Текст книги "Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э."

Дион Кассий отложил перо в 229 году безо всяких дурных предчувствий. Его внук и правнук могли быть свидетелями восшествия на престол Диоклетиана в 284 году и обращения Константина в христианство в 312 году. Приведу более известный пример: святой Киприан, епископ Карфагенский, претерпел мученическую кончину в 258 году. Секретарь Киприана, будучи глубоким стариком, был в состоянии рассказать старшему другу святого Иеронима (родившемуся около 342 года), какие книги великий епископ предпочитал. Мы не должны упускать из виду неприметные связи такого рода между поколениями. Языческая Римская империя Киприана в середине III века может показаться нам бесконечно далекой от христианской «поздней» Римской империи Иеронима конца IV века, однако Римская империя была огромным неповоротливым обществом. Подавляющая часть ее богатств находилась в сфере сельского труда, а большая часть ее населения жила натуральным хозяйством. Империя, таким образом, была хорошо защищена от последствий политической нестабильности, длившейся на протяжении двух поколений, и вторжения варваров после 240 года.

После 240 года широко раскинувшейся империи пришлось столкнуться с вторжением варваров и политической нестабильностью в масштабе, к которому она оказалась абсолютно не готова. Условия, в которых империя преодолела кризис, случившийся между 240 и 300 годами, определили характер будущего развития позднеантичного общества.

Кризис сделал явным контраст между древним средиземноморским ядром империи и более примитивным и хрупким миром, расположившимся вдоль ее окраин. Вокруг Средиземного моря война стала маловероятной случайностью. Абсолютное господство традиционной аристократии в политике и культурной жизни империи находилось в прямой зависимости от длительного мира. Однако на северных территориях и вдоль восточной границы, обращенной к Армянскому и Иранскому нагорью, было очевидно, что мир – лишь исключение из правила. Римская империя – наряду с Китаем – была одним из крайне немногочисленных государств Древнего мира, которые даже пытались устроить оазис гражданского правления среди сообществ, которые всегда жили войной. После возрождения Персии в 224 году, формирования конфедерации готов в Дунайском бассейне после 248 года и распространения боевых отрядов вдоль Рейна после 260 года империи пришлось столкнуться с войной по всем фронтам.

Очевидным образом, она была к этому плохо готова. Между 245 и 270 годами все границы были прорваны. В 251 году император Деций погиб вместе с войском в болотах Добруджи. В 260 году Шапур I взял в плен императора Валериана вместе с его войском и захватил Антиохию. Драккары варваров из устья Рейна и Крыма предвосхитили подвиги викингов. Они разорили побережья Британии и Галлии и разграбили беспомощные эгейские города. В 271 году император Аврелиан вынужден был окружить даже сам Рим мрачной крепостной стеной. Самому единству империи угрожали локальные «временные» империи: Постум управлял Галлией, Британией и Испанией с 260 по 2681414
  Точнее – 269 год (здесь и далее биографические данные выверены по: Oxford Classical Dictionary: (https://oxfordre.com/classics); Православная энциклопедия (https://www.pravenc.ru/); Jones A. H. M., Martindale J. R., Morris J. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. 1: A. D. 260–395. London; New York; New Rochelle; Melbourne; Sydney: Cambridge University Press, 1971; Martindale J. R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. 2: A. D. 395–527. London; New York; New Rochelle; Melbourne; Sydney: Cambridge University Press, 1980; Martindale J. R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. 3 A: A. D. 527–641 / 2 vols. London; New York; New Rochelle; Melbourne; Sydney: Cambridge University Press, 1992) (прим. ред.).


[Закрыть] год, Зенобия, царица Пальмиры, контролировала часть восточных провинций с 267 по 2701515
  Точнее – 272 год (прим. ред.).


[Закрыть] год.

Римский мир раскололся. Разные группы и разные провинции справлялись с ситуацией очень по-разному. Пограничные города и виллы внезапно оказались заброшенными; войска возвели на престол 25 императоров за 47 лет, и только один из них умер в своей постели. Вокруг Средиземного моря, однако, более жизнестойкий мир оставался верен себе и надеялся на лучшее. Монетный двор Александрии добросовестно запечатлевал лица императоров, которые появлялись и исчезали за тысячи миль к северу. В своих больших поместьях римские сенаторы по-прежнему покровительствовали греческой философии (см. с. 77) и позировали скульпторам в барочной манере Антонинов. В Риме, в Африке, в Восточном Средиземноморье христианские епископы наслаждались спокойствием и пользовались свободой передвижения, что зловеще контрастировало со стесненным существованием их языческих правителей (см. с. 73 и далее). Можно предположить, что в десятилетия кризиса многие из влиятельных граждан в городах Средиземноморья продолжали заниматься повседневными делами управления – как, например, граждане Оксиринха в Верхнем Египте, – надеясь, что «божественная счастливая судьба» императора вскоре вернет все на свои места.

Твердое основание гражданской жизни устояло. Но у кризиса было одно непосредственное следствие: никогда больше римским миром не будет управлять узкий круг безоговорочных консерваторов, как было во времена Марка Аврелия.

Ибо Римская империя была спасена «военной революцией»1616
  Отсылка к концепции «военной революции», первоначально разработанной М. Робертсом применительно к раннему Новому времени: изменения в военном деле породили государство Нового времени, так как радикально изменились принципы управления из‐за нужд армии (прим. пер.).


[Закрыть]. Редко столь решительно общество принималось за чистки в высших классах. Сенаторская аристократия была отстранена от военного командования примерно в 260 году. Аристократы вынуждены были уступить дорогу профессиональным военным, выдвинувшимся из рядовых солдат. Эти профессионалы перестроили римскую армию. Громоздкий легион был разбит на маленькие подразделения, чтобы обеспечить маневренную оборону от варварских набегов на бóльшую глубину1717
  Речь идет о появлении (с сохранением пограничных войск, ставших второстепенными) мобильных/экспедиционных войск, которые можно было легко перебросить на необходимый участок и которые боролись с врагами в случае прорыва границы (прим. пер.).


[Закрыть]. Пограничные подразделения были усилены новой впечатляющей ударной силой, составленной из тяжелой кавалерии, – императорскими «сопровождающими», comitatus1818
  Дословно – «свита» (лат.) (прим. ред.).


[Закрыть]. Эти изменения удвоили численность армии и более чем удвоили расходы на нее. Шестисоттысячная сила была самой большой единой группой войск, известной Древнему миру. Для обеспечения ее нужд император увеличил бюрократический аппарат. В 300 году граждане стали жаловаться, что в результате реформы императора Диоклетиана (284–305) «стало больше тех, кто собирает налоги, чем тех, кто их платит»1919
  Лактанций. О смертях гонителей. VII. 3 (прим. пер.).


[Закрыть]. Как мы увидим в следующей главе, гнет растущих налогов неотвратимо влиял на структуру римского общества в IV и V веках.

«Военная революция» конца III века была воспринята с враждебным недоумением консервативным гражданским населением эпохи; и, как следствие, она заслужила немногим лучшее отношение у некоторых современных антиковедов. Однако эта «революция» являлась одним из передовых достижений римского государственного строительства. С помощью армии «нового образца» Галлиен нанес полное поражение варварам в Югославии и Северной Италии в 258 и 268 годах; Клавдий II замирил дунайскую границу в 269 году; Аврелиан совершил поход по восточным провинциям в 273 году; а Галерий сокрушил персидскую угрозу в 296 году.

Солдаты и офицеры тех дунайских провинций, которые казались столь неотесанными средиземноморским аристократам предыдущего столетия, явились героями имперского возрождения конца III – начала IV века. Как сказал один из них, «двадцать семь лет я проходил службу: никогда не был под военным судом за мародерство и буйство. Я прошел семь войн. Я никогда не прятался ни у кого за спиной, в бою мне не было равных. Командир никогда не видел, чтобы я колебался»2020
  Страсти Юлия Ветерана. 2. 1–2 (прим. пер.).


[Закрыть]. Армия являлась артезианской скважиной талантов. К концу III века ее офицеры и администраторы оттеснили традиционную аристократию от управления империей. Великий реформатор своего времени, император Диоклетиан был сыном вольноотпущенника из Далмации; его «выдвиженец» Галерий (305–311) пас скот в Карпатах; его другой коллега, Констанций Хлор (305–306), был неизвестным мелким аристократом из окрестностей Ниша. Они были людьми, восхождение которых к власти было таким же ярким и заслуженным, как и восхождение наполеоновских маршалов. Они и их наследники выбирали себе чиновников из той же среды. Сыновья торговца свининой, или нотария небольшого города, или гардеробщика в публичных банях становились префектами претория, от которых при Константине и Констанции II зависели благополучие и стабильность восточной части империи.

Илл. 5. «Средневековый доллар»: золотой solidus Константина (307–337). Константин, в противоположность суровому Диоклетиану, намеренно изображался как герой мирного времени: классический профиль, взгляд направлен вверх. Монетный двор Никомедии. Британский музей, Лондон. © The Trustees of the British Museum.

В правление Константина, особенно в период между 324 и 337 годами, произошло окончательное утверждение новой «служилой аристократии» на вершине римского общества. Они были служащими на окладе, и им платили в новой золотой валюте – solidus. В IV веке эта золотая монета, этот «доллар Средних веков», пользовался огромной покупательной способностью современного доллара в обществе, все еще находившемся во власти головокружительной инфляции. Положение в войске и бюрократическом аппарате предоставляло императорским чиновникам широкие возможности для спекуляции продовольствием. Как писал современник: «Константин первым отдал провинции своим друзьям; Констанций II разорил их до нитки»2121
  Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVI. 8. 12 (прим. пер.).


[Закрыть].

После обращения Константина в 312 году императоры и большая часть их придворных стали христианами. Легкость, с какой христианство установило контроль над высшими классами Римской империи в IV веке, являлась следствием переворота, поместившего императорский двор в центр общества «новых» людей, для которых было сравнительно нетрудно отбросить консервативные представления ради новой веры их господ.

Новые высшие классы сохранили намек на свое военное происхождение. Все чиновники носили униформу; даже императоры перестали носить тогу, чтобы являться на статуях в походном обмундировании. Этим походным обмундированием являлась простая форма войск дунайской границы: маленький круглый шлем, плащ с фибулой варварской работы, тяжелый инкрустированный пояс. Латинский жаргон накрепко укоренился в их официальном языке: античный римлянин назвал бы новую золотую монету aureus2222
  Золотой (лат.). (прим. ред.)


[Закрыть], но никто не называл ее иначе, чем solidus – «солидный кусок».

Таким образом, новый элемент, возникший вдали от традиционной имперской аристократии, занял место в правящем классе. Однако та текучесть, которая вывела подобных людей на вершину общества, не затрагивала всех подряд и не охватывала всего римского общества. На Востоке, к примеру, вихрь перемен бушевал только в Константинополе, и его потоки лишь постепенно захватывали традиционное высшее общество провинций. Греческий ритор Либаний (314–393) должен был выступать здесь в 341/342 году перед латиноговорящими солдатами, которые смотрели его выступления как «если бы я изображал пантомиму»2323
  Ср.: «Жизнь, или О собственной доле», 76 (прим. пер.).


[Закрыть], потому что они не могли понять его классического греческого. Удалившись в отставку, он обретет более близкую по духу компанию в таком провинциальном городе, как Никомедия. Здесь он все еще сможет найти «благородных людей», «питомцев Муз».

Илл. 6. Ренессанс классики. Этот диптих из слоновой кости изготовлен в честь свадьбы дочери Симмаха (см. с. 126), римского сенатора-язычника конца IV века. Музей Виктории и Альберта, Лондон. © Victoria and Albert Museum, London.

Ибо за пределами шумного мира двора и армии неповоротливая махина римского мира сохранила свои освященные традицией основания. Крупные землевладельцы продолжали увеличивать поместья, а классическая система образования продолжала выпускать молодых людей, воспитанных в консервативном духе. «Новое» общество императорских чиновников и более традиционное и консервативное общество образованных классов опирались друг на друга, как две половины одной арки. Восприимчивость и творческий потенциал этих высших классов поражают. Например, в конце IV века богатые римляне, чьи деды учинили брутальные новшества арки Константина, покровительствовали изящной неоклассической резьбе по слоновой кости и знали латинскую литературу лучше, чем все их предшественники.

Античное классическое образование устанавливало связь между этими двумя мирами. Культура, если ее старательно усваивали, становилась trompe l’œil2424
  Тромплей, оптическая иллюзия (прим. ред.).


[Закрыть], с которой мог слиться новый человек. Как писал один из провинциальных правителей: «Я произошел из бедной сельской семьи. Теперь, благодаря моему образованию, я стал вести жизнь приличного человека»2525
  Marrou H. I., Lamb G. History of Education ín the Ancíent World // British Journal of Educational Studies. 1956. № 5. Р. 84. Имеется в виду Секст Аврелий Виктор, историк IV века, в 361 году управлявший провинцией Нижняя Паннония. Цитируется место из сочинения «О цезарях». De Caes. XX. 5 (пер. В. С. Соколова). (прим. ред.)


[Закрыть]. Классическая культура IV века по большей части была «культурой успеха»: наиболее совершенным ее продуктом являлось тридцатистраничное «краткое изложение» – Breviarium – римской истории для новых правителей империи2626
  Могут иметься в виду или «Бревиарий от основания Города» (ок. 369/370 года) Флавия Евтропия, или «Бревиарий деяний Римского народа» (ок. 369/370) Феста (прим. пер.).


[Закрыть].

Однако именно сознательное усилие ставшего более подвижным правящего класса по восстановлению укорененности в прошлом и нахождению твердого основания для солидарности послужило причиной создания наиболее тонких и очаровательных произведений позднеантичного мира. Новые сенаторы покровительствовали изготовлению предметов роскоши изящной работы, чтобы подчеркнуть свой статус и свое единство. Они отмечали династические браки серебряными шкатулками для новобрачных (такими, как знаменитая шкатулка из Эсквилинского клада в Британском музее); они объявляли об этом событии друзьям при помощи неоклассических пластин из слоновой кости (таких, как диптих Никомахов в Музее Виктории и Альберта2727
  На диптихе надписи: Nicomachorum и Symmachorum (на одной и на другой пластине), отсюда название. В Музее Виктории и Альберта хранится пластина Симмахов, а не Никомахов, которая находится в Париже, в Музее Клюни (прим. пер.).


[Закрыть]). С помощью таких же диптихов они отмечали свое вступление в должность консула, используя при этом сложную геральдику, которая подчеркивала скорее славу и древность титула, чем новые заслуги его владельца. Однако самыми элегантными артефактами, которыми традиционно обменивались эти люди, были, конечно, письма. Они были столь же изысканны и скучны, как визитные карточки мандаринов императорского Китая. Четвертый и пятый века являются эпохой больших собраний писем, большая часть которых не более чем изящные фишки, с помощью которых правящий класс римского мира вел счет абсолютно реальным убыткам и прибылям в постоянной борьбе за приоритет и влияние.

Илл. 7. Свадьба аристократа IV века. Жених и невеста, может быть, и были христианами, но само (великолепное) мероприятие было откровенно языческим. Фрагмент крышки свадебной шкатулки «Секунда и Проекты». Британский музей, Лондон. © The Trustees of the British Museum.

Новые правящие классы нуждались в ученых, а те, в свою очередь, становились чиновниками и, временами, господствовали при дворе. Авсоний (ок. 310 – ок. 395), поэт из Бордо, стал éminence grise2828
  Серый кардинал (фр.) (прим. ред.).


[Закрыть] Западной империи. Для Августина, молодого человека из бедной семьи в африканском Тагасте (Сук-Ахрас), оказалось возможным стать преподавателем риторики в Милане в тридцатилетнем возрасте (в 384 году) и обдумывать должность провинциального правителя и союз с местной знатью в качестве следующей ступени карьеры. В греческих частях империи сплав традиционного ученого и нового бюрократа сыграл решающую роль. Основу бюрократической машины, впитывавшей таланты, как губка, составляли именно люди, причастные этой единообразной и консервативной культуре. Постоянный наплыв провинциалов в Константинополь, которых требовалось тщательно воспитывать при помощи классической греческой литературы, придавал византийскому правящему классу сходство с обманчиво-спокойной гладью мельничного канала. Из их среды выходили профессиональные чиновники и правители провинций. Именно они будут писать историю Византии в последующее тысячелетие. Их культура была настолько единообразной, что ее последний представитель при османских султанах в конце XV века писал историю своего времени все еще в манере Фукидида.

Следует остановиться на двух чертах этого нового правящего класса. Во-первых, наряду с неприкрытым карьеризмом существовало искреннее стремление создать элиту. Классическая культура поздней Античности была подобна высокой пирамиде: она тянулась к «аристократизации», к созданию людей, «благодаря укоренившейся дисциплине поднявшихся над массой обывателей»2929
  Marrou H. I., Lamb G. History of Education in the Ancient World. P. 83 (прим. ред.).


[Закрыть]. Прилежно усваивая классические литературные стандарты и следуя в поведении образцам античных героев, эти люди искали стабильности и определенности, которую они не могли найти в бессознательном следовании традиционному образу жизни. Они были людьми, которые болезненно сознавали, что многие из их роз привиты на совершенно неокультуренный корень. Только строгое стремление к совершенству древних могло спасти тех, кто отстранился и от санкций традиции, и от самих себя. Юлиан Отступник (361–363) искренне верил, что его брат Галл «одичал», в то время как он сам был «спасен» богами, которые обеспечили ему университетское образование3030
  Юлиан Отступник учился у риторов в Константинополе, у ритора Либания – в Никомедии (прим. ред.).


[Закрыть]. Неудивительно, таким образом, что язычники и христиане на протяжении IV века так яростно спорили: литература или христианство является истинной пайдейей, истинным образованием? Ведь обе стороны чаяли спасения в образовании. Человек, который обработал и отполировал себя как статую с помощью приверженности классике, являлся высшим идеалом. Его изображают на саркофаге спокойно глядящим в открытую книгу – «мужем муз», святым классической культуры. Вскоре он станет святым: христианский епископ с открытой Библией, вдохновенный евангелист, склонившийся над листом пергамента, являются прямыми потомками позднеантичного портрета ученого мужа.

Илл. 8. Человек культуры – в своем учительском кресле (прототип епископской cathedra), рядом со шкафом, который заполнен древними свитками с классическими текстами. Римский рельеф. – Саркофаг с греческим врачом. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Илл. 9. От человека культуры к евангелисту. Апостол Матфей из имперского Евангелия, Ахен, до 800 года н. э. Музей истории искусств, Вена.

Во-вторых, как бы пирамида ни вытягивалась вверх, она всегда оставалась открытой у основания. На протяжении IV века в профессии преподавателя наблюдалась наиболее сильная текучесть. Так идея классической культуры все время подпитывалась энтузиазмом неофитов. Революционное «обращение» Константина в христианство было не единственным обращением в эту эпоху перемен: были гораздо более тихие, но не менее фанатичные обращения в традиционную культуру и старую религию. Император Диоклетиан поддерживал римский традиционализм с истинно религиозным рвением, как и поразительный nouveau riche греческой культуры Юлиан Отступник. В Поздней империи, безусловно, чувствуется внезапное высвобождение талантов и творческого начала, которое часто следует за потрясением ancient régime. Нарастающий поток способных людей, не обремененных аристократическими предрассудками и жаждущих учиться, поддерживал атмосферу оживления и беспокойства, отличавшую интеллектуальный климат поздней Античности от всех других периодов древней истории. Из отцов Церкви, например, только один – Амвросий (ок. 339–397) – происходит из сенаторской семьи. Все те люди, которые были способны наложить отпечаток на высшее общество империи, начали путь из безвестных городов – Плотин (205–269/270) из Верхнего Египта, Августин (354–430) из Тагаста, Иероним (ок. 342–4193131
  Точнее – ок. 347–420 годов (прим. ред.).


[Закрыть]) из Стридона, который он был рад покинуть, и Иоанн Златоуст (ок. 3473232
  Точнее – ок. 354 года (прим. ред.).


[Закрыть]–407) из антиохийской канцелярии. Где закончится эта текучесть? Смогут ли институты менее консервативные, чем бюрократия и система образования империи, воспользоваться ею более результативно? И каким будоражащим идеям, которые долго зрели в средиземноморских городах, открывает путь это брожение? Сейчас, однако, давайте поразмышляем, как «восстановленное» общество Римской империи, в котором смешались новые и старые элементы, воспользовалось столетием относительного покоя.

Заново сформированный правящий класс, распространившийся к 350 году уже по всей империи, мыслил себя живущим в мире, в котором восстановился порядок: reparatio saeculi3333
  Дословно – «восстановление мира» (лат.) (прим. ред.).


[Закрыть]. «Эпоха реставрации» – вот их любимый девиз на монетах и в надписях. IV век – эпоха наибольшего процветания за всю историю римского владычества в Британии. Как только императоры замирили Рейнскую область, новая аристократия в Галлии стала расти как грибы после дождя: люди вроде Авсония, который мог помнить, как его дедушка умер в эмиграции из‐за варварского вторжения в 270 году, получили земельные владения, которые будут сохраняться еще на протяжении двух веков. В Африке и Сицилии ряд великолепных мозаик показывает dolce vita крупных землевладельцев, которая продолжалась почти без перерыва с III по V век.

Это возрождение в IV веке следует отметить особо. Стремительные религиозные и культурные изменения поздней Античности не происходили в мире, жившем в тени катастрофы. Совсем наоборот: их нужно рассматривать на фоне богатого и удивительно жизнеспособного общества, которое достигло баланса и приобрело структуру, значительно отличающуюся от той, что существовала в классический период в Риме.

Наиболее очевидной чертой этого общества и для современников, и для историков являлась расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными. В Западной империи культура и общество находились под властью сенаторской аристократии, которая в среднем была в пять раз богаче, чем сенаторы I века. В могиле такого сенатора рабочие нашли «груду золотой пряжи» – все, что осталось от типичного римского миллионера IV века3434
  Аллюзия на сказку братьев Гримм «Румпельштильцхен». См.: Маркина Л. Г. Rumpelstilzchen / Румпельштильцхен // Культура Германии: лингвострановедческий словарь / Под общ. ред. Н. В. Муравлевой. М.: АСТ, 2006. С. 839−840 (прим. ред.).


[Закрыть] Петрония Проба, – «поместья он имел почти во всех провинциях. Честно ли он их получил или нет, – пишет о нем современник, – решать об этом не мое дело»3535
  Ср.: «Поместья он имел почти во всех провинциях. Заслуживал ли он или нет этой известности, решать об этом дело не моего слабого суждения» (пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни) (Аммиан Марцеллин. Римская история. XXVII. 11) (прим. ред.).


[Закрыть].

Что верно для аристократии, то верно и для городской жизни Поздней империи. Значение небольших городов уменьшилось – в Остии, например, шикарные дома аристократии IV века были выстроены из камня кварталов брошенных многоквартирных домов ремесленников II века. Но крупные города империи сохраняли роскошный образ жизни и многочисленное население. Это показывает быстрый рост Константинополя: основанный в 324 году, к V веку он насчитывал 4388 частных домов. В целом кажется, что достаток средиземноморского мира целиком сосредоточился в руках верхушки общества: доход римского сенатора мог достигать 120 000 золотых, а придворного в Константинополе – 1000; но доход купца – только 200, а крестьянина – 5 золотых в год.

Единственной причиной этих изменений было налогообложение. На памяти одного поколения к 350 году земельный налог увеличился в три раза. Он достигал более трети валового дохода сельских хозяев. Он был негибким и совершенно неравномерным. Ничто так не являло победу двух невидимых врагов Римской империи – времени и расстояния. Сумма налога рассчитывалась добросовестно; но в таком огромном обществе невозможно было учитывать все и производить расчет с необходимой частотой. По этой причине единственным способом облегчить налоговое бремя был уход от налогов. Расплачиваться оставалось тем, кто был менее удачлив. Императоры осознавали это: время от времени они будут облегчать бремя налогов при помощи эффектных жестов – привилегий, освобождения от уплаты, списывания невозмещаемых долгов. Все эти жесты работали как выброс пара через предохранительный клапан – эффектно, но совершенно не помогает перераспределить нагрузку. Поэтому в западных провинциях средства, которые император мог использовать, потихоньку перешли в руки крупных землевладельцев, в то время как имущество маленького человека истощалось из‐за постоянных требований сборщика налогов. Недаром в христианском гимне «Dies irae» наступление Страшного суда мыслилось в образах приезда позднеримского налогового чиновника.

Общество, которое испытывает давление, – это необязательно косное или упадочное общество. Как мы видели, общество IV века было необычайно открытым для движения снизу вверх потока людей, профессиональных навыков и идей, которые более стабильный мир 200 года отверг бы как «вульгарные», «варварские» или «провинциальные».

Новые аристократические фамилии чаще всего имели тесные локальные связи. К началу IV века большинство «сенаторов» никогда не видели Рима. Вместо этого они были лидерами местных сообществ. Официальная карьера не отрывала их от корней. Их назначали управлять провинциями, в которых они и так были влиятельными землевладельцами. Они посещали те же города и останавливались в тех же селах, что и в то время, когда они были частными лицами. Эта система, возможно, сужала горизонты (хотя социальная история империи уже давно готовила для этого почву), но она гарантировала, что влияние правящих классов будет распространяться до самой глубины провинциального сообщества. Налоги платились, и рекруты поступали в войска, потому что крупные землевладельцы гарантировали: их крестьяне будут делать, что им говорят. Именно они представляли интересы среднего человека в судах низшей инстанции. Местные «большие» люди, не таясь, сидели рядом с судьей, решая дела сообщества; только они теперь стояли между низшими классами и террором сборщиков налогов. Известные прошения крестьян, адресованные непосредственно императорскому двору, обычные для II и III веков, исчезли: в Поздней империи все попытки обеспечить защиту и удовлетворить жалобу должны были предприниматься через «большого» человека – patronus – «босса» (как во французском: le patron), с опорой на его влияние при дворе. Средневековая идея «святого-покровителя», который заступится за своих почитателей на далеком и внушающие трепет Страшном суде, является проекцией «наверх» этого существенного факта позднеримской жизни.

Эти вертикальные связи еще не означают деспотизма. В любом случае мало кто из римлян думал, что их общество может функционировать иначе: только тепло личного внимания и преданность по отношению к конкретным людям могли наводить мосты через огромные пространства империи. «Большой» человек оказался средоточием усиливающихся отношений преданности. Например, в Риме местные жители вернули себе влияние, которое они утратили со времен республики: именно они, а не император теперь обеспечивали город средствами к существованию. В Поздней империи на изображениях аристократа – устраивающего игры, появляющегося на публике в качестве правителя и даже отдыхающего в своем имении – помещалась густая толпа почитателей.

Илл. 10. Константин щедро раздает дары. Распределение средств императором и его чиновниками в IV веке почти полностью заместило строительство общественных зданий частными лицами (ср. илл. 1). Фрагмент арки Константина в Риме.

Илл. 11. Зрители на бегах в цирке. Такие многолюдные мероприятия, хотя они и осуждались христианскими епископами, показывают, что городская жизнь Средиземноморья сохранялась (и тому были свидетели) вплоть до VI века. Мозаика из Гафсы, Тунис, V век н. э. Илл. из кн.: La Blanchère R., Gauckler P. Description de l’Afrique du Nord. Catalogue des musées et collections archéologiques de l’Algérie et de la Tunisie. 7,1, Catalogue du musée Alaoui. Paris: Ernest Leroux, 1897.

Илл. 12. Загородная вилла в Африке. В отличие от расползавшихся во все стороны одноэтажных вилл классического прошлого, эта вилла с закрытым нижним этажом и башнями могла функционировать как замок во времена вторжений. Все чаще и чаще от крупных землевладельцев требовалось предоставлять такую защиту своим арендаторам. Мозаика из Табарки, Тунис, IV век н. э. Илл. из кн.: La Blanchère R., Gauckler P. Description de l’Afrique du Nord. Catalogue des musées et collections archéologiques de l’Algérie et de la Tunisie. 7,1, Catalogue du musée Alaoui. Paris: Ernest Leroux, 1897.

Вектор влияния в позднеримском обществе не всегда был направлен сверху вниз. Новые элиты были исключительно открытыми. Например, блестящее новое искусство этой эпохи являлось результатом работы ремесленников и их покровителей, чувствовавших себя избавленными от рамок, в которых находились предыдущие поколения. Поточное изготовление произведений типового античного искусства – саркофагов, шаблонных мозаик, керамики – остановилось в III веке. Теперь люди опирались на то, что было под рукой. Местные мастера не боялись привносить в дома сильных мира сего новые и вольные традиции, которые уже появились в их провинциях. Живость и выразительность мозаик и статуй IV века показывают, сколь благотворными для позднеримской культуры были разрыв с устоявшейся традицией и последующее укоренение в местной культурной почве.

В целом общество IV века изменялось в двух направлениях. На вершине социальной пирамиды богатства концентрировались, а подъем на нее становился все более крутым. Именно этим объясняется наиболее очевидное и явное различие между позднеримским обществом и обществом классической Античности – разное качество жизни в городах. Наше впечатление об удивительно кипучей городской жизни во II веке указывает на определенный – и переходный – этап развития римских высших классов. В эти времена группа богатых людей примерно равного положения, хорошо известных друг другу, была охвачена борьбой за влияние, в которой расточались деньги на здания, статуи и подобные дорогие и грандиозные bric-à-brac3636
  Безделушки (фр.). (прим. пер.)


[Закрыть]. К IV веку битва за влияние состоялась и была выиграна: отличие человеку давали должности и титулы, полученные от императора, а не объекты инфраструктуры, построенные в родном городе; поэтому вложения в строительство стали уменьшаться. Чтобы понять общественную жизнь IV века, мы должны покинуть форум и общественные места и уйти в пригороды и соседние села. Здесь мы окажемся в мире роскошных, как восточные ковры, мозаичных панелей, с помощью которых представители правящих кругов позднеримских городов демонстрировали свое ничем не омрачаемое благополучие. Типичными памятниками эпохи являются дворцы и деревенские виллы. Дворцы в Остии, например, представляют собой самостоятельные миры: аркады, завешенные тканью, стены, покрытые разноцветным мрамором, радужные мозаики на полу создавали атмосферу камерного великолепия. Чтобы обеспечить роскошь личной ванной комнаты, использовались самые передовые сантехнические достижения. В целом это был более личный мир, в меньшей степени жаждущий публичности. В таких дворцах чувствуется, что взращивание дружбы, кабинетной учености, развитие таланта и религиозной оригинальности на женской половине ценились больше, чем публичные жесты «потлача» предыдущего столетия.

В то же время усиление локального измерения жизни означало, что некоторые черты римского образа жизни распространялись гораздо дальше, чем прежде. От Бордо до Антиохии местные аристократы равно участвовали в управлении империей: мозаики в Рочестере и Дорсете являют тот же стиль жизни, что и у сельской знати Антиохии и Палестины. На более низкой ступени социальной лестницы менее знатные провинциалы в конце концов осознали себя «римлянами». Развитие «романских» языков и, следовательно, упадок кельтских в Галлии и Испании не связано с античной Римской империей – причиной его стало непрерывное влияние латиноговорящих землевладельцев, сборщиков налогов и епископов IV и V веков.

Многие провинции впервые полноценно включились в Римскую империю после III века. Дунайские провинции, обеспечившие «Эпоху реставрации» солдатами и императорами, с энтузиазмом влились в русло римской жизни: из них происходили фанатичные римские традиционалисты, ловкие администраторы, упрямые и смелые епископы-еретики.