Текст книги "Стимпанк"
Автор книги: Пол Филиппо
Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
2
Прямой поезд до Китая
Трибуна была задрапирована веселенькими тканями, голубыми с золотом. Местные именитые персоны, политики и члены железнодорожной корпорации восседали чинными рядами на деревянной платформе. Дамы в пышных бомбазиновых юбках защищали себя от летнего солнца кружевными зонтиками. Духовой оркестр играл бодрые мелодии. Птицы заливались контрапунктом на соседних деревьях. Толпа фермеров и торговцев, их жены и дети заполняли широкий луг, окружавший трибуну. Всюду сновали лоточники, предлагая лимонад и леденцы, цветы и безделушки-сувениры.
Местом была деревенька Летчуорт к северу от Лондона, годом – 1834-й, вскоре после утверждения Закона о Бедных, который затем преобразил сельские ландшафты, секвестировав их нищих в соответствующие заведения. Поводом было торжественное открытие новой железнодорожной линии, ветки железной дороги Лондон – Кембридж.
В нескольких ярдах от платформы блестели новые рельсы, тянущиеся за горизонт. Каменный фундамент станции, кирпичное здание которой было не достроено и окружено лесами, обрамлял эту картину с юга.
На рельсах – массивный, гордый, могучий – стоял локомотив революционного устройства. Неподалеку нервно переминался с ноги на ногу его революционный создатель Космо Каупертуэйт в возрасте двадцати одного года.
Рядом с Каупертуэйтом стоял молодой человек лишь немногим его старше, но обладающий куда большей развязностью и явной уверенностью в себе. Это был двадцативосьмилетний Изамбар Кингдом Брунел, сын знаменитого архитектора и изобретателя Марка Изамбара Брунела, чей гений обеспечил создание Туннеля под Темзой, при прокладке которого впервые был применен метод проходческих щитов.
Близость между Каупертуэйтами и Брунелами длилась уже второе поколение.
Клайв Каупертуэйт, отец Космо, был помолвлен с прелестной Констанцией Уинкс. Незадолго до их уже назначенного бракосочетания на данном Королевской ассоциацией инженеров и архитекторов балу Клайв застал свою невесту в компрометирующей позе со старшим Брунелом в нише, частично занятой бюстом Архимеда. Оскорбленный жених – вдвойне взбешенный совместным поруганием и его будущей супруги, и древнего мудреца – немедленно потребовал дуэли. Брунел согласился.
Однако в промежутке между вызовом и поединком оба молодых человека случайно обнаружили единство своих интересов. Сначала ледяным тоном, все более теплевшим, они начали обсуждать свою взаимную мечту о мире, объединенном железными дорогами и паровыми судами, о мире, ужавшемся и аккуратно упакованном великолепными изобретениями их века. Дуэль не состоялась. Клайв и Констанция поженились в намеченный срок. Марк Брунел стал и деловым партнером Каупертуэйта, и близким другом, часто гостившим у него вместе с собственной женой и юным сыном. После рождения Космо он и маленький Изамбар Кингдом («И. К.», или Икки) росли вместе, прямо-таки как братья.
И теперь молодой Каупертуэйт повернулся к своему другу и сказал:
– Ну, Икки, что скажешь? Он стоит под полными парами всего на нескольких унциях топлива. Чудо, разве нет? Стефенсоновская «Ракета» – ничто в сравнении с ним.
Икки, неизменно практичный, ответил:
– Если это сработает, ты положишь конец всей угольной промышленности. На твоем месте я бы оберегал свою спину от грязного кайла какого-нибудь недовольного шахтера. Или, что куда более вероятно, от серебряного столового ножа владельца его шахты.
Космо погрузился в задумчивость.
– Этого аспекта моего открытия я как-то не учел. Тем не менее никто не в силах остановить прогресс. Если бы я не нашел способа очистки нового металла Клапрота, его, конечно же, отыскал бы кто-нибудь другой.
В 1789 году Мартин Генрих Клапрот открыл новый химический элемент, который назвал ураном в честь недавно обнаруженного небесного тела, названного Ураном. Другие ученые, в том числе Эжен-Мельхиор Пелиго, начали искать способ его очищения. Космо Каупертуэйт, унаследовавший таланты отца, выросший в атмосфере практического изобретательства, преуспел первым путем удаления тетрахлорида урана с помощью калия.
Ища новые способы использования этого увлекательного элемента, Космо наткнулся на идею применить его свойство выделения тепла для замены обычного средства получения пара на одном из паровозов своего отца. Клайв Каупертуэйт неохотно дал согласие, и в этот день предстояло первое испытание переделанного паровоза.
– Пойдем, – сказал Космо, – мне следует в последний раз проинструктировать машиниста.
Они влезли на паровоз. Паровозная бригада в будке встретила их довольно холодно. Старший машинист, человек в годах с моржовыми усами, без конца кивал в такт словам Космо, но молодой изобретатель чувствовал, что тот пропускает их мимо ушей.
– Запомните, угля в топку этой машине не подбрасывать. Ничего к топливу не добавлять. Нажатие на этот рычаг сближает две доли урана и дает больше жара, тогда как вытягивание его увеличивает расстояние и уменьшает жар. Заметьте, как эта цапфа с насадкой препятствует рычагу продвинуться в опасную зону…
Космо испуганно умолк.
– Насадка, она треснула и вот-вот отвалится! Это выглядит нарочитой порчей всей моей предохранительной системы. Кто ответственен за этот саботаж?
Бригада лениво уставилась в потолок будки. Один наглый кочегар засвистел мелодию, в которой Космо узнал неприличный народный мотив под названием «Шампанский Чарли». Космо понял, что сейчас бесполезно искать виновников.
– Пойдем, Икки. Мы должны исправить поломку до начала испытания. – Они спустились с паровоза. На некотором расстоянии от них на платформе Клайв Каупертуэйт только что поцеловал жену и поднялся на трибуну, чтобы произнести свою речь.
– Я сожалею, что моего партнера сегодня нет здесь, но я уверен, что смогу говорить достаточно длинно за нас двоих…
Толпа ответила легким смехом.
Космо был не в настроении разделить это веселье.
– Где мне найти инструменты? – в отчаянии спросил он у Икки.
– Почему бы не у кузнеца в деревне?
– Отличная мысль. Дай я только скажу отцу, чтобы он задержал запуск машины.
– Просто сбегаем. Ты же знаешь, как долго твой отец разглагольствует. Времени у нас в избытке.
Космо с Икки поспешили в деревеньку.
Еще в кузнице они услышали, как снова заиграл оркестр, который сделал перерыв на время речи Клайва. В тревоге Космо с Икки бросились наружу.
В тот же миг чудовищный взрыв опрокинул их на землю и выбил все стекла в деревеньке. Горячий ветер покатил их по земле. Когда они кое-как поднялись на ноги, то увидели высоко в небе громоздящиеся остатки грибообразного облака.
В неистовой тревоге, к которой примешивалось немало страха, друзья поспешили назад к месту торжества.
Еще на дальнем расстоянии они наткнулись на край колоссального дымящегося кратера, который уходил в остекленелые глубины – начало туннеля, нацеленного на Азию.
Космо взывал перед этой задымленной безжизненностью:
– Отец! Мама!
Икки положил руку ему на плечо.
– Бесполезно, Кос. Никто не мог уцелеть. Их всех твое изобретение отправило к Иегове. Я усматриваю в этом перст Провидения, которому даже обычное многословное красноречие твоего отца не составило препоны, – перст, указующий, что мир еще не готов к подобным открытиям, если вообще когда-нибудь будет к ним готов… Утешься же мыслью, что такая смерть, слава Богу, должна была быть безболезненной. В любом случае, смею сказать, тут не отыщется человеческого пепла в количестве достаточном, чтобы заполнить подставку для зонтиков.
Космо пребывал в шоке и ничего не ответил. (Но с этих пор его старинная дружба с Икки навсегда осталась подпорченной из-за подобной душевной черствости последнего в свете такой катастрофы, в которой он, как ни поглядеть, был частично повинен.)
Почему-то чувствуя, что медлить там было бы неразумно, Икки поторопился увести своего друга подальше.
По возвращении в Лондон после нескольких дней полубесчувственного состояния Космо, теперь единственный наследник каупертуэйтского имени, мало-помалу вновь обрел умственные способности. Первое, что он заметил, были какие-то странные язвы у него на теле. Оказалось, что Икки также страдает от этой памятки о пережитом им – как и несколько уцелевших жителей деревеньки. С помощью фармацевта Каупертуэйт составил натуропатический пластырь, который при плотном накладывании на кожу, казалось, отводил чуму. (Четыре года спустя все язвы почти исчезли, однако Каупертуэйт продолжал носить свой натуропатический жилет более из предосторожности, чем по каким-либо научным соображениям.)
Позаботившись о собственных недугах, Каупертуэйт понял, что ему надлежит устроить церемониальное погребение своих родителей. И в один прекрасный день он вознамерился посетить местного гробовщика. Открыв парадную дверь, он был ошеломлен тем, что снаружи нее уже кто-то стоит.
Молодчик, пониже среднего роста, был жилистым, цепкоглазым и одетым по небрежной американской моде. Он энергично приветствовал Каупертуэйта.
– Друг, я следил за вами в вашей тяжкой утрате, как вы бродили обалделым и оглушенным по энтому вот самому городу, и я пришел к выводу, что вы нуждаетесь в моральной поддержке и опоре.
Каупертуэйт никак не мог понять, что это за субъект.
– Вы из заведения гробовщика?
– Куда лучше, паренек. Я из Съеденных Штатов чертовой Америки, и я могу сделать все, чего ни прикажете.
Подавленный виной и смятением Каупертуэйт с надеждой ухватился за это предложение.
– Как… ваше имя?
– Коготь Макгрош, командир, с вашего разрешения. Черт, и без него тоже. Наречен так, поскольку я покрепче любого моего тезки и вдвое острее. Отдайте свои дела в мои руки и живите без забот. Мы покажем этому городу поминки, и похороны, и прием после них, каких тут не видывали с тех пор, как старичина Генрих Восьмой, играя в кости, выбросил два очка.
Каупертуэйт принял решение. Макгрош был нанят, не сходя с места.
Держа слово, нахальный американец устроил первоклассный кортеж в честь Клайва и Констанции Каупертуэйт. Черного крепа хватило бы на то, чтобы обтянуть Вестминстерский собор сверху донизу.
После такого доказательства Каупертуэйт уверился, что Макгрош и правда не мошенник, а просто человек, нуждающийся в постоянном месте и снисходительном нанимателе. Видимо, Каупертуэйт отвечал всем его требованиям.
Макгрош выполнял свои новые обязанности с лихостью. С тех пор таким же незаменимым он показал себя в сотне случаев, и Каупертуэйт порой видел в нем скорее старшего, более опытного брата, чем слугу.
Его внешность и непринужденность не входили в число его привлекательных качеств. Макгрош был дерзок, саркастичен, а иногда пускал в ход ругательства: отнюдь не рекомендация для хорошего слуги. Он принял манеру одеваться в стиле первопроходцев, своего рода дендизм закоренелых бродяг. Макгрош пренебрегал бритьем, и никто не видел, чтобы он мылся, – недостаток, отчасти компенсировавшийся обильным потреблением туалетной воды наиболее крепкой дистилляции. Макгрош, как он любил напоминать Каупертуэйту через краткие интервалы, был «стодесятипроцентным американцем». Цветистая история его жизни часто приводила Каупертуэйта в недоумение: каким образом, если принять прошлое Макгроша за типичное, одна нация, пусть даже такая большая, могла включать миллионы подобных индивидуумов.
Макгрош утверждал, что участвовал в экспедиции Стивена Остина на территории, носящей название Техас. («ОВТ», или «Отбыл В Техас», на текущем американском жаргоне означало бегство от преследований закона, и Каупертуэйт прикидывал, не таковыми ли были побуждения Макгроша.) Кроме того, он утверждал, что был принят воином в племя индейцев чикасо после того, как спас жизнь вождю Икке-мотуббе, и охотно сражался против своих собратьев-белых, которые стремились согнать этих индейцев с их соблазнительных земель на Миссисипи. (Перманентный рубец у него на заднице, с энтузиазмом выставляемый на обозрение любой случайной знакомой, как бы ни уклонялась она от созерцания голых мактрошевских ягодиц, якобы являл собой особый племенной знак.) Он похвалялся тем, что в Новой Англии был грабителем, и после долгих упрашиваний показывал, подмигивая, маленький плоский золотой слиток, так называемый слиток контрабандиста, который аккуратно умещался в его жилетном кармашке.
Каупертуэйт так никогда и не узнал, что побудило Макгроша искать постоянного убежища в Англии, но подозревал, что причиной было какое-то незаконное деяние титанического размаха.
В общем и целом человек замечательных пропорций, наименьшую из которых составляла культура, а также товарищ, который, как чувствовал Каупертуэйт, служил противовесом его собственной склонности к мечтательным абстракциям.
Под управлением Макгроша года проходили довольно приятно. Икки и его отец занимались объединенными предприятиями «Каупертуэйт и Брунел» без его участия, обеспечивая Каупертуэйту как пассивному компаньону гарантированный доход и позволяя ему предаваться научным изысканиям. Незачем говорить, что он утратил всякий интерес к дальнейшему развитию транспортных средств на урановой основе.
Обратив свое внимание на вопросы биологии, он полагал, что уж тут ему никакая опасность не угрожает. Собственно говоря, что может быть опасного в экспериментах с крохотными амфибиями?
Но вот размерами со взрослую женщину… Каупертуэйт начал подозревать, что это совсем-совсем другое дело.
3
Человек с серебряным носом
В дни, последовавшие за водворением лже-Виктории на трон, когда май ускользнул в июнь, Каупертуэйт порой переставал верить, что премьер-министр действительно нанес ему столь странный визит в час ведьм или что продукт его лаборатории теперь восседает на царственном престоле, предназначенном для членов ганноверской династии. Слишком уж это смахивало на сон или кошмар, вызванный посещением опиумного притона вроде «Тигриной бухты» или «Полей Голубых ворот» в части города, примыкавшей к Старому порту.
Впрочем, такие периоды сомнений недолго выдерживали натиск суровых и неопровержимых фактов. Саламандровая Виктория больше не жила под кровом де Малле. Белые бархатные подушки в ландо покрывали невыводимые пятна. Депеши о развитии событий Мельбурн присылал ежедневно в инкрустированных шкатулках, в которых обычно доставлялись официальные государственные документы. Привозили эти послания курьеры королевы, особые агенты, которым доверялись самые секретные бумаги.
1 июня
Все еще никаких следов подлинной В. Я поручил поиски нескольким доверенным агентам, внушив им, что они якобы ищут мою незаконнорожденную дочь. Натурально, они начнут прочесывать все наиболее очевидные убежища, включая бордели вроде заведения де Малле. Если они потерпят полную неудачу, возможно, я буду вынужден включить в поиски Ярд.
По вечерам, когда псевдо-В. надежно заперта у себя в опочивальне, я сам рыскаю по многолюдному городу, но до сей поры безрезультатно.
С надеждой,
У. Л.
3 июня
Свел соприкосновение В. с ее министрами до минимума. Объявлено, что «невралгия» королевы препятствует ей принимать участие в государственных делах. Все церемониальные функции отложены на неопределенный срок. Не верю, что кто-то заподозрил подмену, хотя В. все-таки съела насекомое прилюдно. Я невозмутимо продолжал говорить и рассеял всеобщее ошеломление. Труднее всего отбиваться от фрейлин. Среди них много шпионок Конроя и прочих. Предупредил их, что королева испытывает крайне тяжелый и затянувшийся менструальный период и, вооружившись пистолетом, угрожает пристрелить всякого, кто увидит ее нагую, раздувшуюся от воды фигуру. Фрейлины, все до единой, как будто поняли суть. Однако как долго смогу я убедительно продолжать?
В напряжении,
У.Л.
5 июня
Все еще ни единого луча света. Значительная часть времени, которое я мог бы посвящать поискам, уходит на удовлетворение хищного любострастия В., чтобы держать ее в послушании. Ее неутолимость внушает благоговейный ужас. Я совсем иссушен. Теряю надежду.
В отчаянии,
У. Л.
Каупертуэйт читал эти послания с нарастающей тревогой. Все его эксперименты были отложены и забыты. Даже восьминогие телята из Летчуорта не привлекли его внимания. Его мысли были заняты дилеммой Мельбурна. Дилеммой нации, хотя население в целом даже понятия о ней не имело. Что произойдет, если подлинную Викторию не отыщут ко дню ее коронации? Будет ли тритонша торжественно помазана архиепископом Кентерберийским как королева Англии? Для Англии это обернется похуже, чем папство папессы Иоанны обернулось для римско-католической церкви.
А какие жуткие невзгоды терпит подлинная Виктория? Девушка, которой за всю ее короткую жизнь не разрешалось даже по лестнице подниматься в одиночестве из опасений, что она может споткнуться и упасть. А теперь она бесприютна в урбанистической грязи, именуемой Лондоном. Каупертуэйту не удавалось отгонять от себя новые и новые образы унижений и осквернений, которые одновременно и тревожили, и странно возбуждали.
В конце концов из-за этих галлюцинаций он почти перестал спать и понял, что ему необходимо предпринять что-то, чтобы избавиться от избытка нервичности. Наука временно утратила свое очарование. Оставалось одно: самому принять участие в поисках Виктории. Иначе его до конца дней преследовало бы чувство, что он не сделал всего, что мог.
Однако сообщать об этом Мельбурну не стоило. Премьер-министр как будто был несколько против дальнейшего втягивания Каупертуэйта в происходящее, а молодой изобретатель как лояльный верноподданный не хотел получить четкое запрещение вносить свою лепту.
Вот почему в один туманный вечер девятый удар высоких напольных часов, украшавших переднюю, застал Каупертуэйта в плаще, накинутом на плечи, нерешительно застрявшим в дверях своего мейфэрского особняка.
Где следует начать поиски? Где в конце концов окажется сбежавшая юная девушка в этой метрополии греха и алчности? Если не считать борделя – а Мельбурн уже все их обыскал… Каупертуэйт вдруг понял, что понятия не имеет.
Каупертуэйт ощутил ладонь на своем плече и, обернувшись, почти столкнулся с Когтем Макгрошем. Его слуга оделся для ночной прохлады, обмотав в остальном обнаженное горло грязным красным платком, и явно намеревался сопровождать Каупертуэйта.
В подтверждение Макгрош сказал:
– Не беспокойся, Кос, все заметано. Я тебя одного не пущу. Я знаю всю трагическую историю – знал с первого же вечера, когда подслушивал у двери кабинета. И хоть мне-то начхать – для урожденного демократного американца, как я, ваша обожаемая монархия одно блям-блям-блям и боле ничего, – я не могу сидеть-посиживать и допустить, чтобы ты лез на рожон всяких опасностей. Тебе требуется, чтоб, когда дело дойдет до дела, рядом с тобой был когтючий кугуарчик вроде меня. Как я сказал Майку Финку, когда мы трюхались на одной барже по Большой Мутной Реченьке: «Майк, в жизни нет ничегошеньки поважнее дружбы». Как раз перед тем, как я вышиб дух из подлого вонючки и свалил его за борт.
Каупертуэйт испытал величайшее облегчение и выразил его тем, что тепло пожал руку Макгроша.
– Ваше благородное предложение принято, Коготь. Так идемте.
Уже на пороге взгляд Каупертуэйта остановился на трости из ротанга, которая торчала из слоновьей ноги, служившей подставкой для зонтиков, и он схватил ее.
– На всякий случай, – сказал он Макгрошу и подмигнул.
– А не зря, командир? В прошлый-то раз…
– Я ее с тех пор усовершенствовал.
– Будь по-вашему.
Когда они оставили позади себя фешенебельный квартал, который Каупертуэйт избрал местом своего проживания, улицы все более и более наполнялись горожанами всех пошибов: слепые нищие, элегантные дамы, уличные шлюхи, шарманщики, поводыри танцующих медведей, субъект с передвижным тиром, в котором стрельба велась пульками из пружинных ружей, а мишени двигались при вращении рукоятки, как платформа на письменном столе Каупертуэйта. Между двумя девчушками, торговавшими спичками, завязалась драка, и одна опрокинула другую в колоду с водой для лошадей. Это был наименее примечательный эпизод из тех, свидетелями которых непрерывно становились Каупертуэйт и Макгрош. Когда они дошли до Окефорд-Серкес, Макгрош знаком показал, что им надо перейти улицу. Каупертуэйт заколебался.
Подлинные лондонские улицы в подавляющем большинстве представляли собой широкие сточные канавы и мусорные свалки. Отбросы и навоз слагались в препятствия глубиной по щиколотку. Этот феномен породил зарабатывающих на нем «уличных метельщиков» – бездомных мальчишек и девчонок, которые за малую мзду разметали перед обывателем тропочку поперек улицы. Видя, что его хозяин не решается погрузить свою обувь в эту грязь, Макгрош тут же нанял метельщика.
– Эй ты, рыжая башка! Давай расчисть нам дорогу!
Босой мальчуган, которому адресовалось это обращение, тотчас подбежал к ним. Одет он был в лохмотья, ему недоставало нескольких зубов, однако он широко улыбался и излучал простодушное счастье. Его единственное имущество, видимо, исчерпывалось метлой, обтрепавшейся почти по самую палку.
Почтительно сняв шапчонку, он сказал:
– Кликуха Типтопф, джентльмены. Разумные цены и быстрые услуги, такой вот мой девиз. Всякий раз, как окажетесь поблизости, обращайтесь ко мне.
Без дальнейших предисловий мальчуган вступил босыми ногами в жидкое месиво и принялся рьяно мести. Каупертуэйт и Макгрош следовали в его кильватерной струе.
На той стороне улицы Каупертуэйт спросил:
– Сколько?
– По пенсу с рыла, если вам подходит, джентльмены. Каупертуэйт вручил мальчугану шиллинг.
От такой переплаты метельщик впал в экстаз.
– Спасибочки, хозяин, спасибочки. Ну уж и элегантно я нынче пошамаю.
Каупертуэйт и Макгрош пошли дальше. Изобретателя мальчуган, видимо, растрогал, и наконец он счел нужным высказаться по этому поводу:
– Вот пример теории просачивания материального благополучия [3]3
Популистская экономическая теория, широко пропагандировавшаяся в годы президентства Рейгана, согласно которой чем больше увеличивается богатство верхушки общества, тем больше его «просачивается» через все слои населения, повышая материальные условия жизни самых низших.
[Закрыть], Коготь. Благодаря плодам, приносимым предприятиями «Каупертуэйт – Брунел», я получаю возможность повышать доход тех, кто не столь взыскан судьбой. Вздымающийся прилив поднимает все корабли.
– А я слышал, как энто самое просачивание сравнивали с воробьем, которому достается весь непереваренный овес в лошадином дерьме.
– Грубая и неточная аналогия, Коготь. В любом случае благодаря науке придет день, когда улицы Лондона будут очищены от органических отбросов, а такие бедные оборвыши, если они вообще сохранятся, будут поддерживаться богатым и благодетельным государством.
– Эйюх, – лаконично отозвался Макгрош.
Около получаса они продолжали свой путь в молчании по влажным улицам – в такую погоду Виктории-самозванке не понадобился бы ее пульверизатор, – и наконец Каупертуэйт сообразил осведомиться, куда, собственно, они направляются.
– Ну, – сказал Макгрош, – я так полагаю, старику Навозингу всегда нужны люди крутить ножные мельницы. Может, вашу дамочку спровадили туда.
Каупертуэйт умудренно кивнул, хотя так ничего и не понял.
По мощенным булыжниками улочкам, мимо оборванных бесформенных фигур, привалившихся к разбитым дверям в сумрачных арках, игнорируя протянутые руки и более сладострастное клянченье оборванных прохожих, следовал Каупертуэйт за Макгрошем. Казалось, они двигались в направлении Темзы. И Каупертуэйт не сдержался:
– Куда мы, собственно, идем, Коготь?
– На насосную станцию Навозинга.
Вскоре воздух перенасытили миазматические запахи реки, которые струились по городу подобно жидкой свалке. Вода плескала через невидимые опутанные водорослями ступеньки где-то рядом. Каупертуэйт услышал приглушенные удары весел, предположительно одного из речных мусорщиков, которые добывают скудное пропитание, вылавливая из реки различные предметы – не исключая и человеческие трупы.
В смрадном тумане замаячило какое-то здание. В щели ставен пробивался свет. От здания исходило непонятное погромыхивание, словно там работали огромные машины. Макгрош постучал загадочным стуком. Пока они ждали отклика, слуга успел объяснить Каупертуэйту характер предприятия своего друга:
– Навозинг прослышал, что требуется кто-то, чтоб поставлять воду в энти новые особнячки в Белгрейвии. Ну, он положил на кое-какие лапы старички-дублончики и получил контракт. И с тех пор обзаводится все новыми клиентами. А каждый клиент, конечно, требует дополнительной рабочей силы.
Каупертуэйт был поражен.
– В Белгрейвии пьют воду из Темзы? Так ведь это же одни миазмы.
– Да нет, ничего такого страшного. С тех пор как во всасывающих трубах установили решетки, ничего крупнее крысы они не засасывают.
Дверь отворилась, и высунулась воинственная рябая и бородатая рожа. Прищурившись, открывший узнал Макгроша.
– Входи, входи, Коготь. Новенький доброволец для ножной мельницы, как погляжу. Ему требуются еще уговоры? – Навозинг взмахнул увесистой дубинкой.
– Вот уж нет, старина. Энто мой кореш Космо. Ищет свою дамочку и подумал, может, она украшает твое заведение.
– Ну так пускай посмотрит. Только чур, не сбивайте их с ритма, а то напор слабеет, и их милости жалуются.
Навозинг проводил своих гостей через затянутые паутиной аванзалы в тускло освещенный пещерообразный главный зал. Здание это, вероятно, прежде было пивоварней или складом. Однако теперь поперек пола площадью примерно в четверть акра протянулись пять дюжин ножных мельниц, подсоединенных сложной системой передач, кулачков и шатунов к ряду огромных насосов. Мельницы приводили в движение изможденные оборвыши, прикованные цепями к своим местам. Вооруженные хлыстами надсмотрщики расхаживали взад-вперед, применяя уговоры, если происходила заминка.
Каупертуэйт гневно обернулся к Навозингу:
– Христос мой! Это же, любезный, полное варварство! Паровая машина, от силы две, легко превзойдут всех этих бедняг.
Навозинг погладил густо волосатый подбородок.
– А капиталовложения, братец? Чертовы насосы и так меня разорили. И к тому же чем бы эта голь разнесчастная занимала свой досуг? Напивались бы до бесчувствия и валялись в канавах. А тут у них есть крыша над головой и в день три еды, хотя обычно из того, что налипает на решетки.
Макгрош положил руку на плечо Каупертуэйта.
– Сейчас не время для социальных реформ, Кос. Нам надо найти дамочку. – И они стали расхаживать между рядами, высматривая пропавшую королеву. Для уточнения Каупертуэйт захватил с собой ее силуэт, который вырезал из газеты.
Безрезультатно. Навозинг пригласил их осмотреть спящую вторую смену, что они проделали очень быстро, торотись покинуть пропахший уриной и кишащий клопами дор тyap.
Навозинг проводил их до двери.
– Не забудь, Коготь, десять шиллингов за голову. Город этот до того разрастается, что мне через год не миновать удвоить насосы.
Дверь захлопнулась за их спинами, и Каупертуэйт минуту постоял в неподвижности, ошеломленный и обескураженный тем, что увидел. Подобные трясины и клоаки бесчеловечности! Как можно даже думать, что королева все еще жива, невредима и может быть отыскана? Задача выглядела безнадежной…
Макгрош зашептал на ухо Каупертуэйту:
– Не подавай виду, но за нами кто-то следит. Слева от тебя, вон за теми ящиками.
Каупертуэйт медленно повернул голову. Блеснуло что-то серебряное.
– Беру на себя, – шепнул Каупертуэйт, поднял трость и добавил громко: – Выходи и назовись, любезный!
Из тени появился гигант. Смуглый сын Индии, он выглядел на все семь футов, хотя частью такого роста, возможно, был обязан многослойному головному убору. Одетый в пестрые шелка, он щеголял кривой саблей на боку.
– Святый Энди Джексон! [4]4
Эндрю Джексон (1767 – 1845) – седьмой президент США.
[Закрыть]
– Ничего не бойся, – возгласил Каупертуэйт дрожащим голосом. Изобретатель поднял свою трость и нажал на пружинку в набалдашнике. Нижняя часть трости унеслась прочь, прихватив и скрытое лезвие, а Каупертуэйт остался с набалдашником в руке.
Они ждали, что вот индус шагнет вперед и обезглавит их обоих одним могучим ударом.
Вместо этого к головорезу в тюрбане присоединился еще некто.
Человек-с-Серебряным-Носом. Лорд Чатинг-Пейн.
На исходе пятого десятка Чатинг-Пейн сохранил атлетическое телосложение олимпийца. Безупречно одетый,владелец обширного фамильного поместья Каркинг-Фарделс, когда-то он слыл самым красивым мужчиной своего поколения. Было это до его дуэли с австрийским бароном Леопольдом фон Шиндлером.
Как-то вечером в году 1798-м восемнадцатилетний Чатинг-Пейн, единственный отпрыск своего древнего рода, угощал обедом всевозможных послов в чаянии осуществления своих честолюбивых политических надежд. На обеде присутствовал и его государь, сумасшедший король Георг Третий. Австрийский барон фон Шиндлер, под хмельком, и отличаясь вздорностью нрава, с тевтонским остроумием раскритиковал вина Чатинг-Пейна перед его августейшим почетным гостем. Беспредельно оскорбленный Чатинг-Пейн немедля вызвал фон Шиндлера стреляться с двадцати шагов.
Фон Шиндлер, показав себя трусом и подлецом, выстрелил, когда Чатинг-Пейн еще поворачивался, и отстрелил ему нос.
Презирая каскады крови, струившейся по его лицу, Чатинг-Пейн тут же хладнокровно просверлил сердце фон Шиндлера.
Ювелирная фирма «Ранделл, Бридж и Ранделл» – создатели новой короны легкого веса для использования в приближающейся коронации хрупкой Виктории – была приглашена растопить малую толику семейного серебра и изготовить серебряный нос-протез взамен утраченного Чатинг-Пейном носа из плоти и крови. Ювелиры употребили все свое искусство, и результат их трудов был поистине чуждом. Приклеенный гуттаперчей, этот нос, как говорили, был Способен взволновать самую пресыщенную женщину.
Однако обретением нового носа дело отнюдь не завершилось. Под давлением австрийцев король Георг отдал Письменное распоряжение об аресте Чатинг-Пейна, и тот был вынужден бежать из страны. Как рассказывали, в конце концов он оказался в Индии в провинции Майсур, в то время все еще независимого княжества. Повернувшись спиной к своей родине, Чатинг-Пейн присоединился к магарадже Типу-Сагибу и его французским подстрекателям против англичан. Он прожил в Майсуре год, пока княжество не было захвачено объединенным наступлением английской армии и войска маратхов.
Бежав из осажденного Серингапатама, Чатинг-Пейн затем путешествовал по другим независимым индийским государствам – Синду, Раджпутане, Пенджабу – до смерти Георга Третьего в 1820 году. Каким-то образом он приобрел достаточное состояние, чтобы подкупить короля Георга Четвертого и добиться отмены давнего распоряжения о своем аресте. Он вернулся на родину более десяти лет назад – окутанный загадочностью Востока, осмугленный солнцем, скорее черномордый, чем лимонщик [5]5
американское прозвище англичан.
[Закрыть].
Несправедливо обездоленный дедом Виктории Чатинг-Пейн проникся сокрушающей ненавистью ко всему их роду. Как Мельбурн дал понять Каупертуэйту, этого человека более чем устроил бы любой скандал вокруг трона.
– Мистер Каупертуэйт, если не ошибаюсь, – сказал сереброносый лорд странно резонирующим голосом. – Не думаю, что мы когда-либо имели удовольствие познакомиться. Мое имя, полагаю, вы знаете. Разрешите представить вам моего слугу Ганпатти.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?