Текст книги "Расплата"

Часть вторая

В это же утро, первое, что увидели обитатели трущоб Каторжника, было тело Коротышки, что едва покачиваясь, висело на толстой веревке посреди галереи. Бертиль завизжала, словно ее режут и рухнула на пол. Все с ужасом таращились на висельника, кто – то осенял себя крестом, кто – то поминал нечистую силу. Побаиваясь говорить открыто, вся братия отверженных мигом смекнула, что смерть настигла Коротышку в отместку за гибель Красавчика. Значит, хозяин узнал, кто виновен, и расквитался как всегда, жестоко и без промедления. Видно, вчера Мишелю Деревяшке хватило времени на розыск, если к утру успели и приговор вынести, и казнить. Тело бедолаги провисело целых три дня, не давая заснуть всем обитателям трущоб со страху. Гастон Перрен преподал остальным хороший урок, что случается с отступниками.

Маленькую Хромушу никто не счел нужным посвятить в курс дела, поначалу она удивилась, что брат не зашел пожелать спокойной ночи, а затем доброго утра. И когда она замешкалась, собираясь в очередной поход с Амбарной Мышью, вдруг получила от Бертиль увесистую оплеуху. Берта едва удержалась на ногах и, вскочив, замахнулась на обидчицу. Но та больно схватила девочку за волосы и прошипела ей прямо в лицо:

– Ах ты паршивая наглая грязнуха! Твой брат помер, плакали мои денежки, которые он вечно платил за доброе отношение. Запомни, маленькая негодяйка, теперь на твою долю придется столько же пинков и пощечин, как и остальным, а может и больше, потому что братец вконец избаловал тебя!

Берта не поверила ни единому слову и, ловко вывернувшись от своей мучительницы, плюнула ей на юбку. Разъяренная Бертиль наверняка прибила бы девочку, не явись за ней Амбарная Мышь. Берта тотчас шмыгнула за старуху.

– Эй, эй, потише, полоумная, – воскликнула старуха. – Мне ходить по людям с девчонкой весь день. Еще не хватало, чтобы ее увидели всю в синяках! Чего доброго, решат, что я колочу несчастную сироту и вызовут полицию. Бертиль пришлось отступиться, да злобно косить глазами.

Только на улице Берта вспомнила слова о гибели брата и, подняв личико к старухе, спросила:

– Тетя, ведь Кривая Бертиль соврала, что мой Жак погиб?

Амбарная Мышь вздохнула и, покачав головой, поспешила увести девочку за угол дома. Там, присев на каменную ступеньку, она погладила малышку по щеке.

– Ох, бедняжка, к несчастью, Бертиль права, наш славный Красавчик помер нынче ночью. Кто – то напал на него и сильно ранил. Удав принес его на руках, он уже тогда едва дышал. Уж что только не делал аптекарь, но, видно, час несчастного парня пробил, и Господь забрал его к себе.

Глаза Берты расширились и, словно огромные дождевые капли, хлынули слезы. Девочка плакала молча, и круглые щечки становились все бледнее и бледнее. Старуха, что за свою жизнь успела навидаться многого, и сердце ее давно стало равнодушным, вдруг и сама всхлипнула, глядя на искреннее горе ребенка.

– Послушай, детка, хочешь, мы обойдем рыночную площадь и свернем к церкви Святого Лорана, всего за пять су можно заказать коротенькую мессу по усопшему? Уж пять су мы точно получим в первом же доме.

Берта покачала головой и, нахмурившись, вытерла грязной ладошкой слезы.

– Нет, тетя, не мог мой брат помереть! Он придет за мной, вот увидите!

– Ай, что ты говоришь, совсем помешалась с горя! Жак помер, а ты ждешь, что он явится! Эдак накличешь на свою голову, что неприкаянная душа будет являться к тебе по ночам! Помилуй тебя Господь и избавь от эдакой напасти.

Никакие уговоры не действовали на Берту, девчонка характером пошла в покойного Красавчика, стоит на своем даже под угрозой оплеухи. Ну пусть утешается своими выдумками, лишь бы справлялась с порученным делом, а бледное от слез личико должно вызвать больше жалости у сердобольных людей.

С этого утра жизнь бедняжки Берты изменилась. Теперь она вдоволь получала пинков и затрещин от каждого, кто не ленился это делать. Защитить ее было некому и пожалеть тоже. Каторжнику довольно было того, что девчонка жива и здорова, и может приносить деньги. Красавчика нет больше и чего ради пестовать маленькую дрянуху? Даже имя бедняжки поминали все реже, и прозвище «Хромуша» совсем вытеснило его.

Зима щедрой рукой принесла лютые морозы и обильный снегопад. Обитатели подземной галереи Каторжника дрожали от холода даже возле жалкого очага, где моментально сгорала мерка угля. Болезни и смерть прочно поселились в жалком обиталище короля отверженных. Под Рождество замерзла до смерти Мими Святоша, уснув на улице в обнимку с фляжкой вина. Метью Трепач едва не отморозил пальцы, стащив на рыбном рынке пару окуней. Берта и Амбарная Мышь, вернувшись вечером, не могли сразу снять шали, в которые кутались по дороге – ткань смерзалась, словно лист жести. К тому же старуха так одряхлела, что едва двигала ногами по заснеженной дороге, и девочка подпрыгивала на месте, опасаясь, что сабо примерзнут к камням мостовой.

Смерть собирала богатый урожай по нищим кварталам, а Гастон Перрен и задумываться над этим не собирался. На место умершего побирушки или вора всегда найдется живой. Ишь, неженки, не укладывать же каждому в постель теплую грелку! Он вновь запирался в натопленной комнате с Деревяшкой и пытался разузнать, отчего некоторые прислужники продолжают исчезать, словно по волшебству. Уж если помер, то тело никуда не денется. Глупые разини спокойно валяются там, где их и настигла гибель. Прямо колдовство, не иначе.

Каторжник мрачнел все больше и ворочался, не в силах уснуть, его никак не оставляло дурное предчувствие короля, против которого плетут заговор, чтобы завладеть троном.

После Рождества Берту стали отправлять на работу одну. Амбарная Мышь попросту не проснулась утром. На удивление старуха скончалась мирно и почти что в своей постели, как подобает приличному человеку. Девочка получила важные указания и очередную оплеуху, что должна была придать ей сил и наставить на путь истинный. Ей всего лишь нужно бродить по чистым кварталам, вызывая жалость приличных людей, да выклянчивать подаяние. Присматривать за ней должен был увалень Готран, что обходил два квартала, собирая у побирушек выручку, да следить, чтобы негодные не отлынивали от работы, забираясь в укромные места отогреть руки и ноги.

Выросшая в трущобах Каторжника, где царили свои порядки, шестилетняя Берта быстро научилась вранью и хитрости, что помогает влачить более – менее сносное существование, а подчас и сохранить жизнь. Маленькой калеке со смышленым и милым лицом охотно подавали милостыню, и Берта мигом смекнула, что не стоит честно отдавать всю выручку. Готран всегда бесцеремонно обыскивал ребятишек, выворачивая наизнанку их жалкую одежду, и Хромуша прятала пару монет в укромном месте. Девочка заходила в арку, где полумрак царил даже в солнечную погоду, и совала медяки под обломок кирпичной кладки. Увалень Готран получал деньги, Берта – пинка, и все расходились по своим делам. Убедившись, что ее никто не видит, она направлялась к своему тайнику и преспокойно шла в лавку, чтобы купить себе вкусненького. Иногда наивная глупышка в тоске по брату покупала себе ленточку или грошовое колечко и воображала, что Жак принес ей подарок. Вдоволь натешившись покупкой, ей приходилось сбывать ее за сходную цену какой – нибудь работнице в дальних кварталах, ведь она не могла принести покупки домой. Иногда, досыта наевшись свежими булочками или куском пирога на заднем дворе трактира, Берта, вернувшись в галереи Каторжника, вместе с остальными побирушками хлебала постную отвратительную похлебку, состряпанную Бертиль. Лишь бы никто не догадался, что она вовсе не голодна.

Маленькая Хромуша научилась ловко уворачиваться от затрещин и огрызаться на каждое слово, бранные словечки то и дело слетали с языка. Да, видно, покойный Красавчик успел здорово избаловать нахальную девчонку, что за манеры у жалкой калеки – побирушки – смотреть таким высокомерным взглядом? А может, паршивка просто двинулась умом, узнав о смерти брата, иначе с чего она вбила в свою пустую голову, что Жак не помер и непременно явится за ней? Все слышали, как получив от своей надзирательницы пощечину, Берта крикнула, что когда Красавчик вернется, то перво – наперво свернет шею Бертиль. Вот дрянь! Недаром говорят: «Бочка от селедки селедкой и воняет», вся в братца! И упрямство, и заносчивый взгляд, с таким норовом вряд ли доживет до старости, как и он.

Наступившая весна не сделала жизнь обитателей трущоб легче; конечно, больше не приходилось подпрыгивать на месте, чтобы согреться, но снежные сугробы под лучами весеннего солнца мигом превратились в целые потоки грязной каши. Ноги тонули в холодном месиве по самую щиколотку, и как не прихватывай юбки, уже через несколько минут подол насквозь пропитывался водой. Берте из – за хромоты приходилось тяжелее всех, стоило бедняжке нащупать правой ногой твердую почву, как левая оказывалась по щиколотку в луже, и сабо тотчас наполнялось водой, словно таз для умывания. Но никому не было до этого никакого дела. Вот еще нежности, мокрая одежда! К тому же промокшей насквозь маленькой хромуше охотнее дадут несколько су, уж больно жалостный у нее вид.

И Берта, насобирав изрядную сумму, преспокойно вновь отправлялась в трактир. Из сострадания кухарки частенько пускали девочку в кухню, где она устраивалась поближе к плите. Пока она с наслаждением уплетала горячий суп, от мокрого подола поднимались струйки пара.

Увалень Готран собирал дань два раза в день: в полдень и после вечерней мессы. Берта успела расстаться с деньгами, что выклянчивала с самого утра, и уныло брела по узкой улочке в квартале ремесленников. До арки, где она хранила свой клад, было далеко, и девочка успела изрядно проголодаться и замерзнуть. Возле лавки бакалейщика стояла аккуратная повозка; опрятный работник с непокрытой головой и пышными усами седлал лошадь. Вскоре из дома вышла женщина в длинной накидке из полушерстянки и баулом, обвязанным бечевкой. Она уложила поклажу в повозку и протянула работнику монету.

– Готово, Марциал? – Вот плата за сено и сарай для моей лошадки.

– Благодарю, госпожа Мартен, – поклонился работник. – Стало быть, отправитесь домой, так и не погостив толком?

– Да, Марциал, с меня достаточно, ноги моей здесь больше не будет! Я так и заявила с утра дочери и зятю, этому пройдохе Огюстену! Я слышать о них больше не желаю!

Берта смекнула, что можно поживиться и как всегда, припадая на левую ногу, заковыляла к женщине, заранее состроив слезливую гримаску.

– Добрая госпожа, – заученно писклявым голосом прогнусила она, – Смилуйтесь над бедной калекой, два – три су – не такие большие деньги для вас, а мне бы помогли не помереть с голоду.

– Пошла прочь, паршивая попрошайка, – крикнул работник. – Не вздумайте давать денег, госпожа Мартен, весь город так и кишит этими лгунишками, что изображают увечных и больных, лишь бы выманить пару монет.

– Если ты слепой, словно крот, так найми себе поводыря! – Грубо огрызнулась Берта, – Я не лгунья!

И девочка без всякого смущения задрала свою жалкую юбчонку до колен.

Работник, опешив от резких слов, только рот открыл, а женщина, нахмурившись, подошла к Берте.

– Негоже девочке задирать юбки посреди улицы, правду можно доказать и словами.

– А что же мне делать, если я и впрямь хромая? – Насупилась Берта.

– Бедняжка, есть у тебя родители?

– Ха, будь у меня семья, стала бы я таскаться по сырым грязным улицам до самого вечера?

– Сколь же тебе лет, детка?

– Думаю, скоро сравняется семь, мадам.

– Удивительно, – покачала головой госпожа Мартен, – Если бы ты была опрятно одета и чисто умыта, то походила бы на мою пропащую дочку, когда она была такой маленькой, как ты. Так ты и впрямь сирота, малышка?

– Я могу поклясться на распятии, видите, у меня даже крестик есть. – Пробормотала Берта, выуживая из – за пазухи грязный шнурок.

– Ах, Святая Урсула, вот несчастье. Послушай, детка, я бы взяла тебя с собой. Я живу одна, с тех пор как моя дочь вышла замуж и переехала в город, а муж мой помер в прошлом году. И вечерами уж очень тоскливо делается на душе. Вот и подумалось, не взять ли приемыша.

Маленькое сердечко подпрыгнуло от радости. Вот удача, ее давно так и подмывало сбежать, но ускользнуть от соглядатаев Каторжника не так – то просто. Неужто Господь решил подарить ей такую возможность? Кто из прислужников хозяина обратит внимание на повозку? Лишь бы уехать подальше от города, а уж от мадам, что развесила уши и пожалела, сбежать будет легче легкого. И Берта тотчас согласно кивнула.

– Ну, не будем медлить, до моей деревни путь неблизкий, я хотела добраться до постоялого двора засветло. – Сказала женщина, приоткрыв полу повозки.

Берта юркнула внутрь и сквозь щелочку увидала, как на улице показалась пара ребятишек и Готран. Девочка похолодела от страха и замерла, затаив дыхание.

– У вас доброе сердце, госпожа Мартен. – Уважительно сказал работник. – Не каждый решится взять с улицы сироту.

– Ах, Марциал, видно, Господь решил, что я должна исправить свои грехи, раз я воспитала дурную дочь, так может, из несчастного ребенка смогу вырастить достойного человека. – Вздохнула женщина, усаживаясь на козлы.

Работник и госпожа Мартен раскланялись друг с другом, и повозка двинулась в путь. Проезжая мимо Готрана, телега едва не задела его плечо, и Берта всем телом приникла к деревянному сидению. Но увалень лишь равнодушно скользнул взглядом по вознице. Кому могло прийти в голову, что Хромуша находится в двух шагах от своего надзирателя.

Берту хватились далеко за полночь, Бертиль с бранью накинулась на глупого увальня. Вот осел! Куда он смотрел, если девчонки до сих пор нет? Видно, собрал выручку и посиживал в трактире, наедаясь до отвала, да лакая вино. Готран слабо огрызался в ответ, почем ему знать? Паршивка, наверное, засмотрелась на витрины нарядных лавок в чистом городе, да не собрала ни одного су. Теперь прячется где – нибудь по близости, опасаясь наказания. Два стаканчика вина на время примирили спорщиков, но через час, когда с промысла окончательно вернулись все обитатели галерей, сам Готран перепугался не на шутку. Как бы Хромуша не боялась наказания, уж ночевать – то ей точно негде, не станет же маленькая грязнуха спать на улице в эдакую погоду. Растолкав успевших задремать ребятишек, Бертиль и Готран засыпали их вопросами, но все твердили, что после полудня Хромушу никто не видел. Пресвятая Дева, неужели девчонку раздавил экипаж знатных господ, что носятся быстрее ветра, или она утонула, свалившись в реку? Да, но до пристани слишком далеко, вряд ли Берта отправилась в такой путь. Один из мальчишек, Арман по прозвищу Крысенок, округлив глаза, пробормотал – а что, если Хромушу утащили ведьмы на свой шабаш, чтобы напиться крови? Звонкая оплеуха от Бертиль начисто отвергла такое происшествие.

Толстое и глуповатое лицо Готрана побледнело, когда настало время доложить хозяину об этом деле. На дрожащих ногах направился он к заветной двери, отчаянно вспоминая хотя бы пару фраз из молитвы. Видно, этого оказалось достаточно, чтобы святые сжалились над бедолагой – звериный рев Каторжника из – за прикрытой двери ясно дал понять, что у хозяина случилась неприятность посерьезнее, чем пропажа маленькой Хромуши.

Лицо Гастона Перрена, и без того уродливое, пылало, словно опаленное огнем. Глаза налились кровью, одна щека дергалась, словно изнутри ее сжимали клещами. Два часа назад он получил крайне неприятное известие: бесследно исчез пройдоха – ювелир со всеми вещами, не оставив в комнате даже свечного огарка. Хозяйка дома только хлопала глазами и все, что она могла рассказать, только как отправилась в церковь, а вернувшись, не застала квартиранта и его вещей. Деньги она получила еще три дня назад и оттого не стала бить тревогу. Вот если бы господин Дагне сбежал, не уплатив…

– Тупая индюшка! – Бесновался Перрен. – У нее из – под носу исчез жилец, а она и ухом не повела!

– Хозяин, Аристид Дагне улизнул из – под вашего носу. – Неосторожно проронил Мишель Деревяшка. За что тотчас оказался облит вином с головы до пят, Каторжник запустил в него бутылкой, от которой старику удалось счастливо увернуться.

Не успели утихнуть страсти, как явился Метью Трепач с побелевшими от страха глазами и сообщил, что нашел Вертлявого в луже крови с перерезанным горлом.

И Деревяшка, и Удав в ужасе застыли, пожалуй, хозяин от злости укокошит всех из пистолета, что вечно носит с собой. Но Каторжника известие совсем подкосило. Он плюхнулся на лавку и, судорожно пытаясь вздохнуть, рванул ворот своей блузы. Вместо пылающе красного цвета лицо его приняло землистый оттенок. С неожиданной прытью Деревяшка бросился за аптекарем. Эдак хозяин помрет, а кто же защитит их от невидимого врага, что планомерно истребляет людей Каторжника?

У туповатого увальня Готрана хватило ума тревожно прошептать Кловису в самое ухо, что для хозяина слишком много на сегодня дурных вестей, стоит ли говорить, что Хромушу похитили неизвестные?

Удав согласно кивнул, и впрямь, вот напасть. Девчонку наверняка украли те, кто расправился с Вертлявым и помог исчезнуть ювелиру, лекарю и многим другим.

Готран и Бертиль потирали руки, что так легко выпутались из беды. Пусть хозяин разбирается с пропажей, они вовсе не при чем.

А Берта тем временем преспокойно уезжала все дальше и дальше от города. Она успела сладко вздремнуть, закутавшись в накидку, что дала госпожа Мартен. А проснувшись, получила кусок козьего сыра, хлебец и несколько жареных каштанов. Ей отчего – то все меньше и меньше хотелось сбежать, хотя она давно заметила увесистый кошелек на поясе женщины. Для Хромуши вовсе не представляло труда присвоить себе чужое добро и сделать ноги. Но рука, протянутая за деньгами, так и не настигла цели, да и брести на ночь глядя по раскисшей незнакомой дороге – незавидная участь. И Берта вновь подбадривала себя, что сбежать она сможет в любое время, не сейчас, так позже.

Запахнув плотнее теплую накидку, она уселась рядом с госпожой Мартен и поддакивая, кивая, хлопая по худой острой коленке, принялась слушать ее разговоры. Вот незадача! Оказывается, дочь мадам, Жюстина, уродилась жадной и сварливой девушкой. К тому же хозяйка из нее вышла никудышная. Бедняжка надолго засиделась в девках на потеху всем деревенским сплетницам и нахальным ребятишкам. Наконец, отец с матерью приискали ей достойного жениха из дальних мест. Конечно, господин Трюбло был в летах и имел двоих ребятишек, но у него такой чудесный трактир! Глупая Жюстина жила бы припеваючи с таким солидным мужем. Раз уж из нее не вышло ткачихи, то, может, вышла бы трактирщица. Но негодная вместо благодарности подняла крик и наотрез отказалась выходить за Трюбло. Ей, видишь ли, не по нраву мужчина в летах, и глаза у него торчат, словно у вареного рака, а усы такого цвета, ни дать ни взять, куриный помет. И в придачу двое сопливых ребятишек. Вот нахалка! Соседи так застыдили чету Мартен за избалованную дочку, что муж с женой целый месяц боялись нос высунуть из дому. Бедняжки даже за водой ходили лишь в сумерках, и в часовне на мессах жались к самой стенке. А дочка вбила себе в голову, что сама найдет жениха, да еще такого, что деревенские кумушки умрут от зависти. И действительно, вскоре в их деревне расположился отряд гвардейцев, что возвращались из похода. Жюстину как подменили, то не желала из дому лишний шаг сделать, а теперь, нарядившись как на праздник, отправляется на прогулку, норовя пройтись мимо амбара, где расположились солдаты. Не прошло и недели, как она явилась к родителям под ручку с бравым господином с наглым смазливым лицом и лихо закрученными усами. Огюстен Лариньи, по – хозяйски оглядел дом и пристройки, не поленился заглянуть в загон с птицей и чуть ли не пересчитал кочаны капусты в огороде. При этом вел себя, словно знатный сеньор, и уверял, что в Руане у него славный дом и хорошее состояние, что досталось в наследство. Родителям Жюстины будущий зять не очень – то пришелся по нраву, но дочка рыдала и грозилась утопиться в пруду, если ей не позволят выйти за ненаглядного Огюстена. Скрепя сердце, господа Мартен согласились и честь по чести начали готовиться к свадьбе. Но жених ни в какую не соглашался венчаться в деревенской часовне. Он, видишь ли, не простой человек и ему пристало устроить свадьбу в городе. Чтобы вновь не позориться перед соседями, все семейство Мартен отправилось в Руан, прилично истратившись на это путешествие. Ведь в городе Огюстен наплел, что в его доме рабочие заново обивают стены и расставляют мебель. Новой родне пришлось остановиться на постоялом дворе. На саму церемонию жених не дал и медного су. Все издержки опять легли на плечи четы Мартен – и свадебный наряд, и плата за венчание, и праздничный ужин в солидном трактире, куда Огюстен наприглашал кучу своих товарищей, что ели и пили за десятерых. А после попросту указал тестю и теще на дверь. У бедных родителей только и осталось утешаться мыслью о том, что дочка все – таки вышла замуж, а не сбежала из дому непонятно с кем. Через полгода господин Мартен внезапно захворал и скончался после Дня Всех Святых; ни Жюстина, ни зять даже не подумали явиться на похороны!

– Ох, госпожа Мартен, пожалуй, ваша дочка – настоящая дрянь и негодяйка! – Всплеснув руками, воскликнула Берта. – Уж будь мои родители живы, я бы ухаживала за ними до самой смерти!

– Хоть мне больно слышать такие слова, девочка, но, видно, придется признать их правоту. – Вздохнула женщина. – Я даже опасалась, не случилось ли с ней какой беды, и отправилась проведать молодых. Вообрази только, они живут в жалкой комнатушке, где втроем и повернуться – то нельзя. А уж грязища там такая, что на полу можно сажать латук и редиску. Проклятый зять оказался лгуном, он вовсе не богат и к тому же заядлый картежник – все приданое дочери давно сплыло за долги. А стоит ему отыграться, как он покупает себе батистовую рубаху и шелковые чулки, а Жюстина – кружевную шаль и веер, как у солидных дам. Но к вечеру все это вновь исчезает в закладе. Работать ни он, ни она и вовсе не хотят, горазды только корчить слезливые лица, да клянчить взаймы. Они задолжали всем лавочникам квартала. Мне пришлось оплатить их долг булочнику и бакалейщику, не могла же я оставить собственную дочь голодать?

– Да уж, госпожа Мартен, знавала я ребятишек, что зарабатывали себе на хлеб с самого детства. Ваш зять – настоящий пройдоха! – Участливо произнесла Берта.

– Послушай, детка, не нужно все время называть меня госпожа Мартен. Меня зовут Элиза, ты можешь звать меня тетей.

– Хорошо, госпожа… Ой, тетя Лиза. – Улыбнувшись, кивнула девочка.

К вечеру повозка остановилась у трактира, где хозяин сдавал комнаты для ночлега.

Госпожа Мартен и Берта скромно поужинали мясным пирогом и куском сыра и отправились наверх, в комнату для гостей. Берта с восхищением уставилась на простенькую старую кровать, покрытую простым полотном, старым и неглаженным после стирки. Подушка, из которой перья так и лезли во все стороны, вызвала у маленькой попрошайки настоящее уважение, сроду ей не доводилось спать на такой чудесной постели.

Но Элиза не позволила сразу нырнуть под тощее шерстяное одеяло.

– Мы же еще не прочли молитву, девочка, разве можно довериться сну, не попросив защиты у Господа?

Пришлось Берте встать на колени возле женщины и, сложив руки, повторить за своей наставницей незнакомые слова и фразы. Зато забравшись наконец в кровать, что скрипела от каждого движения, Хромуша натянула одеяло до самого носа и тотчас погрузилась в сладкий сон. И хотя перья из подушки щекотали лицо, а перина давно сбилась и была не толще одеяла, уютнее чем в эту ночь, Берте еще никогда не было.

Соседи госпожи Мартен только плечами пожали, ну и дела, по всему выходило, что Элиза – странная женщина. Конечно, помогать сиротам и калекам – благое помышление, так и священное писание учит, и кюре неустанно повторяет на каждой проповеди, но…. Девчонка вовсе не походит на благостную сиротку из жалостных песен и баллад. Та еще пройдоха, а стоит ей открыть рот, так наслушаешься такой отборной брани, что в палисаднике вянут все цветы. Наверняка маленькая хромоножка подвержена греху лжи и воровства. И недели не пройдет, как она обчистит дом своей благодетельницы и пустится в бега. Вот умора будет поглядеть на занудную госпожу Мартен, что так кичится своей порядочностью.

К слову сказать, Элиза и без приемыша вызывала разные толки и раздражение у соседей. Ее страсть к чистоте и порядку, по мнению деревенских жителей, граничила с настоящим безумием. Разве дело кидаться стирать фартук, посадив на него пару пятен? А часами плоить1313
  делать на ткани, одежде и т. п. ровные складки при помощи особых щипцов


[Закрыть] оборку чепчика – зачем, если он все равно сомнется? За глаза ребятишки прозвали ее «Мамаша Жестянка», так топорщились крахмальные нижние юбки госпожи Мартен. Соседи посмеивались, что приемышу грозит незавидная участь – вечно торчать в чане с водой, где усердная Элиза будет намывать ее песком и золой. Смотреть тошно, как она скоблит пол кухни по два раза на день. Хорошо ей изображать чистюлю, когда во всем доме только она, да приемыш. Попробуй прибрать дочиста, если дом полон народу, и куча ребятишек таскается туда – сюда. А вообще, надо бы госпоже Мартен перейти к гугенотам, говорят, проклятые отступники считают грязь страшным грехом.

Но как бы не мечталось соседям, Берта мигом поладила со своей приемной матерью. Кто провел годы в жалкой зловонной трущобе, умеет ценить и чистую постель, и доброе отношение. Только поначалу девочке пришлось вытерпеть неприятности, когда тетя битый час отмывала ее от грязи, да как следует расчесывала волосы. Берта визжала, бранилась, брыкалась ногами и руками, но заглянув в круглое зеркало в темной деревянной раме, застыла в восхищении. Неужели это она, Хромуша? Оказывается, щечки у нее такого нежного цвета, как у ангелов на картинках, выставленных в богатой лавке. А волосы! Темно – каштанового цвета, блестящие и густые, аккуратно заплетены в две широкие, толщиной в руку, косы. Ах, какой чудесный чепчик, отделанный узенькой ленточкой; славное платье, точь – в—точь по ее росту, перешитое из старого, но еще крепкого платья Элизы. И длинный фартук, и полосатые чулки, купленные у старухи – вязальщицы, словом, Берта вообразила себя настоящей принцессой, которую наконец – то расколдовала добрая фея. Госпожа Мартен рассмеялась, ее худощавое лицо порозовело от удовольствия.

– Видишь, дитя мое, ты совсем не похожа на оборванку, что скитается по улицам, выклянчивая подаяние. Такой славной девочке вовсе не пристало браниться грязными словечками, которые услышишь разве что от пропащих пьянчужек.

– А если меня станут дразнить или обижать, тетя? Ведь нужно же постоять за себя.

– Берта, послушай, у сироты всегда найдется защита Святых, но злым и гадким людям вовек не дождаться от них помощи. Ты должна всего лишь очистить душу от зла и всякой скверны.

В голове у Берты все же закралось сомнение, пожалуй, на оплеуху все же следует ответить обидчику хорошим пинком под зад. Жизнь в галереях Каторжника убедила ее, что этот способ вернее.

И к великому разочарованию соседей, девочка не пыталась сбежать, а напротив, с утра до ночи возилась по дому и в огороде, помогая приемной матери. Когда деревенские ребятишки под любым предлогом отлынивали от работы, ведь им порядком успевало надоесть то, чем они занимались с самого детства, Берте все казалось в новинку и вызывало неподдельную радость. Разве не чудо – ухаживать за овощами и видеть, как маленький росток превращается в сочную морковь или упругий кочан капусты? А забавные утята, важно семенившие за толстой уткой к пруду. Утиная мамаша шла, переваливаясь с боку на бок, точь – в—точь как сама Берта. Но госпожа Мартен вскоре отнесла сабо приемной дочери тощему и смешливому Борденаву, и он нарастил левый башмак куском дерева. Теперь Берта смогла ходить, почти совсем избавившись от хромоты.

В отличие от родной дочери Элизы Мартен, девочка часами могла просидеть за ткацким станком, специально сделанным когда – то для лентяйки Жюстины. К девяти годам Берта вполне сносно справлялась с порученным делом. Вечерами, сидя на крыльце аккуратного домика и отдыхая от дневных забот, она рассказывала госпоже Мартен о своем брате и жизни у Гастона Каторжника.

Блекло – голубые глаза Элизы наполнялись слезами:

– Ох, от твоих речей мурашки пробирают, девочка. Должно быть, славным человеком был твой братец, что так заботился о тебе. Страшно и подумать, что такой молоденький красивый юноша погиб страшной смертью.

Нет, тетя, я не верю, что Жак погиб и никогда не молюсь о нем, как о покойном. – Покачала головой Берта.

Не знаю, что и сказать, детка. Может, ты и права, раз уж не видала беднягу в гробу. Думаю, тебе надо больше молиться, Господь милостив к несчастным сиротам, а уж тем более, калекам, их молитвы доходят быстрее. Если несчастный парень жив, то милостью Божьей непременно отыщет тебя. Только будь умницей и никому не повторяй того, что рассказала мне. Люди любят злословить и незачем им знать о всяком сброде, с которым ты якшалась в городе.

Конечно, у Берты хватало ума не молоть языком, но и без этого к ней по – прежнему относились с опаской и настороженностью. Матери не позволяли своим детям водить дружбу с приблудной хромоножкой, и даже со временем сердца соседей не спешили открыться навстречу сироте, подобранной на улице. Так что, подружек у Берты не было, и в общие игры ее не звали. Девочки задирали перед ней нос, а мальчишки с удовольствием поддразнивали. И маленькая Хромуша довольствовалась обществом своей приемной матери. Больше всего Берте пришлись по нраву зимние вечера. Удивительно, как ненавистна была зимняя пора в городе и какой уютной она казалась в деревне. В сумерках жители собирались в просторном амбаре господина лавочника. Кто – то приносил дров на растопку, кто – то – жареных каштанов, кто – то – бутылку сидра, кто – то – пару сальных свечек. Женщины и девушки брали с собой рукоделие, а мужчины – обувь для починки или охапки лозы для корзин. Вскоре в амбаре наступало чудесное тепло и приходило время песен, страшных историй и сказок. Такие вечера давали возможность экономить на угле и дровах для своих домов. В полночь все отправлялись в свои нетопленые жилища и тотчас ныряли в постель, накрывшись с головой и стараясь быстрее согреться. Зажиточные крестьяне укладывали в кровать нагретые камни; те, кто победнее, обходились наброшенной на одеяло одеждой.

Берта обожала протяжные песни, в которых говорилось о расставании несчастных влюбленных, о любви до смерти, о покинутых девушках и оставленных сиротках. Девочка, штопая чулок, так погружалась в душещипательную историю, что частенько вместо шитья вонзала иголку прямо в палец. Вздрогнув от боли, она быстро слизывала выступившую капельку крови и усердно утыкалась носом в работу. Но через некоторое время все повторялось вновь.