Текст книги "Киберутопия. Каким было будущее, пока не было Дурова и Маска"

Однако для понимания развернувшейся сейчас полемики вокруг будущего Сети не следует забывать о противоречивом характере исторических прецедентов, на которые столь бойко ссылается «калифорнийская идеология». Распространение новых промышленных технологий в начале девятнадцатого века не привело к освобождению рабов. Наоборот, изобретение хлопкоочистительной и прядильной машины в действительности лишь укрепило архаичные и жесткие институты рабовладения Старого Юга. В наши дни либертарианская риторика об индивидуальном правомочии посредством новых информационных технологий аналогичным способом используется для сокрытия факта углубляющейся поляризации между преимущественно белым «виртуальным классом» и, как правило, чернокожей беднотой. Если попытаться взглянуть на все это через призму европейской иронии, то тогда джефферсоновская демократия может оказаться подходящей метафорой для дистопического[5]5
  Дистопия – противоположность утопии, то есть негативная картина будущего; обычно используется как синоним антиутопии, хотя некоторые критики пытаются проводить тонкие отличия одной от другой, говоря, например, о том, что дистопия не отрицает утопию, а рисует ее оборотную сторону.


[Закрыть] бытия, характерного для обитателей гетто крупных городов Соединенных Штатов.

Поскольку либеральные принципы джефферсоновской демократии существуют за пределами реальной истории, Барлоу и прочие «калифорнийские идеологи» оказываются не в состоянии представить себе временную динамику реального капитализма. Хотя новые фронтиры могут быть открыты и предприимчивыми индивидуумами, на смену пионерам быстро приходят коллективные формы организации типа акционерных компаний. Так, например, свободолюбивые ковбои Дикого Запада охотно завершали свою карьеру в качестве работников сельскохозяйственных предприятий, финансируемых промышленным Востоком. Аналогичный процесс имел место и в случае первого в истории США электронного фронтира – системы радиовещания. В начале 1920-х годов ее разработкой стала заниматься небольшая группа преисполненных энтузиазмом любителей и предпринимателей. С учетом существовавших тогда незначительных ограничений по вещанию, почти каждый человек имел возможность либо создать свою собственную радиостанцию, либо купить эфирное время на чужой. Однако, когда недорогие радиоприемники стали широкодоступными, радиоволны были быстро оккупированы корпоративными вещательными сетями, принадлежавшими NBC и CBS. Этот процесс монополизации был закреплен федеральным правительством в Законе о радиовещании 1927 года, который ограничивал круг вещательных компаний владельцами лицензий, выдаваемых соответствующим государственным регулятивным органом. Разумеется, консервативно настроенные политики постарались воспользоваться благоприятной возможностью, чтобы заглушить голоса политических и культурных радикалов, особенно со стороны «левых». Однако введение подобного рода цензуры не вызвало особого недовольства в массах. Напротив, большинство избирателей поддержали этот закон, поскольку система лицензирования фактически стала гарантом высокого качества приема популярных радиопередач национальных сетей без помех со стороны других станций. По иронии судьбы демократизация доступности радиовещания лишила большинство людей возможности активного овладения этим новым медиа.

Главный вопрос сейчас заключается в том, обречен ли новый электронный фронтир киберпространства на повторение того же самого пути развития? Вопреки утверждению Барлоу о том, что киберпространство – это не «государственный строительный объект», основным препятствием для распространения Сети внутри Соединенных Штатов является определение источников финансирования работ по созданию оптоволоконной сети. Поскольку и демократы и республиканцы отказываются предоставлять государственные инвестиции, они должны были использовать Закон о телекоммуникациях 1996 года для учреждения какой-нибудь регулирующей структуры, благоприятствующей крупным корпорациям, которые располагают капиталом, необходимым для построения информационного шоссе. Прежде всего, обе партии благословили интенсификацию слияния компаний, оперирующих в сближающихся друг с другом сферах медиа, компьютерных технологий и телекоммуникаций. Ввиду того что американская экономика лишилась конкурентного преимущества в отраслях промышленности, традиционных для эпохи Форда, теперь ей приходится полагаться в основном на компании, удерживающие ведущие позиции в процессе конвергенции цифровых технологий, например на студиях Голливуда, Microsoft и AT&T. Не проявив каких-либо симпатий по отношению к джефферсоновской демократии, основывающейся на мелком бизнесе, Закон о телекоммуникациях расчистил дорогу для американских «национальных чемпионов», обладающих достаточными размерами, чтобы построить информационное шоссе у себя в стране и при этом успешно конкурировать со своими европейскими и азиатскими соперниками за пределами США.

Для многих левых такие мультимедийные корпорации – наибольшая угроза для свободы слова в Сети. Как и в случае с радиовещанием (а впоследствии – и с телевидением), желание привлечь массовую аудиторию может оказаться гораздо более эффективным средством сдерживания политического радикализма и культурного экспериментирования, нежели какие-то непродуманные цензурные предписания, образующие заключительную часть Закона о телекоммуникациях. Сбываются самые худшие опасения пессимистов-неолуддитов, когда корпоративные лидеры в открытую провозглашают своей целью трансформацию Сети в «интерактивное телевидение». В соответствии с этим сценарием новые формы социальности, характерные для современного киберпространства, будут заменены пассивным потреблением популярных развлекательных программ и ангажированной информации, поставляемых мультимедийными корпорациями. Несмотря на свои лицемерные протесты по поводу антипорнографических положений нового закона, эти корпорации вряд ли сильно огорчит введение правил, посредством которых Интернет превратится в надежную (а значит, и доходную) разновидность семейной забавы.

При таком видении будущего джефферсоновская демократия представляется не более чем неолиберальной пропагандой, цель которой заручиться поддержкой со стороны представителей «виртуального класса» в деле приватизации киберпространства. Беспорядочно смешивая между собой «новых левых» с «новыми правыми», «калифорнийская идеология» привлекает к себе всех, кто надеется оказаться достаточно ловким и удачливым, чтобы воспользоваться благоприятными возможностями, предоставляемыми в результате быстрых изменений в технологическом базисе общественного производства. Однако, в то время как они предаются мечтам о своем будущем преуспевании в качестве киберпредпринимателей, большинству мастеров цифровых технологий фактически отказано в гарантии занятости, которая ранее предоставлялась работникам фордовских производств. Отнюдь не являясь независимыми пионерами электронного фронтира, многие из них ведут полуголодный образ жизни, кое-как перебиваясь от одного краткосрочного корпоративного контракта до другого. Аналогичным образом приватизация киберпространства таит угрозу и для общественного использования этого пространства. Чем больше коммерческих средств расходуется на поддержку онлайновых служб, тем труднее становится непрофессионалам создавать веб-сайты такого уровня, чтобы они могли привлекать внимание значительного числа пользователей. Но, как и в случае с радиовещанием 1920-х годов, многие опять-таки с удовлетворением воспримут введение корпоративного контроля над киберпространством при условии предоставления им высококачественных онлайновых услуг. Согласно воззрениям неолуддитов, демократизация доступности Сети лишает большинство людей возможности активного освоения киберпространства.

Развернувшаяся в Соединенных Штатах полемика вокруг Закона о телекоммуникациях 1996 года безжалостно обнажила ограничения «калифорнийской идеологии». Барлоу может, конечно, предаваться мечтаниям об уходе в гиперреальность киберпространства, однако на самом деле он просто пытается избежать столкновения с политическими и экономическими противоречиями реально существующего капитализма. Отнюдь не тяготея к идее электронного фронтира, состоящего из большого числа мелких предприятий, коммерциализация киберпространства создает условия для концентрации капитала в общемировом масштабе. С учетом огромных расходов на построение общегосударственной широкополосной сети получается, что только очень крупные корпорации окажутся в состоянии мобилизовать достаточные средства для реализации такой инфраструктуры. В рамках этой зарождающейся олигополии наиболее передовые предприниматели по-прежнему будут добиваться публичной известности в качестве руководителей крупных производств или субподрядчиков мультимедийных корпораций. Однако их личный успех станет возможным только в контексте колоссальных коллективных усилий по созданию информационного шоссе. Динамика конвергенции цифровых технологий в условиях реального капитализма имеет тенденцию к повышению уровня обобществления производства и средств связи, а вовсе не к реализации фантазий восемнадцатого века о самодостаточности индивидуума.

В свете вышесказанного позиция EFF, направляющей свой критицизм лишь против антипорнографических предписаний Закона о телекоммуникациях, представляется довольно-таки однобокой. Угроза свободе слова в Сети исходит не только со стороны государства, но и со стороны рынка. Как показывает история развития радиовещания в Соединенных Штатах, эти два вида цензуры нередко действовали параллельно. Как политики, так и корпорации заинтересованы в том, чтобы представители «средней Америки» не попадали под воздействие радикальных политических и культурных идей, распространяемых посредством медиа нового типа. Следовательно, любая сколько-нибудь значимая кампания в защиту киберправ должна подразумевать борьбу за свободу выражения мнений и вестись как против государственной, так и против рыночной цензуры. Развитие Сети открывает путь к преодолению политических и экономических ограничений на свободу слова в существующих медиа. В этом случае каждый мог бы получить возможность не только иметь доступ к информации и развлечениям, но и распространять свою собственную продукцию. Вопрос заключается в том, каким образом такая потенциальная возможность будет претворяться в жизнь.

Кампания в защиту свободы гипермедиа может оказаться успешной только в том случае, если в ее ходе будут осознаны врожденные противоречия этого основного права граждан. Политические права каждого человека ограничиваются правами других людей. Так, например, для обеспечения защиты детей государству вменяется в обязанность ограничивать свободу слова педофилов в Сети. Поскольку этнические меньшинства имеют право жить в мире, власти демократической республики должны предпринимать оперативные меры по недопущению образования организаций фашистского толка. Однако если не считать этих минимальных ограничений, граждане, разумеется, имеют право говорить друг другу все, что им заблагорассудится. И конечно же, демократическое государство не располагает мандатом, позволяющим ему навязывать какую-то определенную религиозную мораль всем своим гражданам, не считаясь с их верованиями.

Аналогичным образом, организаторы кампании в защиту киберправ также должны осознавать экономические противоречия, связанные со свободой гипермедиа. Поскольку в проектах общественных гипермедиа оказываются задействованными непрофессионалы, такие проекты могут благополучно существовать в рамках высокотехнологичной «экономики дарения». Однако если труд мастеров цифровыхтехнологий будет подлежать оплате, внутри Сети понадобится создать некое подобие товарообмена. Тем не менее господство свободного рынка будет препятствовать свободному распространению идей. Следовательно, любые кампании в защиту киберправ должны проводиться с учетом экономических противоречий, связанных с проблемой свободы гипермедиа. Прежде всего, им не следует занимать абсолютистские позиции по вопросу о форме цифровой экономики. Напротив, до настоящего времени развитие киберпространства происходило на основе комбинированного использования государственных, частных и общественных инициатив. В процессе построения информационного шоссе все эти составляющие играли одинаково важную роль. Однако в случае с Законом о телекоммуникациях американцы столкнулись скорее с проблемой неправильных действий правительства, нежели с чересчур активным вмешательством со стороны государства. Слишком явно стремясь наложить моральную цензуру на пользователей Сети, федеральное правительство в то же самое время уклоняется от своей обязанности по предоставлению всем гражданам доступа к онлайновым службам. В то время как корпорации могут располагать ресурсами для построения широкополосной сети, государство должно использовать всю полноту своей власти для недопущения исключения из киберпространства какого-либо слоя общества по причине нехватки ресурсов.

Вопреки предсказаниям пессимистов победа в борьбе против политической и экономической цензуры представляется вполне вероятной. Хотя государство может – и обязано – преследовать малочисленных педофилов и фашистов в судебном порядке, объем ресурсов, требующихся для отслеживания содержания электронной корреспонденции и веб-сайтов каждого пользователя, сделает насаждение морального пуританства весьма трудновыполнимой задачей. Даже при наличии совершенных цензурных программ один только трафик Сети в конце концов приведет к разорению любого хорошо финансируемого наблюдательного органа. И хотя сейчас представляется возможным контролировать содержание передач тысяч радио– и телевизионных станций, расходы по проверке многих миллионов пользователей, получающих доступ к глобальной сети онлайновых служб, оказались бы непомерно высокими. Социальная природа гипермедиа является лучшей защитой права индивидуума на свободу слова.

Аналогичным образом попытки корпораций скупить все киберпространство на корню также будут контролироваться посредством социальной основы процесса конвергенции. Так, например, недавние испытания системы интерактивного телевидения оказались коммерчески несостоятельными. Как замечает Энди Камерон в своей книге «Тайники», корпоративные «группы поддержки» становятся жертвами категориальной ошибки, пытаясь придать новым гипермедиа форму старых медиа. Дело в том, что интерактивность не сводится к перебору различных пунктов меню пощелкиванием кнопкой мыши. Многие люди стремятся использовать киберпространство, чтобы встречаться друг с другом. В отличие от существующих медиа, Сеть не ограничивается односторонним информационным потоком, исходящим от ограниченного числа отправителей. Наоборот, гипермедиа представляют собой двустороннее средство связи, где каждый является и получателем, и отправителем. Несомненно, мультимедийным корпорациям будет принадлежать ведущая роль в построении инфраструктуры информационного шоссе и продаж через Сеть «информационных товаров», однако им придется убедиться в невозможности монополизации социального потенциала киберпространства.

В последние годы приверженцами «калифорнийской идеологии» делаются заявления о том, что либеральный индивидуализм восемнадцатого века чудесным образом возродится в результате процесса конвергенции цифровых технологий. Однако теперь, когда онлайновые службы оказываются доступными широким массам населения, коллективный характер нового информационного общества становится все более и более очевидным. Что касается политики, то электронная демократия займет центральное место во взаимоотношениях между представителями и их избирателями. Во всех секторах экономики информационное шоссе вскоре превратится в базовую инфраструктуру для совместной трудовой деятельности во времени и пространстве. Главным здесь является то, что такое обобществление политики и экономики окажется наилучшим средством защиты свободы личности в киберпространстве. Люди, не чувствующие необходимости уноситься в неолиберальную гиперреальность, смогут использовать новые цифровые технологии для повышения уровня своей жизни как внутри киберпространства, так и за его пределами. Электронная агора[6]6
  Агора – центральная площадь греческого полиса, где проводились народные собрания. Здесь: демократия.


[Закрыть] еще будет построена.

Криптоанархия

Манифест криптоанархиста. Шифропанки мира

Тимоти Мэй, бывший сотрудник Intel, откуда уволился в тридцати четыре года. С тех пор всю свою энергию отдает защите криптоправ. Один из родоначальников Cypherpunks.

Этот текст с 1992 г. широко распространялся по Интернету

Перевод О. Турухиной

Некоторые из вас на вчерашнем собрании «физических Шифропанков» в Силиконовой долине потребовали, чтобы у всех читателей из шифропанк-рассылки, призраков, подглядывающих и прочих был электронный доступ к материалам, выдаваемым на встречах.

Перед вами «Манифест криптоанархиста», который я прочитал на первом собрании в сентябре 1992 года. Он восходит к середине 1988 года, когда с ним познакомились некоторые мои единомышленники техноанархисты на конференции Crypto’88 (а также на конференции хакеров, состоявшейся в том же году). Я рассказывал о нем также на хакерских конференциях 1989 и 1990 годов.

Призрак бродит по современному миру, призрак криптоанархии. Компьютерные технологии стоят на пороге того, чтобы дать возможность отдельным людям и группам общаться и взаимодействовать абсолютно анонимно. Два человека смогут обмениваться сообщениями, заниматься бизнесом, заключать электронные контракты, не имея возможности установить Подлинные Имена, личности друг друга. Взаимодействия в сети невозможно будет отследить из-за многократных изменений маршрутов зашифрованных пакетов и предупреждающих от несанкционированного вмешательства блоков, которые наделяют криптографические протоколы практически идеальной защитой. Репутация будет иметь первостепенную важность при заключении сделок, гораздо большую, чем сейчас имеет оценка кредитоспособности. Эти нововведения полностью изменят характер государственного регулирования, возможность взимать налоги и контролировать отношения в экономике, возможность хранить информацию в секрете; изменят свою сущность даже понятия доверия и репутации.

Технология для такой революции, – а революция эта определенно будет и социальной, и экономической, – теоретически разработана в прошлом десятилетии. Ее методы основаны на использовании открытых ключей, систем аутентификации на основе минимальных данных и разнообразных программных протоколов, предназначенных для взаимодействия, аутентификации и верификации. До сегодняшнего дня в центре внимания были академические конференции в Европе и США, конференции, за которыми пристально наблюдало Агентство национальной безопасности. Но лишь недавно компьютерные сети и персональные компьютеры приобрели быстродействие, достаточное для практической реализации этих идей. И в следующее десятилетие быстродействие возрастет еще более, для того чтобы сделать эти идеи экономически осуществимыми и необратимыми. Это обеспечат технологии, сейчас находящиеся на стадии разработки: высокоскоростные сети, ISDN, защитные блоки, смарт-карты, спутники, передатчики, работающие в Ku-диапазоне[7]7
  Диапазон радиоволн 10,7–12,750 ГГц, наиболее используемый в современном спутниковом ТВ.


[Закрыть], персональные компьютеры, производящие несколько триллионов операций в секунду, шифрующие чипы и многое другое.

Государство, очевидно, боясь социальной дезинтеграции, попытается замедлить или приостановить распространение таких технологий, ссылаясь на соображения национальной безопасности, использование этих технологий наркоторговцами и неплательщиками налогов. Любое из этих соображений будет обоснованным: крипто-анархия позволит свободно торговать национальными секретами, а также незаконными препаратами и краденым. Анонимный компьютеризированный рынок сделает возможным даже создание отвратительного рынка заказных убийств и вымогательств. Криминальные элементы и иностранцы станут активными пользователями Crypto-Net’a. Но это не остановит криптоанархию.

Точно так же, как технология книгопечатания изменила социальный строй и уменьшила могущество средневековых гильдий, криптографические методы принципиально изменят корпорации и роль государства в экономических транзакциях. В сочетании с возникающими рынками информации криптоанархия создаст ликвидный рынок любых материалов, которые можно представить в виде слов или изображений. Подобно кажущемуся второстепенным изобретению колючей проволоки, позволившей огораживать огромные ранчо и фермы и тем самым навсегда изменившей представления о земле и правах собственности в западных штатах, «второстепенное» открытие «темной стороны» математики стало кусачками, разрезающими колючую проволоку вокруг интеллектуальной собственности.

К восстанию, ибо вам нечего терять, кроме этих изгородей из колючей проволоки!

1992 г.