Текст книги "Клеймо смерти"

19

Пятница, 12 декабря

Доктор Эдвард Крисп был невысоким подтянутым мужчиной с лысиной на макушке и аккуратно подстриженными, седеющими на висках волосами. Модные современные очки, великоватые для его лица, придавали ему слегка недоуменное выражение, словно он смотрел на мир через увеличительные стекла.

В одежде доктор Крисп был разборчив и в этот день облачился в сшитый на заказ темно-серый костюм от известного брайтонского портного Грешама Блейка, бледно-голубую рубашку с розовым шелковым галстуком – и то и другое было приобретено на Джермин-стрит – и начищенные до блеска черные ботинки-«челси» от «Крокет-энд-Джонс», купленные в лондонском пассаже «Берлингтон аркейд». Под столом, на подушке в проволочной корзинке, спал его черно-белый пес Клякса, любимец большинства пациентов.

Хотя многие семейные доктора, следуя в русле современного тренда, трудились в группе, в медицинском центре, Эдвард Крисп предпочитал старую методику и работал в одиночку, в офисе, который занимал более двадцати пяти лет. Кабинет размещался в просторной комнате на первом этаже безобразного террасного дома, неподалеку от Черч-Роуд в Хоуве. Соседнюю комнату, поменьше, занимала его секретарша Дженни Эктон. Незамужняя пятидесятисемилетняя женщина преданно работала на него уже двадцать лет.

Как и костюм доктора, безупречно обставленная комната отражала его страсть к чистоте, аккуратности и порядку. Вставленные в одинаковые рамочки, на стене внушительным парадом висели дипломы, подтверждающие квалификацию Эдварда Криспа. Будучи врачом общей практики, он был специалистом в области иммунологии, что подтверждал диплом парижского Пастеровского института, и китайской медицины и акупунктуры, а также числился членом совета Королевского колледжа хирургов. Хирургом Эдвард Крисп стал еще до того, как пришел к выводу, что работа семейным доктором с эксклюзивной частной практикой устраивает его больше. Многочисленные частные пациенты Криспа были только рады такому решению, поскольку он пользовался огромной популярностью, и обширный список его клиентов был закрыт на много лет вперед, а новых он принимал только по соответствию особенным критериям.

Одна такая пациентка, Фрейя Нортроп, сидела сейчас, заметно нервничая, на краю одного из двух дубовых, обитых кожей стульев перед аккуратным, с кожаным верхом, столом, пока доктор спокойно и любезно разговаривал по телефону с некоей Максин. Максин переживала из-за матери, которая, судя по тому, что уловила Фрейя, была смертельно больна и доживала последние недели.

Единственным ключом к личной жизни доктора была серебряная рамка на столе со студийной фотографией привлекательной брюнетки лет сорока с небольшим и двух красивых дочерей-тинейджеров по обе стороны от матери на небесно-голубом фоне. Все трое смеялись какой-то шутке, отпущенной, вероятно, профессиональным фотографом.

Пока доктор разговаривал и вроде бы обещал постараться устроить мать Максин в хоспис «Мартлетс», Фрейя Нортроп оглядывала комнату. Большинство врачебных кабинетов, видеть которые ей довелось, не представляли собой ничего особенного и выглядели довольно невзрачными. Но этот производил впечатление и больше походил на музей, чем на рабочее место. На стене слева висели фотографии и портреты великих пионеров медицины. В одном Фрейя узнала Александра Флеминга, первооткрывателя пенициллина, в другой – Марию Кюри, создательницу учения о радиоактивности; их короткие биографии были изложены в рамочках под портретами. Ряд дополняли копии анатомических рисунков Леонардо да Винчи.

У другой стены располагалась застекленная витрина с моделями человеческих черепов. Рядом с ними, гордо выпрямившись, словно председатель на собрании, стоял на постаменте человеческий скелет. Он частично заслонял вид из окна с поднятыми жалюзи, выходившего на парковку с тыльной стороны здания.

Продолжая успокаивать женщину, которую он называл Максин, доктор сделал пометку в лежавшем на столе блокноте, воспользовавшись для этого черной ручкой «Монтеграппа», и отстучал что-то на компьютере.

Сходство с музеем дополняли несколько бюстов на расставленных по комнате постаментах. Внимание Фрейн привлек один, изображавший мужчину со странным, эллиптической формы, лысым черепом и бородой, напоминающей пламя.

– Прежде всего – не навреди! – Тон доктора изменился.

Вздрогнув от неожиданности, Фрейя оглянулась и увидела, что доктор прикрыл ладонью трубку и смотрит на нее с почти детским лукавством.

– Не навреди? – растерянно повторила она.

– Гиппократ! Это на него вы смотрите. Как говорится, старый мудрый филин. Врачи по всему миру принимают клятву Гиппократа, обещая заниматься своим делом честно и все такое. Вообще-то принцип «Не навреди» сформулировал не Гиппократ, а живший в девятнадцатом веке хирург Томас Инман.

– А!..

– Я сейчас закончу. – Он показал на телефон. – У меня там одна очень расстроенная леди, и мне надо подождать, пока она поговорит со своей матерью. Да, Гиппократ!

Продолжая разговор по телефону, доктор изучал сидящую перед ним новую пациентку. Двадцать с небольшим. Одета консервативно. Красивое классическое лицо с глубокими карими глазами. Волосы разделены прямым пробором. Она напоминала ему актрису Джули Кристи, от которой он был без ума в юности. Напоминала она и кое-кого еще, воспоминание о ком отозвалось болью, а потому доктор задвинул его поглубже.

Завершив наконец разговор, Эдвард Крисп широко улыбнулся.

– Итак… Мы ведь не встречались раньше, верно? – Он посмотрел на экран компьютера, и ему пришлось приложить усилие, чтобы сосредоточиться. – Фрейя?

– Нет, я не обращалась к вам раньше, – сказала Фрейя Нортроп.

– Интересное имя, Нортроп. Хм-м-м. Нортроп Фрай. Читали его?

Она рассеянно покачала головой.

– Замечательный литературный критик! Написал несколько блестящих эссе о Томасе Элиоте. Весьма содействовал росту его популярности. И о Мильтоне тоже – о «Потерянном рае».

– А… – все так же безучастно отозвалась Фрейя.

– Его звали Герман.

– А…

Разговор получался довольно странным, и ее это немного обескуражило.

Ее лучшая подруга Луиза Брайс сказала, что Крисп – замечательный доктор и такой забавный. Но Фрейе он казался скорее чудным, чем забавным. И еще она чувствовала, что раздражает его своим невежеством.

– Т.С. Элиот, я о нем слышала.

– «Бесплодная земля»?

– Да, точно.

– Знаете эту поэму?

– Нет, не знаю.

Мысли вернули Эдварда Криспа к прошлому вечеру. К прогулке с Кляксой по Лагуне. Зимой собак там можно выгуливать без поводка. И иногда вечером, когда уже темно, доктор отпускал Кляксу, свою белую дворнягу с черными пятнами по бокам, полученными лет десять назад, когда она была спасателем, справить нужду, где ей заблагорассудится, и не утруждал себя подборкой дерьма пластиковым пакетом или, как делают некоторые кретины-собачники, специальным совочком.

Жуткая картина с женским черепом и фрагментами туловища, торчащими из ямы на развороченной дорожке, стояла перед глазами, и он никак не мог стереть ее.

– «Бесплодная земля»?

Голос молодой пациентки вернул его на землю.

– «Я старею, старею, – процитировал он. – Надо брюки подвернуть поскорее».

Фрейя Нортроп нахмурилась.

– «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», – сказал доктор и улыбнулся. – Но хватит. Извините, я сегодня немного не в форме. Увидел вчера кое-что ужасное и вот, расстроился. Я врач, я стараюсь помогать людям, а той бедняжке помочь уже не мог. Все, достаточно обо мне – давайте поговорим о вас. Почему вы здесь?

– Мне рекомендовала вас Луиза Брайс. Я лишь недавно приехала в Брайтон из Лондона.

– Ах да. Луиза, такая милая леди. Просто чудо. Ну конечно. Извините, я сегодня совершенно рассеянный. Но, разумеется, вам это слушать неинтересно. Так что привело вас сюда? – Он снова улыбнулся, и глаза его вдруг ожили и сверкнули. Держа перед собой элегантную черную ручку, доктор как будто смотрел на пациентку через нее.

– Ну, вообще-то у меня ничего не болит…

– Разумеется! Зачем идти к доктору, если что-то не так, верно? – Он заразительно улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ и немного расслабилась.

– Действительно. Зачем?

– Вот и я о том! Мне приятно видеть пациентов, которые чувствуют себя хорошо! Кому нужны больные пациенты? Они отнимают много времени, и это плохо отражается на мне. – Доктор Крисп постучал себя пальцем по груди. – Всегда приходите, когда чувствуете себя хорошо, ну как?

Фрейя рассмеялась:

– Договорились.

– Отлично. Рад познакомиться, Фрейя! Всего хорошего. – Он сделал вид, что встает, чтобы попрощаться, потом снова сел и усмехнулся. – А теперь рассказывайте.

Наконец-то!

– Дело в том, что я познакомилась с парнем – поэтому и переехала сюда – и некоторое время не принимала таблеток, но теперь мне бы снова хотелось…

Пауза затянулась. Он смотрел на нее как будто уже с другим выражением, напряженным и холодным, и ей вдруг стало не по себе. Уж не задела ли она его как-то за живое?

Но потом доктор улыбнулся – широко, тепло, дружелюбно, – и улыбка осветила все его лицо.

– Таблетки? Это все?

– Да.

– Вы планируете заниматься сексом с этим… парнем?

– Вообще-то мы уже занимаемся сексом. Но…

Он вскинул руки.

– Осторожно! Слишком много информации! Хотите принимать таблетки – я ваш дилер! Никаких проблем. Вы молоды и очаровательны. Все что угодно, только обращайтесь ко мне. О’кей. Мне нужны кое-какие детали, а потом я вас осмотрю. Для начала расскажите мне что-нибудь из вашей медицинской карты.

Покопавшись в памяти, Фрейя вспомнила, что в тринадцать лет перенесла аппендэктомию, в шестнадцать, катаясь на сноуборде, сломала плечо, в восемнадцать у нее был хламидиоз, а недавно – тут она смутилась и покраснела – случилась молочница.

Он занес все в компьютер, причем, если только она не ошиблась, история ее венерических заболеваний доставила ему особенное удовольствие. А потом направил ее за ширму и попросил раздеться.

Пока Фрейя Нортроп раздевалась, доктор Крисп перенес свои заметки на компьютер и посмотрел через комнату на зеленый экран. Покрутил ручку – шариковый кончик появился и спрятался.

Тело в Лагуне не давало ему покоя.

– Я готова, – сказала Фрейя.

Эдвард Крисп продолжал смотреть на кончик ручки.

– Фрейя Нортроп, – произнес он едва слышно. Ему нравилось это имя. Милая леди! Она определенно ему нравилась.

– Пока-пока! – сказал доктор чуть позже, когда пациентка ушла. Ему нравилось, когда от него уходили с улыбкой.

20

Пятница, 12 декабря

Судебный археолог Люси Сайбен, деловитая женщина слегка за сорок, с аккуратной прической и в современных квадратных очках, прибыла в сопровождении двух молодых помощников: случай довольно редкий – пусть учатся. В данный момент Люси стояла на коленях, пристально изучая останки. Лицо ее почти полностью скрывала марлевая маска, изящная фигурка затерялась в многочисленных складках мешковатого белого балахона, а ноги утопали в неуклюжих ботах. Часы показывали начало одиннадцатого. Скелет уже был полностью обнажен, и за процессом бдительно наблюдали судмедэксперт Надюшка Де Санча, представитель службы коронера Филип Ки и фотограф-криминалист Джеймс Гартрел – все в таком же защитном облачении.

Теперь скелет лежал в неглубокой, с неровными краями могиле, уставившись пустыми глазницами на яркие прожектора. Кое-где сохранились фрагменты ткани, а лежащие у ног заплесневелые темные туфли с высокими острыми каблуками подтверждали утверждение доктора, так кстати вышедшего прогуляться со своей собачонкой накануне вечером, что останки принадлежат женщине.

Первым делом Рой Грейс попросил Люси Сайбен определить возраст останков. Для этого прежде всего предстояло определить, как долго они пролежали здесь. Возможно ли, что тело захоронили относительно недавно, и тогда преступник и ближайшие родственники все еще могут быть живы, или же кости принадлежат кому-то, умершему так давно, что все, так или иначе имевшие отношение к нему, тоже покоятся в земле? Во втором случае следствие столкнулось бы с задачей куда более трудной.

И вот теперь Люси Сайбен недовольно качала головой:

– Почему рабочие, увидев кости, не остановились сразу же? Продолжая копать, они могли уничтожить какие-то ценные, значимые для нас улики.

– Так вы думаете, останки могут быть относительно недавними?

– Нет. Дорожку здесь проложили лет двадцать назад. Позволю себе предположить, что тот, кто убил эту женщину, знал о предстоящих работах и захоронил ее незадолго до их начала, полагая, что дорожка все скроет. Так что захоронение останков предшествует прокладке дорожки. Говорят, мафия прячет тела своих жертв под строящимися автострадами. Может быть, ее даже убил кто-то из тех, кто и прокладывал дорожку. Одно я знаю точно: это – место захоронения, но не убийства. Тело выкопали и перезахоронили.

– Почему вы так считаете?

Археолог указала на несколько едва различимых отметин на костях.

– Полагаю, это следы какого-то инструмента вроде лопаты. Ее закопали в другом месте, во временной могиле. Потом откопали, причем не очень аккуратно, – возможно, тот, кто делал это, нервничал или сильно спешил, – и в результате на костях остались в нескольких местах такие вот повреждения.

Грейс всегда с большим уважением относился к мнению этой женщины, неоднократно доказывавшей свой высокий профессионализм в прошлых делах.

– Что-нибудь еще в подтверждение такого вывода? – спросил он.

– Да. Хотя дорожку и проложили лет двадцать назад, жертва, как мне представляется, мертва около тридцати лет. Прежде всего, на это указывают туфли. Помнится, я подростком носила похожие. Но давайте забудем на время о туфлях и сосредоточимся на останках. – Люси указала на маленький фрагмент кости, держащийся на тонкой полоске иссохшей кожи. – Видите эту U-образную кость? Она удерживает на месте язык и нередко служит показателем причины смерти, поскольку гиоид часто ломается при удушении. В данном случае она цела. Несколько индикаторов указывают на то, что женщине на момент смерти было около двадцати. Мы видим незначительную стертость зубов, но при этом зубы мудрости уже присутствуют. Таз показывает ушковидную поверхность крестца в фазе один и лонное сращение в той же фазе.

Грейс старался успевать за объяснениями.

– Видите эту седалищную вырезку? Запирательное отверстие треугольной формы? Лобковую кость и широкий подлобковый угол?

Он кивнул, хотя понял далеко не все.

Она указала на череп, лежавший на боку.

– Надбровные дуги выдаются незначительно. Лобная кость более отвесная. Сосцевидный отросток небольшой. Затылочный гребень закруглен. Перед нами определенно женщина. Здесь довольно много воды внизу. Если бы ее положили за десять лет до прокладки дорожки, вода вытолкала бы ее наверх, к самой поверхности, и рабочие заметили бы ее раньше.

– Я уже поручил выяснить, кто занимался прокладкой дорожки, и, может быть, найти кого-то из тех, кто здесь работал тогда. Есть ли что-то, что могло бы помочь опознать ее? – спросил Гленн Брэнсон.

Люси Сайбен показала на подбородок:

– Провести дентальную идентификацию могли бы помочь вот этот зуб мудрости и несколько пломб. Но только если она местная. Получение образца ДНК возможно. – Она взглянула на Надюшку Де Санча. – Дополнительную информацию может дать вскрытие.

Палатка содрогнулась от сильного порыва ветра. Судмедэксперт повернулась сначала к Рою Грейсу, потом к Филипу Ки:

– Что ж, думаю, это было бы лучше всего. Давайте, если это возможно, переправим останки в морг.

– Мне придется уехать, – сказал Грейс. – Здесь останется инспектор Брэнсон.

Вернувшись в палатку криминалистов, суперинтендент снял защитное снаряжение и поспешил к машине. Но прежде чем уехать, он сделал в блокноте несколько пометок. Опознание по стоматологическим картам возможно, но с большим но. В стране работают тысячи стоматологов, а вот национальной базы данных, как в случае с отпечатками пальцев и ДНК, не существует. Для дентальной идентификации нужно иметь некоторое представление о личности жертвы и знать, кто был ее стоматологом. Если же она приезжая, иностранка, то шансов нет никаких.

Не сулила хороших перспектив и идентификация по ДНК. Рассчитывать на то, что двадцать лет назад у нее взяли образец ДНК – даже если арестовывали за что-то, – не приходилось. А если она умерла тридцать лет назад, то этот вариант отпадал полностью. Пожалуй, сосредоточиться стоит на работе более тщательной и трудоемкой: отработать списки женщин, пропавших в определенном Люси Сайбен временном промежутке. В таком случае им нужно проверить всех женщин в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, пропавших от пятнадцати до тридцати пяти лет назад.

В текущем списке числящихся пропавшими более тридцати дней значилось несколько тысяч человек. Следователей ждала огромная работа, и начать ее стоило с местных жителей.

Если, конечно, жертва была местной.

Рой Грейс включил двигатель и, развернувшись, направился в сторону Кемптауна и здания с подземной парковкой, где исчезла Логан Сомервиль.

21

Пятница, 12 декабря

– Сколько еще? Сколько еще ты будешь держать меня здесь? Сколько, черт бы тебя побрал? Освободи меня! – прокричала Логан в тронутую зеленью темноту. – Мне нужен сахар! Мне нужна вода! Пожалуйста, отпусти меня!

Среди всего этого ужаса она совершенно забыла о пораненном пальце и вспомнила только теперь. Точнее, он сам напомнил о себе пульсирующей болью. Стальные шнуры, переброшенные через живот, бедра и лодыжки, впивались в плоть. Правую ногу свело, но она не могла даже пошевелить ею, а попытка поднять голову закончилась тем, что что-то впилось в шею и едва не задушило ее.

Во рту пересохло, губы слиплись, но тело покрылось липким потом. Логан знала эти сигналы – уровень сахара опасно понижается, и, значит, очень скоро из-за гипогликемии она потеряет сознание.

Кто же здесь кричал? Есть ли здесь кто-то еще, кроме нее?

Злость ненадолго вытеснила засевшее глубоко тошнотворное чувство страха. Давно ли она здесь? И где это здесь? Неужели это все устроил Джейми? Что еще он с ней сделает? Будет держать, пока она в конце концов не согласится выйти за него замуж? Ничего не скажешь, прекрасное начало совместной жизни.

«Да, она разорвала помолвку, поэтому я усыпил ее, запер в подвале, морил голодом, не давал сладкого и не пускал в туалет, пока она не согласится выйти за меня замуж».

Две недели до Рождества. Две такие важные недели для нее лично. Она только-только начала вносить вклад в прибыль клиники и стала понемножку прибавлять к своим сбережениям, чтобы купить небольшую квартирку после того, как они с Джейми расстанутся.

На счету был каждый день. Логан не знала, даже не имела представления, сколько времени находится здесь. Сегодня – если сегодня пятница – у ее матери день рождения, и она, прежде чем отправляться к родителям на уик-энд, планировала позвонить им.

В сравнении с прошлым бойфрендом, бывшим, можно сказать, серийным изменщиком, Джейми поначалу воспринимался как глоток свежего воздуха. Добрый и мягкий, он прекрасно готовил, и ей нравился его юмор.

Только потом, узнав Джейми лучше, она стала понимать, насколько он ограничен. В первые месяцы знакомства они все делали вместе. Вместе выпивали, вместе ели, вместе гуляли, вместе ходили в кино и по вечерам смотрели телевизор. Но постепенно до нее стало доходить, что на самом-то деле собственных интересов у него немного: посмотреть спорт по телевизору да сходить иногда на стадион, поболеть за местную футбольную команду. Джейми напоминал ей хамелеона: встроившись в ее жизнь, он принял все, что нравилось ей.

Год назад, когда Логан начала готовиться к Брайтонскому марафону, Джейми какое-то время тренировался вместе с ней, бегал. Она любила ездить на велосипеде, и он, чтобы сопровождать ее, тоже купил себе дорогую машину. В те первые дни Логан была только за – что ни говори, приятно, когда тебя так поддерживают, да и не все ее друзья отличались тягой к спорту. Но потом ей стало недоставать одиночества. Серьезная размолвка случилась три месяца назад, когда она вступила в читательскую группу, и Джейми, хотя читал редко, незамедлительно последовал за ней. Впрочем, после первого же собрания, на котором он оскорбил всех присутствующих, назвав их зазнайками и снобами, читательскую группу Джейми покинул.

Когда Логан сообщила, что приняла решение и не хочет выходить за него замуж и что им стоит разойтись и идти дальше каждому своим путем, Джейми принял это близко к сердцу и даже расплакался. Но она никогда бы не подумала и не поверила, что он сделает с ней такое: похитит и будет удерживать как пленницу.

Если это он.

Должен быть он, кто же еще?

Джейми не был ни жестоким, ни злым. И то, что он сделал, представлялось бессмысленным. Не пропустила ли она какую-то глубинную черту в его характере? Неужели он и впрямь намерен держать ее здесь, пока она не согласится выйти за него?

Движущийся свет. Слабое зеленоватое мерцание. Оно приближалось.

– Джейми? Джейми, пожалуйста, давай поговорим.

Уже знакомый скользящий звук над головой.

Луч света ударил прямо в глаза, на мгновение ее ослепив. Потом сдвинулся в сторону.

Кто-то стоял прямо над ней. Кто-то, чье лицо скрывала маска.

Логан почувствовала, как что-то прижалось к ее губам. Что-то сладкое. Она ощутила вкус меда и проглотила. Потом во рту у нее оказались две капсулы. К губам поднесли пластиковый стакан с водой.

И снова скользящий звук. Приглушенные удаляющиеся шаги.

Шаги стихли, а ей в голову вдруг пришла страшная мысль, и следом проскользнул и разлился внутри страх.

Не ошиблась ли она в своих рассуждениях? Что, если это не Джейми? Как во все это вписывается человек на парковке? Работают ли они вместе?

Что, если это какой-то незнакомец? Кто-то совершенно посторонний?