Текст книги "Атомный ангел"

– Возьми пассажира, «Мейвис», – пробормотал я себе в нагрудный карман, одновременно запоминая номер «Капри».

Теперь «Крайслер» последует за «Капри». Возможно, между этим автомобилем и остановкой Уэлли не было никакой связи, однако я проделал долгий путь и не собирался полагаться на удачу.

Отсюда мне был виден «Кавальер» Уэлли – пустой. Сам Уэлли, должно быть, зашел в паб. Я заглянул через окно и увидел просторный зал в форме буквы L, освещенный безвкусными розовыми лампами, длинную барную стойку в дальнем конце и целую батарею игровых автоматов, начиная с престарелых «Космических захватчиков». Паб был унылый и безликий, с серыми каменными стенами: индивидуальности не больше, чем у многоэтажного гаража. Уэлли стоял у стойки с пинтой пива в руке и заказывал себе еду.

Я задумался. Паб набит битком. Хорас Уэлли – явно не из тех, кого обслуживают без очереди. С того момента, когда он свернул с дороги к пабу, до того, как я проехал еще сотню ярдов, остановился, вышел из машины и бегом бросился обратно, прошло едва ли полторы минуты. Не меньше двадцати секунд Уэлли парковал машину. Шел к пабу – даже если считать, что он мчался как ветер, что после семи с половиной часов беспрерывного сидения за рулем сомнительно, – тоже не меньше двадцати секунд. И даже если он направился прямиком к стойке, обслужили его немедленно и рассчитались без сдачи, все равно он побил мировой рекорд по скоростному заказу пива. Тем более что людей в пабе полно, без очереди Уэлли явно не лез и пожилые валлийки определенно не торопились обслуживать посетителей. Нет, что-то не сходится.

Женщина за стойкой намазала маслом два ломтя белого хлеба, шлепнула на один из них кусок вареной индейки, прикрыла сверху другим, положила сэндвич на тарелку, добавила веточку петрушки, на вид как будто выросшей в пустыне Гоби, и передала это все Уэлли. Тот достал бумажник и протянул ей банкноту. Левый локоть его при этом оставался прижатым к груди, словно он что-то придерживал под пальто.

Как ни неприглядно смотрелся сэндвич, сам я сейчас готов был заплатить за него любые деньги. Ел ли я сегодня вообще? Да, точно: около половины седьмого, по дороге в Управление, сгрыз палочку «Твикса». И всё. Есть хотелось зверски, а впереди долгая ночь, и поужинать вряд ли удастся.

Взяв сэндвич и пиво, Уэлли присел в уголке. Один. Кто-то купил ему пиво: но Уэлли опоздал, и этот кто-то не смог задержаться, чтобы с ним выпить. При мне паб покинул только один человек. Выходит, правильно я сделал, распорядившись проследить за «Капри». Теперь нужно понять, что произошло: Уэлли что-то получил у человека из «Капри», что-то ему передал – или и то и другое? Судя по тому, как он прижимает локоть к груди, – определенно что-то получил.

Я отлепился от окна и побежал обратно. По диагонали от паба, глубоко в кустах, заметил «Этель» – «Моррис Итал». Подойдя, сказал несколько слов водителю, затем вернулся к своей машине, открыл багажник, достал все, что мне понадобится. Бросился обратно к пабу, снова заглянул в окно. Уэлли за столиком доедал сэндвич и допивал пиво.

Я вышел на парковку, открыл дверцу «Кавальера» ключом-дубликатом, изготовленным пару недель назад, и лег на пол за передними сиденьями, тщательно прикрывшись захваченным с собой черным одеялом. Поближе к лицу положил кислородную маску, а в руке сжал крохотный цилиндр-«брызгалку» со снятым колпачком.

Несколько секунд спустя я услышал приближающиеся шаги, затем шорох ключа в замке, резкий щелчок открывающейся задвижки и громкий скрип дверцы – ее определенно стоило бы смазать. Вспыхнул свет: даже сквозь черное одеяло он резал мне глаза, словно на залитом прожекторами футбольном поле. Спинка сиденья у меня над головой прогнулась – Уэлли с грацией слона плюхнулся за руль.

Захлопнулась дверь, и свет, слава богу, погас. Уэлли рыгнул и громко перднул.

Щелкнула застежка ремня безопасности, заработал мотор, а вслед за этим послышался звук, свидетельствующий о напрасных попытках двинуться с места, не выжав сцепление. Уэлли снова рыгнул. Развезло же его с пинты пива… Наконец ему удалось завести машину. Сначала мы двигались медленно, затем, видимо, выехав на дорогу, прибавили скорость. Проехали несколько сот ярдов. Теперь за нами – я этого не видел, но точно знал – устремился «Моррис».

Натянув на нос и рот кислородную маску, я открыл клапан. Тихое шипение газа Уэлли, быть может, услышал бы в полной тишине, если б настороженно прислушивался, однако сейчас органы его слуха забивали обрывки музыки и треск помех, доносящиеся из радиоприемника.

Я прикрыл клапан и дал Уэлли время вдохнуть усыпляющего газа. Подождал немного, затем открыл клапан еще на пять секунд. Внезапный порыв холодного воздуха вместе с шумом ветра подсказал мне, что Уэлли открыл окно. Никто не станет открывать окно в машине холодным вечером, если не чувствует сонливости.

Снотворный газ меня немного беспокоил. Новая разработка, прямиком из «Игровой» – отдела британской разведывательной службы, отвечающего за разные технические трюки. Изобретатели его, господа Траут и Трамбалл, уверяли, что это первый в мире невоспламеняемый усыпляющий газ. Так или иначе, пользовался я им впервые и еще не знал, насколько он эффективен.

Я подождал минуты полторы, чтобы Уэлли проветрился и закрыл окно – а когда он так и сделал, снова открыл клапан, теперь на восемь секунд. Уэлли снова открыл окно. Я от души надеялся, что ему хватит ума свернуть на обочину и остановиться, а не засыпать за рулем, мчась наперерез какому-нибудь тягачу с прицепом.

Окно снова закрылось, и я провел еще один пятисекундный сеанс. На этот раз машина заметно сбросила скорость. Вдруг Уэлли резко ударил по тормозам: машину занесло, тряхнуло на неровной почве. Мы проехали еще несколько ярдов, остановились, и Уэлли выключил мотор. Он громко зевнул – и тут я выпустил еще порцию газа. Перед носом у меня щелкнул рычаг, и спинка водительского сиденья опустилась. Едва откинувшись на спинку, Уэлли заснул сном младенца.

Несколько секунд все было тихо. Лишь щелкал, остывая, мотор, где-то вдалеке грохотал грузовик да нарушало тишину тяжелое размеренное дыхание Уэлли. Темно было, как в погребе; видимо, мы съехали на стояночную площадку или просто с дороги на траву. Я сунул «брызгалку» прямо Уэлли под нос и открыл клапан на четыре секунды. Если верить инструкции, проснуться он должен через пару часов, испытывая сильную жажду и легкую тошноту – что, впрочем, вполне естественно, когда засыпаешь от усталости прямо в машине.

Мимо с ревом промчался грузовик, и «Кавальер» содрогнулся. Я включил в машине свет и почти сразу увидел на пассажирском сиденье рядом с водителем небольшой конверт. По счастью, он был не запечатан – и хранил в себе пластмассовую коробочку размером с ладонь. Я достал фонарик и посветил. Хотя ни на конверте, ни на коробке надписей не было, я прекрасно знал, что может храниться в такой коробке. Открыл – все верно: видеокассета.

Я тщательно обыскал Уэлли, но больше ничего любопытного при нем не обнаружил. Что можно найти на видеокассете без надписи, спрятанной в простом коричневом конверте, также без опознавательных знаков? Чаще всего порнографию. Однако будь наш приятель Уэлли любителем порнушки, едва ли он поехал бы за ней через пол-Англии. Порнуху несложно найти и в Лондоне – в нескольких минутах ходьбы от офиса. Нет. Определенно, если вставить эту кассету в видеомагнитофон, голых девиц с плетками мы на экране не увидим. Инстинкт подсказывал мне, что семнадцатидневное бдение наконец принесло плоды.

Я положил кассету обратно в конверт, а конверт – на сиденье, затем собрал вещички, вылез из «Кавальера» и прошел пару сотен ярдов обратно по дороге, туда, где поджидала «Мейвис». Открыв переднюю дверь, я обратился к двум людям в автомобиле:

– Можете вернуться к пабу и забрать мою машину? Я подожду здесь, хотя, думаю, некоторое время он никуда не двинется.

– Почему бы вам не поехать с нами?

– Лучше посторожу. На случай, если за ним явятся друзья.

– Если хотите, кто-нибудь из нас останется с вами.

– Не нужно, справлюсь.

Пока я не выясню, откуда у него эта пленка – ни на секунду не выпущу из поля зрения ни пленку, ни самого Уэлли. Я захлопнул дверь «Морриса». Крис Аллен, водитель, завел мотор, и машина рванулась вперед. Я бросился за ней и постучал в стекло. Крис остановил автомобиль и опустил боковое стекло.

– Зайдите в паб, – попросил я, – возьмите мне сэндвич с индейкой. Петрушки попросите двойную порцию – только зеленой, если у них есть.

– Ладно, босс, – ухмыльнулся Крис.

То ли мы отъехали от паба дальше, чем я думал, то ли зеленой петрушки там не нашлось, то ли пиво оказалось уж очень соблазнительно – так или иначе, команда «Мейвис» чертовски долго не возвращалась, и я успел трижды проклясть все на свете, околевая на промозглом валлийском ветру и любуясь безмятежным сном Уэлли. Говорят, когда голоден, любая еда кажется вкуснее: если так – хотел бы я знать, черт возьми, на что похожи местные сэндвичи, когда ты не голоден. Хлеб был на вкус как заплесневелый асбест, а мясо будто мариновали в креозоте. Что до петрушки – она, как видно, бесследно исчезла где-то на полдороге от паба ко мне. Будь у меня хоть капля ума, я бы выбросил сэндвич и съел салфетку, в которую его завернули, – салфетка наверняка была намного вкуснее, да и куда питательнее.

Наверное, с усыпляющим газом я переборщил: прошло почти три часа, прежде чем Уэлли снова завел мотор и поехал.

Две машины следовали за ним сквозь ночь в Лондон. За рулем одной, отчаянно зевая, сидел я. В 6:15 на следующее утро Уэлли остановился неподалеку от телецентра Би-би-си в Шефердс-Буш. Вошел туда с конвертом – и полминуты спустя вышел без него.

Я подождал, пока он поедет прочь, а «Мейвис» тронется следом, затем вошел в телецентр и направился прямиком к стойке круглосуточной вахты.

Глава 6

Гарри Слэн, распростертый на постели, смотрел, как мерно покачивается над ним стройное мускулистое тело прекрасной немки, как сокращаются мышцы ее накачанного живота, как огромные груди то опускаются к его носу, то вновь вздымаются к небесам. Руками немка прижимала его руки к матрасу и скалила белоснежные зубы в сияющей улыбке. Стояла последняя неделя сентября, однако немка уже составляла в уме длинный список рождественских подарков: для любовника, для брата, для трех сестер и двоих бывших мужей.

Гарри Слэн подавался ей навстречу: коротенький обрезанный член его стоял, как каменный. Он был в восторге, просто в восторге – ибо видел, что доводит эту красотку до умопомрачения! Она стонала от наслаждения; он пыхтел и потел.

Немка по имени Эва издала особенно громкий стон, придя к мысли, что младшей сестре Гризельде подарит кассероль. Гризельда обожает готовить и на прошлом семейном ужине совсем измучилась, пытаясь потушить телятину в обычной кастрюле. Вообразив себе будущее Рождество и сияющие глаза сестренки, Эва теснее сжала внутренние мышцы, дважды резко двинула тазом – и Слэн, не успев опомниться, кончил во второй раз за час. Он испустил тонкий пронзительный крик, словно падал с крыши, и откинулся на мягкую постель.

Эва вынырнула из фантазий о Рождестве как раз вовремя, чтобы придать эротической сцене последний, завершающий штрих.

– Это было чудесно! – прошептала она, склонившись к нему и погладив по голове. – Не знаю, сколько раз я кончила, – сбилась со счета!

Слэн просиял. Ни разу еще за все свои сорок восемь лет он не кончал дважды за час. Но в следующий миг вспомнил, где находится и почему, и повернул голову, чтобы взглянуть на часы.

– Черт! Пора одеваться, скоро ужин.

– Не беспокойся, милый, – промурлыкала Эва, вдавив его в матрас. – Дейк не особенно пунктуален. Расслабься, времени у нас еще полно!

Слэн взглянул ей в глаза. Хоть он и был совершенно вымотан, не собирался ни минуты терять даром. Сегодня он поставит рекорд, которому позавидуют – если, не дай бог, когда-нибудь узнают – все до одного работники завода АКПИ в Адамсвиле, штат Огайо!

Слэн не знал, что в соседних одиннадцати каютах, очень похожих на его собственную, наслаждаются столь же теплым приемом еще одиннадцать незнакомых ему мужчин. А любезный их хозяин, Дейк Шледер, в своей гостиной следит за каждым его движением на двадцатишестидюймовом телеэкране, к которому подсоединен видеомагнитофон, включенный на запись.

Долгий уик-энд только начался, и за эти четыре дня на пленку – отнюдь не для услаждения взора потомков – попадет каждый из одиннадцати, занятый тем же, что и Гарри Слэн. С некоторыми вариациями: кто-то энергичнее, кто-то нежнее, кто-то изобретательнее, чьи-то подруги обнажены, а чьи-то одеты сообразно фантазиям клиентов – то в балетную пачку, то в спасательный круг. У всех одиннадцати, как и у Гарри Слэна, крепкие счастливые семьи. Все, как и Гарри Слэн, занимают у себя на родине важные посты в области атомной энергетики. Один англичанин, двое французов, двое испанцев, пятеро из США и один из Канады.

В каюте справа от Гарри Слэна пыхтел невзрачный человек, никогда не пользовавшийся успехом у женщин. До свадьбы он встречался с несколькими девушками, но ни одну даже не попытался соблазнить – слишком робел. После свадьбы его сексуальная жизнь, можно сказать, наладилась – хотя жена никогда даже не пыталась изобразить ничего похожего на «шлюху в постели». Им владела одна фантазия, с годами дошедшая до навязчивости, почти до одержимости: жена была блондинкой, а он все пытался представить, каково заниматься любовью с брюнеткой. Стоило любой хоть немного привлекательной брюнетке ему улыбнуться, как он впадал в транс и еще долго мечтал об этой женщине у себя в постели: мол, в один прекрасный день он отправится в Шеперд-Маркет[6]6
  Район в центре Лондона.


[Закрыть], снимет темноволосую проститутку и наконец-то… И сам понимал, что, когда дойдет до дела, ему не хватит смелости.

Однако сегодня его мечта наконец исполнилась: под ним стонала и выгибалась красавица с волосами цвета воронова крыла. Невероятная красавица, на шикарной яхте, в райском местечке на юге Франции, под теплым солнцем, за миллион миль от жены, от дома, там, где никто и никогда не узнает его секрет… Как и Гарри Слэн, этот человек не очень понимал, зачем он понадобился Дейку Шледеру. Впрочем, сейчас он об этом и не думал. Думал только об одном: все это не сон! Наконец-то сбылось заветное желание!

Звали этого счастливчика Хорас Уэлли. Никто ни в чем его не подозревал, пока я не провел обыск у него в кабинете – рутинный обыск, не более и не менее тщательный, чем на рабочих местах еще у половины видных специалистов Управления по атомной энергетике. Однако приглашение от Дейка Шледера провести долгий уикэнд на роскошной яхте заставило нас поместить Хораса Уэлли под микроскоп. Пусть «Космополитен» называет Дейка Шледера одним из десяти сексуальнейших мужчин мира; в нашем ведомстве он занимает почетное место в совсем ином списке.

Глава 7

Небольшая латунная табличка справа от входной двери, гласящая «Портико инвестментс Лтд.», не дает случайному прохожему ни малейшего намека на то, что творится за белым пятиэтажным фасадом дома номер сорок шесть по Карлтон-Хаус-террас. Ничто не позволяет прохожим догадаться, что дом этот не оканчивается подвалом, а простирается еще на пять этажей в глубь земли или что к тому же ведомству относятся еще пять домов вниз по Мэллу.

В холле дома номер сорок шесть, за стойкой, встречает посетителей симпатичная брюнетка лет тридцати пяти. От тысяч и тысяч лондонских секретарш ее отличает лишь одно: в гостиной ее дома, в витрине под стеклом гордо покоятся сорок пять кубков и медалей, в основном из Бисли[7]7
  В Бисли, гр. Суррей, расположена штаб-квартира Национальной стрелковой ассоциации Великобритании, а также самые большие в стране стрельбища.


[Закрыть], и среди них на видном месте – серебряная олимпийская медаль по стрельбе из пистолета. Вот этой наманикюренной ручкой, порхающей по кнопкам интеркома, секретарша может за полторы секунды выхватить тяжелый «Кольт» и открыть огонь по любым непрошеным гостям.

Слева от стойки располагается выставочный стенд с огромными необработанными драгоценными камнями: среди них алмаз, сапфир, изумруд и рубин. Увеличенные цветные фотографии на заднем плане изображают шахту – с подписью «Амарильо, 1935 г.», пинцет, сжимающий кольцо с рубином – с подписью «Найроби, 1955 г.», и вид какой-то холмистой пустыни с воздуха.

Стенд предназначается для посторонних визитеров; впрочем, таковые сюда почти не заходят, да их здесь и не ждут. А постоянные обитатели здания знают, что «драгоценные камни» – стекляшки, а фотографии отпечатаны с негативов, откопанных на задворках Музея истории науки.

В комплексе, куда ведет дверь дома номер сорок шесть, работает семьсот пятьдесят человек – и по большей части они приходят и уходят через невинные и непримечательные с виду двери, рассеянные по Мэллу, Трафальгар-сквер и Кокпер-стрит, или через три входа на парковку, расположенную под зданием.

На пятом этаже, за массивными двойными дверями, перед которыми располагается предбанник с секретаршей, восседает властелин этого тайного королевства: плотный мужчина с бычьей шеей, массивной головой и сломанным в нескольких местах носом. В седеющих волосах еще виднеются черные пряди, однако виски уже полностью посеребрила элегантная седина. Одет он в рубашку от «Тернбулл и Ассер», полосатую, но с белыми воротничком и манжетами, и темно-синий костюм в тонкую белую полоску от «Дормей» стоимостью в пятьсот фунтов; довершает ансамбль модный галстук от «Ланвен». Мужчина не особенно высок – ростом не больше пяти футов девяти дюймов, и все же чувствуется в нем что-то такое, отчего даже самые хмельные и воинственные забияки в переполненных барах при встрече предпочитают отступить и дать ему дорогу.

Присмотревшись к морщинкам вокруг глаз, можно догадаться, что мужчине уже сильно за шестьдесят, пожалуй, ближе к семидесяти. Тем не менее выглядит он здоровым и крепким – кажется, мог бы одним прыжком перескочить через огромный стол красного дерева. Впрочем, так кажется лишь до тех пор, пока вы не замечаете рядом с его стулом тонкую, но прочную трость. На трость он опирается не из-за возраста: причиной этому стали пули, выпущенные чуть больше года назад одним неудачливым киллером.

За дверью дома номер сорок шесть по Карлтон-Хаус-террас, за латунной табличкой «Портико инвестментс Лтд.» скрывается организация, корни которой восходят к временам королевы Елизаветы I и Испанской Армады. Организация тайная – настолько тайная, что на бумаге ее не существует, хоть бюджет ее обходится британским налогоплательщикам в сто сорок миллионов фунтов ежегодно. О том, чем занимается организация в каждый конкретный момент, осведомлены лишь два человека – премьер-министр и министр внутренних дел: и всё, что знают эти двое, можно было бы записать толстым маркером на обороте почтовой марки.

В Лондоне благодаря амбициозности и энергии своего директора эта организация занимает еще три собственных комплекса; а кроме того, делит с армией, Особой службой полиции, Тайным разведывательным управлением МИ-6 (и, несомненно, с половиной русских тайных агентов в Англии) огромный комплекс под подземной парковкой в Гайд-парке. Организация эта именуется МИ-5, а возглавляет ее человек с пятого этажа «Портико инвестментс» – сэр Чарльз Каннингэм-Хоуп, кавалер Ордена Британской империи, более известный под кодовым именем Файфшир.

С большей частью своих оперативников Файфшир встречается дважды – при приеме их на работу и при увольнении. Однако мне повезло (если сотню тяжелых, опасных и грязных заданий можно назвать везением) работать непосредственно с ним. Он стал моим прямым начальником. На первом же собеседовании мы как-то на удивление хорошо сошлись: не знаю, пожалел ли он приблудную дворнягу, приметил у меня какие-то ниточки, за которые легко дергать, или тому была какая-то иная из тысячи возможных причин. Утешаю себя мыслью, что Файфшир не дурак и сразу распознал во мне прекрасного человека и ценного сотрудника.

Однако стать героем посмертно я вовсе не стремился – и потому немного напрягался всякий раз, когда Файфшир вызывал меня к себе.

Я вошел в знакомый кабинет, шеф встал из-за стола и протянул мне огромную, как лопата, руку. Рукопожатие у Файфшира из тех, от которых хрупкие дамы краснеют, застывают с улыбкой, несколько секунд переминаются с ноги на ногу, не в силах вымолвить ни слова, и наконец, когда онемение в руке сменяется болью, выдыхают потрясенное: «О-о-о!» Я к этому испытанию был готов. Несколько секунд он тряс мою ладонь, и наконец, когда я уже подумал, что костяшки сейчас разлетятся в пыль, сжалился, выпустил мою руку и кивнул, приглашая сесть. Перед столом у него сегодня был установлен двадцатишестидюймовый телеэкран, подключенный к кассетному видеомагнитофону. То и другое принесли сюда согласно моим указаниям.

– Как дела, Флинн? – спросил Файфшир.

– Лучше, чем неделю назад, – ответил я.

На прошлой неделе я указывал в рапорте, что двухнедельная слежка за Уэлли ничего не дает и агенты начинают скучать. Теперь же скуку как рукой сняло.

Подняв бровь, Файфшир взглянул на экран.

– Мило с вашей стороны позаботиться о том, чтобы я не пропустил очередную серию «Коронейшн-стрит».

– Знаю, что вы стремитесь постоянно быть в курсе событий, – ответил я.

– К сожалению, это стремление разделяют не все. – Он подтолкнул ко мне через стол утренний выпуск «Таймс». – Газеты сегодня читали?

– Не успел. Слишком увлекся телепередачей «Хорас Уэлли едет на работу».

Суровое лицо Файфшира на миг просияло улыбкой.

– Тогда взгляните на первую страницу.

Заголовок гласил: «Принц и принцесса Уэльские начинают поездку в Белфаст».

– Вы знали, что они едут в Белфаст? – спросил он.

– Не знал.

– Вот и я тоже. Сорок миллионов фунтов потратил я в этом году на борьбу с терроризмом в Северной Ирландии, располагаю уникальной информацией! А они отправляют туда принца и принцессу, даже не поинтересовавшись, что я об этом думаю… Ладно, это не ваша проблема. Ну, рассказывайте.

– В понедельник Уэлли покинул свое рабочее место и доехал до придорожного паба в десяти милях от Портмадога в Уэльсе. Через несколько секунд после того, как он вошел в паб, со стоянки возле него отъехал «Форд Капри». Я отправил за ним хвост. Через пятнадцать минут хвост был сброшен – судя по описанию, вполне профессионально. То ли заметил, что мы за ним следим, то ли следовал стандартной защитной процедуре. Любопытно, что номера на машине были фальшивые – то есть незнакомец обезопасил себя со всех сторон. Номера принадлежат «Датсуну», четыре года назад списанному в утиль. Возможно, между человеком на «Капри» и Уэлли нет никакой связи; однако бо́льшую часть времени, которую Уэлли провел в пабе, я наблюдал за ним. Он ни с кем там не разговаривал, но вышел из паба с конвертом. В последнем была видеокассета, которую он отвез на телестудию Би-би-си – и копия этой кассеты сейчас вставлена в видеомагнитофон.

Файфшир кивнул.

– Итак, о человеке на «Капри» мы практически ничего не знаем, и шансов его найти, если он сам не вынырнет, у нас немного. Я правильно вас понял?

– Правильно.

– Вы узнаете его, если снова увидите?

– Нет. Возможно, узнаю машину.

Запищал интерком. Файфшир нажал на кнопку, и в динамиках послышался голос его секретарши, достопочтенной Вайолет-Элизабет Трепп:

– Сэр Чарльз, к вам мистер Уордл и капитан Коулмен.

– Пусть войдут, мисс Трепп.

Назвать достопочтенную В.-Э. Трепп фурией значило бы смертельно оскорбить фурий. Медуза Горгона бледнела перед ней, как рогатка – перед нейтронной бомбой. Верная секретарша не просто оберегала Файфшира от посетителей – она защищала его, как ядерный щит. Чтобы пробиться к шефу по телефону, требовалась университетская степень по дипломатии, нечеловеческое терпение и куча свободного времени. Сначала она спрашивала: «Кто звонит?» Затем: «Сэр Чарльз ожидает вашего звонка?» И наконец: «Я узнаю, готов ли он поговорить с вами». Никто не избегал такого обращения: ни те, кто звонил каждый день, ни те, кто звонил по несколько раз в день, ни личные помощники, ни доверенные сотрудники, ни высокопоставленные чиновники, ни министр внутренних дел, ни премьер-министр. Всех подвергали одной и той же пытке. Не знаю, как реагировали другие, но сам я мечтал придушить мисс Трепп не меньше сотни раз.

Эту проблему Файфшир решил в духе нашей конторы: соблюдая строжайшую секретность, установил у себя прямую линию, о существовании которой мисс Трепп не подозревала, и дал номер нескольким доверенным людям для экстренных случаев.

Двойные двери отворились, и вошли двое: один – невысокого роста, седеющий и лысеющий, лет пятидесяти пяти, в маловатом ему зеленом шерстяном пиджаке и великоватой кремовой рубашке; второй – лет тридцати восьми, черноволосый, шести футов росту, в коричневом двубортном блейзере с позолоченными пуговицами и темно-серых фланелевых брюках.

– Сэр Чарльз, – представил я их, – это Кен Уордл и Дик Коулмен из «Игровой».

«Игровой» мы прозвали отдел высоких технологий Центральной информационной базы, расположенной под Гайд-парком. Именно там силами самых гениальных (и самых недооцененных в стране) инженеров изобретается, совершенствуется и адаптируется под разнообразные нужды разведки сверхсовременное оборудование.

– Добрый день, – кивнул Файфшир. – Очень рад вас видеть. Не терпится узнать, что вы для меня приготовили!

Уордл и Коулмен вежливо улыбнулись; мы все трое едва заметно подмигнули друг другу: избранные школьники в кабинете директора, приглашенные показать, чего они стоят. Время Файфшира дорого – дороже, чем время большинства людей; надеюсь, он не сочтет это время потраченным зря.

– Можно начинать? – спросил я.

Файфшир кивнул. Уордл включил экран, а Коулмен нажал кнопку воспроизведения на видеомагнитофоне.

На фоне Красной площади в Москве в поле зрения камеры вошел сэр Айзек Квойт в макинтоше «Берберри» поверх костюма. Встал так, чтобы его было видно целиком, и остановился.

– Здравствуйте, – заговорил он. – Я сэр Айзек Квойт, глава Управления по атомной энергетике Великобритании. Для тех, кто не слышал об этой организации, поясню: она отвечает за развитие атомной энергетики в Соединенном Королевстве. Сейчас я нахожусь здесь, в России, поскольку ни в Англии, ни где-либо еще в свободном мире не чувствую себя в безопасности. Возможно, вы спрашиваете себя, не сошел ли я с ума. Ответ: нет, не сошел. Но я устал лгать вам, британскому обществу, устал кормить вас бесконечной мешаниной из перевранных цифр и заявлений подкупленных ученых, за мзду твердящих то, во что сами не верят. Я устал возглавлять не серьезную организацию, а пропагандистскую машину, запущенную правительством, чтобы прикрыть нашу полную неспособность понять последствия и угрозы ядерной мощи, прикрыть тот факт, что мы преступно переоцениваем потребность нашей страны в электричестве как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, и, что еще преступнее, недооцениваем стоимость производства этого электричества. Коротко говоря: я устал лгать о том, что ядерная энергия безопасна и дешева. Она неимоверно опасна – и не только потому, что почти полностью ответственна за все возрастающее в последние двадцать лет количество смертей от рака. Она способна стереть – и рано или поздно наверняка сотрет – с лица земли всю нашу страну. А стоимость атомной электроэнергии в ближайшие пять лет возрастет в восемь раз сравнительно с электроэнергией, получаемой обычными путями. Вся та ложь, которая выливается на вас, призвана спасти лицо правительства и рабочие места тысяч людей, трудящихся в сфере атомной энергетики. По поводу рабочих мест могу сказать, что обычные методы получения электроэнергии, вместе с изучением и развитием новых методов, создадут их гораздо больше, чем создают атомные электростанции сейчас.

Вы спросите: к чему же этот огромный и смертельно опасный обман? Посмотрим на возникновение атомной энергетики в нашей стране – и тогда, возможно, получим ответ.

Первый наш ядерный реактор, Колдер-Холл, заработал в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. Под камерами журналистов, съехавшихся со всего мира, королева включила Колдер-Холл в единую энергетическую систему: так начался ядерный век. Объем энергии, поступающей в единую энергосистему из Колдер-Холла, очень незначителен. Не ради этого построен Колдер-Холл; истинная его цель – производство плутония для ядерного оружия, а электричество – лишь побочный продукт. Ответ станет еще яснее, если мы заглянем за кулисы британских договоренностей с НАТО; тот же ответ предстанет нам, если заглянуть за кулисы договоренностей с США – а с Америкой у нас заключен масштабный военный договор высокой степени секретности. Согласно этим договоренностям, основной наш вклад в общую систему обороны – не суда, не танки, не самолеты, не вооружение, не люди, а плутоний. Мы поддерживаем НАТО и США плутонием для ядерных бомб. Где проще всего производить плутоний? На атомных электростанциях. Плутоний, по уровню обогащенности почти идеальный для ядерного оружия, производится на атомных электростанциях как побочный продукт. Так что, как видите, огромный процент оборонного бюджета британского правительства скрыт в ваших счетах за электричество!..

Еще добрых минут двадцать сэр Айзек продолжал свою пламенную и вполне убедительную речь. Временами он немного отклонялся от темы, но основной его посыл звучал четко и ясно: британское правительство обманывает народ, и в результате этого заговора в стране строятся все новые и новые атомные электростанции – больше, чем может выдержать наш маленький остров. Британия, продолжал сэр Айзек, стоит на краю бездонной атомной пропасти. Вот-вот она ринется в долину смерти и отчаяния, откуда нет возврата. Всего одно серьезное происшествие – и на страну обрушится радиоактивный кошмар, который сделает ее непригодной для жизни.

Файфшир выслушал эту речь в потрясенном молчании. Когда сэр Айзек закончил, Коулмен нажал кнопку «пауза», и изображение на экране замерло. Темный силуэт главы Управления по атомной энергетике вырисовывался на фоне мавзолея Ленина – и выглядел сэр Айзек ровно так же, как в жизни, когда я пару раз сталкивался с ним в коридорах здания по Чарльз-Секонд-стрит. Впрочем, помнится, там он выглядел куда веселее, чем усталый, напряженный человек на экране. В сэре Айзеке было не меньше шести футов росту; был он очень полным, с тройным подбородком, на макушке красовалась блестящая лысина, но по бокам головы, закрывая уши, спускались нестриженные кудри. Внешность впечатляющая: что-то среднее между эксцентричным ученым, диккенсовским трактирщиком и огромным плюшевым мишкой. Под распахнутым плащом виднелась клетчатая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Сейчас сэру Айзеку было пятьдесят девять лет; женился он поздно, и четверо детей его еще ходили в школу – младшему было всего семь.