Текст книги "История Северской земли"

Глава IV
Христианский период

Сверх нового государственного устройства с постоянным войском, сверх других исторических условий политика киевских князей находила еще себе поддержку в общественном складе племен. Наш очерк промышленности и торговли северян достаточно, я думаю, показал, что племена к периоду зарождения у полян нового государственного строя были далеко не в диком состоянии. По своей культуре они нисколько не уступали современной Западной Европе. Но обширная торговля, как бы она ни была свободна и доступна для всех членов племени, должна была возвысить благосостояние отдельных личностей, меньшинства. Что это было так, лучше всего видно на Новгороде, где очень давно явилось распадение на «черных» и «житых» людей, хотя одинаково свободных, но по принципам совершенно враждебных одни другим. Торговля же ознакомила это меньшинство с византийскими идеалами, совершенно несходными с идеалами родной обстановки. Недаром хазарское правительство запрещало кому бы то ни было иметь наемные войска. Этот-то класс людей киевские князья постарались привлечь на свою сторону, принимая в свою дружину, делая своими приближенными. Самый прекрасный пример этого факта мы видим на Добрыне, который происходил из Любеча и поступил в княжескую дружину, а его сестра Малуша была наложницей Святослава¹³⁹. Последнее по языческим понятиям было совершенно возможно, но нам здесь важен факт, указывающий на стремление выдающихся людей сблизиться с княжеским домом. В 988 г. в Киеве христианская религия была признана официальной, т. е. государственной, и князья приняли на себя распространение ее света в областях других племен. Вот тут явилась для Киева опасность при введении христианства у отдаленных племен в их сопротивлении. Но первоначально киевские князья и не стараются навязывать новой религии отдаленным областям, а ограничились утверждением ее в ближайших местностях. Вскоре был поставлен в 992 г. епископ, Неофит, Чернигову¹⁴⁰, значит, ровно через четыре года после принятия христианства в Киеве. Такое быстрое распространение христианства в области северян, причем образуется отдельная епархия, вполне невозможно, если бы не было предварительной подготовки к этому факту. Она была несомненно.

Припомним, что юго-западные области северян примыкали к греческим провинциям на берегах Азовского и Черного морей, с которыми велась обширная торговля хлебом и мехами и по смежности владений должен был происходить постоянный обмен не только произведений ремесл, но обычаев и идей. Мы видели уже, что в Хазарском царстве была полная веротерпимость и что христиане там имели двух своих судей. Так говорят нам арабские источники об Итиле, но то же должно допустить и для других важных торговых пунктов Приазовья.

По моему мнению, нельзя иметь не малейшего сомнения в том, что такие города, как Тмутаракань и Керчь – древние Фанагория и Пантикапея, заключали в своем народонаселении и христиан, так как эти города издавна были населены греками. Следовательно, приморские области северян должны были очень давно ознакомиться с христианством и иметь его членов среди собственного населения. Отсюда христианская религия путем постоянных сношений с северными областями Северской земли должна была проникнуть к нашим предкам и приобресть среди них себе сторонников. Но отсюда она проникла еще далее. Мы видели, что византийские произведения проникали далеко на север, и, между прочим, найденные кресты¹⁴¹ дают возможность предполагать, что и среди мери были члены христианства. Сверх этих соображений мы имеем еще и другие доказательства. «Едва ли можно, – говорит Макарий, – согласиться, чтобы до пр. Кукттти вятичи были вовсе незнакомы с верою христианскою. В Курске и некоторых окрестных городах существовало христианство еще в начале XI века»¹⁴². Действительно, когда Феодосий пришел в Киев, во время Ярослава, то со времени официального принятия христианской религии в Киеве прошло приблизительно не более 70 лет. Невозможно, чтобы в такой короткий срок в столь отдаленных от Киева местах, как Курск, явилась страсть к пилигримству, которое следует за твердо привившимися христианскими идеалами, чего не могло быть в Курске по отдаленности его. А мы действительно встречаем развитие странничества в этой местности еще во время малолетства св. Феодосия, т. е. приблизительно в начале XI в.¹⁴³ Единственное объяснение этому факту можно найти уже в указанном нами значении Курска как торгового центра¹⁴⁴. В нем как в связующем центре для южных и северных областей земли северян должны были давно появиться христианские идеи и проникнуть в окрестное население.

Другая дорога, которою проникало к северянам христианство, была торговая дорога Чернигова с Византией. Последняя влияла на северян не только в культурном отношении, но и в религиозном и политическом. Сношения с нею дали славяно-русским племенам много идеалов, и прежде всего христианских. Как давно началась торговля, мы видели; параллельно с нею должно было развиваться и усиливаться в Северской земле и христианство. Мы еще в конце X в. видим в Любече будущего великого подвижника Антония, который с молодых лет был склонен к иночеству. Такую ревность к христианской религии можно объяснить только влиянием твердо укоренившейся веры, которой не могли ему дать его родители, сами недавно принявшие новую религию, если только они не были христианами раньше, если в Любече не было христиан – туземцев и иностранцев. Вспомним торговое значение Любеча¹⁴⁵.

Христианство распространялось и развивалось совершенно свободно. Нет никаких данных предполагать какую бы то ни было нетерпимость среди северян и других славянских племен, напротив, находки крестов у мери среди предметов языческих верований указывают на противоположное воззрение. На веротерпимость указывает и устройство Хазарского царства, которое в этом случае применялось к выгодам и воззрениям славян.

Среди этого уже подготовленного племени христианству легко было распространиться и утвердиться в тот короткий срок, который мы видели. Христианство явилось здесь без борьбы благодаря именно веротерпимости, давшей возможность племени ознакомиться с новой религией задолго до принятия ее в Киеве.

Владимир и Ярослав 988-1054

С образованием отдельной епархии в Чернигове Северская область вошла еще в более тесные отношения к Киеву. Черниговский епископ, а следовательно, и все духовенство было подчинено киевскому митрополиту и первоначально происходило, по крайней мере высшее, из греков. С византийскими воззрениями на государственный строй духовенство было сильным орудием в пользу киевской политики, тем более что на стороне христианства оказывалась большая партия. Это обещало возможность мирного и скорого распространения христианства и новых идей. Но и самые внешние события – все способствовало киевским князьям в их целях. В это время особенно сильно начинают надвигаться на русские границы печенеги, разоряя страну и уводя в плен жителей. Страдала от них и Северская земля¹⁴⁶. Киевские князья должны были вести с ними упорную борьбу; надо было отражать нападения, которые были неожиданны, и поэтому единственным средством против них могли быть пограничные укрепления в виде засек и городков. Владимир первый обратил на это внимание и приказал поставить города по Десне, Суле, Трубежу и Стугне¹⁴⁷.

Таким образом, южные границы Северской области были ограждены, хотя в некоторой степени от неожиданных нападений. Насколько необходимы были эти укрепления, видно из того, что печенеги заняли уже северянскую территорию до Сулы. Этому способствовали неурядицы в княжеском семействе, которые отвлекали внимание племени к его западным границам и заставляли оставить без внимания юго-восточные области. Устройство городков дало опору пограничному населению и послужило исходной точкой дальнейшего движения в степи. Впоследствии граница, как мы видели, установилась по Хоролу. Таким образом северяне возвратили себе часть отнятой у них прежде территории, но этот успех принадлежал Переяславскому княжеству, следовательно, тому периоду, когда эта часть Северской земли отделилась и образовала отдельное целое. Значит, ко времени Владимира Святого кочевники надвинулись главным образом к западу, а не к северу, потому что с этой стороны мы в то время должны предполагать то население, которое впоследствии явилось в виде бродников. Белая Вежа держалась еще долго после того. Причины такого стремления печенегов на запад совершенно понятны.

Таким образом, постройкой городов достигалась главная цель – оградиться от неожиданностей, но была, мне кажется, цель и другая. Города, поставленные по Десне и Остру, не могли иметь со стороны кочевников никакого стратегического значения, так как находились внутри северянской территории, причем пред ними были уже две линии городков по Суле и Трубежу. Построивши их, киевские князья населили их не северянами, а чудью, кривичами, не имевшими общих интересов с туземными жителями, и вятичами¹⁴⁸, которых необходимо было ослабить в их собственной земле, так как только что пред этим их пришлось усмирять. Они также думали воспользоваться ослаблением киевского князя, чтобы возвратить свою независимость, но, не поддержанные другими племенами, должны были дважды, в 981 и 982 гг., испытать погром с полюдьем и снова подчиниться Киеву с оставлением дани, которую они платили и при Святославле¹⁴⁹. Для большего спокойствия часть вятичей была поселена на границе, но притом в смеси с выселенцами других племен, что парализировало действия всех их. Города по Остру и Десне, с таким населением, были средством удержать в подчинении северян и закрепить за полянами захваченную ими территорию у устья Десны. Несмотря на эти меры, движение у племен против Киева не прекращалось. Можно думать, что между ними происходили по этому поводу сношения, целью которых было – поднять как можно больше сил в одно время. Так, еще в 982 г. вятичи подбивали печенегов одновременно открыть военные действия против Киева¹⁵⁰, а сношения их предполагают участие в них северян, территория которых разделяла земли вятичей и печенегов. Но в это время северяне не приняли участия в движении своих соседей, так как еще недавно, в 980 г., Владимир, пользуясь их сочувствием, овладел киевским столом, согнав Ярополка. В то время у Владимира была в Северской земле еще сильная партия, но с постройкой городов, с занятием Тмутаракани и Мурома¹⁵¹, двух крайних центров торговли северян, обстоятельства должны были измениться, и поэтому Северская земля не могла не сочувствовать движению, начавшемуся в Новгороде, где сидел Ярослав.

Между тем на окраинах Северской земли подготовлялся новый порядок. Сыновья Владимира, Глеб и Мстислав, посаженные для наблюдения за важными пунктами Северской земли и для сбора торговой дани (мыта) и полюдья, не могли ограничиться только этой деятельностью. Выгода заставляла заботиться о безопасности торговли, а это обусловливало борьбу с соседними воинственными народами. В особенности такая деятельность выпала на долю Мстислава.

В это время на юго-востоке должна была идти борьба с кочевниками, с остатками Хазарского царства и с кавказскими воинственными народцами. Со стороны кочевников была опасность торговому движению с юга на север и запад; хазары старались воротить некогда принадлежавшие им области, а народцы Кавказа привлекались богатством Тмутаракани, Корчева и таврических греческих городов. Благодаря таким условиям интересы князя и местного населения сближались все более и более: выгода заставляла князя вести борьбу, но силы и средства для нее доставлялись заинтересованным в свою очередь населением; являлась взаимная зависимость.

Успешная борьба Мстислава с Хазарским каганатом, с яссами и касогами приобрела ему расположение тмутараканцев и юго-восточных северян: они начали его считать своим князем. В свою очередь Мстислав, личным трудом и местными силами обезопасивший и устроивший свою область, считал ее своею; интересы ее делались для него близкими, главными: интересы далекого Киева отодвигались на задний план и, наконец, стали для Мстислава настолько же враждебными, как и для северян. Пользуясь поддержкою греческих городов, он еще ослабил Хазарский каганат¹⁵². Обезопасив свои границы с этой стороны, он обратился к Кавказу и, победивши касогов, наложил на них дань¹⁵³. Последний успех отдавал в его распоряжение прекрасное войско из жителей Кавказа, отличающихся своею воинственностью. С уничтожением опасности со стороны хазаров, угрожавших Подонью, и с приобретением касожских дружин Мстислав гораздо свободней мог вести борьбу с кочевниками, с которыми боролось население юго-восточных окраин Северской земли. Но тмутараканский князь приобретал себе расположение и своею внутреннею деятельностью. Как пример ее мы видим в Тмутаракани постройку церкви во имя Богородицы, по обещанию, данному во время борьбы с Редедею¹⁵⁴. Но, вероятно, это был не единичный акт ее. Летопись не упоминает о других фактах, потому что у нее не было для этого источников.

Кроме того, Мстислав привлекал окружающих и самою своей наружностью: «Он был высок ростом, полон, с смуглым лицом и большими глазами; был храбр на войне и милостив дома, любил свою дружину и не щадил для нее своего имущества»¹⁵⁵. Князь милостивый, а следовательно, и справедливый, особенно был дорог населению, так как ему принадлежала власть суда и право сбора дани – полюдья и мыта.

Мы не знаем ничего о внешней деятельности Глеба в Муроме, но, по всей вероятности, ему также приходилось вести борьбу для охраны столь важного торгового пункта, как этот город. Внутренние дела его нам также неизвестны. Можно предполагать, что он старался о распространении в этом крае христианства, но едва ли успешно и энергично, потому что в эпоху Святослава Ярославича мы встречаем там сильное язычество. Как бы ни было, но постоянное присутствие князя в Муроме заставляло его более и более ценить интересы управляемого им края. Его дружина (а следовательно, советники и приближенные) мало-помалу должна была пополняться туземцами той области, которые, понятно, стояли за интересы своей родины. Что было в Тмутаракани, то же произошло и в Муроме. С этих пор области начинают стремиться иметь своего собственного областного князя, так как он невольно должен был привязываться к своему краю и становиться в оппозицию к князю центральному. Таким образом, цель, с которою киевский князь посадил своих сыновей в два важных пункта Северской земли, не была достигнута. То же явилось в других местах, как, например, в Новгороде. Напротив, эта мера имела обратное действие: она произвела у племен, подвластных Киеву, еще большее стремление к обособлению и дала им оружие в розни княжеской семьи. Так произошла удельная система.

Когда Ярослав отказался платить Киеву дань с Новгорода в 1014 г.¹⁵⁶, – это был первый открытый факт протеста против полянского господства. Когда Владимир стал подготовлять поход на Новгород, то ни Глеб Муромский, ни Мстислав Тмутараканский не явились к нему на помощь: они были заняты делами своих областей, ставя их интересы выше выгод Киева и его централизационной политики. Между тем едва ли можно предположить, что северяне и вятичи не сочувствовали Новгороду. У северян с новгородцами, как мы видели, были обширные торговые сношения, а потому движение у одних необходимо должно было отозваться и у других. Есть известие, что Ярослав поднял даже против Киева печенегов¹⁵⁷, а туда его приглашения могли проникнуть только чрез Северянскую область. Дело до вооруженного столкновения не дошло: Владимир умер, приготовляясь к походу¹⁵⁸. Его власть захватил умный и энергический Святополк и решился восстановить значение центральной власти.

Еще при жизни отца он начал сношения с киевлянами, среди которых была сильная партия в его пользу. На его стороне было и византийское духовенство, встретившее его с процессией при въезде в Киев с Болеславом Храбрым в 1015 г.¹⁵⁹ Но, понимая, что среди киевлян были сторонники и других братьев, он сближается с киевским пригородом, Вышгородом, приближает к себе его выдающихся людей¹⁶⁰. Хотя в то время пригороды не вели еще борьбы со своими городами, как это было в XII в., но неприязнь между ними уже существовала. Город смотрел на свои пригороды свысока, не считал их населения равным своему, а их выдающихся людей называл «боярцами»¹⁶¹, оставляя название «бояр» за своими представителями. Святополк отлично понимал местные интересы и, сблизившись с Вышгородом, приобрел в нем надежную точку опоры против Киева. За него было население и другого киевского пригорода, Турова, в котором он княжил раньше. Лишь только умер Владимир Святой, Святополк с помощью своих приверженцев захватывает власть в свои руки. Опасаясь сторонников брата Бориса, он скрывает несколько времени смерть отца от народа, чтобы не дано было знать Борису, бывшему в походе против печенегов¹⁶², и затем спешит еще более сблизиться с киевлянами раздачей одежд и денег¹⁶³. Но сочувствие киевлян к Святополку обусловливалось и общностью их интересов. Централизационные стремления Святополка по отношению к другим племенам должны были льстить племенному самолюбию полян. Между тем новый князь отлично понял опасность для Киева в начинавшем устанавливаться порядке в областях и поэтому постарался уничтожить энергическими мерами орудие для дальнейшего его развития – рознь княжеской семьи. Хорошо понимая, что братья не захотят отказаться от власти, он не осмелился верить кому-нибудь из киевлян, а употребил в дело вышегородцев. Тайно, ночью, явился он к ним и поручил исполнить казнь над Борисом и Глебом¹⁶⁴. Предприятие удалось, и две области мери и муромы остались без князей. Нельзя сказать, успел ли Святополк посадить туда своих посадников. Скорее можно предполагать, что это ему не удалось, потому что в то же время двинулся Ярослав из Новгорода. Можно предположить, что план Ярослава, двигавшегося по правой стороне Днепра, состоял в том, чтобы у Любеча переправиться в область северян и подкрепить здесь свои силы новыми ополчениями. Поэтому-то Святополк, предупреждая его, расположился на берегу Днепра, у Любеча, и решился здесь принять битву. На стороне Ярослава были варяги, новгородцы и, как можно предполагать, ополчения других племен¹⁶⁵, а Святополк привел печенегов и киевлян. Киевский князь был вполне уверен в победе и всю ночь пировал со своими дружинами. Стремления киевлян, сочувствовавших своему князю, ясно сказались в их словах к новгородцам: «Вот мы вас заставим строить нам хоромы». Но счастье изменило Святополку, и он бежал в Польшу.

Дальнейшая борьба между этими двумя братьями для нас неинтересна; более важны нам ее последствия. Естественно, во время их борьбы племена получили различные льготы, так как Ярослав отлично понимал, что только новгородцам обязан теперь своим княжением. Новгород необходим был Киеву, как по богатству, так и по возможности добывать чрез него наемные дружины из Западной Европы. Другое дело соседние с Киевом племена. Князей у них не было. В городах сидели киевские посадники. Ярослав оставался один представителем княжеской власти. Существовал еще Мстислав, но он был так далеко, так мало мог иметь силы, да и был занят борьбою с соседями, следовательно, был не опасен. Других врагов не было. У племен не было возможности оказать движение, не было двигателя. Поэтому, лишь только Ярослав утвердился на киевском столе, старая политика Киева, усиленная мерами предшественника, могла действовать свободно.

Но в 1021 г. началась борьба киевского князя с полоцким¹⁶⁶, стала волноваться Суздальская область¹⁶⁷. Воспользовавшись этим, начинается движение в юго-восточных окраинах Северской земли. В 1023 г. Мстислав с дружиной из хазаров и касогов двинулся к Киеву и предложил киевлянам принять его князем¹⁶⁸. Они отказали. Очевидно, с вокняжением у них Мстислава, князя области северян, первенствующее значение должно было перейти к последним, и всю силу в Киеве должны были захватить дружинники нового князя. Могли, таким образом, возвратиться те времена, когда северяне находились под покровительством хазаров и имели перевес над полянами. Лишь только Мстислав получил отказ от Киева, он двинулся к Чернигову и, заняв его, совершил обособление Северской земли¹⁶⁹. Он сделался первым удельным черниговским князем. Но, конечно, киевский князь не мог согласиться без борьбы на новый порядок и двинулся с варягами в Северскую землю. Битва произошла у Лиственя. Ярослав был разбит опытным в военном деле Мстиславом и бежал в Новгород¹⁷⁰. Самостоятельность Северской земли была закреплена, хотя и не надолго. В 1026 г. братья съехались в Городце и заключили договор, по которому все земли, лежащие по левую сторону Днепра, отходили во власть Мстислава¹⁷¹. Таким образом, области вятичей, муромы, радимичей и северян составили одно целое. Можно предполагать, что ни одно из этих племен, не говоря уже о северянах, не оказалось недовольным новым порядком. Любеч, Муром, Тмутаракань получили посадников своего северянского князя.

Этим почти и оканчивается внешняя деятельность Мстислава. Только еще в 1031 г. братья, жившие в мире между собою, вместе ходили на ляхов, чтобы отобрать назад города, захваченные Болеславом Храбрым¹⁷². О его внутренней деятельности мы не имеем почти никаких известий и можем делать более или менее вероятные догадки.

Соединивши в своих руках всю Северскую область, Мстислав мог очень успешно вести борьбу с кочевниками, сильно теснившими ее юго-западные окраины. С занятием степей кочевниками славянское население держалось здесь по городкам и было поэтому разрознено. Поэтому для успешной борьбы с ними необходимо было увеличение густоты поселений. Деятельность Мстислава в этом направлении мы можем предполагать на следующем основании. В 1031 г. он получил половину пленных ляхов, но неизвестно, куда их поместил. Ярослав поселил свою часть по южной границе своих владений. То же можно думать и о Мстиславе¹⁷³.

Сделав Чернигов стольным городом своей земли, Мстислав заботился о его украшении и заложил Спасский собор, который при его жизни был выстроен настолько, сколько может достать всадник рукой¹⁷⁴. Кончен он был при его преемниках, но Мстислав все-таки был погребен в его склепах¹⁷⁵.

Мы уже знакомы с летописной характеристикой этого первого князя Северской земли. В то время, когда вся сила Киева заключалась в постоянных дружинах, опытных в военном деле, очевидно и Мстислав должен был опираться на то же орудие. Поэтому он любил и берег свою дружину. Он даже имел преимущество пред киевским князем: в то время у первого дружина была наемная, и всякий предприимчивый человек надбавкой платы мог перетянуть ее на свою сторону, у Мстислава она состояла из людей, взятых из населения принадлежащих ему областей. Лучше всего отношение его к дружине высказалось в словах, сказанных им после Лиственской битвы: «Вот лежит северянин, вот лежит варяг, а своя дружина цела, – кто этому не рад»¹⁷⁶. Он умер в 1036 г., простудившись на охоте¹⁷⁷. Детей у него не было. Один сын его, Евстафий, умер в 1033 г.¹⁷⁸ Поэтому Северская область опять подпала господству Киева и была под ним до 1054 г., когда умер Ярослав I.