Текст книги "Выросший ребенок и постаревшие родители: пути сближения"

Недооценка (переоценивание) возрастного потенциала ребенка

Если ребенок требует, чтобы вы любили его таким, каков он есть, – пусть сначала умоется.

Григорий Остер

«Он у нас такой еще ребенок»

Многие родители не могут понять (принять), что отношения между родителями и детьми – это процесс постоянного отделения друг от друга (первое отделение – перерезание пуповины), уменьшения необходимости родительского присутствия и воздействия. Ребенку в три месяца мать нужна постоянно, а в пять лет – уже не так часто. Он уже самостоятельно может справляться со многими ситуациями. В какой-то момент надо перестать делать и думать за ребенка и начать способствовать развитию в нем самостоятельности, ответственности, умению совершать выбор.

Мне в свое время очень понравились слова одного американского психолога, который говорил, что родителям необходимо научиться отделять себя от детей и детей от себя. Например, к 12 годам надо отделить на 50%, а к окончанию колледжа принять самостоятельность ребенка на 100%.

В России, судя по всему, традиция вести ребенка по жизни сильнее, чем на Западе. Некоторые родители не хотят видеть, не замечают, что их ребенок рос, рос и вырос – в физическом и психологическом смысле. Поэтому они продолжают вести себя с ним как с маленьким неразумным существом, который полностью от них зависит. Дискредитируются и не подчеркиваются проявления взрослости, самостоятельности, принятие ребенком собственных решений.

В результате возникают постоянно повторяющиеся реакции родителей, не соответствующие возрастному потенциалу детей, – от «давай я тебе завяжу шнурки» ребенку 12 лет, до «эта девушка тебе не подходит» 18-летнему парню, и «ты еще мал, чтобы иметь свое мнение» – в любом возрасте. Ребенок вырастает несамостоятельным, с проблемами принятия собственных решений и прочими «радостями» жизни во взрослом обществе.

«Я отдала ему свою жизнь…»

Чаще всего, конечно, феномен некритичного, безоглядного и безрассудного «служения» ребенку, игнорирование самого факта его взросления относится к матерям. Многие из них осознанно или бессознательно ведут себя так, как будто родились на этот свет только ради детей. Такие родители живут под девизом: «Я посвящаю свою жизнь детям».

Мать такого типа очень легко диагностировать. Прежде всего, по употребляемым словам: «Я все отдала (ю) детям». «Я ради тебя… а ты». По тяжелым вздохам и безрадостным улыбкам, когда речь идет о ребенке.

Она очень тяжело переживает необходимость расставаться с детьми (ребенок поехал учиться в другой город, вышел замуж/женился). Не учитывая и не принимая процесса естественного отделения ребенка от нее, она все это будет переживать как потерю. Такая мать никогда не примет супруга (у) своего чада, поскольку они «недостойны» его.

Она воспринимает движение ребенка к самостоятельности, которая предполагает в той или иной форме отрыв от семьи, как измену. У таких матерей развиты переживания «неблагодарности», «предательства», ей трудно смириться с тем, что ускользает объект самой жизни: «Я им жизнь отдала… а они, неблагодарные, письма не напишут», «Я же для них во всем себе отказывала» и т. д. Такого рода мать явно или неявно требует у взрослого ребенка: «Отдавай теперь мне то, что я вложила (эмоциональное), лишай свою жизнь радостей во имя меня (как я)» и всегда обречена на неудовлетворенность. Она не принимает и не воспитывает в себе других интересов, кроме тех, что связаны с ребенком.

Если хорошо приглядеться к этому явлению, то можно увидеть, что часто «цепляние» за ребенка как за основную и единственную ценность в жизни свидетельствует о неуверенности в себе, о низкой самооценке, неумении находить и удовлетворять другие свои потребности, возможно, о чувстве вины перед ребенком…

Своим гиперопекающим поведением мать создает условия для возникновения зависимости у ребенка, и это нередко удается: «ребенку» 40 лет, а он живет с мамой без своей семьи и слушается маму, как в одесском анекдоте: «Йося, шо такое? Я слышал, что ты развелся уже в четвертый раз. Неужели все женщины такие привередливые? – Нет… Только мама».

Может быть и наоборот – в результате такого поведения матери у ребенка формируется протест и отрицание на всякий случай всех советов матери. Это две стороны одной и той же медали, но одинаково неконструктивные.

Сверхопекающая мать не научает ребенка отдавать, она все время учит его только брать, причем достаточно директивно. Конфликт и парадокс в том, что в конечном итоге такая мать начинает требовать от ребенка «возврата инвестиций», так и не научив умению отдавать и делиться.

«Ты уже взрослый»

Противоположный, но тоже весьма распространенный вариант отношения к ребенку: от него каждый раз требуют больше, чем он может дать, чем он готов сделать, чем позволяет ему его возраст.

Ребенка загружают множеством обязанностей на основании того, что он уже «большой», интенсивно готовят его к взрослой жизни, требуя взрослого осознания мотивов, поступков, безотносительно к его физической и психологической готовности, соответственно, поскольку многие вещи ребенку реально не по силам, он плохо с ними справляется и получает негативные оценки, наказания.

Вот несколько высказываний выросших детей об этой проблеме:

«С десяти лет сестра на мне – все лето с коляской. Стеснялся выходить во двор, завидовал детям, которые играли во дворе свободно».

«Я – Золушка в семье. С девяти лет готовила, стирала, мыла полы, но всегда все это делала не „так“. Я и сейчас продолжаю».

«Всю жизнь зарабатываю ласку и внимание: готовлю, кормлю, организовываю людей».

«Я с трех лет мою полы. Мама уже тогда воспитывала во мне трудолюбие. Может быть, поэтому у меня бардак в доме?»

В этих случаях воспитывается тип «безрадостного труженика», который не может жить легко и радоваться своим желаниям. Он продолжает «обслуживать» всех независимо от своих потребностей и легко превращает других в «потребителей», которые «сидят на шее». Такие дети в явном или в неявном виде предъявляют родителям претензии по поводу своего «беспросветного» детства и того, что и «сейчас на мне все продолжают висеть».

Родительские вербальные послания

Если человеку 99 раз сказать, что он свинья, то на сотый он хрюкнет.

Пословица

Совершенно понятно, что «исправляющая» идеология воспитания будет сопровождаться и соответствующей речью. Особое деструктивное значение в отношениях «родители – дети» имеют фразы, которые должны указывать ребенку на неприемлемость его поведения, убогость его личности и якобы приводить к исправлению недостатков.

Подобного рода послания, которые получали дети, я в большом количестве слышал от своих клиентов:

«Да у тебя руки не из того места растут!»

«Будешь так себя вести – тюрьма тебе обеспечена».

«Хозяйка ты никакая».

«У тебя все набок».

«Рот поганый».

«Надо ли быть таким идиотом?»

«Кошмар какой-то, а не ребенок».

«Рисуют только сумасшедшие».

«Все дети как дети, а ты – одно недоразумение».

«Не ходи на конкурс, чего позориться?»

«Ты такой же гнилой, как твой отец».

«Мало ли чего ты хочешь!»

«Кто ж тебя такую замуж возьмет?»

«Вот Коля (старший брат, отец, дед) – это да, а ты?» и т. д.

При надлежащем усердии родителей эти фразы могут превращаться в «заветы», «послания», («родители лучше знают, кто я»), создавать у ребенка определенный образ самого себя, который проявляется в поведении. Если «до 5 лет я думал, что меня зовут „заткнись“», то очевидно, что в любом случае – следует ли маленький или «выросший» ребенок этому «завету» или протестует против него, пытаясь доказать, что он не такой, – результат будет один – сложности в принятии себя и неудовлетворенность. Такие послания родителей (нередко они воспринимаются ребенком как «проклятия») влияют на детей долгие годы.

Наиболее распространенная причина обид выросших детей на своих родителей – неумение или нежелание считаться с их мнением, неуважительное отношение, презрительные и унижающие высказывания. Ничто не ранит так сильно, как несправедливое, жесткое, обидное суждение близкого человека – того, кого ты любишь и от кого зависит твое благополучие.

Экспертно-порицающая стратегия воспитания была успешна, наверное, лет 100—150 назад, в условиях стабильных укладов и патриархальных норм жизни, но сейчас, кроме деформаций личности и нарушенных отношений, она ни к чему хорошему не приводит.

Но если вы думаете, что сейчас такой подход к воспитанию умер, то вы ошибаетесь. Он успешно здравствует! Другое дело, что немало молодых родителей, испытав на себе «прелести» стратегии борьбы с «недостатками», своих детей воспитывают в других парадигмах: некритичного восхваления, потакания, что, впрочем, тоже сильно смахивает на «объектный» подход к ребенку и удовлетворение родительских, а не детских потребностей.

Некоторые трагичные последствия воспитания

– Доброе утро, сынок.

– Перестань навязывать мне свое мнение…

С просторов интернета

Ограничение свобод

Ребенок – до определенного возраста – эгоцентрическое существо, живущее скорее по биологическим законам, нежели по социальным. Его организм и психика настроены только на удовлетворение собственных потребностей, и когда его потребности немедленно не удовлетворяются, он начинает эмоционально реагировать на это – криками и плачем. Ему надо, чтобы его лелеяли, ласкали, удовлетворяли все возникающие потребности, которых вначале не очень много. До какого-то времени его не наказывают за то, что он покакал или пописал в штанишки. А потом для ребенка начинается долгий кошмарный период: его начинают «приучать» к социальной жизни.

Кто покушается на его гедонизм и детский эгоизм? Конечно, прежде всего, родители. Они должны его социализировать: уменьшать эгоцентрические проявления и способствовать выработке культурных навыков. А это означает нормирование и ограничение: приучение к нормам гигиены («Мой руки перед едой»), к правилам поведения («Нельзя драться с девочками»), лишение прошлых свобод («Какать нужно в горшок») и удовольствий («Не ковыряйся в носу»), ограничение спонтанности («Сиди смирно») и пр.

Почему нельзя играть этой красивой воздушно-хрустальной пудреницей мамы, ведь она так привлекательна? Что значит «не лезь на стол, здесь кушают»? Почему нельзя раскрашивать белую скатерть красным вареньем? Почему к утюгу, который так забавно фыркает, нельзя прикасаться? Ребенок не понимает, чем чреваты многие события для него. Главное, что он чувствует, – его желания не удовлетворяются. И со временем ему все больше отказывают и все больше наказывают (ограничивают). Мир для растущего ребенка становится все шире и богаче. Но ограничений свободы – «должен» и «нельзя» – тоже становится больше и больше. Можно сказать, что запреты в определенном возрасте всегда опережают разрешения. И поэтому, в конечном счете, именно родители оказываются основными ограничителями свободы проявлений и действий, а, следовательно, и главными мишенями борьбы за эту самую недостающую свободу.

Я плохой – меня не любят

Представители многих направлений психологии сходятся в признании того, что наши актуальные проблемы зачастую вовсе не результат сегодняшнего поведения. Тонкими, иногда видимыми, а чаще невидимыми нитями или толстыми веревками эти проблемы связаны с детством. Антуан де Сент-Экзюпери хорошо заметил, что «все мы родом из детства». А оно (детство) очень по-разному оседает в нашей душе. Наряду с радостными воспоминаниями «как в детстве!», психологи чаще всего имеют дело с «ранами», «шрамами» и «нарывами», которые не дают выросшим быть взрослыми, подняться во весь свой взрослый рост. И одно из главных мест в формировании этих переживаний занимают образы родителей.

Дети и родители на всю жизнь связаны самыми крепкими узами – кровнородственными. Родители (особенно мать) для младенца – боги жизни и смерти. Ребенок инстинктивно чувствует, что без матери он не выживет, она необходима для выживания. Отсюда возникает привязанность, которая при определенных условиях может превратиться в зависимость, когда ребенок, а потом и выросший, продолжает себя вести себя так, как будто мать и отец все еще продолжают быть жизненно необходимыми и определяющими его жизнь.

Казалось бы, в основе таких жизненно важных отношений может лежать только любовь. Увы, это не так – человеческие взаимоотношения сложны и противоречивы настолько же, насколько сложен сам человек. Отношения детей и родителей содержат в себе целую гамму разных эмоционально насыщенных антиподов: любовь – ненависть, самоотверженность – предательство, связь – разрыв, надежды – разочарования и пр. И даже когда родители и дети любят друг друга, им не избежать «трагичности существования».

Детям бывает непросто принять многогранность отношений, поскольку они хотели бы (инстинктивно) от родителей реакций и отношения только одного, «положительного» спектра: понимания, поддержки, любви.

И в этом пункте можно констатировать важное противоречие. У родителей нередко есть устойчивое внутреннее ощущение: «Я же знаю, что я люблю его/ее: зачем это надо доказывать (показывать)?» А детям всегда нужны реальные проявления и доказательства любви.

Ребенку очень важно чувствовать, что родители его любят. Причем, если у него появляется ощущение, что его не любят (и неважно, соответствует ли это действительности или нет), то он начинает думать, что он «не такой», «плохой», «негодный». Ведь, по логике, если бы он был «хороший», делал бы все как «надо», «правильно», то его бы ценили и любили. И если у ребенка создается установка, будто родители считают его «плохим», «неправильным», то он может сам поверить в свою «неправильность» и сохранить это представление о самом себе, которое может не иметь на самом деле никакого отношения к действительности, на всю последующую жизнь.

Ощущение ребенка, что его не любят (мало любят), может возникать, в частности, в тех ситуациях, когда родители постоянно пытаются «усовершенствовать» его, изменить «к лучшему» через выражение претензий, нахождение и подчеркивание негативных сторон его характера и поведения, критики. Ощущение себя «нелюбимым» ребенком может возникнуть и в связи с событиями раннего возраста, когда объективная ситуация, например, развод родителей и уход отца, воспринимается как наказание за «неправильное» поведение.

Эмоциональные «нарывы» – затрудненный реализм

Не обязательно быть последователем А. Адлера, считавшего, что большинству детей присуще ощущение собственной неполноценности по сравнению со «всемогущими взрослыми», чтобы понять, что ребенок до определенного времени – существо беспомощное. Поэтому внешняя жизнь для него скорее угрожающая, чем добрая (по крайней мере, неизвестная и иногда болезненная), и он должен быть максимально настроен на восприятие и оценку негативных воздействий окружающего мира и их возможных последствий для того, чтобы избегать их в будущем. И иногда баланс позитивного и негативного в мире, отраженный в психике ребенка, оказывается сильно смещен в сторону последнего.

По какой бы причине ни возникало подобное «ощущение-знание», у ребенка формируется целый комплекс устойчивых негативных эмоций: обида, злость, вина и т. д.

Ребенок с младых лет знает (поскольку в культуре это есть), что «только плохие дети не любят своих родителей», (как выразила это состояние клиентка: «У меня страх агрессии к маме»), что на папу и маму нельзя злиться. Также ребенок начинает понимать, что многие эмоции нельзя «показывать на людях», высказывать многие суждения, потому что сталкивался с запретами при их проявлении. Тогда эти эмоции остаются неотреагированными, невысвобожденными, подавленными, образуя тем самым своеобразные психологические «нарывы». Поддерживаются они соответствующими мыслями и устойчивыми взглядами на себя, на мир, на отношения и периодически или регулярно напоминают о себе.

Такие «окуклившиеся» в детстве эмоции (маленький ребенок, а впоследствии и выросший ребенок, часто может и не осознавать их, не помнить), связанные с ними установки и формы поведения не дают человеку и во взрослом состоянии быть свободным в своих проявлениях, выражении своих потребностей и чувств, принимать взрослые решения и жить, сообразуясь с действительностью больше, чем с эхом горьких детских переживаний.

Фиксация на негативных детских переживаниях, в том числе связанных с родителями, способствует тиражированию, стереотипному воспроизведению привычных состояний и в старшем возрасте. Если у человека на ранних стадиях жизни зафиксировалось переживание вины, то он будет с большой вероятностью бессознательно создавать ситуации, в которых будет актуализироваться состояние вины, или интерпретировать какие-то ситуации так, чтобы воспроизводить это чувство.

Если кто-то считает, что мама его не любила, то он и живет как «нелюбимый» человек и находит в ее поведении «доказательства» этому. Если кто-то считает, что папа его презирал, то он и живет в ожидания «презрения» и от других, «похожих» и даже мало похожих на папу людей.

Попытки взросления

Сколько бы лет ни было вашему ребенку,

родители, у которых есть дети постарше,

всегда уверяют вас, что худшее еще впереди.

Розанн Барр

Наиболее острая ситуация борьбы за свободу чаще всего возникает в подростково-юношеском периоде жизни ребенка и связана с последним переходом от детства к взрослости.

Подростковый возраст называют периодом «бури и натиска». Ребенок одной ногой находится в детстве, другой – во взрослой жизни. С ним происходит масса изменений – физиологических и психологических. Подростковый период – это маргинальная позиция ребенка по отношению к другим периодам его жизни, он находится в состоянии стадиальной неопределенности. Ребенок сталкивается с социальной реальностью телом, ростом, весом, внешностью, происхождением, экономическим достатком.

С одной стороны, в его жизни начинается процесс взросления, нарастает количество витальной энергии, которую необходимо высвобождать, становится больше сил и возможностей для их применения, возникают новые потребности, в том числе, например, сексуальные, вызывающие непростые переживания, расширяются пространства возможной реализации себя.

Но в то же время ребенок все еще остается зависимым от родителей: он находится на их иждивении, живет в родительском доме, ждет помощи в школьных делах и т. д. Эта противоречивость самого положения подростка обуславливает конфликтную сущность подросткового периода, неразрывно связанного с эмансипацией (процессом освобождения от родителей) и протестным поведением как формой этого освобождения.

Желание доказать свою самостоятельность, освободиться от родительского «гнета» (каким бы он ни был), от нежелательных родительских качеств в себе («Я не буду таким покорным, как отец»), стремление «быть не такой безразличной к своим детям, как моя мама», жить своей жизнью, быть собой, «таким, каков я есть» – все это может служить действительно мощным шагом к взрослению, но может и усугублять прежние проблемы отношений или добавлять новые.

Как ответ на такое «строптивое» поведение у родителей часто возникает желание еще больше усиливать различные запреты, ограждать своих детей от жизненных опасностей. Это вполне понятно, но родители часто выбирают неверный путь: вместо того, чтобы добиться от ребенка понимания, почему, например, нельзя поддаваться на различные уговоры посторонних людей на улице, ходить поздно по определенным местам, употреблять наркотики и алкоголь и пр., родители тратят время и силы на возведение стен ограничений и мелочного контроля. Это отчасти происходит потому, что во взрослом мире реально существуют взрослые опасности, отчасти из-за неверия, что ребенок с ними способен самостоятельно справиться, игнорирования его пробуждающейся взрослости и/или непонимания.

Но любое действие вызывает ответные реакции: если родитель навязывает свои установки и приоритеты ребенку, тот может либо формально принять их и замкнуться в себе, либо начать протестовать. На мой взгляд, это очень распространенная и существенная для понимания отношений между детьми и родителями дилемма: зависимость – протест. То есть, с одной стороны, взрослеющий человек продолжает находиться в своем субъективном пространстве зависимым от проросших в нем родительских установок и всего того, что он получил в воспитательном процессе, а с другой, пытается от них освободиться протестными и часто неадекватными способами. Он хотел бы безраздельной свободы своим устремлениям и действиям. И это усугубляет детско-родительское отчуждение.

Майкл Каннингем в книге «Дом на краю света» пишет от лица матери: «Я, конечно, понимала, что Джонатану необходимо освободиться от нас с Недом, так сказать, разорвать путы: в каком-то смысле убить нас и потом воскресить снова, когда он станет уже взрослым человеком со своей собственной судьбой, а мы ослабеем и состаримся». (5. с. 102)

Но такого рода реакции, если они проявляются в яркой и регулярной форме и в постподростковом периоде, свидетельствуют о зависимости, о том, что ребенок не преодолел детской связи, не «освободился» от родителей, «застрял» в своем прошлом, в своем детстве и продолжает что-то доказывать себе и окружающим.

Важный аспект родительской роли в этот период: перестать относиться к ребенку как к младенцу, пересмотреть свои воспитательские тактики и стратегии, помочь ребенку сделать трудный переход от детства к взрослости, эмансипироваться, получить, как раньше говорили, «путевку во взрослую жизнь». Это очень непростая задача.

Американский рок-музыкант, актер и сценарист Ди Снайдер в своей книге «Курс выживания для подростков» пишет:

«Давай на минуту проявим участие к мамаше и папаше. Только на минуту! Их работа – твое воспитание – не всегда вознаграждается, это очень нервная работа, так что неудивительно, что с годами они становятся просто чокнутыми. А к тому времени, как они наконец-то начинают получать от своей деятельности хоть какую-то отдачу, ты отделяешься от них и начинаешь вести независимую жизнь. Подумай об этом: с первого дня твоего появления на свет родителям приходилось нянчить тебя, кормить, одевать, учить, воспитывать. И все для того, чтобы ты в один прекрасный день покинул их дом!». (4. с.85—86)

Соответственно, если внутри себя выросший ребенок разберется в своей эмоциональной жизни, в своих взглядах на отношения с родителями, поймет, как происходит катастрофизация ситуаций, он уменьшит страх и другие негативные эмоции в себе и высвободит более конструктивные и удовлетворяющие. Негативные переживания будут меньше проявляться и в других аналогичных жизненных ситуациях.