Текст книги "Убийственно просто"

16

Расставшись с суперинтендантом Грейсом, Гленн Брэнсон поехал обратно в город на служебном синем «Воксхолле». В салоне воняло дезинфекцией – в прошлый раз, когда машиной пользовались, в ней везли раненого или кого-то вырвало. Он припарковался на своем обычном месте на стоянке за изящным, но внушительным зданием полиции Брайтона, толкнул дверь служебного входа и поднялся по каменной лестнице в кабинет, где сидел вместе с десятком коллег.

Было двадцать минут седьмого. Строго говоря, на этой неделе его смена заканчивалась в шесть, но после налета на наркопритон в понедельник у него была куча бумажной работы, и он добился разрешения задержаться. Да и лишние деньги совсем не помешали бы. Но сегодня он собирался просидеть всего час, до семи. У Эри очередные курсы по самоусовершенствованию. По понедельникам она слушала лекции по английской литературе, по четвергам занималась архитектурой. С тех самых пор как родилась их дочь Рэми, Эри начала психовать из-за того, что ей якобы не хватает образования и она не сможет отвечать на вопросы детей, когда те подрастут.

Хотя почти все мониторы были выключены, порядка ни на одном столе не наблюдалось. Каждый рабочий отсек, как обычно, выглядел так, словно его обитатель покинул его в страшной спешке и вот-вот вернется.

На работе оставались всего двое сослуживцев – высокий и тощий детектив-констебль Ник Николл, трудяга и стремительный футбольный нападающий, и детектив-сержант Белла Мой, тридцати пяти лет, с выразительным личиком, осененным гривой спутанных волос.

Никто не встретил его радостными криками. Он прошел мимо Ника Николла, всецело поглощенного заполнением какой-то анкеты. Поджав губы, словно мальчишка на экзамене, он старательно вписывал шариковой ручкой в пустые клетки печатные буквы. Белла не сводила глаз с монитора компьютера, ее левая рука автоматически таскала драже из коробки на столе и закидывала их в рот. Несмотря на стройную фигуру, она ела больше, чем любое известное Гленну Брэнсону человеческое существо.

Усевшись за стол, он увидел, что на экране, как всегда, мерцает значок «Новое сообщение». Жена Эри, восьмилетний сынишка Сэмми и трехлетняя дочурка Рэми улыбались ему с фотографии в рамочке.

Брэнсон посмотрел на часы. Важно все время следить за временем. Эри взбесится, если он опоздает и ей придется пропустить начало занятий. И потом, ему это нетрудно – он обожал возиться с детишками. Тут зазвонил телефон.

Звонили из приемной. Какая-то женщина ждет его уже больше часа и не уходит. Может, он переговорит с ней? Все остальные заняты.

– А я как будто не занят! – проворчал Гленн, не скрывая раздражения. – Чего она хочет?

– Это насчет аварии во вторник… пропавший жених.

Брэнсон сразу остыл.

– Хорошо. Иду.

Несмотря на бледность, Эшли Харпер во плоти оказалась такой же красоткой, как и на фото в квартире Майкла Харрисона. На ней были дизайнерские джинсы с широким ремнем, с плеча свисала дорогая сумочка. Проводив ее в комнату для допросов, Гленн налил по чашке кофе, закрыл дверь и уселся напротив. Как и все подобные помещения, это было маленьким и лишенным окон, с выкрашенными в тускло-оливковый цвет стенами, пол покрывал немаркий коричневый ковер. Середину комнаты занимали металлические стулья и стол, в воздухе явственно ощущался застоявшийся сигаретный дым.

Эшли поставила сумочку на пол. С бледного личика на сержанта горестно взирали красивые серые глаза в потеках туши. Пряди каштановых волос спадали на лоб и плечи. Ногти у нее были безукоризненные, как будто она явилась сюда прямо из маникюрного салона. Безупречная внешность невесты слегка удивила Брэнсона. Она выглядит просто сногсшибательно, – а ведь в такой ситуации люди обычно забывают о внешнем виде.

В то же время Брэнсон знал, как нелегко бывает раскусить женщину. Однажды, когда его брак переживал тяжелые времена, Эри дала ему почитать книгу под названием: «Мужчины – с Марса, женщины – с Венеры». Книга помогла ему более-менее разобраться в отличиях между мужской и женской психологией – однако не до конца.

– А вас нелегко застать, – заявила Эшли, откинув со лба длинную прядь каштановых волос. – Я оставила вам четыре сообщения.

– Да, извините. – Он вскинул руки. – Двое моих подчиненных взяли больничный, а еще двое – в отпуске. Представляю, что вы сейчас чувствуете.

– Неужели? Вы представляете, что я сейчас чувствую? В субботу я должна выйти замуж, а мой жених пропал с вечера вторника! Мы договорились со священником, я должна примерять свадебное платье, приглашено двести человек гостей, присланы свадебные подарки… Нет, вы точно не представляете, что это за кошмар! – По щекам девушки заструились слезы. Она шмыгнула носом и, порывшись в сумочке, достала бумажную салфетку.

– Послушайте, мне очень жаль. Я с самого утра, с тех пор, как мы с вами поговорили, занимаюсь исчезновением вашего… Майкла.

– И что? – Она промокнула глаза.

Брэнсон поболтал в руках стаканчиком с кофе. Еще слишком горячий, чтобы пить. Пусть остынет.

– Боюсь, мне пока нечего вам сообщить. – Это не совсем соответствовало действительности, но Брэнсону хотелось услышать то, что она намеревалась ему сказать.

– Чем конкретно вы занимались?

– Как я говорил вам утром по телефону, обычно, когда кто-то пропадает…

– Да поймите вы, у нас не обычный случай! – перебила его Эшли. – Майкл пропал во вторник вечером. Когда мы с ним не вместе, он звонит мне по пять – десять раз на дню. Прошло уже два дня. Понимаете – целых два дня!

Брэнсон внимательно наблюдал за выражением ее лица – не выдаст ли она себя чем-нибудь? Однако ничего такого не случилось. Перед ним сидела молодая женщина, которой очень хотелось узнать, куда пропал ее любимый. «А может, – мелькнула у сержанта циничная мысль, – она – отличная актриса».

– Послушайте меня, пожалуйста. В общем-то два дня – еще не повод паниковать. Но я согласен с вами – все это выглядит более чем странно.

– С ним что-то случилось, понимаете? Он пропал не так, как другие. Друзья что-то с ним сделали, куда-то его заперли или посадили – не знаю… я… – Девушка опустила голову, словно пытаясь скрыть слезы, порылась в сумочке, извлекла новую салфетку, промокнула глаза, покачивая головой…

Гленн был тронут. Она понятия ни о чем не имела – значит, никакого разговора пока толком не выйдет.

– Мы делаем все, чтобы найти Майкла, – мягко сказал он.

– Что, например? Что вы делаете?!

Ее горе тут же куда-то исчезло, как будто она носила его, словно вуаль. Потом последовал новый поток слез и горькие, со всхлипами, рыдания.

– Мы обыскали район, примыкающий к месту аварии, наши люди до сих пор там – иногда после автокатастрофы потерпевшие теряют ориентацию в пространстве, и мы обшариваем все вокруг. А сейчас мы объявили полномасштабный розыск. Фото вашего жениха разослано во все полицейские участки. Все аэропорты и морские порты…

– Вы думаете, он пустился в бега? – вновь перебила его Эшли. – Господи! Зачем?

Брэнсон решил применить прием, которому научился у Роя Грейса. Таким образом можно было распознать, лжет человек или нет.

– Что вы сегодня ели на обед? – неожиданно спросил он.

Девушка удивленно уставилась на него:

– Что я сегодня ела на обед?

– Да. – Брэнсон внимательно следил за ее зрачками. Они переместились вправо. Режим памяти!

Мозг человека делится на левое и правое полушария. Одно полушарие – вместилище долгосрочной памяти, а в другом происходят творческие процессы. Когда человеку задают вопрос, его зрачки почти всегда смещаются в сторону полушария, задействованного для ответа. У некоторых памятью заведует правое полушарие, а у некоторых – левое; творческое полушарие – и другое.

Когда человек говорит правду, его зрачки смещаются в сторону полушария памяти; когда он лжет – в сторону творческого. Брэнсон научился распознавать, где у человека какое полушарие. Вначале он задавал простой, так называемый контрольный вопрос, вроде того, что сейчас. В таких случаях лгать незачем.

– Я сегодня вообще не обедала.

Сержант решил, что пора сделать новый ход.

– Мисс Харпер, насколько вы в курсе дел своего жениха?

– Я, знаете ли, полгода была его секретаршей. Едва ли найдется что-то, чего я не знаю.

– Значит, вам известно о его компании на Каймановых островах?

На лице девушки отразилось неподдельное изумление. Зрачки сместились влево. Режим выдумки. Значит, лжет.

– На Каймановых островах?! – переспросила она.

– Он и его партнер… – Помедлив, Брэнсон достал записную книжку и перелистал несколько страниц. – Марк Уоррен. Вам известно, что у них там имеется офшорная компания? «Эйч-Ви пропертиз интернешнл»?

Эшли молча смотрела на сержанта.

– «Эйч-Ви пропертиз интернэшнл»?!

– Совершенно верно.

– Нет, я о ней впервые слышу.

Брэнсон кивнул:

– Ладно…

Тон ее голоса едва заметно изменился. Благодаря Рою Грейсу он понимал почему.

– Вы расскажете мне что-нибудь еще?

– А я ничего больше и не знаю. Я надеялся, что вы меня просветите.

Зрачки Эшли вновь на секунду дернулись влево. Опять придумывает!

– Нет, – покачала она головой. – Мне очень жаль, но…

– Возможно, дело яйца выеденного не стоит, – развел руками Брэнсон. – В конце концов, кто не хочет уйти от налогов?

– Майкл человек практичный. И хороший бизнесмен. Но он никогда не делал ничего противозаконного!

– А я этого, мисс Харпер, и не утверждаю. Я просто пытаюсь сказать, что вы, возможно, не до конца знаете человека, за которого выходите замуж. Только и всего.

– Что вы имеете в виду?

Сержант вновь примирительно вскинул руки. Пять минут седьмого. Ему пора.

– Возможно, и ничего, – улыбнулся Брэнсон. – Однако нельзя упускать ни единой зацепки.

Ответной улыбки сержант так и не дождался.

17

Невероятно захламленный трейлер, где обитал Дэви, стоял вплотную к домику его отца на окраине Льюиса. Из окна виднелся двор, заваленный обломками машин. Дэви смотрел по старенькому телевизору с мигающим изображением американский полицейский сериал «Закон и порядок». Его любимый персонаж – крутой детектив Рейнальдо Кертис, держа за грудки хулигана, сверлил его грозным взглядом.

«Я с тебя не слезу, усек?» – прорычал Рейнальдо.

Дэви, в мешковатых джинсах и бейсболке, повернутой назад козырьком, плюхнулся на продавленный диван и впился зубами в шоколадный батончик «Туинки», которые он каждую неделю заказывал по почте из Штатов.

– Да, подонок! – поддержал он своего кумира. – Я с тебя не слезу, усек?

У ног Дэви на драном линолеуме валялись остатки ужина – бифштекса с жареной картошкой. Впрочем, другого мусора хватало с избытком, – работая на пару с отцом, он тащил к себе все, что попадалось на глаза. Этот хлам почти сплошняком покрывал пол его владений, а также полку и стол.

Рядом лежали останки рации, подобранной пару ночей назад. Дэви все собирался ее починить, но как-то руки не доходили. Он лениво повертел в руках корпус уоки-токи.

Вдоль корпуса тянулась глубокая трещина. От него отвалился большой кусок и выпали две батарейки – он подобрал их с дороги, куда они упали. Он действительно собирался починить рацию, но как-то забыл о ней. С памятью у него и впрямь было неважно – он забывал почти все, не в состоянии удержать это в голове.

Почти все.

Вокруг постоянно творилось нечто для него совершенно бессмысленное. Жизнь напоминала головоломку, где всегда не хватает нескольких фрагментов. Причем важных фрагментов. В настоящий момент перед ним лежала головоломка под названием «рация», состоящая из четырех «фрагментов»: треснувшего корпуса, двух батареек и еще одной штуки вроде крышки.

Дэви доел батончик, облизал обертку и швырнул ее на пол.

– Усек? – повторил он в пустоту. Нагнувшись, поднял пластиковую коробку из-под гамбургера и пальцем подобрал остатки кетчупа. – Да! Я с тебя не слезу, усек?

Он хихикнул. По телевизору шла реклама. Какая-то телекрасотка вкрадчиво толковала о проблемах, связанных с ростом населения.

– Кончай трепаться, крошка! – пробурчал заскучавший Дэви. – Давай-давай, гони обратно сериал.

Однако вместо сериала начался еще один рекламный ролик. По ковру ползал младенец, который почему-то разговаривал басом. Несколько секунд Дэви следил за рекламой. Ерунда какая! Младенец не может разговаривать как взрослый. Потом его внимание переключилось на рацию. Из корпуса торчала телеантенна. Вытянув ее во всю длину, Дэви внимательно осмотрел ее и снова сложил.

– Чпок! – прогундосил он, вновь вытягивая антенну. – Чпок!

Он нацелил ее на экран, как ружье, – как раз в тот момент, когда сериал возобновился.

Дэви посмотрел на новенькие часы, подаренные вчера папой на день рождения. С такими часами клево смотреть автогонки. На них было множество кнопок, цифирок и несколько дисплеев. Он так и не понял, что к чему, так как еще не разобрался с инструкцией. Папа обещал помочь ему прочитать ее, объяснить все трудные слова. К воскресенью ему нужно, чтобы все работало. В воскресенье покажут Гран-при Монако – тут надо подготовиться заранее…

В дверь постучали, и она чуть приоткрылась. На пороге стоял папа в охотничьей шапочке с опущенными ушами, старой ветровке и высоких сапогах.

– Дэви, готовность – пять минут!

– Ой! Сейчас же идет «Закон и порядок». А нельзя через пятнадцать?

Комнату заполнило облако табачного дыма. Дэви увидел красный огонек: папа затянулся.

– Если хочешь идти охотиться на кроликов, надо выйти через пять минут. Ты небось уже выучил все до одной серии своего «Закона и порядка» наизусть!

После окончания очередной рекламной паузы сериал продолжился. Дэви поднес палец к губам. Покачав головой в шутливом отчаянии, Фил Уиллер вышел из комнаты.

– Пять минут, – повторил он, закрывая за собой дверь.

– Десять! – крикнул Дэви ему вслед с американским акцентом. – Компромисс! Усек?

Он переключил внимание на рацию. А круто взять ее с собой на охоту! Изучив гнездо для батареек, он определил, где плюс, а где минус, и вставил их на место. Затем нажал одну из двух кнопок сбоку. Ничего. Он нажал на вторую кнопку и тут же услышал треск.

Дэви поднес рацию к уху и прислушался. Только треск. И вдруг, неожиданно – мужской голос, такой громкий, как будто говоривший находился с ним в одной комнате!

– Алло!

От испуга Дэви уронил рацию на пол.

– Алло! Алло!

Он уставился на коробочку, сияя от радости, но тут в дверь снова постучали, и папа позвал:

– Пошли, я уже взял твое ружье!

Дэви испугался. Что, если папа рассердится, увидев рацию? Ведь ему не разрешалось ничего уносить с места аварии! Дэви сел на корточки и нажал на другую кнопку – он решил, что так говорить безопасно, – и тихо прошипел с американским акцентом:

– Извини, не могу говорить. Он с меня не слезет, усек?

После чего запихнул рацию под кровать и выбежал из комнаты, оставив телевизор включенным. Пусть детектив Рейнальдо Кертис управляется без него!

18

– Эй! Алло! Алло! Алло!

Тишина. И атлас цвета слоновой кости.

– Пожалуйста, помогите!

Всхлипывая, Майкл несколько раз подряд нажал на кнопку «Вызов».

– Пожалуйста, помогите! Прошу вас, пожалуйста!

Но в ответ слышался только треск помех.

Странный какой голос, однако… Как будто плохой актер изображает американского гангстера. Может, это тоже часть розыгрыша? Майкл смахнул соленые слезы вниз, к сухим, потрескавшимся губам. На миг он почувствовал влагу, а затем его язык впитал ее, как промокашка.

Он посмотрел на часы. Без десяти девять. Сколько еще будет продолжаться эта пытка? И как им удается до сих пор держать все в тайне? Ведь сейчас наверняка Эшли, его мать – да и все остальные! – выпытывают у ребят, куда он пропал. А он валяется здесь уже… уже…

На него накатила новая волна паники. Сейчас без десяти девять, но чего? Вечера или утра?

Совсем недавно был день, так? Он следил, отмеряя час за часом. Неужели он настолько забылся, что пропустил целые сутки? Должно быть, сейчас вечер – сегодняшний вечер, а не завтрашнее утро!

Стало быть, прошло почти сорок восемь часов.

Куда они, мать их, подевались?

Он оперся ладонями о дно гроба и слегка приподнялся вверх. Хотелось растереть онемевшую поясницу. Плечи болели оттого, что он лежал сгорбившись, суставы затекли без движения… и от обезвоживания. По опыту Майкл знал, как опасно долго оставаться без движения и без воды – он ведь не раз выходил в плавание. Головная боль не унималась. Стоило ему надавить большими пальцами на виски, как она на несколько секунд проходила, но, как только он опускал руки, возвращалась с прежней свирепостью.

– Господи, в субботу я женюсь – слышите вы, козлы? Вытащите меня отсюда! – заорал он во всю мощь легких и замолотил кулаками по крышке гроба.

Дебилы! Завтра пятница. Канун свадьбы. Ему нужно получить костюм. Подстричься. В субботу вечером они с Эшли уезжают в свадебное путешествие в Таиланд, а перед отлетом еще столько дел! Ведь они улетают на две недели. Нужно написать свадебную речь.

Парни, завязывайте, мне еще столько всего нужно сделать! Вы уже расквитались со мной, и ладно! Отплатили мне за все мои проделки! Причем с лихвой! Рассчитались за все!

Положив руку на живот, Майкл нашарил фонарик и включил его на несколько драгоценных секунд, экономя батарейку. Ему показалось, что белый атлас стал еще ближе. Когда он смотрел на него в последний раз, крышка вроде бы возвышалась на добрых шесть дюймов, а сейчас – не больше чем на три, как будто гроб медленно и неуклонно уменьшается в размерах.

Майкл схватил дыхательную трубку, болтавшуюся перед лицом, снова прищурился, пытаясь всмотреться в нее, но так ничего и не разглядел. Затем проверил, ту ли кнопку нажимает на рации. Нажал на «Вызов» и заорал во всю мощь. Глухо. Тогда Майкл попробовал кнопку «Прием» и прислушался. Ничего.

– Nada! Ничего! – сказал он вслух. – И жрать нечего! Ни единой долбаной сосиски!

Перед глазами всплыла картина: сковородка на плите в маминой кухне. На сковородке жарятся сосиски, яйца, бекон, помидоры – все шкворчит, шипит, пузырится… Он почти ощущал запах – черт побери! Еще пахло хлебом, жарившимся на соседней сковородке, рядом в банке разогревается фасоль…

– О господи, как же я хочу жрать!

Он постарался не думать о еде и забыть о боли, хотя рези стали такими нестерпимыми, как будто кислота разъедала стенки желудка. В голове, за плотной завесой пульсирующей боли, мелькнули воспоминания из когда-то прочитанной книги – то ли о лягушках, то ли о жабах. Эти твари вынашивали потомство не в матке, а в желудке. По какой-то причине желудочный сок не вредил головастикам.

«Какое чудо должно произойти, чтобы и мы, люди, перестали портить себе желудок?» – внезапно подумал Майкл. Туман перед глазами слегка рассеялся, и в голову полезла всякая чепуха.

Несколько лет назад он читал одну теорию о суточных биоритмах. Все живые организмы на Земле подчиняются двадцатичетырехчасовому циклу. Кроме человека. Наш цикл составляет двадцать пять часов с четвертью. В ходе испытаний людей на несколько недель помещали в темную комнату и не давали часов. И всем испытуемым казалось, что они пробыли в темноте меньше, чем на самом деле.

Великолепно! Я сейчас мог бы стать одним из их долбаных подопытных кроликов!

Во рту так пересохло, что у него слиплись губы, – когда он открыл рот, ему стало так больно, как будто с губ содрали кожу.

Майкл посветил фонариком вверх: канавка, над которой он трудился, все углублялась. Он поднял ременную пряжку и вновь принялся скрести ее уголком крышку гроба. Майкл хорошо разбирался в породах дерева и понял, что крышка изготовлена из тика – едва ли не самой прочной древесины. Приходилось крепко зажмуриваться, чтобы стружка не попала в глаза. Пряжка становилась все горячее и горячее, пока ему, наконец, не пришлось прервать работу, чтобы дать ей немного остыть.

Извини, не могу говорить. Он с меня не слезет, усек?

Майкл нахмурился. Что это еще за придурок болтает с американским акцентом?

Неужели кому-то из них это кажется смешным? Какую лапшу они навешали на уши Эшли? И маме!

Через несколько минут, выбившись из сил, Майкл решил сделать перерыв, хотя понимал, что останавливаться нельзя. От обезвоживания быстрее устаешь. Надо бороться, невзирая на усталость. Как можно скорее выбраться из распроклятого гроба! Выбраться наружу и задать этим придуркам как следует. О, что он с ними сделает!

Майкл царапал крышку еще несколько минут, время от времени больно задевая костяшками пальцев о древесину. Главное – не открывать глаз, чтобы в них не попала мелкая стружка или древесная пыль. Наконец он устал настолько, что работать был больше не в состоянии. Рука бессильно упала, сведенные мышцы шеи расслабились, голова безвольно откинулась назад…

И вконец измученный Майкл заснул.