Текст книги "Пророчество"

7

Оливер подождал Капитана Кирка и закрыл дверь. Внутри был прохладный полумрак. Фрэнни спохватилась, что забыла снять солнечные очки, но и без них намного светлее не стало. Солнце проникало в помещение сквозь узкие окна, создавая причудливые сочетания света и тени, в его лучах плясали пылинки.

Оливер и Фрэнни стояли в большом, обшитом панелями холле с каменным полом, кое-где покрытым красивыми ковриками. В центре был круглый инкрустированный стол и на нем ваза со свежими цветами. Широкая дубовая лестница вела вверх, на лестничной площадке красовались рыцарские доспехи.

Внезапно внимание Фрэнни привлек приземистый бронзовый сосуд в виде двух баранов, прижавшихся спинами друг к другу. Она подошла поближе и начала пристально разглядывать его. Он был прохладный и, несмотря на замысловатый резной узор на поверхности, гладкий на ощупь. Вся неловкость тут же улетучилась, и Фрэнни взволнованно повернулась к Оливеру:

– Как давно это стоит здесь?

Оливер посмотрел на нее несколько озадаченно.

– Никогда толком не знал, что это такое, – произнес он.

– Это китайское. Называется зан.

– Зан? – В его глазах промелькнула усмешка.

– Сюда, должно быть, наливали вино. Знаешь, сколько ему лет?

– Около двухсот, думаю. Его привез кто-то из моих предков с Востока – у семьи когда-то были там деловые интересы.

Фрэнни, щурясь в полумраке холла, внимательно изучила резьбу на рогах, потом с трудом наклонила кувшин и заглянула под одну из ног барана.

– По-моему, это эпоха Шан[7]7
  Государство Шан (Инь) существовало на территории Древнего Китая, по некоторым источникам в XVIII–XII веках до н. э.


[Закрыть], где-то между тысяча семисотым и тысяча пятидесятым годами до нашей эры.

Оливер был потрясен.

– Мой отец использовал его как подставку для зонтов.

Фрэнни думала, что Оливер шутит, но, взглянув на него, поняла, что это правда.

– Кувшин бесценен!

– Здесь у нас полно всякого хлама. Ничего никогда не разбирали как следует. Может, мне стоит нанять тебя?

– Только если что-нибудь римское или восточное, в других вещах я не очень разбираюсь.

– До того как построили этот дом, тут была древнеримская вилла.

– А кто-нибудь проводил раскопки?

– Да, примерно в тысяча восемьсот двадцатом году. Откопали мозаичные полы и бассейны, потом опять засыпали и посадили буковые деревья.

– Господи, но зачем?

– Думаю, им надоели всякие бездельники, шатающиеся вокруг. – Он взял сумки. – Ну ладно, надо разобрать вещи.

Они поднялись по лестнице, обитой панелями с изображением сцен охоты. Потом прошли через дверной проем с фронтоном и, оставив позади висевшие на стене пожарное ведро и огнетушитель, которые придавали помещению какой-то казенный вид, очутились на лестничной площадке, просторной и темной. Под ногами поскрипывал натертый паркет.

Оливер остановился перед дверью и кивнул в конец коридора:

– В той стороне находится главная часть дома, открытая для посетителей. Если хочешь, можешь побродить там, ну, конечно, купив билет.

– Билет? – удивилась Фрэнни, но, взглянув на него, поняла, что он просто смеется над ней.

Оливер открыл перед ней дверь. Фрэнни вошла в большую, скудно обставленную спальню, в которой стоял запах заплесневелой материи. Несмотря на льющийся в окна солнечный свет, комната выглядела сырой и холодной, будто ею давно уже никто не пользовался, а обстановка не менялась десятилетиями.

Оливер щелкнул выключателем около двери и, похоже, был удивлен, когда под потолком вспыхнула лампочка. Взглянув на нее несколько раз с выражением почти первобытного изумления на лице, он выключил свет и, подойдя к шезлонгу, стоявшему возле двуспальной кровати мрачного вида, водрузил на него сумку Фрэнни.

– Там, по коридору, вторая дверь слева – туалет, а сразу за ним ванная. Правда, боюсь, в елизаветинские времена не предполагали, что потом здесь сделают ванные комнаты.

Фрэнни выглянула в окно, из которого открывался вид на долину.

– Потрясающе! Сколько земли принадлежит тебе?

– К северу до той дороги, с которой мы свернули, а к югу – до самой реки, ее отсюда не видно.

– А деревня, через которую мы проезжали?

– Она… мм… принадлежит мне.

– Принадлежит тебе?

– Да. – Он почесал кончик носа и смущенно улыбнулся. – Там около семидесяти домов – они все сдаются за номинальную плату. Почти вся земля сдана в аренду, поэтому и бо́льшая часть домов отдана работникам.

– Вот так феодализм!

– Еще какой. Послушай, ты, наверное, хочешь переодеться или еще что-нибудь… Я пойду сварю кофе. Жду тебя внизу.

В ванной комнате Фрэнни обнаружила чугунные ванну и умывальник, все в пятнах и щербинах. Когда она повернула бронзовый кран, он задребезжал и застучал, потом с яростью пожарного брандспойта выплюнул ржавую струю воды.

Фрэнни посмотрелась в большое настенное зеркало и поправила волосы. Ее все не покидало ощущение нереальности происходящего, будто она попала в другое измерение, где были свои, неизвестные ей законы.

В холле чувствовался сильный запах кофе, когда Фрэнни спустилась вниз, прошла через короткий коридор и очутилась в большой кухне, имеющей домашний, обжитой вид. Медные кастрюли стояли на полке над плитой, стены были увешаны связками лука и чеснока; игрушечные машинки выстроились вдоль полочки валлийского кухонного шкафчика; потрепанная тряпичная туфля лежала на дряхлом диване. Открытая дверь вела в судомойню.

Оливер сидел за старым сосновым столом с телефонной трубкой около уха, угрожающе далеко откинувшись на стуле и стуча карандашом по колену. Позади него булькала кофеварка, на которой горела красная лампочка.

– Ну хорошо, я буду в конторе днем, но всего час или около того. Сегодня у меня мало свободного времени. – Он подмигнул вошедшей Фрэнни.

В углу сосредоточенно возился, устраиваясь поудобнее на подстилке, Капитан Кирк, копавшийся в своих игрушках. Он сопел и пыхтел, а его хвост яростно мотался из стороны в сторону. Окна выходили во внутренний двор, который сейчас был в тени. На улице стояли ржавый вертел для мяса и садовая мебель.

– Хорошо, в три часа. Увидимся, – произнес Оливер с неохотой и повесил трубку. – Нет покоя грешникам.

Фрэнни взглянула на него.

– Арендаторы. Вечные проблемы. Я прямо как советник по брачным делам. – Он без всякого интереса просмотрел почту. – Меня больше всего пугает то, что они действительно следуют моим советам.

– Может, ты даешь хорошие советы, – предположила она.

– Нет, я просто умею выглядеть убедительно. – Он подошел к шкафу и достал две чашки.

– Сколько здесь прислуги? – спросила Фрэнни.

Он покачал головой:

– Никого.

– Никого? – Она была удивлена. – А та женщина, которая встретила нас, – миссис Дикден?

Оливер поставил чашки на стол.

– Миссис Бикбейн. Нет, она живет с мужем в деревне. Когда мне приходится уезжать, она остается с Эдвардом. Еще каждый день приходят четыре женщины, чтобы убрать в доме.

Он, прищурившись, посмотрел на конверт, вскрыл его пальцем, пробежал глазами письмо и бросил в мусорную корзину.

– А кто же готовит?

– Миссис Бикбейн или я. – Он ткнул себя большим пальцем в грудь, потом, повернувшись к кофеварке, выключил ее и наполнил чашки. – Боюсь, здесь все довольно скромно и даже примитивно. Все деньги уходят на содержание дома. Он очень долго был почти заброшен и теперь в совершенно отчаянном состоянии. Сахар или молоко?

– Черный, спасибо. А ты получаешь какие-нибудь субсидии?

– Совсем чуть-чуть – от фонда «Английское наследие» и местного совета, но это лишь часть того, что необходимо, небольшой взнос. – Он достал из холодильника бутылку молока и открыл ее. – Под северным крылом проседает грунт, это там, где выстроены леса. Чтобы подвести фундамент, необходимо три четверти миллиона. – Он угрюмо улыбнулся.

– Поэтому ты открыл дом для посетителей?

– С посетителей мы получаем не так много. Здесь бывает около шести тысяч человек ежегодно, по три фунта с человека; еще немного набегает от брошюр, чая, сувениров, но все уходит на зарплату работникам. Например, надо нанимать служителей для каждого зала. Но пришлось открыть дом для публики, чтобы можно было просить дотацию на ремонт, – мы получаем от этого примерно четыреста тысяч фунтов.

– А тебе нужно найти остальную сумму?

– Да. – Оливер пододвинул Фрэнни ее чашку. Он стоял напротив и смотрел на девушку с нежностью. – Спасибо, что приехала.

Она улыбнулась, тронутая его тоном:

– Спасибо, что пригласил.

Воцарилось теплое, дружелюбное молчание, и Фрэнни вдруг захотелось, чтобы Эдвард не приезжал, чтобы они были здесь одни.

– Ты унаследовал все это от родителей?

Он присел на краешек стола и подул в чашку.

– Мой отец передал мне дом, чтобы не платить налогов после его смерти, и переехал в маленький домик на ферме. – Оливер смотрел на поднимающийся от чашки пар. – Для того чтобы избежать налога на наследство, он должен был прожить семь лет после передачи имущества. Но отец умер, не дожив двадцать четыре часа до того, как истекли эти семь лет.

– О боже! И тебе пришлось платить?

– Да, – он пожал плечами, – это было довольно обременительно. Я и сейчас продолжаю платить.

– Тебе пришлось что-нибудь продать?

– Две наши лучшие картины – Каналетто и Вермеера.

Он опустил плечи и прижал чашку к груди, будто заряжаясь ее теплом.

– Я считаю, что не должен распродавать эти вещи. Мне кажется, каждый, кто живет здесь, обязан сохранить все таким же, каким получил, и даже в лучшем состоянии. Я делаю все, что могу; надеюсь, когда-нибудь и Эдвард сделает все, что в его силах.

– Зан стоил бы очень дорого, если бы…

Зазвенел дверной звонок, и одновременно с ним раздался стук. Капитан Кирк пулей вылетел из кухни и помчался по коридору, яростно лая. Оливер поставил чашку на стол и вскочил.

– Это наверняка они! – произнес он и бросился открывать.

Фрэнни заколебалась, не зная, последовать за ним или остаться. Она услышала звук открывающейся двери и беспорядочный хор голосов.

– Эдвард! Эй, эй! Привет!

– Капитан Кирк! Здорово, Капитан Кирк! Хороший парень! Пап, знаешь что? Мы чуть не попали в аварию! Мы чуть не врезались!

Хотя Фрэнни всего один раз до этого слышала голос Эдварда, она сразу же узнала его.

– Да нет же, дурак! – произнес другой мальчишеский голос весьма настойчиво.

– Нет, правда, папа! Машина проскочила прямо перед нами. Нам пришлось очень резко затормозить.

– Машина была в миле от нас, дурак! Нам и вообще не нужно было тормозить!

– Привет, Клайв! – сказал Оливер. – Кэролайн! Вы все великолепно выглядите!

Фрэнни обратила внимание на фотографии, висевшие на стене, и подошла поближе. Там было несколько снимков симпатичной рыжеволосой женщины приблизительно ее возраста. Еще с одного снимка на нее глядели Оливер, мальчик, в котором Фрэнни узнала Эдварда, и женщина – вероятно, покойная жена Оливера, – стоящие у крыла небольшого самолета. Поражало сходство между мальчиком и женщиной. Не в силах сдержать любопытство, Фрэнни внимательно пригляделась к леди Шерфилд и отметила, что у нее были английские классические черты лица. Модный костюм для загородной местности. Фрэнни подумала, что может представить себе ее голос: звонкий, чистый, уверенный. И резкий?..

От фотографии исходило ощущение идиллии. Вся семья в сборе; может, хотели пойти куда-нибудь вместе или просто позировали. Фрэнни снова взглянула на женщину, и у нее вдруг промелькнула абсурдная мысль: возможно ли по снимку предсказать смерть человека? Она отступила назад, испугавшись столь мрачной идеи. Фрэнни подумала, чем бы заняться, ей хотелось выглядеть достойно, если вдруг Оливер приведет гостей сюда.

– Мы смертельно устали, – произнес женский голос в коридоре. – Мимо отеля, в котором мы ночевали, без конца проезжали грузовики.

– Эй, папа, а я на обед ел улиток, – снова раздался голос Эдварда.

Фрэнни почувствовала себя неловко, невольно подслушивая чужой разговор.

– Нет, не ел, – произнес другой мальчик. – Это вообще были не настоящие улитки.

– Нет, настоящие. Не бывает ненастоящих улиток.

– Мам, ну скажи, что это ненастоящие.

– Хотите кофе или чего-нибудь выпить?

– Нам уже пора, – сказал мужской голос. – Мать Кэролайн ожидает нас к обеду.

– У меня для тебя сюрприз, Эдвард! – сказал Оливер.

– Что? Скажи!

Внезапно наступила тишина – словно Оливер что-то шептал на ухо сыну. От былой уверенности Фрэнни и следа не осталось. Она услышала шаги и повернулась. В дверях стоял Эдвард в белой футболке, джинсах и сандалиях. Его лицо загорело, на нем проступило еще больше веснушек; обгоревший кончик носа шелушился.

Глаза Эдварда распахнулись, а рот расплылся в улыбке – точно так же улыбался его отец.

– Эй, ты та девушка с вокзала!

Фрэнни наконец расслабилась и улыбнулась ему в ответ, почувствовав прежнюю симпатию к мальчику.

– Да, это я.

Внезапно он посерьезнел:

– Мы чуть не попали в аварию.

– Правда?

– Какая-то женщина проскочила прямо перед нами. Дяде Клайву пришлось резко затормозить. – Он помолчал. – Это не настоящий мой дядя, но я зову его так.

– Как твои каникулы?

Он стоял, молча разглядывая ее, будто не слышал вопроса.

– Ужасное дело, – произнес женский голос в холле.

– Кто правил лодкой? – спросил Оливер.

– Сын Жан-Люка, Альберт. Вообще-то, он довольно внимателен. Ты знаешь, как это бывает. Детям нравится править лодкой; Эдвард водил ее немного и Доминик. Дело в том, что взрослые надрались – устроили пьянку, оставив ребят одних.

– И никто не заметил плывшую?

– Девушка была довольно далеко, но погода стояла безветренная. Он должен был увидеть ее; он не дурачился и не баловался, но не может объяснить, как такое произошло. Бедный Жан-Люк в ужасном состоянии.

– А ты умеешь кататься на водных лыжах? – спросил Эдвард.

– Нет.

– Я могу кататься даже на одной лыже. Это просто здорово. Причем на одной лыже с самого начала. Доминик так не умеет. Он стартует на обеих, а потом одну убирает.

В комнату вошел мальчик с пухлым лицом и неопрятными растрепанными белокурыми волосами, в яркой рубашке и шортах-бермудах. Он с вызывающим видом остановился на безопасном расстоянии от Эдварда и, злобно скривившись, закричал на него:

– Знаешь что? Ты колдун! Настоящий колдун! И настоящий дурак; и я больше никогда не хочу тебя видеть! Ты дурак, противный дурак! – Он подскочил к Эдварду, толкнул его в грудь и выбежал из комнаты.

Эдвард стоял не шелохнувшись, словно и не было никакого оскорбления, и Фрэнни восхитилась его выдержкой.

– Доминик испугался медузы и не стал купаться, – сообщил он как ни в чем не бывало.

В дверях появилась высокая привлекательная женщина. Она выглядела разгоряченной и утомленной путешествием; ее светлые волосы, повязанные яркой косынкой в цветочек, совсем спутались. На ней было помятое легкое платье. Выражение лица было надменным, и голос звучал точно так же: она говорила, растягивая слова и почти не разжимая губ.

– О, здравствуйте, – сказала она.

– Здравствуйте, – ответила Фрэнни, чувствуя себя несколько задетой.

Женщина одарила ее мимолетной покровительственной улыбкой и вышла обратно в коридор.

Оттуда донеслись ее слова:

– Оливер, это новая няня?

«Сука», – подумала Фрэнни.

В голосе Оливера прозвучало замешательство.

– Нет… это Фрэнни… Пойдемте, я познакомлю вас, не думаю…

– Нет, нам действительно уже пора, – настаивала женщина.

Она и мужчина прокричали Эдварду:

– До свидания!

– Медуза может убить тебя в считаные секунды, – заявил Эдвард, игнорируя приятелей отца.

Оливер позвал сына:

– Эдвард, они уходят, иди попрощайся и поблагодари.

Мальчик скривил лицо и неохотно побрел к двери.

– Оливер, я собираюсь женить тебя, – произнес женский голос. – У меня есть на примете одна особа, ты обязательно должен с ней встретиться. Моя хорошая подруга, потрясающе выглядит. Недавно пережила кошмарный развод. Она тебе понравится. И самое главное: она получила ученую степень по математике в Кембридже! Я устрою что-нибудь для вас через недельку.

Фрэнни напряглась, безуспешно пытаясь услышать ответ Оливера, чувствуя острый укол ревности и желание выйти и задушить эту женщину. «Я здесь лишняя», – пронеслось у нее в голове. Она уже жалела, что не осталась в Лондоне и не пошла на вечеринку.

Голоса удалялись. Фрэнни с облегчением повернулась и вновь взглянула на фотографии, размышляя о взрослом не по годам, сдержанном поведении Эдварда во время ссоры с Домиником. На одном из снимков она узнала его с удочкой в маленькой весельной лодке на озере. За ним виднелся причал и нависшие над водой деревья. Поверхность озера была гладкой, и Эдвард держал свое удилище с убийственно серьезным выражением лица.

– Ты умеешь ездить верхом?

Его голос вывел ее из задумчивости.

– Нет, – ответила она, оборачиваясь.

– Я могу научить тебя, если хочешь. Моя лошадь Шеба очень послушная.

Она улыбнулась:

– Ну что ж, попробую.

– Правда? – Его глаза загорелись. – Она уже довольно старая, ей четырнадцать лет. Это охотничья лошадь.

– Ты охотишься?

Хлопнула дверца машины, затем еще одна, и одновременно раздался звук, начавшийся с низкой ноты и выросший до пронзительного завывания полицейской сирены. Лишь через минуту Фрэнни поняла, что это человеческий крик.

– Мне, в общем, нравится охотиться; правда, я боюсь, что это жестоко, – спокойно произнес Эдвард, будто ничего не слыша.

– Думаю, стоит посмотреть, что там случилось, – забеспокоилась Фрэнни, когда крик усилился.

Она пошла к двери, Эдвард остался на месте. Девушка промчалась по коридору, выскочила на улицу и побежала по дорожке.

Вокруг серебристого «вольво», стоящего рядом с «рейнджровером», в панике суетились люди. Блондинка истерически вопила. Лысый, довольно толстый мужчина безуспешно пытался открыть заднюю дверцу машины. Одной ногой он уперся в колесо и обеими руками тянул за ручку.

Крик шел изнутри автомобиля. Голова мальчика виднелась через открытое окно. Кричал он. Его лицо исказилось от страдания.

К своему ужасу, Фрэнни увидела, что его руку защемило дверцей, там, где она крепилась к корпусу машины. Пальцы попали между ребром дверцы и рамой окна.

К машине бежал мужчина. Она заметила также миссис Бикбейн и еще одну женщину в такой же футболке с надписью «Местон-холл». Женщина в ярком платке, вероятно мать мальчика, забралась в «вольво» с противоположной стороны, перегнулась и толкала дверцу изнутри.

Мальчик продолжал кричать все громче, корчась от боли. Капли крови скользили вниз по полированной поверхности: темно-красные полосы на пыльном серебристом металле. Оливер подбежал, схватился за дверцу и тоже потянул. Обе ноги лысого толстяка на мгновение оторвались от земли, и он приложил все усилия, чтобы не потерять равновесие. Дверца наконец с треском распахнулась, словно взламываемый сейф.

На мгновение крик затих, шаги тоже. Три пальца один за другим отделились от стойки дверцы. Сначала Фрэнни подумала, что мальчик разжал руку. Но затем пальцы мягко упали на гравий. В тишине было слышно, как они шлепнулись о землю.

Оливер взял на себя командование. Он отправил миссис Бикбейн к телефону вызывать «скорую помощь», а Фрэнни приказал следовать за ним. Они вбежали в дом и через мгновение очутились в кухне. Эдвард куда-то пропал, но в панике девушка едва ли это заметила. Капитан Кирк с громким лаем ворвался вслед за ними.

– Полотенца в том ящике! – указал Оливер, открывая кран и озираясь вокруг. – Намочи их! – Он рывком распахнул один шкаф, другой, порылся там и достал длинный стальной нож. Фрэнни скомкала в руках полотенца для посуды и окунула их в раковину с водой. Оливер помог их отжать, и они побежали обратно к машине.

Ошеломленная мать прижимала к руке сына окровавленный носовой платок. Оливер взял мальчика за руку и убрал платок. Указательный палец болтался на тонком лоскутке кожи. Из остальных обрубков хлестала кровь; несколько капель попало на джинсы Фрэнни, когда она стояла на коленях с полотенцами наготове. К ее горлу подступила тошнота. Ребенок кричал не переставая, выдыхая весь воздух из легких и набирая новую порцию, останавливаясь лишь на мгновение, чтобы проглотить слезы. Струйка горячей крови брызнула на щеку Фрэнни, другая – на лоб. Она почувствовала, как капли стекают на глаза. Отвернувшись, девушка с трудом сглотнула, сдерживая тошноту, не в силах смотреть на окровавленную руку и искаженное болью лицо.

Оливер обернул руку полотенцем, и Фрэнни помогла ему обмотать его вокруг запястья; затем то же самое проделали со вторым. Третье полотенце Оливер накинул сверху и, с помощью матери Доминика и Фрэнни, затянул его в тугой жгут, действуя ножом как рычагом. Отец мальчика взволнованно склонялся над ними, толкая их и мешая; его жалкая попытка помочь выдавала полную беспомощность.

Оливер собрал отрезанные пальцы, завернул их в отдельное полотенце и отдал Фрэнни:

– Упакуй это в лед.

Сцена привлекла внимание нескольких посетителей, стоящих в отдалении. Они обсуждали событие, пытаясь понять, что же произошло. Одна женщина высказала предположение, что мальчика покусала собака.

– Дом? С тобой все в порядке, Дом?

Эдвард бежал к ним, на его лице был написан ужас.

– Дом? – Он посмотрел на всех, затем перевел взгляд на Фрэнни. – Что случилось? – И тут увидел жгут, затянутый на руке друга. – Ой, Дом… – побледнел он.

Когда Фрэнни вошла в кухню, она задала себе вопрос: где же все это время был Эдвард и почему он не пошел вместе с ней? Она развернула полотенце и уставилась на три кровоточащих пальца. Как муляжи для розыгрышей, подумала она. Внезапно у нее закружилась голова, желудок свело в спазме. Фрэнни покачнулась, ухватилась за край раковины, и ее вырвало. Из глаз потекли слезы, она вытерла их рукавом, затем вымыла раковину, руки и заставила себя действовать разумно.

В холодильнике стояло несколько поддонов со льдом. Девушка поискала подходящую емкость. Плач послышался ближе, в кухню вошел Оливер с травмированным ребенком на руках, а за ним родители мальчика и Эдвард. Миссис Бикбейн старалась успокоить Доминика, уверяя его, что «скорая помощь» вот-вот приедет. Оливер положил мальчика на диван, а миссис Бикбейн подошла к раковине и стала разглядывать пальцы с удивительным хладнокровием, повергшим Фрэнни в замешательство.

– Я была медсестрой, – пояснила она.

Миссис Бикбейн помогла Фрэнни управиться со льдом, и рядом с ней девушка почувствовала себя неопытной и неумелой.

Крик постепенно перешел в прерывистый, всхлипывающий стон. Эдвард не отходил от друга и выглядел очень огорченным. Он попытался обнять его, но тот оттолкнул Эдварда и снова закричал, еще яростнее, чем прежде. Мать с побелевшим лицом сидела возле сына.

– Послушайте, – сказал отец пострадавшего, – эта чертова «скорая помощь» приедет неизвестно когда. Я сам отвезу его.

– Нет, – сказал Оливер. – Ему нужно попасть туда, где смогут сделать микрохирургическую операцию; может, удастся пришить пальцы обратно. Если вы поедете не туда, то потеряете драгоценное время. По-моему, у вас есть всего несколько часов, пока не погибли нервные окончания.

– Шесть, – авторитетно заявила миссис Бикбейн. – Моему Гарри отрезало мизинец газонокосилкой, но, к сожалению, нашли мы его только на следующий день.

Отец Доминика медленно подошел к раковине, но, увидев пальцы, резко отвернулся. Фрэнни посторонилась, чтобы дать миссис Бикбейн тщательно упаковать их, обложив со всех сторон кубиками льда. Наконец они поместили все это в сумку-холодильник для пикников.

Оливер позвонил своему другу-доктору, который назвал ему несколько имен и посоветовал больницу, находившуюся всего лишь в получасе езды, что немного успокоило отца.

Через несколько минут прибыла «скорая помощь». Мальчик с матерью сели в машину, а отец последовал за ними на «вольво». Фрэнни, Оливер и Эдвард в оцепенении смотрели им вслед. Сирена взвыла несколько раз, и наступила тишина.

Они пошли назад, к дому. Оливер был погружен в размышления, а Фрэнни шагала, не зная, что сказать. Эдвард остановился у пруда. Фрэнни подождала его немного и скрылась в дверях. Миссис Бикбейн извинилась, сказав, что у нее дела в чайной комнате, и удалилась.

Оливер выплеснул остатки кофе из кофеварки в раковину и открыл кран. Фрэнни взяла со стола обе чашки и подала ему.

– Не надо – это можно помыть потом, в машине. – Его слова заставили ее почувствовать себя еще более бесполезной. Она до сих пор не могла определить свою роль. Оливер скользнул взглядом по ее лицу и понизил голос: – На тебе осталась… э-э-э… боевая раскраска.

Фрэнни дотронулась пальцами до щеки и увидела на них кровь.

– О боже!

Она поспешила наверх, в ванную комнату, и, увидев свое отражение в зеркале, испугалась. По ее лбу и щекам стекали ручейки крови, тушь на ресницах расплылась и потекла. Желудок вновь сжался. Кислый комок подступил к горлу, и ее вырвало. Фрэнни разделась, вымылась, замочила джинсы и рубашку в раковине, завернулась в полотенце и пошла в свою спальню переодеться.

Когда она вернулась, Эдвард сидел в кухне, просматривая газеты, как взрослый. Он поднял голову и взглянул на отца:

– Как ты думаешь, они смогут пришить Дому пальцы обратно?

– Современная микрохирургия делает довольно сложные вещи.

– Жаль, что это была не левая рука, – произнес Эдвард, – тогда он мог бы заниматься спортом.

Реплика повисла в воздухе, и наступило долгое молчание, нарушаемое лишь Капитаном Кирком, грызущим свою кость. Эдвард закрыл «Дейли мейл» и начал листать страницы «Таймс».

– Ты не починил мою дорогу, папа.

– Починил. На одном вагончике отошли щетки.

– Но она не работает.

Фрэнни нахмурилась, соображая, когда же он успел поиграть со своими игрушками. И что он ищет в газетах…

– Работает. Ты включил трансформатор?

– Ты ничего не умеешь, папа. Надо было отнести ее в мастерскую в Льюисе.

– Ну, в прошлое воскресенье все работало. Я просидел над ней целый час.

По лицу Эдварда было видно, что он не поверил. Оливер посмотрел на часы:

– Ну ладно, давайте решим, что будем делать. – Он с виноватым видом повернулся к Фрэнни. – У меня есть кое-какие дела. Если хочешь, можешь позагорать у бассейна, поплавать. Вода очень теплая.

– Можно я покажу Фрэнни окрестности?

По взгляду Оливера было ясно, что она не обязана ходить.

Она подмигнула в ответ и улыбнулась Эдварду:

– Спасибо, я с удовольствием.

– Папа, а можно я покажу Фрэнни самолет?

– Мне нужно сходить туда, покопаться в моторе, так что можно пойти вместе.

– Фрэнни – это твое настоящее имя? – спросил Эдвард.

– Да.

Он протянул ей руку. «Как для рукопожатия», – подумала Фрэнни. Вместо этого он крепко ухватил ее за руку и потянул за собой, как будто срочно хотел что-то сообщить. Медленно, не выпуская ее руки, Эдвард повел гостью к двери.

Она посмотрела на Оливера и увидела во взгляде, устремленном на сына, предчувствие чего-то неприятного. На его лицо легла тень, и вызвана она была страхом. Девушка повернулась к Эдварду, но увидела только доверчивое выражение в глазах маленького мальчика, нашедшего нового друга.