Текст книги "Мадемуазель переплётчица"

Мадемуазель переплётчица
Поль Монтер

Редактор Людмила Яхина

Дизайнер обложки Людмила Яхина

© Поль Монтер, 2024

© Людмила Яхина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0055-2600-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мадемуазель переплётчица

Часть первая

– Удивительно, мамочка, – пожав плечами, проронил коренастый и седовласый господин Дембеле. – Обычно после смерти родственники получают наследство, а не обузу.

– Всяко бывает, папочка, – осенив себя крестом, ответила его супруга, кругленькая женщина с простым широким лицом. – Право же, разве бедная малютка виновата, что её родители совершенно не смогли достойно распорядится деньгами? Им стоило бы почаще просить совета у вас.

Польщённый муж вскинул голову и с жалостью взглянул на племянницу, что утомлённая похоронами и долгой поездкой, успела задремать. Стало быть, Господь счёл, что бездетная чета Дембеле вполне сможет вывести сиротку в люди.

Помолчав ещё с минуту, Тома Дембеле продолжил беседу с женой. Дорога из Вернона до Парижа достаточно продолжительна, разговор поможет скоротать время. Изредка посматривая на девочку и убедившись, что она по-прежнему спит, Тома успел осудить её родителей. Брат его супруги скончался два года назад, а теперь преставилась и несчастная Маргарита. Конечно, поминать покойных надо по-хорошему, но эти люди словно нарочно вкладывали средства в то, что приводит к разорению. К счастью, не пришлось принять на себя их долги, кредиторы удовольствовались домом и скромной обстановкой. Но тринадцатилетняя Анна осталась бесприданницей. В конце концов, господин Дембеле, распалившись от собственной речи, забывшись, повысил голос:

– Нет, подумайте только, мамочка! Такое чувство, что ваш братец с женой нарочно померли, чтобы обеспечить своей дочке достойное будущее!

Девочка вздрогнула и испуганно уставилась на дядю.

– Ты можешь вздремнуть ещё, детка, – пробормотала Огюстина Дембеле. – До Парижа ещё не меньше часу.

Анна покорно кивнула и вновь прикрыла глаза.

Тома вздохнул и уставился в окно поезда. Выждав ещё немного, он склонился к супруге и шепнул:

– Я готов смиренно нести крест, что нам назначил Господь. Но предупреждаю, я не сторонник баловства. Анну непременно надо отдать в обучение. К замужеству она вполне сможет накопить себе на приданое. Ведь нам и так придётся изрядно потратиться, пока ей не исполнится восемнадцать.

– Всё верно, папочка. Как ни крути, надо кормить и одевать бедное дитя.

Наконец супруги Дембеле замолчали и до самого Парижа не проронили ни слова, думая каждый о своём.

Огромный дом на бульваре Клиши показался Анне необыкновенно роскошным и вызвал искреннее восхищение.

– Видишь, детка, – довольно усмехнулся господин Дембеле. – Вот что значит вести правильную жизнь. Да-да, я почти пятнадцать лет служу привратником в таком отличном месте и, скажу откровенно, весьма польщён своим положением. Однако не годится таращиться на вход точно деревенщина, входи.

Небольшая квартирка в цокольном этаже дома показалась Анне довольно скромной в сравнении с шикарным подъездом и вестибюлем, украшенным вычурной лепниной. Пока оробевшая девочка неловко застыла посреди прихожей, Тома, отдав шляпу и перчатки служанке, продолжал нахваливать дом и жильцов, словно их знатное положение возвышало его среди других менее удачливых собратьев. Бог мой, в сущности, привратник – это правая рука домовладельца. Подчас хозяин именно ему позволяет решать многие вопросы. Да, это вам не жалкий смотритель затрапезного домишки в бедном квартале, где живут рабочие и ремесленники.

Когда подали незатейливый ужин, Дембеле всё продолжал монолог, точно хотел показать племяннице свою значимость или доказать самому себе, что когда-то не ошибся с жизненным выбором.

– Первый этаж занимает магазин меховых товаров господина Прюльера. Вообрази, Анна, торговля мехами приносит баснословный доход! Прюльер, его жена и мамаша просто купаются в деньгах. Думаю, со временем, если ты, конечно, покажешь усердие и аккуратность, можно будет просить господина Эмиля нанять тебя продавщицей. Второй этаж занимает семья графа де Вердена. О, это весьма почтенные люди. Глава семейства служит советником министра, этой публике далеко до нужды и бедности. И он, и его супруга Мадлен обладают недурным капиталом. В третьем этаже проживает адвокат Франсис Сюльпе…

Анна обречённо уткнулась в тарелку. Право же, ей понадобится не один день, чтобы запомнить всех жильцов и их заслуги. Наконец добравшись до самого верхнего этажа, Тома скривился и кратко бросил, что там находятся комнаты прислуги и, стало быть, нет смысла об этом говорить. Почти всю жизнь прислуживая знатным господам, он искренне считал себя куда выше остальных слуг.

После обеда он переоделся в добротный костюм из тонкого сукна и начал разбирать письма, что необходимо было доставить жильцам. Госпожа Дембеле приняла участие в размещении племянницы. Она с наслаждением уселась в кресло и давала советы, как лучше разложить немудрёные пожитки. Анна заливалась краской стыда всякий раз, когда служанка, высокая сухопарая старая дева, насмешливо поджимала губы, глядя на весьма скудный гардероб гостьи.

После последовал простой ужин, но Тома вновь не преминул заметить, что его благосостоянию можно позавидовать.

– Видишь, Аннет, мы позволяем себе есть кролика даже в будни. Хотя я не сторонник расточительства и веду строгий учёт расходам. Заметь, наша Марион исполняет обязанности и кухарки, и горничной. И, ко всему, она порядочная девушка, уж точно не чета вертихвосткам, что склонны к воровству и вечно сплетничают о хозяевах.

Затем привратник отправился запирать парадную дверь, а заодно обошёл этажи, проверяя, в порядке ли газовые рожки, что освещали площадки. У племянницы слипались глаза от усталости, но она покорно семенила за дядей, уверенным, что эдакое путешествие непременно её развлечёт.

Возвращаясь к себе, Дембеле наткнулся на адвоката и его супругу, что только что вернулись из театра.

– О, это и есть ваша племянница, Тома? – фамильярно бросил Сюльпе, довольно молодой господин с нагловатым взглядом и тонкими усиками.

– Да, сударь, – вежливо поклонившись, ответил Дембеле, незаметно дёрнув девочку за рукав.

Анна испуганно присела в поклоне. Дама, укутанная в меховую накидку, из-под которой виднелся подол шёлкового платья, показалась ей прекрасной, словно принцесса из сказки. В приглушённом свете её серьги таинственно искрились, вокруг женщины вился тонкий аромат вербены.

– Как тебя зовут, дитя?

– Анна Готье, сударыня, – еле слышно ответила девочка.

– Прискорбно, что малютка рано осиротела, – вздохнула дама, поднеся к совершенно сухим глазам надушенный платочек.

– Увы, сударыня, – развёл руками Дембеле.

– Вы поступили весьма благородно, Тома, – кивнул адвокат.

– Это мой долг, сударь.

Привратник вновь поклонился и, только дождавшись, когда за четой Сюльпе закроется дверь, направился вниз.

– Ну, каково?! – гордо произнёс он. – Ты заметила, такой важный господин беседует со мной запросто? Да, Аннет, твой дядюшка достоин уважения. Я не какой-то плюгавый рабочий, что живёт впроголодь и сроду не смеет даже близко подойти к знатным особам.

Девочка молча кивнула и поспешила вслед за ним. Должно быть, родственники и впрямь куда выше по положению, чем её семья. В сущности, она действительно никогда не видела таких шикарных господ так близко.

К воскресному обеду явилась гостья. Высокая полная дама с поджатыми губами.

– Вот, дорогая госпожа Марти, это наша племянница, – проворковала Огюстина, подталкивая девочку вперёд. Лицо Анны вспыхнуло от смущения, она поспешила поклониться и еле слышно пролепетать:

– Доброго дня, сударыня.

– Хм… однако ваша племянница выглядит довольно взрослой. Сколько тебе лет, детка?

– Без малого четырнадцать, сударыня, – ответила девочка.

Гостья кивнула и поспешила за щедро накрытый стол. Она бросила одобрительный взгляд на блюдо с артишоками в масле и деловито заправила кончик салфетки за глухой ворот тёмного платья.

– Вы меня знаете, Дембеле… – продолжая шарить по столу взглядом, произнесла дама. – Я всегда говорю откровенно. Терпеть не могу намёков. Честному, порядочному человеку они ни к чему. Так вот, взяв девочку к себе, вы, несомненно, взвалили на плечи обузу.

Анна вздрогнула и потупилась. Но гостье, видно, совсем не было никакого дела до её состояния, и она со знающим видом приводила доводы:

– Рассудите сами, с мальчишкой было бы намного проще. Стоит только пристроить его в обучение, к примеру, в магазин готового платья, и лет за пять он вполне сможет дослужиться до младшего приказчика и далее обеспечить себе недурное будущее. Форменная одежда значительно сократит расходы. А на девочку придётся изрядно потратиться. Вы же не захотите отдать её за кровельщика или маляра. Стало быть, она должна быть прилично одета. Я уж не говорю о приданом…

Супруги Дембеле согласно кивали и поддакивали. Анна совсем лишилась аппетита и всё время обеда сидела опустив голову, пылая от стыда. Бедняжка чувствовала себя глубоко несчастной, словно её вина, что она сирота и родители не оставили ей наследства. Ей вспомнился родной дом, пусть крошечный и старый, но такой привычный и уютный. Мать с измождённым худым лицом и блестящими от жара глазами. Бедная женщина понимала, что дни её сочтены, и решилась написать письмо родственникам мужа в страхе, что дочке грозит оказаться на улице. Молчаливая слезинка скатилась по щеке и капнула в стакан.

– Что с тобой, Аннет? – удивлённо спросил Тома.

– Бедное дитя так чувствительно, папочка. Должно быть, горюет по родителям, – тотчас промокнув глаза, пробормотала Огюстина.

Все замолчали, закатив глаза к небу, и, тяжело вздохнув, вновь принялись за еду. Умерших не воскресишь – стоит ли отказывать себе в пище?

Пока Марион убирала со стола, а Тома направился провожать гостью, тётушка Огюстина, утирая вспотевшее лицо, довольно подмигнула:

– Видишь, детка, хотя пришлось истратить почти семь франков, но дело того стоило. Мадам Марти берёт тебя в ученицы.

– В ученицы? О Боже, тётя, я же умру со страху! Эта женщина смотрела на меня так, словно уличила в проступке!

– Не говори глупости, Аннет! Ты должна благодарить нас за такой чудесный случай. Госпожа Марти держит шляпную мастерскую на улице Полонсо. Она вдова и, как видишь, распорядилась деньгами гораздо лучше, чем бедняжка Маргарита, упокой Господь её душу. Её мастерская процветает, да, милая, на Инесс Марти работает полдюжины мастериц. И заметь, она сроду не наймёт ленивую или развязную особу. Уж мы будем вполне спокойны за твою нравственность. Вообразить невозможно, каким соблазнам подвергается неопытная девушка в большом городе.

– Но, тётя, я ничего не смыслю в шляпах. Мама мечтала, что я обучусь чинить кружева.

– Мечты, мечты… – неодобрительно вмешался в беседу вернувшийся Дембеле. – Вместо пустых мечтаний надо крепко стоять на ногах. И к тому же среди кружевниц много развратниц, впрочем, как и среди цветочниц и полировщиц. Я всегда перехожу на другую сторону улицы, когда встречаю подобных девиц!

Анна не нашлась что ответить и прикусила губу, боясь расплакаться. Она вновь ощутила, что привычная жизнь разрушена и теперь всё зависит от родственников, которых за всю свою коротенькую жизнь она видела всего два раза, на похоронах отца, а затем матери.

Первые дни тётка отводила девочку в мастерскую сама. Но, убедившись, что племянница запомнила дорогу, с облегчением вернулась к излюбленному времяпрепровождению, сидя в кресле и перемывая косточки знакомым в компании служанки, что всегда была не прочь посплетничать.

Часть вторая

Солнечные лучи едва пробивались сквозь приспущенные жалюзи мастерской. Летний день вновь обещал быть жарким. Аромат душистой воды, которой щедро пользовалась смазливенькая молодая работница Клодин, перебивался запахом пота, клея, пригоревшего крахмала и пыли. Анна старательно пришивала узкую тесьму к шляпке, изредка отбрасывая с лица потную прядку, что выскочила из собранных в пучок волос.

– Ну и разиня! – раздался позади неё сердитый голос госпожи Марти. – Такое чувство, что ты от рождения косишь на оба глаза! Неужели не видишь, что кант съехал?

– Прошу прощения, мадам, – пробормотала юная швея, залившись краской до самой шеи. Она склонилась над работой ещё ниже, словно желая избежать сурового взгляда, но хозяйка, обходя стол, накинулась с попрёками на тщедушную Эстель, которая украшала соломенную шляпку цветами.

– Вот криворукая! Ты что, поминальный венок плетёшь? Резеда вовсе не гармонирует с сиренью!

Работницы молчали, предпочитая попросту переждать, когда хозяйке надоест придираться и она спустится в лавку. Должно быть, в этот час, когда город буквально плавился от палящего зноя, покупателей не было и госпожа Марти решила сорвать досаду на работницах. Наконец она ушла, и девицы зажужжали, как растревоженный улей.

– Нет, как вам это нравится? – вскинула голову Клодин. – Старуха совсем помешалась от жары. Я не желаю терпеть такое отношение.

– Все хозяева вечно ведут себя как свиньи. Так уж повелось, – флегматично заметила толстушка Нинон.

– Да плевать мне на неё, – продолжала возмущаться Клодин. – Через месяц я выхожу замуж, только она меня и видела.

– Ого! Воображаю, как она разозлится! – подмигнула Эстель. – Неужели сбежишь тайком, даже не поставив старуху в известность?

– Конечно, – пожала плечами Клодин. – Чего мне перед ней лебезить? Мой Гюи поступает на службу в шикарное место. Я вполне смогу обойтись без работы. Тем более такой унылой. Верите ли, мне до чёртиков надоели эти проклятые шляпы! Так бы и расколотила болванки.

Работницы рассмеялись: ну и нахалка, с неё станется. Вот умора, если придя в мастерскую, злючка Марти застанет одни щепки, пригодные лишь на растопку.

Да уж, чета Дембеле явно погорячилась, вообразив, что племянница попадёт в компанию исключительно добродетельных особ. Мастерицам госпожи Марти вовсе не чужды были непристойные разговоры. Анна с искренним любопытством подростка узнавала изнанку жизни, которую принято тщательно скрывать в порядочных семьях. Красотка Клодин откровенно рассказывала об очередном женихе. Обычно она, пофлиртовав с ухажёром, легко разделяла с ним кров, не заботясь о венчании. Но стоило ей повстречать более выгодную партию, тотчас бросала предыдущего мужчину. Худышка Эстель, что с виду походила на послушницу, была не прочь выпить и, так же как Клодин, постоянно меняла возлюбленных. На замечания других работниц, она, пожав плечиками, заявляла, что не её вина, раз она вечно дрожит от холода и просто вынуждена делить ложе с мужчиной, дабы не стучать зубами в желании согреться. Толстушка Нинон, по слухам, уморила собственную свекровь, посчитав, что старуха, от которой нет никакой пользы, слишком прожорлива, а стало быть, попросту объедает семью. С виду постная мадам Леду была не прочь стянуть всё, что плохо лежит, лишь бы лишний раз побаловать своего никчёмного сынка. Смазливый парень служил кучером, но был ленив до одури, и хозяева вечно гнали его взашей буквально на второй день. Поначалу работницы приняли юную Анну настороженно. Вот уж радость! Сопливку усадили с ними не иначе как шпионить за всем, что творится в мастерской. А что прикажете думать, если её родня водит дружбу с хозяйкой? Но вскоре вездесущая Леду доложила, что хорошенькая малютка – сирота, которую из милости приютили родственники. Судя по ругани из уст хозяйки, которая обрушивала нелестные замечания на голову бедняжки, она вовсе не считает девочку выше остальных. Между собой работницы прозвали Анну Тихоней и старательно пытались просветить запуганную провинциалочку.

– Что ты вечно трясёшься, как овечий хвост, Нана11
  Упрощенный вариант имени Анна


[Закрыть]? – возмущалась Клодин после очередного выговора госпожи Марти.

– Но ведь мадам может погнать меня за нерадивость или пожаловаться дяде, – лепетала Анна

– Да и чёрт с ними! Поверь мне, подружка, с такой свежей мордашкой и тонкой талией ты точно не помрёшь с голоду. Да-да, можешь не таращить свои прекрасные глазки. Юность и красота вполне годный товар, чтобы устроить себе сносную жизнь.

Мастериц ничуть не возмутили эти слова.

– Это уж точно, – кивнула Нинон. – Будь я поумнее, то сроду не нашла бы себе такого увальня, как мой муженёк. Вообрази, девочка, в семнадцать я была стройной и вполне себе хорошенькой. И что вышло? Мать спихнула меня за Бонтана, чтобы избавиться от лишнего рта. Я и оглянуться не успела, как оказалась с двумя ребятами на руках и пьянчугой мужем. Теперь-то мне и выбирать не из кого, после родов я расползлась, словно тесто в квашне. Придётся держаться за своего недоумка, чтобы не остаться одной с детьми. Ах, какой видный парень на меня засматривался в юности! Правда, у его папаши была лавка, и он нипочём не позволил бы сынку жениться на бесприданнице.

Женщины помолчали: что говорить, толстуха абсолютно права.

– Тут уж главное не прогадать, – значительно произнесла Леду. – Не то свяжешься с красавчиком, а он окажется гулякой вроде моего Пьера.

– Верно, – подхватила Эстель. – Твоё положение куда лучше, Тихоня. По крайности живёшь в приличном месте и вполне можешь подцепить солидного мужчину. Если он отправится тебя провожать, ему не придётся тащиться в грязный квартал, полный потаскух и голодранцев. Соврёшь, что Дембеле твои родители.

– Но лгать грех, Эстель, – пробормотала Анна.

– Вот дурочка! – расхохоталась Клодин. – Ради собственного счастья можно и приврать.

Девочка задумалась и уже дома, в своей комнате, старательно разглядела себя в зеркало, словно увидела впервые. А что, кажется, женщины правы. Она действительно довольно привлекательная. Слегка приподнятые к вискам голубые глаза и маленький нежный рот. Прямой носик, высокие скулы с лёгким румянцем. Густые тяжёлые волосы каштанового цвета спускались почти до поясницы. Покраснев от смущения, Анна приподняла сорочку посмотреть на стройные ножки с круглыми коленями. И, оглянувшись на дверь, стянула с плеч тонкие бретельки сорочки, с восхищённым удивлением оглядев крепкую высокую грудь. Ох, неужели она и впрямь достаточно красива, чтобы молодые люди обратили на неё внимание? Экая жалость, что ей всего пятнадцать! Она бы умерла со страху, если бы на улице к ней подошёл мужчина. На самом деле племянница Дембеле действительно была хороша собой. Хотя её внешность не была красотой утончённой девицы из знатной семьи. Анна была из тех девушек, что заставляет мужские сердца биться чаще. А улыбка и вовсе могла очаровать любого. С этого дня она слово очнулась от затяжного сна. Теперь, идя в мастерскую, девушка больше не опускала голову, сутулясь и глядя себе под ноги. И когда замечала заинтересованные взгляды молодых людей, розовела от радости. Словно ей постоянно требовалось подтверждение собственной привлекательности.

Перемену заметил и сам Дембеле.

– Анна, с чего ты обшила кружевом капор накидки? – неодобрительно бросил он. – В твоём возрасте вычурность в одежде ни к чему. Мы с мамочкой одеваем тебя вполне достойно. Уж ты, слава Господу, не можешь пожаловаться, что мы жалеем денег на твой гардероб. Моё положение просто обязывает одеваться добротно и солидно. Сама взгляни, разве мы покупаем вещи в жалких лавчонках? И я тем более не желаю, чтобы моя племянница щеголяла в вульгарных туалетах.

– Ах, папочка, – всплеснула руками Огюстина. – Мужчины не следят за модой. Почти такой же капор я видела на сестре господина советника. Думаю, ничего дурного, если Аннетт старается подражать таким достойным особам. Это куда лучше, чем крикливые наряды простушек.

Упоминание советника сбило Дембеле с толку. Пожалуй, жена права.

– Откуда у тебя деньги на кружева? – не желая сразу сдаться, хмуро бросил он.

– Мне дала чаевые одна дама, – покраснев, ответила племянница, обмирая со страху, что правда выплывет наружу. С некоторых пор она, подражая другим работницам, тайком отматывала себе кружевную тесьму и ленты в мастерской.

– Ладно, оставим это, – пожал плечами Тома. К чему спорить, раз уж ему не пришлось тратиться на проклятую тряпку?

К семнадцати годам Анна, польщённая заинтересованными взглядами мужчин и предложениями о знакомстве, подчас довольно откровенными, стала испытывать неясное томление. Врождённая чувственность заставляла кровь приливать к щекам, взгляд становился кокетливым. И она всего лишь надевала маску унылой покорности, переступив порог дома. Что и говорить, чета Дембеле явно погорячилась в заботе о нравственности своей подопечной, усадив племянницу в шляпной мастерской. Кажется, среди работниц не было ни одного человека, что мог бы похвастать добродетелью. Вынужденные проводить бок о бок много часов в тесной комнатушке, девицы внесли щедрую лепту в воспитание Анны. Она впитывала их слова как губка, чего нельзя сказать о постных разговорах привратника и его супруги. За всё время лишь мамаша Леду и толстушка Нинон остались на своих местах. Клодин действительно оставила работу и, по слухам, вовсе пустилась в разгул, так как очередной жених успел сбежать, и она мигом нашла себе другого. Бедняжка Эстель полгода назад умерла, насмерть простудившись зимней ночью. Выпив лишнего, она в пух и прах разругалась с любовником, и он вышвырнул её за порог в одной сорочке. Сменившие их работницы были ничуть не лучше. Разбитная Мари, что откровенно плевала на работу, уверяя, что заработает на стороне куда больше и, к тому же, без всякого труда. А на наивный удивлённый взгляд Анны спокойно бросила:

– Вот простофиля! Не зря же Господь кое-чем снабдил женщин. – И, привстав, вильнула бёдрами.

Работницы захохотали. Мамаша Леду опустила пронырливые глазки, и плечи её вздрагивали от смеха. Толстушка Нинон закинула назад голову и залилась визгливым хохотом. Флоранс, прозванная за высокий рост Жердью, напротив, навалилась на стол и хлопала ладонью по столешнице. Анна покраснела, но затем улыбнулась. Ну и бесстыдница эта Мари Курбе, однако это действительно смешно. Хотя самой девушке одна только мысль, что можно отдаться мужчине без венчания, внушала страх. Наверное, это ужасно, она никогда не смогла бы так поступить. Анна мечтала о встрече с приличным юношей, похожим на героя любовного романа – единственной книжонки, которую она прочла. Слащавая история была рассчитана как раз на юных девиц или старых дев. И в своих мечтах она была столь наивна, что вечно воображала прогулку с возлюбленным по тихой аллее в окружении порхающих птичек и милых цветочков. Как-то выйдя из мастерской, она угодила под сильный ливень и, укрывшись под навесом лавки зеленщика вместе с Мари, пробормотала:

– Ну и погодка. Воображаю, сколько влюблённых парочек вынуждены прервать свидание.

– Что? – приподняла тонкие брови Мари. – С чего это?

– Но ведь на улице им остаться нельзя, стало быть, придётся разойтись по домам.

– Вот дурочка! – подмигнула Мари. – Посидят в кабачке и отправятся в ближайшую гостиницу. Каких-то три франка, и влюблённые голубки отлично проведут время до утра.

– Ох, это наверняка ужасно стыдно! – вырвалось у Анны. – Любой привратник заподозрит, что они не женаты.

– Ты и впрямь недотёпа, Тихоня! Мне всегда было плевать, что обо мне подумают вовсе незнакомые люди. Лишь бы у дружка хватило денег заплатить за ужин и более-менее сносную комнату. Конечно, я стараюсь не связываться с голодранцами, но всяко бывает. Вот с месяц назад я познакомилась с таким красавчиком, что пару раз сама потратилась на него. Да прикрой ты рот, глупышка, не то поймаешь муху. Скажу откровенно, парень того стоил.

– Ты влюбилась, Мари! – стиснув на груди руки, воскликнула Анна.

– Как бы не так, – пожала плечами девица. – Влюбляются только дуры набитые. Мне и подумать об этом тошно. Я попросту решила получить удовольствие. А потом преспокойно распрощалась с этим наглецом. Не на ту напал. Пусть ищет влюблённую идиотку в другом месте. Стану я терять денежки. Запомни, Тихоня, если мужчина хочет девушку, то просто обязан тратиться на неё. Иначе встречи вовсе не имеют смысла. Ой, да оставь ты глупые разговоры о любви! Сама рассуди, всё сводится к одному, раз уж парочка всё равно окажется в постели.

Дождь закончился, но, возбуждённая чужими откровениями, Анна никак не могла расстаться с подружкой и сделала огромный крюк по бульварам, провожая её до заставы Пуасоньер. На обратном пути лицо её пылало, словно она сама совершила что-то предосудительное.

Суровая зима вынудила работниц едва ли не в полный голос поносить хозяйку. Ну и сквалыга! Вы только взгляните, старуха посиживает в тепле в лавке и лебезит перед покупателями, а работницы должны трястись от холода. Ещё имеет наглость упрекать их в нерадивости. Попробовала бы сама орудовать иглой, когда она того и гляди примёрзнет к пальцам.

– Ха! – крикнула Флоранс. – Всё же есть на свете справедливость. Заметили, за всю неделю в лавку наведалось всего три-четыре заказчицы, да и те, кажется, потаскухи с бульваров? Порядочные женщины не станут покупать шляпы, когда снег валит, словно пух из худой перины.

Женщины согласно закивали. Так ей и надо, пусть вообще никто не приходит и хозяйка начисто разорится. Когда к обеду старуха Бодю принесла кофе, щедро разбавленный водой, работницы, взяв стаканы, уселись ближе к остывающей печурке и принялись за праздную болтовню. Нинон, почмокав губами, сощурила и без того заплывшие глазки и заявила, что мечтала бы сидеть так день-деньской. Попивать кофе и плевать в потолок. Пусть бы дела делались сами. Женщины рассмеялись, Леду заметила, что тогда надо бы иметь ренту.

– Одна моя знакомая вышла замуж за маляра… – начала Флоранс. – Целый год они едва концы с концами сводили и вдруг, только подумайте, у него померла дальняя родственница, оставив в наследство тысячу франков! Вообразите, они даже не знали о ней. Их разыскал нотариус.

– Ого! Вот это повезло! – зашумели работницы.

– Не у всех есть такая богатая родня, – тоскливо протянула Нинон. – У мужа только двоюродный братец, такой же пьянчуга. Не удивлюсь, если он помрёт в канаве.

– Эй, Тихоня, а ты что молчишь? – подмигнула Мари.

– Да ей-то что переживать, Дембеле оставят какое-никакое наследство.

– Жди, пока они преставятся! Думаю, наша Нана молчит оттого, что собирается выскочить замуж за богача.

Женщины расхохотались. А что, такая красотка и к тому же скромница вполне может прихватить солидного господина.

– Теперь понятно, почему ты вечно сидишь дома и не ходишь с нами повеселиться, – ухмыльнулась Флоранс. – Тогда послушай совета, подружка. Невинность и впрямь годный товар. Вполне сгодится, чтобы продать себя подороже.

Анна залилась краской стыда до самой шеи.

– Вовсе я не желаю искать богатого жениха, – пробормотала она. – Я хочу выйти замуж по любви и если уж берегу себя, то для любимого.

– И правильно, детка, – вступилась Леду. – А вы бы и рады вернуть свою невинность да наверняка позабыли, когда и с кем её лишились.

Нинон открыла было рот, чтобы добавить скабрёзную остроту, но на лестнице послышались шаги госпожи Марти, работницы мигом бросились к столу и уткнулись в работу.