Текст книги "Всевеликое войско Донское"

Глава Х
Создание Южной армии. Поиски командующего. Генерал Деникин против этой армии. Воронежский, саратовский и астраханский корпусы. Работа монархистов в Воронежской губернии. Организация Красной армии

Какая-то – все равно какая, но армия, составленная из русских людей на северной границе Войска Донского, была необходимо нужна атаману ввиду крайнего утомления донских казаков, решительного отказа их бороться и спасать Россию в полном одиночестве и, наконец, ввиду усиления напора большевиков с севера.

Атаману предложили организацию, подготовленную в Киеве союзом «Наша Родина», предложили средства на эту армию. Атаман просил генерала Деникина взять на себя организацию и руководство этой армией, снова и снова указывая ему, что обстановка повелительно требует переноса центра тяжести операций от окраин к середине и выдвижения на главный операционный путь Харьков – Москва. Переговоры велись с А. М. Драгомировым, которому атаман при проезде его через Новочеркасск предложил занять место начальника штаба этой армии, которая получила название Южной армии с подчинением ее генералу Деникину. На место командующего этой армией предполагалось пригласить генерала Щербачева или генерала Н. И. Иванова. Раньше атаман вел об этом переписку и с Николаем Николаевичем Головиным, ища его помощи и совета. Н. Н. Головин отказался быть создателем этой армии, ссылаясь на нездоровье, на деле же он не хотел работать с генералом Щербачевым, с которым у него были старые нелады, и считал невозможной работу с Ивановым.

Генерал А. М. Драгомиров сказал, что раньше, нежели ответить, он должен съездить в Екатеринодар. Из Екатеринодара он привез категорический отказ. Без чувства гадливого пренебрежения он не мог говорить о Южной армии.

– Это немецкая затея!.. Это делается на немецкие деньги лишь для того, чтобы помешать работе Добровольческой армии. Эта армия создается не на пользу, а во вред России ее заклятыми врагами немцами…

Напрасно атаман доказывал ему, что армия будет обеспечена деньгами, которые дает на нее гетман, что гетман дает деньги потому, что он лично заинтересован в том, чтобы границы Украины были защищены от большевиков, что, кроме того, деньги дадут русские банки и Войско Донское. Генерал Драгомиров получил категорическое приказание в Екатеринодаре отказаться от этой армии и отказался.

Вести переговоры с генералом Щербачевым не удалось, и атаман остановился на бывшем главнокомандующем Юго-Западным фронтом и герое Львова и Перемышля генерале от артиллерии Н. И. Иванове. Генерал Иванов проживал в бедности в Новочеркасске без всякого дела. Скромный и благородный, он постоянно отказывался от всякой помощи от атамана, и атаману приходилось помогать ему тайно. Пережитые им в Петербурге и Киеве страшные потрясения и оскорбления от солдат, которых он так любил, а вместе с тем и немолодые уже его годы отозвались на нем и несколько расстроили его умственные способности. Он сильно ослабел. Но он был знамя, к которому охотно шли офицеры. Он пользовался репутацией и был в действительности безупречно честным человеком и стоял вне политики. Однако и он не решался взять на себя этот пост без переговоров в Екатеринодаре с генералом Деникиным. Из Екатеринодара он приехал сумрачный и недовольный. Видимо, сильно его расстроили тамошние политики, но командовать армией согласился.

– Я об одном прошу, чтобы пока что, – сказал он атаману, – армия была подчинена командующему Донской армией и вам. Святославу Варламовичу (Денисову) и вам я верю. Это русское дело, и отказываться от него грех. По мере сил моих буду работать. А там – не судите строго. Времена-то нынче не те.

Начальником штаба он взял себе энергичного, талантливого, но немного суетливого генерала П. И. Залесского. Армию предполагалось составить из трех корпусов: Воронежского, формируемого союзом «Наша Родина» из Киева, Саратовского, формируемого из саратовских крестьян-беженцев полковником генерального штаба Манакиным, и Астраханского, возглавляемого астраханским атаманом князем Тундутовым. Впоследствии предполагалось каждый корпус развернуть в армию и создать Южный фронт, в который должна была влиться Донская армия. Но эти широкие замыслы не удались, потому что с самого начала в Южную армию вмешалась политика, и армия эта была не народной, а политической, и, как не боролся с этим атаман и Н. И. Иванов, им не удалось исправить ошибки, положенные в самом начале организации. Атаман принял готовый материал для создания Южной армии, но материал этот оказался гнилым, и армия распалась, ничего для России не давши.

Союз «Наша Родина» был чисто монархической организацией. Во главе его стоял опытный и ловкий общественный деятель господин Акацатов. И он, и члены союза хотели, чтобы армия вела Россию к старому порядку и восстановлению монархии хотя бы насильственным путем. Еще армия не существовала и только между крупными земельными собственниками и монархическими организациями собирались на нее деньги, как уже около нее сплеталась политическая интрига, и каждый старался использовать ее для политических целей. Проживавший в это время в Харькове бывший командир 3-го кавалерийского корпуса граф Келлер, рыцарь, оставшийся безупречно верным государю и непоколебимо преданный идее монархии, писал еще 9 октября, то есть до свидания атамана с гетманом, следующее относительно этой армии атаману:

«…Скоропадский, по-видимому, предполагает ввести всех в заблуждение, намеревается сформировать под видом Русской армии украинскую, отнюдь не монархическую армию, с единой целью охраны северных границ Украины от большевиков, предвкушая прелести своего коронования на престол украинского королевства, которое он рисует себе в том же положении относительно России или Австрии (это не доказано), в каком была Саксония относительно Германии.

К новой армии, которую надумал формировать Скоропадский, он, Лейхтенбергский и Бискупский рядом интриг силятся притянуть и Южную армию.

Положение нашего отечества в настоящую минуту, когда союзники каждый день могут высадиться у нас на юге, настолько серьезно, что, мне казалось бы, времени терять нельзя, так как высадившиеся англо-французы могут ложно учесть положение в России; видя, что есть фронт Учредительного собрания, существует Добровольческая армия с программою далеко не монархическою и т. п., но не видя реальной силы, открыто стремящейся к объединению России и монархии, они могут вообразить, что в нашем отечестве все только мечтают о республике.

Казалось бы, настала минута, когда необходимо спешить из всех сил, дабы сорганизовать из Астраханской и Южной армий одну сильную монархическую армию, которая, поддержанная Доном и всем казачеством, а также торгово-промышленниками и народом в Малороссии, представилась бы союзникам реальной силой, не признающей другой идеи, кроме Единой, Неделимой России с законным государем на престоле…»

Такие планы совершенно не соответствовали политической обстановке на Дону. Атаман всегда считал, что армия должна быть вне политики: лучшая та армия, которая слепо и не рассуждая повинуется своему вождю, но если невозможно создать такую армию, то армия должна быть национальной и стремиться только к освобождению России от большевиков, предоставив вопросы будущего вырешить истории, вождям, народу через Учредительное собрание, «Земский собор», словом, кому угодно, но не солдатам и офицерам.

В Киеве союз «Наша Родина» готовил армию определенно монархическую. Ею руководили герцог Лейхтенбергский, генерал Шильдбах (Литовцев) и генерал Семенов. Последний фактически являлся начальником уже собранной группы офицеров, солдат и юнкеров. Генерал Семенов, гвардейский офицер, любитель покутить, человек недалекий, сделался центром, к которому стремились те офицеры и та молодежь, которая не хотела ехать к Деникину, опасаясь попасть в бой. Южная армия только формировалась, когда она попадет на фронт, было неизвестно, и к ней выгодно было приписаться героям тыла, любителям воевать на Крещатике и на Подоле. Офицеры понадевали на себя погоны, нашили на рукава полоски бело-желто-черного цвета – «романовских» цветов и двуглавые орлы, распевали по кафе «Боже, царя храни» и очень мало думали о спасении родины и о царе.

Атаман настойчиво потребовал переселения их из Киева в Кантемировку, где в деревенской глуши они больше могли заниматься делом. С большим трудом, отрешивши от командования корпусом Шильдбаха (Литовцева), атаману удалось добиться переселения Семенова со штабом и «организацией» в район Чертково и Кантемировки. Здесь атаман и Н. И. Иванов произвели смотр приезжим и убедились в том, что союз «Наша Родина» работал в целях не военного, боевого дела, но политики. В «корпусе» едва насчитывалось 2 тысячи человек. Из них не более половины было боеспособных, остальные были священники, сестры милосердия, просто дамы и девицы, офицеры контрразведки, полиция (исправники и становые), старые полковники, расписанные на должности командиров несуществующих полков, артиллерийских дивизионов и эскадронов и, наконец, разные личности, жаждущие должностей губернаторов, вице-губернаторов и градоначальников, с более или менее ярким прошлым.

Вся эта публика наполнила Кантемировку шумом и скандалами. Семенов начал водворять по уездам Воронежской губернии, только что очищенным казаками, земскую полицию старого режима со всеми ее недостатками – взятками и лихоимством.

Это так не согласовывалось с обещаниями атамана и его программой, так не соответствовало вожделениям населения, что возбудило общее неудовольствие, вылившееся местами в бунты, усмирять которые пришлось казакам.

В боевом отношении армия эта не многого стоила. В политическом – она повредила атаману и создала для врагов его благодарную почву для обвинения атамана в стремлении вернуть все «к старому режиму» и способствовала разложению северных округов.

Атаман повыгнал больше половины офицеров, порвал сношения с союзом «Наша Родина», обратился к генералу Деникину с просьбой снабдить Воронежский корпус опытными офицерами из Добровольческой армии, но Деникин ответил ему отказом под предлогом неимения офицеров, хотя Екатеринодар был переполнен офицерами резерва.

Самозваный астраханский атаман, князь Тундутов, гордо именовавший себя другом императора Вильгельма, оказался пустым и недалеким человеком, готовым на всяческую интригу, и очень плохим организатором. Он играл роль не то царя, не то полубога у калмыков, то предлагал себя и всех калмыков в полное распоряжение атамана, носился с фантастическим проектом создания особого юго-восточного союза, возглавляемого «великим атаманом», то, напротив, грозил идти со своими калмыками против Донского войска. Его калмыки были босы и оборванны, сидели на двухлетках и трехлетках, большинство не имело седел и оружия. Он был не страшен и не опасен, но беспокойства и тревоги доставил много.

Астраханский корпус численностью около 3 тысяч пехоты и тысячи конных, несмотря на всю безалаберность управления, все-таки хорошо дрался и довольно крепко оборонял восточные степи за Манычем от бродячих шаек красной гвардии. В предвидении приезда союзников князь Тундутов со своим начальником штаба полковником Рябовым переехал в Екатеринодар, где, желая услужить штабу генерала Деникина, занялся клеветою на атамана.

Саратовский корпус никак не мог вырасти больше бригады. Бригада эта, составленная преимущественно из крестьян, ушедших от большевиков из Саратовской губернии и крепко их ненавидевших, отлично дралась вместе с казаками на царицынском, камышинском и балашовском направлениях.

Продолжая активную борьбу с большевиками на всех своих фронтах, атаман и командующий армией всеми силами старались закрепить положение Войска. Вдоль границы с востока от Кантемировки на Богу чар, Калач и далее командующий армией строил укрепленную полосу. Население было вызвано рыть окопы, забивались колья, устраивались проволочные заграждения. Ночью подходили к ним большевистские разведчики, пытались выдернуть колья и скверно ругались: «буржуйская затея!»

Атаман искал помощи и союзников. Он понимал, что одному ему не устоять против большевиков. Он видел реформы красной армии и сознавал, что на реформы надо ответить усилением своей боевой мощи.

Осенью 1918 года заканчивается первый период борьбы с большевиками. Период, когда народная Донская армия боролась против разбойничьих красногвардейских банд.

Наступал второй период – против народной Донской армии появилась только что созданная народная Рабоче-Крестьянская Красная армия, построенная на принципах военной науки.

Усилиями военных «спецов» различных чинов и различного положения к зиме 1918 года на фронте Донского войска были уже не разбойничьи банды, а худо ли, хорошо ли, но сорганизованная армия, правильно управляемая своими штабами. Советское командование, объявивши к осени 1918 года своим главным врагом донского атамана, сосредоточило на Южном фронте 99 полков, из которых на Донском фронте было 44 полка, на Добровольческо-Кубанском – 22, на Астраханском – 5 полков, на Курско-Брянском – 28 полков.

В это время Западный – Польско-Латвийский фронт занимал 65 полков, Северный – Германо-Финский фронт – 38 полков и Восточный – против Колчака – 97 полков. А всего советская армия насчитывала 299 полков.

Для уничтожения всех дефектов Красной армии в заседании 15 ноября (нового стиля) 1918 года ВЦИК постановил учредить Совет рабочей и крестьянской обороны под председательством Ленина. Совету обороны была предоставлена вся полнота прав в деле мобилизации сил и средств обороны в интересах обороны. Непосредственное руководство армией и флотом осталось по-прежнему в руках Революционного военного совета республики. В целях большого сосредоточения деятельности этого учреждения было выделено его бюро в составе Троцкого, главнокомандующего – Вацетиса и одного члена – Аралова.

Это уже был переход к диктатуре одного лица, так как при наличии в бюро Вацетиса и Аралова Троцкий явился единоличным вершителем судеб советской армии.

Троцкий к началу декабря 1918 года сосредоточил на Донской фронт 127 тысяч солдат при 414 орудиях и на фронт Добровольческой армии (к 3 декабря) – 60 тысяч при 60 орудиях.

К весне 1919 года советское командование предполагало закончить организацию Красной армии и поставить под красные знамена 3 миллиона человек.

Однако осуществить эту программу Советской власти мешало внутреннее неустройство страны. Власть держалась исключительно силою штыков. Необыкновенно показательным является распределение броневых машин советской армии. Всего в распоряжении советского командования имелось к концу 1918 года 122 машины, из которых 6 находилось на Западном фронте, 25 – на Восточном, 45 – на Южном и 46 – в городах в тылу. Одна Москва обслуживалась 24 машинами, и, кроме того, 12 машин было при Латышской дивизии, употреблявшейся со специально карательными целями (против врага внутреннего – крестьянской бедноты).

Штаб Южной армии, получивший в октябре месяце определенное задание смести с лица земли все донское казачество и занять во что бы то ни стало Ростов и Новочеркасск, считавшийся главным гнездом контрреволюции, находился в Козлове. Фронтом командовал генерал генерального штаба «товарищ» Сытин. Фронт состоял из 11-й армии Сорокина (штаб в Невинномысской), действовавшей против добровольцев и кубанцев, 12-й армии Антонова (штаб в Астрахани), 10-й армии Ворошилова (штаб в Царицыне), 9-й армии генерального штаба генерал-майора Егорова (штаб в Балашове) и 8-й армии генерала Чернавина (штаб в Воронеже).

Сорокин, Антонов и Ворошилов являлись остатками прежних выборных главнокомандующих, все остальные высшие начальствующие лица были генералами императорской российской армии, отлично разбиравшимися в обстановке.

Таким образом, к зиме 1918 года положение дел на Донском фронте слагалось весьма грозным образом. Донской атаман и командующие армиями генералы Денисов и Иванов вполне отдавали себе отчет в том, что происходит. Они отлично понимали, что период «кустарнических операций» миновал, что те времена, когда одного казака было достаточно на десять красноармейцев, прошли, и серьезно готовились к отпору. Ввиду крайнего утомления казаков донской атаман совместно с командующим армией решил к началу зимы закончить укрепленную полосу по границе земли Войска Донского, прекратить наступательные операции, отойти из занятых мест Воронежской губернии и временно перейти к обороне. Этого повелительно требовала обстановка и настроение казачьих войск. Опираясь левым флангом на Украину, занятую германскими войсками, а правым на Волгу с труднодоступным Заволжьем, атаман надеялся удержать Войско Донское до весны, а за это время усилить и укрепить свою армию.

Глава XI
Наступление донцов в Воронежскую губернию. Подвиги Гундоровского георгиевского полка. Мобилизация всего войска поголовно

Еще в начале августа Донская армия занимала часть Богучарского уезда. Донское правительство не вмешивалось в дела внутреннего управления уездом; оно восстановило разрушенную большевиками городскую думу и все земские учреждения и субсидировало богучарское казначейство деньгами для того, чтобы жизнь в уезде могла идти нормально. Атаман приказал приступить к занятиям во всех учебных заведениях, собрать суды и другие правительственные учреждения и впредь до устройства русского центрального правительства предписал сноситься с отделами в Новочеркасске.

Войска генерала Алферова, работавшие здесь, были усилены освободившимися после удаления с берегов Азовского моря большевиков войсками Южного фронта, и им было приказано развить успех, воспользоваться благоприятным настроением среди жителей и овладеть городом Новохоперском, станцией Таловой и городом Калачом.

26 августа донцами был занят Калач, 22 сентября город Павловск и слобода Бутурлиновка. Противник громадными силами, около шести дивизий (однако не более 12 тысяч), в конце сентября перешел в наступление со стороны станции Таловой. Казачий отряд Гундоровского и Мигулинского полков, силою около 2 тысяч пехоты и 400 – конницы, под начальством генерала Гусельщикова прибегнул к своей обычной тактике. Быстрым отступлением до самой Бутурлиновки вовлек противника в мешок между своею пехотой и затем решительным ударом с обоих флангов сдавил его в долине Бутурлиновки и принудил к сдаче.

Почти целый месяц противник не предпринимал ничего в этом районе. Имя гундоровцев было так известно большевикам, что при встрече с казаками красноармейцы спрашивали: «Гундоровцы?» – и, получив утвердительный ответ, сдавались безропотно. Это действительно был особенный полк. Великолепно одетый в новые шинели, серые папахи и обутый в прекрасные сапоги, с петлицами из георгиевских лент на шинелях и на воротниках защитных мундиров, с донскими синими погонами с номером того полка, в котором в германскую войну служил казак (преимущественно 10-го), за редким исключением все георгиевские кавалеры за германскую войну, иные имевшие по 2, по 3 и по 4 креста, эти люди не только отличались мужеством и храбростью, но и необычайным товариществом. Сила полка колебалась, в зависимости от потерь, от одной до другой тысяч человек пехоты, от 200–400 – конницы, полк имел два своих орудия. Атаман не нарушал его организации, настолько прекрасно она была сделана. Любовь к родине, неутолимая жажда славы и подвигов руководила этим полком. Раненые не залеживались здесь по госпиталям, но, едва оправившись, спешили снова в ряды полка. Гундоровца редко можно было встретить в Новочеркасске или Ростове – они все стремились к своему полку. После больших потерь, когда полк таял, уменьшался численно, не дожидаясь никаких мобилизаций или пополнений, гундоровцы писали в свою станицу: «Нас мало. Высылайте пополнения». И шли старые и малые. Шли все свободные, не взятые по мобилизации, но шли крепкие и бодрые. Конница сидела на прекрасных лошадях и щеголяла их уборкой, артиллерия имела отличные запряжки. Впрочем, и станица была особенная. В ней уже несколько лет существовало по почину станичников основанное и на их средства содержимое высшее политехническое училище.

История борьбы с большевиками знает три таких полка – Марковский и Корниловский офицерские в Добровольческой армии и Гундоровский казачий в Донской армии – рыцарские полки, без страха и упрека, никогда не считавшие врага, не интересовавшиеся своими потерями, но жаждущие только славы и победы.

В первых числах ноября гундоровцы обрушились неожиданно на врага и нанесли ему страшный удар. Озлобленный противник, в рядах которого уже появились коммунисты, перешел в контратаку, но гундоровцы бросились на него у слободы Васильевки с таким мужеством, в таком грозном боевом порядке не стреляющих и не ложащихся цепей, что красноармейцы побросали оружие и сдались. Было взято 5 тысяч пленных и богатая военная добыча. Командующий армией генерал Денисов учел, что на том месте, где было взято 5 тысяч пленных, образовалось пустое место, и приказал ударить туда всеми силами. Донские части после упорного боя овладели городом Бобровом, а 10 ноября штурмом заняли важный железнодорожный узел – станцию Лиски.

Эта осень 1918 года была для Донской армии временем жестоких и упорных боев на севере и востоке Войска. Командование Красной армии для того, чтобы парировать успехи казаков в Воронежской губернии, где казаки доходили до станции Анны и были в 35 верстах от Воронежа, собрало значительные силы в Тамбовской и Саратовской губерниях, присоединило к ним всех красных казаков Миронова и, пользуясь тем, что в этом месте Грязе-Царицынская железная дорога охватывает северную границу Войска, бросило все это на Хоперский округ. 40 тысяч пехоты и конницы при 110 орудиях, шесть по-новому, отлично организованных дивизий были двинуты по направлению к Урюпинской и Усть-Медведицкой станицам. К войскам приезжал Троцкий; он говорил о том, что Красная армия должна очистить Дон от казаков и взять от них хлеб и каменный уголь. Операция этого наступления была задумана в широком масштабе, и с самого начала ее исполнения казаки увидали, что они имеют дело с регулярной армией, руководимой опытными и знающими свое дело штабами.

Хоперцы были малочисленны. Их не было и 8 тысяч.

Генерал Денисов пожертвовал успехами на Воронежском фронте, оставил Лиски и Бобров и спешно перебросил лучшие части Северного фронта к Усть-Медведицкой станице. Он ослабил нажим на Царицын, собрал конницу генерала Мамонтова и смелыми маневрами сбил неприятеля.

К 10 ноября Красная армия была выброшена из Хоперского округа, а в Усть-Медведицком округе Миронов – «непобедимый» – был дважды разбит наголову и бежал в Саратовскую губернию. Троцкий заподозрил его в измене, и казаку-коммунисту Миронову пришлось снова паломничать в Москву и оправдываться перед Троцким и Реввоенсоветом.

Казачья конница с орудиями подходила на 12 верст к городу Камышину на Волге.

Весь север Войска кипел войною. Орудия непрерывно гремели от Воронежа к Камышину и от Камышина к Царицыну. Два раза здесь казачьи части генерала Мамонтова подходили к Царицыну, занимали уже Сарепту и оба раза принуждены были отходить. Не было тяжелой артиллерии, чтобы парировать огонь царицынских батарей, мало было сил, чтобы преодолеть и взять опутанную проволокой и весьма пересеченную оврагами царицынскую позицию. Атаман не терял надежды до зимы овладеть Царицыном, чтобы этим закончить наступательные операции. Для усиления Царицынского фронта спешно укомплектовывались и вооружались 3-я Донская дивизия и 2-я стрелковая бригада Молодой постоянной армии и выписаны были пушки из Севастополя, для которых в Ростове, в мастерских Владикавказской железной дороги делали особые бронированные платформы.

Чтобы закрепить до зимы все Войско Донское, на Дону были мобилизованы все казаки. Не было ни одной казачьей семьи, где кто-либо из мужчин не был убит или ранен. Были семьи, которые потеряли главу семьи и двух сыновей. Все отдавалось за свободу Родины – жизнь и достояние. Все лошади были отданы или в строй, или в обозы, коров и волов резали без сожаления, чтобы кормить фронт, хлеб возили туда же, туда же отдавали последнее платье и белье…

Трогательную картину представляли в зимнее время казачьи транспорты, доставлявшие на позиции снаряды, колючую проволоку, хлеб и мясо.

С оврага в овраг, с балки в балку по безграничной степи по широкому военному шляху в сумраке короткого зимнего дня тянется длинный обоз. Утомились лохматые лошаденки и везут тихо, упорно, усердно, точно понимая всю важность того, что они делают. Не слышно криков понукания, и не хлещут бичи над ними. Некому понукать. За подводами идут девочки и мальчики – подростки двенадцати – пятнадцати лет. Матери и старшие сестры остались дома заправлять хозяйством. Там без конца работы. Урожай был большой, а убирать его некому. Без всякой мобилизации труда все поднялось на работу. Женщины принялись жать, возить снопы, молотить, молоть, печь хлеба для своих кормильцев, которые все были на фронте. Тут захватила подводная повинность. Фронт ушел далеко от Войска, потребовались транспорты…

И вот в зимнюю стужу дети возили тяжелые клетки со снарядами, ящики с патронами, без конвоя, без защиты, по глухой степи тянулись эти грозные транспорты, и детские голоса звонко перекликались над ними.

Оттуда не шли порожняком. Везли страшную добычу… Добычу смерти!.. Везли раненых и тела убитых, чтобы похоронить на родном погосте. Хмуро маленькое личико, насупились юные брови, низко надвинута барашковая шапчонка на самые глаза. Мерно шагает казачок с ноготок за санями, на которых длинно вытянулись чьи-то тела, накрытые рогожами и кулями. Иногда любопытный ветер приподнимет холст, и почудится под ним чья-то вьющаяся мелкими завитками седая борода и рядом черные кудри казачьи.

– Кого везешь-то, хлопчик?

– Да вот деда да бачку… Обоих вчера снарядом убило… – И, помолчав, гордо добавит: – На штурму рядом шли! Ихних много побили. Наши-то, слышь, броневик ихний отбили да пушек не то шесть, не то восемь забрали… Две тяжелых… С лошадями, со всем… А вот бачку да деда убило.

На фронте в полках стояли люди от 19 до 52 лет, но были охотники и старше. Шел казак с сыном, а с ними увязывался и дед. «Все помогать буду – вы в бой пойдете, а я вам кашу уварю! Так-то!..»

И стоял дед у каши, но, когда услышал, что наша взяла, что на «уру пошли», и его раззадорило. Позабыл и про кашу и пошел бить красных!..

Таково было Войско Донское, одинокое в своей великой борьбе, но сильное своим глубоким патриотизмом и национальным чувством, когда произошло величайшее событие: победа союзников над центральными державами, отречение императора Вильгельма от престола, разложение германской армии и прибытие союзников на помощь добровольцам.

На Дону эти события выразились в том, что в грозную минуту страшного напряжения борьбы, когда ни одного лишнего человека не было на фронте, прибавился новый, Западный Украинский фронт протяжением в 600 верст, и явилась глубокая вера, что союзники придут и выручат, и все данные для этой веры были налицо…