Текст книги "Время гарпии"

Глоха не была уверена в безупречности этой логики, однако заострять внимание на спорных моментах не стала, а просто сказала:

– Как крылатое чудовище крылатому чудовищу я должна тебе сообщить, что со времени твоего превращения минуло семьдесят два года.

У Синтии отвисла челюсть.

– За это время, – продолжила Глоха, – злой волшебник Трент побывал в ссылке в Обыкновении, а потом вернулся и стал королем Ксанфа. Теперь его дочь является королевой, а сам он давно уже не считается злым. Ему уже девяносто шесть лет, а молодым он выглядит, поскольку принял эликсир молодости, чтобы помочь мне в моих поисках. С тех пор как ты покинула Ксанф, там многое изменилось.

– Я весьма сожалею о своем поступке, – вступил в разговор Трент. – Прошу прощения за то, что с тобой сделал. Буду рад вернуть тебе первоначальный облик, правда, учти, что все твои родные и знакомые уже умерли или стали древними стариками. Поэтому, боюсь, мне не под силу возместить причиненный вред, хотя я готов сделать, что смогу.

Синтия посмотрела на Глоху. Глоха кивнула.

– Это правда. Слово крылатого чудовища.

– Выходит, мне некуда возвращаться, – вздохнула Синтия. – Но что же тогда со мной будет?

Трент промолчал.

– Нам… мне кажется, что тебе лучше остаться крылатым чудовищем, – сказала Глоха.

– Единственной в своем роде? Навеки одинокой? – вскричала Синтия. – По мне, так лучше навсегда остаться в этом пруду!

– Ну, как раз ты-то в своем роду не единственная. Есть целое семейство крылатых кентавров: Черион, Чекс и их сын Че. Он… ты… мы с волшебником Трентом подумали, что вы с ним могли бы…

– Крылатый кентавр мужского пола! – Синтия выглядела заинтересованной. – Сколько ему лет?

– Ну, он еще молод, но…

– Сколько?

– Восемь. Но он с каждым годом становится старше.

– Ты и вправду считаешь, что шестнадцатилетняя девушка может полюбить восьмилетнего мальчишку?

– Да, – согласилась Глоха, – это даже звучит глупо. Меня тоже едва ли заинтересует восьмилетний крылатый гоблин.

– Мне кажется, эта проблема разрешима, – заметил Трент.

Обе девушки обернулись к нему.

– Эликсир молодости уменьшает физический возраст личности. Чуток эликсира у меня имеется, так что если ты его примешь…

– То стану восьмилетней? Нет уж, спасибо.

– Ну, тогда можно сделать старше Че.

– Ты ведь сам сказал, что речь идет о физическом возрасте. Телом он станет взрослым, а умом останется ребенком.

– В таком случае, – сказал Трент, – я могу вернуть тебе прежний облик. Ты симпатичная, юная девушка, а молодых людей в Ксанфе вполне достаточно. Это тебе не крылатые кентавры.

Однако у Синтии, похоже, возникла другая идея.

– Расскажите мне побольше об этом крылатом кентавренке.

– О, это совершенно особенный малыш, – сказала Плоха. – Все крылатые чудовища поклялись защищать его, поскольку предсказано, что он изменит ход истории Ксанфа. Правда, каким образом это будет сделано, никто точно не знает, но Че уже помог Гвенни стать первым вождем гоблинов женского пола, что определенно изменило Ксанф к лучшему. Он ее официальный спутник, а потому большую часть времени проводит вдалеке от дома. Родители грустят, но они понимают, что их сын выполняет свое предназначение.

– Но им, надо думать, все равно одиноко, – промолвила Синтия.

– Наверное. Два года Гвенни и Дженни прожили у них, но потом Гвенни пришлось стать вождем, и тут уж…

– Может, мне все же стоит принять чуток этого вашего эликсира? – задумчиво произнесла крылатая кентаврица. – Я очень долго отсутствовала в Ксанфе и теперь, чтобы не попадать на каждом шагу впросак, мне необходимо многое узнать. А вот будь у меня возможность провести несколько лет в семье, под опекой существ той же породы, что и я сама…

– Отлично придумано! – воскликнула Глоха. – Родители Че наверняка примут тебя с радостью.

– Думаешь? В таком случае, если вы доставите меня туда и дадите эликсира…

– И доставим, и дадим, – пылко заверил Трент. – Это самое малое, что я могу сделать во искупление своей вины. Пойдем с нами.

– Согласна, – ответила Синтия. Она протянула изящную девичью ручку, и волшебник Трент принял ее.

Глоха не взялась бы утверждать это с уверенностью, но ей показалось, что крылатая кентаврица немного увлечена старым чародеем, которого никогда не видела старым.

Все вместе они покинули пруд Мозговитого Коралла и собрались в дорогу.

Глава 4
ПРЕПОНЫ

Итак, четверо – Глоха, Трент, Синтия и сель, превращенный волшебником в светлячка, чтобы освещать им путь, выступили в поиск, тогда как остальные устроились в пруду Мозговитого Коралла, чтобы с удобством переждать временное отсутствие Трента. Вечеринка и уход со сцены откладывались до его возвращения. Танди решила провести время в пруду с родителями: она резонно предполагала, что после их ухода со сцены не сможет повидаться с ними очень и очень долго. Глоха пообещала, что постарается сообщить Загремелу, где находится и что делает его жена. Ограм не следует волноваться: это плохо сказывается на окружающих скалах, деревьях и всем прочем.

Отправившихся в поиск, Танди снабдила пропуском, завизированным в представительствах гоблинов, демонов, водяных чудовищ и прочих обитателей подземного мира, с которыми полунимфа издавна находилась в прекрасных отношениях. В прежние времена подземные народы ожесточенно враждовали между собой, но в последние десятилетия племена обосновались в обособленных районах и по большей части оставили друг друга в покое. Особых затруднений не ожидалось: идущие с пропуском по зачарованному туннелю считались неприкосновенными, и вряд ли кто-либо захотел бы выставить себя нарушителем договора и рискнул развязать войну из-за сомнительного удовольствия напасть на горстку путников.

Туннель был отмечен зеленым свечением, так что сбиться с пути было бы затруднительно; следуя туннелем, путники могли рассчитывать на такую же безопасность, какую обеспечивала на поверхности зачарованная тропа. По дороге должны были попадаться и места для привалов с едой и питьевой водой.

Первый контрольно-пропускной пункт, до которого они добрались, находился на границе Пандемониума – области, населенной демонами. За столом сидел здоровенный демон с огромными плоскими ступнями, в нахлобученной на макушку синей широкополой шляпе.

– Причина вашего прибытия в Пандемониум? – спросил он уголком рта.

– Транзит, – ответил Трент. – Мы направляемся на поверхность.

Демон окинул их взглядом, хотя широченные поля шляпы существенно затрудняли ему обзор.

– Все с людскими лицами? – спросил демон.

– Ага, – ответил Трент в полном соответствии с протоколом.

– Я никого из вас раньше не видел.

– Мы тебя тоже.

– Это не факт, – возразил демон. – Вы могли видеть меня в другом обличье, – он заклубился дымным облаком, демонстрируя свои возможности, а потом, снова уплотнившись, сказал. – Я бы вас запомнил.

Шляпа вновь появилась на его макушке, и он, важно поправив ее, сказал:

– Ладно, проходите. Только смотрите, если у кого нос окажется слишком длинным, его могут прищемить.

– У нас у всех носы как носы, – фыркнула Глоха.

Демон, однако, посмотрел на нее так, словно она ляпнула глупость, и девушка, призадумавшись, решила, что, должно быть, так оно и было.

Спутники вступили в Пандемониум. Вообще-то демоны не нуждаются в домах, поскольку не имеют смертных тел, равно как и в пище, поскольку ничего не едят, но определенная культура у них все-таки есть. Глоха слышала, что у них имелось даже высшее учебное заведение, именовавшееся УМ (Университет Магии), или УНИВЕРМАГ (Университет Верной Магии), в котором готовили чародеев. Также было известно, что демоны руководят игрой «Со спутником но Ксанфу», позволяющей некоторым обыкновенам посещать Ксанф, не доставляя беспокойства местным жителям. Однако что представляет собой демоническая цивилизация, никто сказать не мог: возможно, все элементы таковой представляли собой лишь видимость, предназначенную для того, чтобы дурачить смертных. Демоны слыли большими любителями позабавиться, так что когда вокруг путников стали раздуваться разноцветные дымные шары, превращавшиеся в чудовищные клыкастые физиономии, Глоха не дрогнула. Она знала, что их просто пугают, и на это, не стоит обращать внимания. Даже когда извилистая тропка превратилась в петляющую массу переплетавшихся кольцами змей, она спокойно продолжила путь и встревожилась лишь после того, как прямо на земле стали открываться и подмигивать ей гигантские глаза. А ну как, подглядев снизу, кто-нибудь из демонов возьмет да и объявит, какого цвета у нее трусики?

– Ты беспокоишься, как бы не оступиться? – спросил Трент, уловив ее озабоченность. – Не бойся, у меня все предусмотрено.

Он швырнул под ноги горсть песка. Глаза заморгали, покраснели, заслезились и наконец закрылись и исчезли.

– Ну как, теперь лучше?

– Да, спасибо, – с улыбкой поблагодарила волшебника Глоха.

Впереди возник дымный смерч, вскоре уплотнившийся в весьма соблазнительную обнаженную женскую фигуру.

– Надо же! – воскликнула демонесса. – Не будь ты так молод, я бы поклялась, что вижу волшебника Трента. Но Тренту как раз сегодня в обед стукнет сто лет, и ему давно пора сыграть в сундук.

– Во что? – не поняла Глоха.

– В короб, в шкатулку, в ларец, в контейнер, в клеть…

– В ящик, – услужливо подсказал Трент.

– Не важно, – буркнула демонесса. – А вот что интересно, так это каким ветром вас, целую компанию смертных, занесло в наши владения?

– Ты, должно быть, Метрия! – воскликнула Глоха. – Я о тебе слышала.

– Конечно, Метрия. Была ею, есть и буду всегда, за исключением тех случаев, когда выйду из себя. Но откуда ты обо мне знаешь?

– Кромби рассказывал, как в молодости – в его молодости – ты ни в какую не захотела показать ему свои трусики.

– Конечно, не захотела. Что я вам, какая-нибудь обращенка?

– Кто?

– Отвращенка, приобщенка, запрещенка…

– А, извращенка…

– Не важно. Разве Заговор Взрослых не запрещает показывать трусики детям и подросткам противоположного пола?

– Запрещает.

– Вот я и соблюдала его как положено. Никаких трусиков!

Она провела руками по телу и оказалась одетой в блузку и юбку. Никаких трусиков видно не было – впрочем, а были ли они вообще?

– Так все-таки, кто вы такие на самом деле? – спросила демонесса.

– А тебе-то что?

– Любопытно, что же еще? Я, если хочешь знать, весьма любознательная особа.

– Ладно, удовлетворим твое любопытство. Меня, например, зовут Трент. Волшебник Трент.

– Врун тебя зовут, вот как. Я ведь уже объяснила, почему ты не можешь быть Трентом.

– Я принял эликсир молодости.

– Опять враки. Местонахождение Источника Молодости известно только Доброму Волшебнику Хамфри и нескольким единорогам, а они никогда не проговорятся.

– Так Хамфри мне и дал эликсира. Немножко.

– Хамфри? Этот старый ворчун? Не верю!

– Хочешь получить доказательство?

– Хочу. Продемонстрируй превращение.

Трент сделал жест, и соблазнительная красавица превратилась в сине-зеленую пупырчатую жабу.

– Я ведь не просила демонстрировать это на мне, – капризно заявила жаба, после чего растеклась дымом и снова стала обнаженной красоткой.

– Значит, я не так понял. Ты ведь просила не показать, а продемонстрировать, а к демонам среди нас относишься только ты.

– Ладно, придется тебе поверить. Но я вижу, ты путешествуешь в компании очаровательных крылатых чудовищ. Можно с ними познакомиться?

– Я Глоха, крылатая гоблинша.

– А я Синтия, крылатая кентаврица.

– Как интересно. А я думала, что в Ксанфе нет других ваших, кроме семейства Че.

– А что ты можешь сказать об этом семействе?

– А ты с ними не знакома? Ну и потеха! – рассмеялась демонесса и растворилась в воздухе.

– Боюсь, теперь она будет нам досаждать, – вздохнул Трент. – Надоедливая особа, хотя, честно сказать, настоящего вреда от нее мало.

– А я думала, что она занята в игре с обыкновенами, – заметила Глоха. – Слышала где-то краем уха.

– Я отработала положенный срок и теперь свободна, – послышалось из взявшегося неизвестно откуда облачка дыма.

Глоха отметила для себя, что если имеешь дело с демонами, надо всегда быть начеку. Никогда нельзя быть уверенной, что они не подсматривают и не подслушивают. Они продолжили путь, и довольно скоро Пандемониум остался позади. Никто к ним больше не приставал, и никаких других странных происшествий не случилось. По всей видимости, демоны потеряли к ним интерес, чему можно было только радоваться.

Тем временем отмечавшая маршрут зеленая плесень стала коричневатой, а воздух сделался прохладнее. Глоха поплотнее прижала к телу крылья: перья вполне могли заменить теплую одежду. Нижней половине Синтии, которую покрывала не слишком длинная, но густая шерсть, холод был нипочем, но вот ее человеческая часть начала мерзнуть, и ей пришлось достать из котомки жакет. За то короткое время, которое она провела вне Коралла, Синтия так и не успела усвоить кентаврскую манеру ходить обнаженной и имела с собой одежду на все случаи жизни. Трент был полностью одет и особых неудобств, кажется, не испытывал.

Холод, однако, усиливался. Земля под ногами кое-где покрылась ледяной коркой, и путники, в надежде согреться, прибавили шагу. Глохе это не нравилось, но поскольку тропу по-прежнему отмечала плесень, она утешала себя тем, что они на верном пути и ничего дурного с ними случиться не должно.

Туннель тем временем сделал поворот и вывел путников в просторную пещеру, где они чуть ли не нос к рылу столкнулись с драконом. От обычного наземного чудовища его отличали усики антенн, заменявших во мраке подземных коридоров глаза, но во всем остальном, и обликом, и размером, это был самый настоящий дракон. Огромный, покрытый серовато-зеленой броней перекрывающих друг друга чешуек зубастый хищник, грозно рыча, двигался вперед на крепких когтистых лапах.

– Кончай рычать! – крикнул ему Трент, выступая вперед. – Мы имеем право беспрепятственного прохода по этой тропе. У нас есть пр…

Сказать «пропуск» волшебник не успел. Дракон выдохнул, но из его пасти вырвался не пар, не дым и не пламя, а снежный вихрь. Отброшенный порывом ветра, Трент отлетел к девушкам, а когда они подхватили его, оказалось, что он совершенно оледенел.

– Это не волшебник, а ледышка какая-то! – изумленно воскликнула Глоха. – Хорошо, что мы не дали ему упасть: разлетелся бы на осколочки, как сосулька. Но я знать не знала, что ледяные драконы водятся под землей и выглядят как обычные. Мне казалось, они белые и их место в снежных горах.

– С драконами нам разбираться некогда, – резонно сказала Синтия, – а вот волшебника лучше оттащить куда-нибудь подальше и дать ему оттаять.

Глоха сочла это разумным, и девушки потащили ледяную статую назад по тропе, подальше от дракона. Большая часть веса Трента пришлась на Синтию, но та не роптала, поскольку была гораздо крупнее. Свернув за угол, они оказались в узком, слишком тесном для огромного дракона коридоре и бережно опустили волшебника на пол.

– А он не… – в страхе начала Глоха.

– Нет, – не дала ей договорить Синтия. – Если мы не замешкаемся, с ним все будет в порядке. Он оледенел только снаружи: надо поскорее сколоть ледяную корку, чтобы не дать ему промерзнуть насквозь.

Они скололи тонкий ледяной панцирь – прозрачные пластинки со звоном падали на камень и разбивались, – после чего Глоха заметила:

– С лицом так не получится. Он не может дышать, а если ты попробуешь отбить корку с носа и губ копытом… лучше этого не делать. Нос и губы тоже отвалятся.

– Ты права, в самых деликатных местах лед нужно растопить. Интересно получается, у меня появился благовидный предлог сделать то, что мне хотелось сделать два… то есть, я хотела сказать – семьдесят два года назад.

Глоха смутилась.

– Ты имеешь в виду…

– Да! – с капризной решительностью заявила Синтия. – Я собираюсь поцеловать его. Может, это и не совсем прилично, но у меня есть веское оправдание.

Крылатая кентаврица не стала откладывать свое намерение в долгий ящик, тем более что никаких ящиков поблизости не имелось. Взяв волшебника за плечи, она с легкостью – кентавров отличает недюжинная сила – перевела одеревеневшее тело в вертикальное положение, примерилась к схваченному морозом рту и впилась в него влажными горячими губами.

После затяжного – Глохе он показался очень затяжным! – поцелуя Синтия отлепилась от по-прежнему неподвижного Трента и сообщила:

– М-мои б-б-буббы з-з-м-м-ерр-зи.

– Твои губы замерзли, – промолвила Глоха, сообразив спустя четверть мгновения, что это значит. – Ладно. Ты отогревайся, а я тебя подменю.

– Ххх-р-р-шо.

От лица Синтии с хрустом отлепилась ледяная корочка, но губки сохранили очаровательную синеву.

Привстав на цыпочки, Глоха прильнула своими теплыми губками к еще не оттаявшим губам волшебника. Ее проняло холодом, однако она ощутила, что уста Трента постепенно становятся мягче. Крылатая гоблинша не взялась бы сказать, сколько длился этот поцелуй – со стороны виднее, – но прервала его, лишь почувствовав, что запас ее внутреннего тепла иссякает. А прервав, с радостью увидела, что изо рта Трента появилась тоненькая струйка пара. К нему вернулась дыхание!

Все это время Синтия усиленно отогревала свои губы, чмокая и облизывая их языком. Растереть губы руками кентаврица не могла, поскольку ей приходилось удерживать оледенелого волшебника в вертикальном положении.

– Думаю, я уже готова повторить, – решительно заявила она. И действительно повторила.

Глоха тем временам растерла свои замерзшие губы, а потом приставила к ним сложенные ладошки и принялась отогревать их своим дыханием. И отогрела как раз к тому моменту, когда на устах Синтии снова образовалась ледяная корочка.

Однако Трент уже выдыхал пар, и Глоха, резонно рассудив, что со ртом у него все в порядке, занялась его правым глазом. Через некоторое время глаз открылся и заморгал. Он оттаял, а вот рот девушки снова замерз.

– Хорошая идея, – заметила Синтия. – С его губами и языком все в порядке, а вот с левым глазом стоит поработать.

Она приступила к делу. Глоха не очень поняла, что там насчет языка, но предпочла не уточнять.

Так или иначе совместными усилиями девушки отогрели физиономию волшебника и занялись телом, по очереди прижимаясь к нему и устраняя лед по мере подтаивания. Наконец Трент шевельнулся:

– Хпахибо хвам, – пролепетал он с некоторой холодностью, шедшей, впрочем, от тела, но отнюдь не от сердца. – Ховсхем непхохо хохда тхебя хцелуют и хобнимают хве охчароватхельные юные дехвицы.

Глоха с Синтией переглянулись и частично покраснели. Второе было для обеих примечательным достижением, поскольку ни кентаврам, ни гоблинам краснеть не свойственно. От их щечек почему-то повалил пар.

– Не растрачивайте впустую тепло! – вскричал Трент. – Мне все еще холодно.

Он и впрямь дрожал.

– Семь бед, один ответ, – промолвила Синтия, хотя какое отношение эта обыкновенская поговорка имела ко всему происходящему, было непонятно. Беда с Трентом приключилась одна, а вот ответов на нее у них нашлось… кто же их считал.

Девушки принялись отогревать волшебника с обеих сторон и со временем, понятное дело, отогрели.

– Я бесконечно благодарен вам за спасение моей жизни, – заявил Трент, когда обрел наконец способность говорить нормально. – Но, может быть, нам не стоит рассказывать другим о подробностях этого небезынтересного происшествия. Нас могут неправильно понять.

Обе девушки хором выразили согласие хранить тайну. Глоха чувствовала странное волнение, понимая, что тайна эта если и не совсем Взрослая, то весьма к ней близка. Трент, несмотря на свой истинный возраст, выглядел весьма привлекательным молодым мужчиной, а ей до сих пор не доводилось ни целоваться, ни прижиматься к ним. Девушка не могла не признать, что испытанные ощущения ей понравились. Она подозревала, что все это действо пришлось но вкусу и Синтии, которой, по ее же признанию, Трент приглянулся еще в первую встречу. Конечно, он был человеком, а они относились к другим видам живых существ, но все же являлись человекоподобными, а стало быть, получили некоторое представление о том, каково иметь дело с особями мужского пола.

– Ну, а теперь, – промолвил Трент, на правах мужчины, отставного короля и действующего волшебника вновь беря инициативу на себя, – нам нужно разобраться с этим драконом.

– Наверное, – согласились они со всей подобающей невинным девушкам скромностью, хотя в свете недавнего приключения их принадлежность к таковым могла вызвать сомнения.

– Конечно, – продолжил он, – теперь, зная его возможности и держась настороже, я могу превратить дракона в какое-нибудь безопасное существо, но мне не хотелось бы причинять кому бы то ни было ущерб поспешными действиями. Хватит того, что я без оглядки превращал кого попало во что ни попадя в молодости, когда был таким, каким выгляжу сейчас.

При этих словах он так выразительно посмотрел на Синтию, что у той не покраснели разве что копыта и конский хвост.

– Как полагаете, могло это случиться по простому недоразумению? Вдруг дракон заморозил меня прежде, чем успел узнать, что у нас есть пропуск?

– Мне кажется, дракон дунул не подумав, повинуясь инстинкту, – ответила Глоха после некоторого размышления. – Он, наверное, из тех, кто сначала что-то делает, а потом пытается сообразить, зачем это было надо. Будь это осознанное нападение, он выдохнул бы холод нам вдогонку и заморозил бы нас в туннеле.

– Звучит убедительно, – поддержала Синтия. – Попробуем объяснить ему, что к чему: может, удастся обойтись без превращений.

– Хорошо, но если он опять попробует нас заморозить, ему не поздоровится, – сурово заявил Трент.

Они снова двинулись вперед и осторожно свернули за угол. Дракон по-прежнему находился в пещере.

– Послушай, старина, – сказал ему Трент, – у нас есть пропуск.

Дракон кивнул. С такой зубастой пастью извиняться, как ни старайся, не получится, но он явно пытался.

– Если ты беспрепятственно дашь нам пройти, мы забудем это маленькое недоразумение, – продолжил волшебник.

Дракон снова кивнул, и они вступили в пещеру. Правда, Глоха приметила, что Трент на всякий случай держал руку наготове – случись что, он тут же сделал бы превращающий жест. Отставной король был не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли: что ни говори, а при всей своей внешней молодости он имел почти вековой жизненный опыт. Возможно, именно поэтому рука Кромби указала на волшебника как на лучшего помощника в поисках. Глохе, при всей ее сообразительности, опыта явно недоставало, но наличие такого спутника компенсировало эту нехватку.

На сей раз дракон не стал морозить путников, а Трент не стал его ни во что превращать. Миновав драконью пещеру, они вступили в новую сеть туннелей и двинулись дальше, ориентируясь на светящуюся зеленоватую плесень. По мере удаления от обиталища снежного дракона плесень становилась ярче и гуще, а воздух все теплее.

Вскоре сделалось настолько жарко, что Синтия убрала в торбу свой жакет, оставшись в одной блузке. Настоящая кентаврица, разумеется, давно обнажила бы свой торс, однако девушка получила человеческое воспитание и, даже зная, что диктующиеся Заговором Взрослых правила на кентавров не распространяются, все равно их придерживалась. В противном случае ее не смущала бы необходимость целовать волшебника, возвращая его к жизни: кентавры считали, что все естественное прекрасно и ничуть не предосудительно. Глоха, хотя и не выросла среди людей, являлась первой представительницей нового вида живых существ и просто не представляла себе, какому кодексу поведения ей надлежит следовать. А потому следовала человеческому, если не находила веских причин для иного выбора.

Жара усиливалась. Глоха и Синтия без конца обмахивались крыльями, а Трент выглядел так, словно ему очень хотелось снять с себя часть одежды. А то и всю. Становилось очевидно, что если так пойдет и дальше, им придется обсудить вопрос об обстоятельствах, при которых нагота допустима.

Но откуда берется этот жар? Если холод создавал снежный дракон, то не приближаются ли они сейчас к логовищу огнедышащего?

Но нет, вскоре они увидели, что путь им преграждает никакой не дракон, а ущелье или ров, наполненный булькающей и дымящейся расплавленной магмой. Отмеченная зеленым тропа вела через него по узенькому, лепившемуся к краю пещеры карнизу. Впрочем, Глохе и Синтии ничего не стоило перемахнуть препятствие, так что неприятная прогулка над огненной бездной ожидала одного лишь Трента.

– Жаль, что в отличие от Дольфа он умеет трансформировать только других, а не себя, – сказала Глоха.

– А кто такой Дольф? – поинтересовалась Синтия.

– Его внук. Принц Дольф умеет превращаться в кого угодно. Он Волшебник Самотрансформации, и в отличие от деда его называют не Трансформатором, а Трансформером. Дольф мой ровесник, но уже женат, и у них с женой близнецы, – Глоха пыталась не дать зависти прозвучать в ее голосе, но без особого успеха.

– Стало быть, наш волшебник Трент уже прадедушка.

– Так и есть, хотя я сомневаюсь, что хоть один встречный в это поверит.

Обе девушки рассмеялись, на мгновение зависнув в воздухе. Так приятно было снова взлететь, пусть даже ненадолго. Летать Синтия научилась еще до того, как укрылась в пруду Мозговитого Коралла и, возможно, именно благодаря этой способности предпочла не возвращать себе первоначальное обличье. Глоха ее понимала: она не представляла себе жизнь без полета и предпочла бы умереть, чем лишиться крыльев.

Тем временем Трент пытался пройти вдоль стены по узенькой тропке. Каждый шаг давался ему все с большим трудом, и опасность оступиться и упасть в огненную лаву становилась все более реальной. Неожиданно он остановился и спросил:

– Синтия, как тебе удается летать?

– Ты ведь сам сделал меня летучей, так что же спрашиваешь? Я просто машу крыльями и лечу.

– Я спрашиваю неспроста. Дело в том, что семейство Че обладает талантом делать легким то, что кто-то из них хлестнет хвостом. Хлестнув себя по боку, любой из этой семьи взлетает в воздух, хотя крылья у них меньше и слабее, чем у тебя. Щелкая хвостом мух, они делают их такими легкими, что насекомых уносит ветер, а хлестнув человека, запросто могут усадить его на себя и взлететь вместе с ним. Если твой талант имеет такую же природу, ты могла бы хлестнуть меня, а потом перенести через эту, чтоб ей пропасть, пропасть.

– Нет, я себя не хлещу и других тоже, – ответила Синтия. – Разве только мух, но не чтобы сделать их легче, а чтобы отогнать. Я никогда не становлюсь легкой и не умею делать легким кого бы то ни было. Просто летаю как летается.

– Может быть, мы все же это проверим? – промолвил Трент, сойдя с тропки и быстро отступив к краю пещеры, прежде чем его подошвы задымились на раскаленных камнях.

Синтия хлестнула его хвостом, но легче он не стал, а когда попытался держаться за нее, она не смогла взлететь. Крылья Синтии обладали достаточной силой, чтобы поднять в воздух ее вес, но никак не были рассчитаны еще и на вес взрослого мужчины. Стало ясно, что ее талант отличается от таланта других крылатых кентавров, а способность летать объясняется лишь мощью крыльев и никак не связана с изменением веса.

– Вот ведь странно, – заметила Глоха. – Это он тебя превратил, а стало быть, и наделил способностью летать, но при этом сам не знает, как работает твой талант.

– Ничего странного, – откликнулся Трент. – Природа таланта непостижима даже для волшебника: мне неизвестно, как действует мой собственный талант, что уж говорить про чужой. Однако теперь мы оказались в затруднительном положении, боюсь, мне по этой тропке не пройти.

– Может, ты полетишь рядом и будешь поддерживать волшебника со стороны, чтобы он не свалился? – предложила Синтии Глоха.

Это вариант был немедленно опробован, но оказался неосуществимым: размах крыльев Синтии был таков, что по приближении к карнизу на расстояние, достаточное чтобы поддержать волшебника, кончик крыла задевал за стену. Крылышки Глохи до стены не доставали, но она была слишком маленькой и слабой, чтобы оказать Тренту помощь.

– А почему бы тебе не превратить одну из нас в кого-нибудь такого, кто сумеет тебе помочь? – просила Глоха.

– А ты что, согласна в кого-то превратиться? – ответил вопросом на вопрос Трент. – Кстати, имей в виду, возможно, в каком-нибудь другом обличье тебе было бы легче найти мужа.

– Нет, меня вполне устраивает природный облик, – возразила она. – И свое счастье я хочу обрести, будучи такой, какова я есть. Но временное превращение – совсем другое дело. Тут можно и потерпеть.

Неожиданно перед ней возникло облако дыма, и сформировавшийся из него рот произнес:

– Ну и дурочка ты после этого.

– А твоего мнения, Метрия, никто не спрашивал! – раздраженно буркнула Глоха.

– Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось! – фыркнула демонесса. – Я могла бы подсказать вам, как переправиться на ту сторону, но раз вы так, выкручивайтесь сами.

Дым рассеялся.

– Как насчет лозы? – спросил Трент. – Если ты укоренишься по одну сторону, а Синтия возьмется за кончик тебя по другую, то я смогу перейти, держась за тебя как за поручень.

– Превратиться в лозу? – испугалась Глоха. Мысль о том, что она может стать растением, просто не приходила ей в голову.

– Камень слишком горячий, – забеспокоилась Синтия. – Растение может завянуть.

– Горицвет не завянет, он ведь цветет, когда горит.

– И то верно, – согласилась крылатая кентаврица. Волшебник и Синтия посмотрели на Глоху. Ей эта идея не нравилась, однако, не имея предлога, чтобы отвертеться, она уже готова была сказать «да». Лишь в последний момент у нее возник вопрос:

– Как же так, ты можешь превращать лишь то, что находится в пределах твоей досягаемости, а мне, чтобы укорениться, надо находиться по ту сторону.

– Я могу превратить тебя здесь, а Синтия перенесет туда твой корешок. Кстати, надо проверить, подходящая ли там почва.

Крылатая кентаврица слетала на присмотренную для укоренения площадку и, вернувшись, сообщила, что с землей там все в порядке.

– Для растений в самый раз, летучие мыши постарались.

Укореняться в продукты жизнедеятельности летучих мышей Глохе вовсе не улыбалось, но никаких отговорок не осталось.

– Ладно, превращай, – пробормотала она, втайне надеясь, что Трент ее не услышит. Но не тут-то было: волшебник щелкнул пальцами, и крылатая гоблинша обратилась в лиану с усиками, листьями и пламенеющими цветами. При этом она испытывала определенный дискомфорт, но то был дискомфорт растения. В качестве горицвета девушка была недовольна тем, что ее корень болтается в воздухе. И то сказать: какому уважающему себя растению захочется, чтобы его выдергивали из земли с корнем?

Синтия перенесла ее через ущелье – над серединой разлома было тепло, а потом несколько прохладнее – и опустила на участок почвы, сдобренный основательно смешанным с экскрементами летучих мышей вулканическим пеплом. На вкус растения, это сочетание было просто восхитительным. Основательно и прочно укоренившись, Глоха принялась расти. Лиана поползала вдоль стены, цепляясь за выступы, и запуская усики в трещины. Выпуская на равном расстоянии один от другого листья, она вбирала тепло, что нравилось ей не меньше, чем славно удобренная землица. И вдобавок позволяло расти.