Текст книги "Сперанский"

Петр Вяземский
Сперанский

Книга Корфа убедила меня еще более в мнении моем о Сперанском. Он был не государственный человек, не из числа тех избранных, которые назначаются промыслом для прочного преобразования государства. Он был в высшем значении слова чиновник, деятель с большими способностями, но не творческими, а второстепенными. Il aurait pu briller an sefeond rang, si de son temps quelqu'un avait brillé au premier.

Он с достоинством и пользою мог бы занять видное место в порядке уже благоустроенном и сильно организованном. Но у нас был он не столько выскочка в аристократическом мире – этим нас не удивишь и мы к этим явлениям привыкли, но он был выскочка в государственном деле; и этого выскочку, а не первого порицал Карамзин, а с ним порицали замечательнейшие люди того времени: Державин, Трощинский, Чичагов, Ростопчин и другие. Он сам не шел и не вел России прямым путем преобразований, а перескакивал чрез затруднения, но не одолевал их, и затруднения оставались за ним теми же, чем были прежде. Он заставлял Россию подпрыгивать и перепрыгивать за собою силою мнимых, то есть внешних, обрядных уновлений, по выражению его, но на деле ничего не уновлялось, а только к старым пружинам старого устройства прицепились пружины новые, и то побочные, второстепенные, которые вводили только беспорядок и разлад в государственной машине. Он думал, что, переменив азбуку или заменив несколько старых букв новыми, или прибавя к ним несколько букв из Латинской, Французской азбуки, он тем преобразует всю литературу, создаст новую и что тут неминуемо последуют и хорошие книги, и умные писатели.

Только у нас, думаю, существует, или, по крайней мере, принимается в том значении выраженье: человек на все способный, которое еще переводится у нас выражением: человек гениальный. Этих людей у нас довольно, и в этом богатстве именно и заключается бедность наша в людях действительно способных. Людей на все способных много; а человека, способного именно на такое-то дело и на такое-то место, трудно найти; дело мастера боится, а мастеров то у нас именно и нет. И выходит, что дело никого не боится, но за то постоянно боишься за всякое дело. Вся эта роскошь, или беда, заключается в несовершенстве образования, подготовленья себя именно на определенное дело, не определенное мастерство. Ни первоначальное воспитание, ни подготовительная государственная служба не даются этим (Wilhelm Meister).

Наши журналы, по прочтении книги Корфа находятся в затруднительном и щекотливом положении. Они сочувствуют Сперанскому потому, что он с плеча предпринимал ломку, хотел fouller dans le nid. Но с другой стороны он не вносил ломку во все, например, в понятия и в чувства религиозные, в бессмертие души, в уваженье к некоторым нравственным авторитетам, на которых зиждется благоустройство обществ, к отношеньям семейным, к правилам общежитья и другим предубежденьям и старинным предрассудкам. Тут он для них уже человек отсталый, не симпатичный. Разве один Карамзин ниже его, потому что он и никакой крутой ломки не хотел, потому что он из пера своего не делал лома, а довольствовался (truelle), чтобы поддерживать основании и кое-где, когда нужно, достраивать и поправлять здание, построенное в силу исторических предначертаний.