейчас. Когда-нибудь потом. Может быть, завтра. Или, наверное, никогда.

В одной из машин, застрявших в пробке, такси желтого цвета, марки «Шевроле», на заднем сиденье расположились две подруги. Девушки изрядно нервничали из-за пробки, надеясь как можно скорее попасть в аэропорт.

– Слушайте, – обратилась одна к водителю, – а нельзя как-нибудь объехать пробку?

– По воздуху? – съязвил водитель, не оборачиваясь. Это был мужик неопределенного возраста, изредка поглядывающий симпатичных пассажирок в зеркало заднего вида.

– Нет, ну может как-нибудь? У нас же самолет, – вклинилась вторая.

– Ну а у меня автомобиль. Что я с этим сделаю? Эти уроды понапродавали в кредит, а дороги строить не хотят. Посмотрите сколько их, – он развел руками, отпустив руль. – Ведь даже пять лет назад такого не было. Куда катится мир? Встанем скоро в мертвую пробку, это точно.

Девушки отвернулись – каждая в свое окно. Такси внезапно тронулось и набрало скорость.

– Во, поехали, – одобрительно сказал водитель. – Значит, не все так плохо. Опять какие-нибудь ушлепки цепанулись слегка и стоят теперь на две полосы, ждут ГАИ. Я бы таких штрафовал не по-детски. Прям вот на год бы прав лишал, чтоб неповадно было.

Причины внезапной пробки они так и не увидели. Поток каким-то образом разогнался, стал менее плотным, таксист без поворотника резко перестроился в правый ряд и свернул на Шереметьевское шоссе.

– С вас тысяча восемьсот рублей, – сказал он, подъезжая к терминалу.

– Картой плачу, – сказала одна из подруг.

– Картой, – передразнил водитель. – Картой, так картой.

До вылета оставалось меньше часа. Шереметьево гудело как улей, представляя собой некий шумный Вавилон новейшего времени, где сплелись воедино технологии и примитивные человеческие инстинкты. Массовое скопление людей многих расс и религий всегда сродни какой-то древней структуре общества, где человек сам по себе лишь часть общего. Зажатые в рамки очередей и коридоров, люди принимали на себя диктат закона и новаций, таким образом становясь подвластным системе примитивным элементом, вынужденным подчиняться и бояться.

Одна из девушек, Света, именно боялась. Она боялась опоздать, затем боялась потерять багаж, но больше всего боялась лететь. Этот инстинкт, страх, таящийся внутри, не проявлялся снаружи, но совершенно неприятно щекотал нервы глубоко внутри. Подавая паспорт улыбающемуся клерку, она успокаивалась. Отпуская чемодан по ленте, она успокаивалась. Затем бегом к своему выходу, она забывалась. Таможенник строгий – но улыбается ей сквозь стекло – она успокаивалась. Приветливые стюардессы и стюарды, уверенные, опытные, она успокаивалась.

Света и Маша уселись в эконом-классе на 28 ряду.

– В дютик не успели, жаль, – сказала Маша, севшая у окна.

– Я взяла с собой две бутылки «Asti» из дома, – ответила Света.

– Да я тоже прихватила вискарик, но хотелось перед полетом, по традиции. И в кафе никакое не зашли. Раньше надо было выходить, конечно. Кто ж, блин, знал, что такие пробки.

– Вот уж традиция – бухать в аэропорту. Потерпи, через четыре часа будем на месте.

– Ага, – довольно улыбнулась Маша. – Ты сама-то чего такая напряженная? Летать боишься что ли? Не стоит. По статистике дорога до аэропорта намного опасней самого полета.

– Да знаю я эту статистику, – кивнула Света. – Просто не очень люблю, когда много народу и мало места.

– Не парься, подруга, – сказала Маша. – Сейчас будем взлетать, разнесут карамельки. Потом тошнотная еда. В общем, все по-порядку. Знаешь, я ни разу, сколько летаю, не видела ничего другого, никаких происшествий. Скука эти самолеты. Все однообразно до крайности. Даже эти предполетные инструкции от стюардесс. Ну, какая тоска, аж в сон клонит. Я, пожалуй, вздремну.

– Вздремни, – ответила Света, пристегнулась и достала из кармана кресла журнал. Самолет дрогнул и двинулся по полосе, стюардессы начали инструктаж.

Она листала страницы, а сама не видела их. Перед глазами проносились образы собственной жизни, такой простой и скучной. Прямо как этот самолет, говоря словами Маши. И если бы не эта случайно подвернувшаяся подруга, не ее предложение полететь вместе, кто знает, чем бы Света сейчас занималась. Сидела бы в офисе скорее всего. Вряд ли бы взяла отпуск просто так, да и вряд ли бы сама решилась лететь куда-то одна. Могла бы съездить в гости к маме, сходить в кино, прогуляться по центру. Возможно, съездила бы в Питер. И только. В остальном все было бы как обычно. Работа, дом, снова работа.

Света глянула на Машу. Та откинула на бок голову и спала. Или делала вид. В ушах наушники, на глазах маска для сна. Погружена в себя.

Санторини.

Что это за место, куда она так внезапно согласилась лететь? Еще позавчера она и не думала об этом, а теперь сидела в самолете и держала в руках корпоративный журнал авиакомпании. Света тряхнула головой, прогоняя мысли.

Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, остановился, затем стал резко набирать скорость перед взлетом. Света машинально вцепилась в подлокотник, посмотрела еще раз на безразличную позицию Маши и закрыла глаза.

Самолет оторвался от земли.

Глава 1

Старый Андреас проснулся по обыкновению рано. Сквозь неплотно закрытые ставни пробивался тусклый утренний свет. Снаружи, над входом, раскачиваемый легким морским бризом, поскрипывал ржавый фонарь. Вдалеке вскрикнула чайка. Старик встал с лежанки и, кряхтя, направился в угол комнаты, к эмалированной раковине. Малыш Кристос еще спал. Воздух в комнате был сухой и спертый.

Вода гулко падала из крана на дно раковины. Старик обильно смочил руки и лицо, затем стал растирать тело. Подмышки, грудь, живот. Он радостно улыбался. Водные процедуры доставляли ему несказанное удовольствие. Кристос же ненавидел эти утренние шумные забавы деда. Он натянул на голову одеяло и недовольно застонал.

– Вставай, парень, – сказал Андреас. – Лето – лучшее время в детские годы, а ты так долго спишь. Солнце уже встало на той стороне острова. Сейчас ему открывается отличный вид на отели и пляжи.

На последних словах старик немного погрустнел и взял со стула штаны из грубой ткани. Кристос не показывал головы из-под простыни. Могло сложиться ощущение, что он не слышал деда и спал. Но это было не так. Разбуженный шумом воды и кряхтением, он уже не мог заснуть. Так бывало каждое утро, и это уже вошло в привычку. Он молча лежал под серой простынею, провожая сновидения.

Старик накинул рубашку, заправил ее в штаны и застегнул ремень. Он нахлобучил на голову округлую кепи, бывшую некогда белой, и подошел к постели внука.

– Вставай, говорю. Сегодня я вернусь поздно, а у тебя будет несколько интересных дел. Ты ведь поможешь мне? Наших ребят нужно хорошенько почистить перед работой. Потом сытно накормить…

Мальчишка вдруг скинул с головы простыню и с надеждой посмотрел на деда. В его глазах вспыхнула небывалая радость. Леность, одолевавшая совсем недавно, сгинула прочь. Он вскочил на ноги и побежал к раковине. На ходу он прихватил полосатую рубашку и набросил на тело.

– Ура! – крикнул он. – Я иду с тобой. Сегодня я буду тебе помогать. Как же я рад, когда ты берешь меня.

– Нет, – оборвал его старик и улыбнулся. Его кустистые седые усы растянулись на лице. – Ты не понял, малыш. Ты почисти и накорми, а работать я пойду один. Но свое дело ты должен сделать сам. А потом в школу.

Мальчик убрал руки от крана и обернулся. Он серьезно посмотрел на деда и сказал:

– Вот так всегда. Мне достается скукотища, а тебе самое интересное.

– Но ты еще маленький для интересной работы, – продолжал улыбаться дед.

– А я не хочу быть маленьким, – упорствовал Кристос. – Я хочу быть взрослым. Я уже могу.

– Можешь, можешь. Я же не спорю. Но пока ты учишься – ты лишь ученик. Я твой учитель. Поверь мне – то, что ты познаешь в учении хоть и сложно, хоть и скучно, но очень пригодится тебе в настоящем деле. Верь мне, Кристос, следующим летом ты сам будешь водить мулов.

Глаза мальчика, до этого замутненные обидой и непониманием, вдруг снова вспыхнули, и он с надеждой посмотрел на дедушку. В этом взгляде старик невольно узрел кто-то, что уже когда-то видел. Такой же яркий и честный взгляд. Такое же искреннее детское самопожертвование.

«Мальчишка весь в отца. Как жаль, что он этого не видит».

Откинув мимолетную грусть, Андреас присел на потертый табурет и сказал мальчику:

– Умойся и одевайся. Я подожду тебя на улице. Совсем необязательно нам с тобой ссориться погожим летним утром. Сейчас я раскрою ставни, распахну окно, и дом наполнится солнцем и воздухом. Потом мы с тобой пойдем к стойлам. Надо торопиться, пока туристы не проснулись, и пока стадо Хэйдеса не обгадило всю дорожку.

Кристос засмеялся, вспомнив про скользящих на навозе мулов и ругань испуганных туристов, едущих верхом.

Старик встал, подтянул штаны, застегнул ремень, посильнее нахлобучил кепи, толкнул дверь. Та открылась с низким протяжным скрипом, отдаленно напоминающим звучание губной гармошки. Он распахнул ставни снаружи и закрепил их на стенах, открыл фрамугу. Затем повернулся и посмотрел вдаль. Настолько, насколько позволяло его зрение. Очков он не носил, никогда не надобилось, но в последнее время что-то и его глаза стали подводить. Так же, как и других, подобных ему, стариков. Каким бы могучим не было здоровье, а годы все же брали свое. Андреас вздохнул, глядя на синеву необъятного моря поверх скалистого берега. У Неа Камени, островка справа, он заметил большой круизный лайнер, медленно вползающий в кальдеру Санторини.

Скрипнула дверь и за спиной показался мальчик. Он был в полосатой рубашке и вельветовых шортиках. Коричневые сандалии на его ногах были в ужасном состоянии – со стертыми подошвами и надорванными ремешками.

– Скоро начнут шастать, – с легким пренебрежением указал на крышу дома старик и запер дверь. Мальчик понял, о чем говорил дед. Каждое утро Андреас не упускал шанса поворчать на тему ходоков по их дому. Особенно его раздражала постоянно осыпающаяся штукатурка. Кто ж мог теперь сказать, что было в мыслях у тех, кто строил дом прямо в скале под дорогой? Но пока было тихо. Туристы из отелей и с причаливающих лайнеров еще не нагрянули, слишком рано. Можно было спокойно идти и готовиться к работе. Таковой была жизнь старого островитянина и его внука. Ежедневно, с тех самых пор, как Кристос жил с дедом, они каждое утро, лишь солнце вставало с другой стороны острова, выходили из дому и шли к стойлам мулов. Туда, откуда начинался рабочий день старика.

Стадо в десять голов – лишь жалкая часть того, что некогда у него имелось. В былые времена Андреас владел тридцатью головами и мог похвастать тем, что его животные самые востребованные на виноградниках. А что теперь? Десять несчастных ушастых, вынужденных под улюлюканье и хохот везти упитанных туристов сначала вверх, потом вниз по извилистой каменной лестнице. Развлечение в духе времени. Весь остров превратился в один сплошной аттракцион. И нет, Андреас нисколько не противился тому, он всегда с достоинством и стойкостью принимал перемены. Он знал, что у всего есть свое место и время, а также форма. Всему присущи изменения. И в том, что его родной остров становился подвижным и шумным он видел лишь хорошее, радуясь смеху и музыке. Только иногда пару раз в день он позволял себе поворчать на топтунов по крыше, да ненасытных пухлых детишек, осаждающих его мулов. Но что говорить – Андреас давно не знал другой работы, и его еда, как и еда животных, покупалась на деньги, заработанные извозом туристов по пешеходному серпантину города Фира.

Старик и мальчик поднялись по лестнице. Прошли узкими улочками вдоль кафе, ресторанов и таверн. Миновали фасад фешенебельного отеля, расположившегося в старинном особняке 18 века. В этой части города не было машин. Двое людей на этих улицах еле-еле расходились.

С одной из церквей донесся одинокий звон колокола. Он пролетел над улочками и растворился в небе. Андреас перекрестился. Кристос последовал его примеру. Дед и внук прошли через мандариновый сад, принадлежащий теперь невесть кому, и вышли на тропинку, ведущую мимо стоянки автомобилей в поле к низким деревянным постройкам.

– Сегодня я не стану тебе помогать, – сказал старик. Лицо его от ходьбы в гору покрылось потом. Несмотря на раннее утро, воздух уже был сух и прогрет. С моря задувал соленый ветер.

– Я справлюсь, деда, – уверенно сказал мальчик и устремил взгляд вперед. Старик же наоборот глянул в небо и повернул голову налево, следя за заходящим на посадку самолетом. Серебристые крылья ярко сверкнули в лучах восходящего солнца.

Глава 2

– Да, мне уже двадцать девять! – Света ходила по гостиничному номеру взад и вперед. – И ты прекрасно понимаешь, что из всего этого вытекает.

Маша вальяжно расселась на одной из кроватей и медленно выпускала изо рта сигаретный дым. В раскрытую балконную дверь влетал свежий морской ветер, раскидывая в разные стороны тяжелые светонепроницаемые шторы.

– Из всего этого вытекает, что ты зря переживаешь, – сказала она и затянулась. – Мне столько же. И что? Я в принципе спокойно к этому отношусь. Конечно, у кого-то все иначе. Но я – это я. И как кто-то жить не желаю. Мы приехали отрываться, искать. Так какого хрена ты бунтуешь, дорогая?

– Я бунтую? – Света остановилась и посмотрела на собеседницу. – Я не бунтую. Я просто задолбалась отрываться. Честно. Сегодня иди одна, Маш. Я не обижусь, и ты не вздумай.

– Одна? Вот как? А ты же что собралась делать?

– А не важно. Буду гулять, спать, посижу в тихом кафе на набережной. Пойми меня, пожалуйста.

Маша встала с кровати, затушила сигарету в стеклянной пепельнице и сказала:

– Хорошо. Твой выбор, твое дело. Но мы ведь летели сюда вместе. Значит, и ходить должны везде вместе.

– Пойдем со мной. Я ведь только «за», – сказала Света.

Маша расхохоталась.

– Ну, уж нет. Я по полгода сижу в офисе. Тоска смертная. Предлагаешь и здесь киснуть? Это слишком. У нас еще девять дней в этом греческом раю, и я не собираюсь их просиживать в кафешках, да на пляжах.

– Почему киснуть? По-твоему – все, что не связано с клубами и тусовками – скучно? Совсем так?

– У каждого своя правда. Но знала бы я, что ты так повернешь…

– И что? Ты бы не согласилась со мной ехать?

– Именно.

– Значит, так тому и быть, – слишком спокойно для себя сказала Света. – Сейчас я ухожу. Когда приду – не знаю. Если что, звони.

– Договорились.

Маша подошла к балкону и прикрыла дверь, затем резко задвинула шторы. В номере стало темно. Света уже была одета. Она просто схватила соломенную шляпку с тумбочки, сумку и вышла, хлопнув дверью.

– Дура, – сквозь зубы сказала она.

– Идиотка, – так же тихо сказала Маша и улеглась на кровать.

«Что мне делать? Взять машину или на автобусе? А куда ехать? Чем вообще заняться?»

Проходя по холлу отеля, Света остановилась у большого зеркала, отражающего ее в полный рост. Худощавая и стройная, она была одета в белые короткие шорты, черную майку и широкую соломенную шляпу, на ногах босоножки. Она приблизилась. В сумраке холла свое лицо ей показалось каким-то предельно задумчивым. Большие голубые глаза смотрели печально. Она тряхнула головой, сняла шляпу, натянуто улыбнулась себе. Повернулась в профиль. Чуть вздернутый носик, полные губы. Слегка волнистые волосы пшеничного цвета спадали на плечи. Света поправила их рукой и снова надела шляпу. Она перевесила пляжную сумку из-за спины, порылась в ней и достала солнечные очки. Снова улыбнулась своему отражению и одела их. Пошла к выходу. Минуя стойку ресепшен, поздоровалась с администратором, пожилой суровой женщиной, взяла пару леденцов из вазочки на столике и потянула на себя входную дверь. В лицо ударил яркий солнечный свет.

Она вышла на большое крыльцо, отделанное мрамором и искусственным камнем. Отсюда открывался великолепный вид на море и прибрежную деревушку Камари, сплошь усеянную отелями, ресторанами и кафе, мирно соседствовавшими с домами местных жителей. По дорогам, несмотря на ранний час, уже сновали многочисленные машины и скутеры, к пляжу тянулись разрозненные группки отдыхающих.

Спустившись по лестнице, Света двинулась по дорожке, ведущей к набережной, где рассчитывала обрести цель на сегодняшний день. Что-то гнало ее прочь от номера, от желания выспаться после бессонной ночи в клубе. Она стремилась куда-то, но пока не знала куда. Разговор с подругой все еще волновал ее, мысли крутились возле образа самоуверенной и такой несговорчивой Маши. Бег времени слишком удручал. Его неумолимый безостановочный ход подталкивал делать что-то, что, возможно, должно было определить судьбу. Чересчур грубый разговор был частью этих дум о той жизни, в которой не оставалось ничего, кроме себя – одинокой и такой несчастной в глубине души.

Два года минуло с их расставания. Он для нее оказался не тем, а она не той для него. И время, что они прожили вместе, сталось для обоих периодом взросления, сбора проб и ошибок. Где он теперь она не знала, да и не хотела знать. Придерживая сумку, сползающую с плеча, она шла и улыбалась, несмотря на то, что будущее ей казалось таким туманным.

Не дойдя до набережной, она свернула на улочку и прошла мимо аляпистой таверны «Mama mia», с крыльца которой зазывала на ломаном русском приглашал ее зайти позавтракать. Из здания струился аромат жаренного на гриле мяса.

«Нет, спасибо, – подумала она. – Вчерашний завтрак был не слишком хорош для той цены, что они запросили. Да и куда приятнее сидеть за столиком на набережной, любуясь морем и вдыхая свежий воздух».

Она остановилась возле здания с объемной вывеской «Rent-a-car». Взор ее сразу упал на небольшой двухместный «Смарт» серебристого цвета. Особой радостью для нее стало то, что милая многоцветная кошечка вышла ей навстречу, будто презентуя машину. Она присела на корточки и погладила животное.

– Hello, – услышала она над ухом. – Can I help you? Wanna rent a car?11
  Здравствуйте! Могу вам помочь? Хотите арендовать машину? (разг. англ. здесь и далее)


[Закрыть]

Света подняла голову и увидела сухопарого пожилого мужчину. Он мило улыбался и указывал на тот самый «Смарт», что ей приглянулся. Она задумалась на миг, подбирая слова и ответила:

– You know, yes. I want this car. How much it?22
  Вы знаете, да. Я хочу эту машину. Сколько стоит?


[Закрыть]

– For one day – 40 euro. For two – 75, for three – 100. Automatic transmition, madam.33
  За один день – 40 евро, за два – 75, за три – 100. Автоматическая трансмиссия, мадам.


[Закрыть]

«Madam».

Она нахмурилась.

– Ok, – сказала она и поднялась. Кошка отправилась по своим делам, а мужичок вежливо пригласил пройти внутрь.

Спустя десять минут, она уже выезжала из Камари, следуя по дороге в сторону Фиры, столицы Санторини. Туда, где, как она ожидала – просто обязано случиться нечто такое, что позволит ей по-новому взглянуть на мир и людей.

«Эта поездка, – думала она. – Все было притянуто за уши, спланировано Машкой. Она одна вечная тусовщица и балагурка, неустанная и неуемная. Она, не найдя себе пары, пригласила меня».

«Это, – говорила Маша, – отличное место для отдыха и веселья. Нигде больше нет таких сочетаний. Красота и отжиг в одном месте».

Но Света оказалась против.

«Ни отжига, ни веселья толком не было за четыре дня. Чего можно ожидать от ночных клубов? Пьяных плясок и интимных зажиманий в полумраке? Ничего не изменилось со времен школьных дискотек. Совершенно».

Находясь в состоянии полного опустошения невозможно получать удовольствия от замены одной пустоты на другую. Света не знала чего хотела, но уж точно не того, что предлагала ей Маша. Теперь она это осознала. Сейчас, спустя четыре дня с приезда сюда, она готова была послать к чертям все, что было обещано, и на что рассчитывала. Она хотела быть собой. Возможно, впервые за долгое время.

Скучная работа бухгалтером, пустая квартира, опостылевшая ежедневная дорога туда и обратно. Пустые лица, пустые окна вокруг. Все мимо, мимо. Все пролетало, все мелькало, проносясь сквозь нее, не оставляя в душе ни единого ценного воспоминания. Все было невпопад.

Она резко нажала на тормоз, уходя от столкновения с выскочившим на дорогу квадроциклом. Китаец в желтой футболке и без шлема радостно улыбнулся ей, помахал рукой и умчался вдаль.

– Придурок, – отдышавшись, сказала она и медленно двинулась дальше.

Солнце тем временем подбиралось к зениту, а легкий утренний бриз превращался в порывистый ветер. За окнами мелькали приземистые виноградники и кубические строения, изредка виднелись синие купола церквушек. Санторини проживал еще один день. Один краткий миг своей многовековой истории.