Текст книги "Иван-чай"

Август 1952 года

Было пять утра.

Не хотелось ещё вставать, поэтому просто лежала с закрытыми глазами.

Я здесь уже десять дней. Всё хорошо, но как отсюда выбраться? Я же не могу так и прожить всю жизнь здесь. Да, мне хорошо с Николаем, но там дом. И порядком это всё мне уже начинает надоедать. Хочется красок, музыки, кино, компьютера, благ моей современной цивилизации. Да и Николай не может же со мной нянчиться всё время. Мы постоянно вместе, но такое ощущение, что он что-то скрывает. И я хочу это узнать, если он не говорит, то я узнаю сама. Он много рассказывает о стране, но о нём я знаю мало, и от таких вопросов он грамотно уходит. Откуда у него вообще деньги? Да, это банально, но мне хочется знать.

Моя татуировка в виде кустика кипрея зачесалась и покраснела.

Вдруг меня подбросило на кровати, и я услышала взрыв, быстро вскочила и выбежала из комнаты. Взрывы начали повторяться, дом трясло. Вбежал Николай, схватил меня за руку и выволок во двор. Бежим в сторону машины, как только мы в неё сели, дом разнесло в разные стороны. Николай быстро завёл машину, и мы помчались в неизвестном направлении. Чудом машину не задело во время взрыва, она летела куда-то вдаль, из-за тумана дороги было не разобрать.

И что теперь, кто-нибудь может это объяснить? Там остались последние вещи, которые связывали меня с моим миром. Смотрю на Николая, молчит и сосредоточенно ведёт машину. Он куда-то определённо едет или просто?

– Что это было? Куда мы едем? Мне страшно, там осталось всё, что у меня было, – выпалила я всё, о чём думала. Молчит. – Николай, ну, скажи же что-нибудь.

Резко поворачивает вправо. Мы мчим по какой-то узенькой улочке, никогда её раньше не видела.

Потом мы как-то выехали на Большой Сампсониевский проспект, или, как он тогда назывался, Карла Маркса.

Подъезжаем к неказистому двухэтажному зданию рядом с Сампсониевским собором.

Входим в здание и идём по коридору, доходим до лестницы и спускаемся вниз в подвал.

Идём по длинному коридору, поворачиваем налево, опять идём. Вокруг много всевозможных поворотов и коридоров, как он понимает, куда идти?

Наверное, уже минут семь – десять идём по коридорам и куда-то поворачиваем. Идём молча, надеюсь, он мне объяснит, что происходит. Доходим до большого белого зала, зал круглый, и от него идёт несколько выходов, а в центре – дыра, в ней что-то плещется, как желе, и идёт пар.

Я посмотрела на свою татуировку, она опять начала зудеть и как-то переливаться. И что мне мастер туда вколол, блин?

Мы подходим к центру, желеобразная масса красная и, похоже, горячая.

– Вот здесь всё началось, – сказал Николай. – Не знаю когда, может, миллионы лет назад, а может, нет. Но они отсюда выходят, как бы рождаются. Мы представляли их сверху, а они вот из недр земли. Я предполагаю, таких точек на планете несколько. Иногда они сами становятся правителями, царями, лидерами, а иногда просто управляют ими. Они могут вселяться в тела и переходить из тела в тело. Хочешь спросить, откуда я такой бред знаю? Я работал военным в охране. Им раз в год надо сюда возвращаться. Людям вокруг себя они прочищают мозги, и те потом ничего не помнят. В последний раз почему-то со мной это не удалось. Они про это не знают. Я рассказал об этом только самым близким людям, в которых уверен. Не знал, говорить ли тебе об этом, потому что, признаюсь, до сих пор не уверен был в тебе. Уж очень странно ты здесь появилась. То, что сейчас произошло, я думаю, что они узнали про меня. Мы сейчас рискуем, находясь здесь, но я должен был тебе показать. А сейчас идём, мы выйдем в другом месте, там нас ждёт машина.

Пытаюсь переварить всё сейчас сказанное и иду за ним по бесконечным коридорам. Этими коридорами мы, наверное, прошли минут 20 и вышли где-то в лесу. Дошли до дороги, где стоял чёрный автомобиль. За рулём сидела пожилая женщина.

– А вы кто такая? – спросила меня женщина. – Николай, объясни.

– Мама, не начинай. Я думаю, ей можно доверять, несмотря на обстоятельства, из-за которых она появилась в моей жизни.

– Что ещё за обстоятельства? Ты же прекрасно понимаешь, что доверять нельзя никому. Даже, если на то пошло, друг другу.

– Мам, она из будущего, и, я надеюсь, она нам как-нибудь поможет.

– Что? Какое будущее? Тебе, наверное, уже промыли мозги, если ты в такое можешь поверить. Сынок, так не бывает, люди не путешествуют во времени.

– Если на то пошло, то точно происходит сейчас, тоже не бывает и быть не должно. И мы даже не можем это объяснить.

– Здравствуйте! – отозвалась я. – Меня зовут Александра, и верите вы мне или нет, но я родилась в 1987 году и сейчас в моё время 2019 год. Я тоже не верю в перемещение во времени, точнее, не верила до того момента, когда я просто шла на работу, а потом бац, и я в непонятном месте и как попасть обратно не знаю. Если хотите знать, машин времени у нас ещё не изобрели. А взорвавшийся дом сегодня унёс все связи с моим миром: документы, телефон, наушники.

– Что такое наушники? И ты таскала с собой телефон?

– Мам, мы тебе всё объясним чуть позже. Об этом долго рассказывать.

– Что значит «мы»?

– Я просто так сказал. Я и Александра.

– Ехать нам ещё долго, я могу и послушать про это якобы будущее.

– А я хотела бы услышать больше про то, что здесь происходит. Кто или что управляет нашей страной и как это исправить?

– Что значит «исправить»? Ты вообще понимаешь, что творится? И это продолжается несколько веков, а может, и больше.

– Получается, что люди всё это время были марионетками каких-то других существ? Не знаю, как это назвать: инопланетяне, какие-то совершенно иные цивилизации.

– Мы как подопытные крысы у них, – сказала мать Николая.

– Мама, ну это уж слишком.

– А что такого я сказала? Мы не знаем, сколько их, но, как мы предполагаем, руководят странами во всём мире именно они. Они вселяются в тела, только Николай видел их такими, какие они есть. Из того, что мы знаем: каждый год им на какое-то время необходимо возвращаться к себе. Вычислить, в какого человека переселился другой, нам не удавалось, мы знаем только тех, которых видел Коля вживую. Мы нашли ещё несколько таких подземных ходов в других странах.

– А много вас, которые знают?

– Только наша семья: я, мой муж и моя дочь, и ещё один друг Николая, которого он знает с детства.

– А вы пробовали туда спускаться?

– Нет, конечно.

– Почему?

Повисла тишина.

– Мы не знаем, что там, а вдруг мы там умрём. Как можно так рисковать? Это неоправданный риск. Тем более что нас мало. И меня окружают самые близкие мне люди: потерять одного из них, как потерять часть себя.

– Я могу попробовать, мне терять уже нечего, но, может, и всё моё предназначение состоит в том, чтоб это сделать.

– Я против, – отозвался Николай, – просто я против.

– Ты не можешь решать за меня.

– Тебе всё равно нужна будет помощь, чтобы туда пройти целой и невредимой. А если я против, значит, проводить туда тебя некому.

– А что вы собираетесь делать? Вот так бегать всю жизнь? Вы даже боитесь рассказать об этом кому-либо. Я понимаю, это риск, но чем больше нас таких, кто знает, тем больше сила.

Мы ехали вдоль леса. Дорога была ужасная, и всё время трясло так, что казалось, сейчас позвоночник выпрыгнет. Оставшуюся часть дороги все молчали. Мы свернули совсем в лес, остановились, и Николай с матерью мастерски замаскировали машину. Дальше путь проходил по узкой лесной тропинке. Шли долго. Наконец, пришли к двухэтажному деревянному дому. Вокруг не было ничего, и дверь была не заперта.

– Здесь мама живёт, иногда сюда сестра приезжает.

Мы вошли внутрь дома. Везде царили чистота и порядок. Электричества, конечно же, не было. Повсюду стояли керосиновые лампы.

Ко мне подошла мать Николая.

– Извини, не представилась. Антонина Петровна. Я военный человек, поэтому привыкла жёстко разговаривать. Всю войну прошла, жива осталась.

– Понятно, спасибо.

– За что спасибо?! Нечего мне тут спасиботь. А о твоём желании спуститься туда ещё поговорим, когда Николая не будет. Понятно?

Понятно-то понятно: я ей никто и она мне не доверяет, мной рисковать можно.

Я решила не оставаться наедине с Антониной и больше узнать про всё, что здесь происходит. Если я в своё время ничего не слышала про это, значит… Это много чего может значить. Дело просто не придали огласки, а с пришельцами покончено. Или с ними не покончено, а семью Николая просто убрали. Но если бы всё закончилось хорошо, наверное, страна не жила бы ещё столько лет закрыто от другого мира. Я должна во всём разобраться, даже если это поменяет ход истории. И к тому же мне больше ничего не остаётся. У меня нет возможности вернуться к своей прежней жизни. Я могу рисковать, терять мне нечего.

Через пару дней приехала сестра Николая Лиза.

Её привез Николай, и она сразу убежала в свою комнату.

– Расстроилась очень, что пришлось бросить всё и уехать неизвестно на сколько. В институте я сделал для неё академический отпуск. Она у нас художница.

Вечером к ужину Лиза всё же спустилась. Села и долго ковырялась в еде, ни на кого не глядя.

Антонина быстро поела и ушла во двор.

– А кто ты? – спросила меня Лиза.

– Я Александра, можно просто Саша, – и я рассказала ей всё, что со мной произошло.

Лиза перестала есть и внимательно слушала.

После небольшой паузы она нарушила тишину.

– Прости, сложно это сразу переварить.

– Да, я понимаю, сама ещё утром, просыпаясь, надеюсь, что всё это сон.

– А я Лиза, тебе, наверное, уже сказали. Мне 18 лет, и я учусь в Академии художеств СССР. Училась, теперь, наверное, правильнее сказать. Что-то мне подсказывает, что учёба моя закончилась навсегда.

– Да ладно, не падай духом. Всё вернётся. Тебе всего лишь 18, ещё 100 раз закончить можно.

– Все так говорят, только от этого лучше не становится.

– Да, ты права, но всё же.

– Давай не будем об этом.

– Окей.

– Что?

– О, прости, вырвалось слово. Оно нормальное. Означает «хорошо, я согласна». Это из английского языка к нам пришло.

– А ты знаешь английский?

– Да, более или менее.

– Научишь меня?

– Э, ну хорошо.

– Окей, – повторила она. – Надо запомнить. А то везде этот немецкий учат, как он надоел. И, главное, зачем? Как будто мы в Германию каждый день ездим.

Лиза доела ужин и отодвинула тарелку. Она улыбалась и позвала меня пойти прогуляться в лес. Я, вообще-то, не любитель лесов. Но что ещё остаётся, здесь было скучновато. Николай куда-то уехал. А общаться с Антониной не хотелось. Она очень любила нагрузить какой-нибудь работой.

Вокруг росла преимущественно ольха. Воздух был невероятно чистым, поначалу у меня даже кружилась голова. Солнце уже начинало заходить, но ещё играло между деревьями. Не знаю, сколько мы прошли, счёт времени просто потерялся. Мы шли молча и наполнялись спокойствием леса. Пройдя значительное расстояние, как мне показалось, мы вышли к огромному озеру. Казалось, вода в нём кристально прозрачная с лазурным оттенком.

Лиза, недолго думая, сняла платье и побежала в воду.

– Лиза, вода же холодная, август-месяц, мы не на курортах Краснодарского края.

– Да ладно! Ты что, трусиха? Давай попробуй.

Да ладно, попробую. Что, я зря принимаю холодный душ по утрам? Я сняла одежду и окунулась в воду. Вода казалась холодной только первые десять секунд, я постаралась расслабиться и почувствовать, как она нежно ласкает кожу. При этом я почувствовала, как вода теплеет. Это гораздо лучше холодного душа. Чем больше я расслаблялась, тем приятнее было купание. Плаваю я не очень, поэтому далеко, как Лиза, в воду не стала заходить.

Первой из воды вышла Лиза, а мне не хотелось уходить, но всё же время было позднее и уже темнело.

Мы надели одежду на мокрое тело и пошли домой.

– Ну как водичка?

– Просто супер, прям омолаживает. Никогда не была на этом озере.

– Кажется, оно называется Донцо. Недалеко и деревня есть с таким названием.

Мы пришли домой, когда уже совсем стемнело. Свет горел только в окне Николая. Лиза пошла в свою комнату, а я на ощупь в свою. Зажгла керосиновую лампу, повесила сушить одежду, умылась и легла.

Утро выдалось солнечным и тёплым. Моя одежда за ночь успела высохнуть. К сожалению, кроме того, что было на мне в тот день, больше у меня ничего не было.

В магазин я здесь ни разу не ходила, а хотелось очень. Уж очень это интересно посмотреть, что продаётся в магазинах и что носят модницы Советского Союза.

Полежав ещё немного в кровати, я спустилась вниз, там уже все проснулись. Антонина Петровна готовила завтрак. В кухне стоял аромат блинов и сливочного масла.

– Всем доброе утро!

– Доброе, а может, и недоброе оно, это утро, – отозвалась Антонина.

– Что-то случилось?

– Мама у нас не любит здороваться утром и добрым его не считает.

– Понятно, бывает, у меня бабушка тоже не любит.

– Хватит тебе уже ходить в одном и том же платье, да ещё стыд в каком. Николай съездили бы вы в ближайший магазин да купили бы чего получше.

Мне захотелось на улицу и немного подышать свежим воздухом, и я вышла во двор.

Здесь гораздо легче дышалось. За мной вышел Николай.

– Ты уж извини за мать. Ну она такая, уже не исправишь. Потерпи, ладно. Если не хочешь ехать, тебе решать. Может, у Лизы что найдётся для тебя.

– Да всё нормально, ничего страшного. Отчасти она права. Сама сегодня думала об этом, проверяя, высохло ли платье.

– Да я не только про это. Я знаю, мать бывает иногда слишком прямолинейна и груба.

– Матерей не выбирают. Всё нормально, я справлюсь.

Николай обнял меня, мы были первый раз так близко. Чувствую его дыхание на своей шее, и по телу бежит теплота. Она распространяется по всему телу, она убаюкивает и приносит расслабление. В этот миг мне кажется, что времени нет и вокруг ничего нет, есть только мы, стоящие вот так. Ещё секунда, и он отстраняется от меня.

– Извини, хотелось тебя обнять. Я иногда забываю, как, должно быть, тяжело оказаться вот так одному среди всего чужого. Но ты помни: я всегда рядом.

– Да, буду знать – ты рядом. Так когда мы едем в город?

– Всё нормально? Ты не в обиде? Правда?

– Да, правда. Можно Лизу взять с собой, она мне поможет разобраться, что и как сейчас носят. Может, через полчаса и поедем? Или у тебя какие-то планы есть?

– Планов вроде бы нет, пойду спрошу у Лизы согласие.

– Давай, а я погуляю.

И Николай ушёл в дом. Но, судя по голосам, пройти далеко ему не дали. Наверное, Антонина Петровна дежурила под дверью и всё слышала.

И я волей-неволей стала слушателем их разговора. Почему сразу не ушла, не знаю.

– И чего ты перед этой девкой стелешься? Странная она. Не верю я ей. Вот погубит она тебя. Я знаю. Нечего с ней обниматься. Да и много на неё не трать. Даром тебе, что ли, деньги достаются?

– Мать, давай без этого. Ты сама сказала, что надо одеться. А теперь начинаешь. Я ей полностью доверяю.

– Лопух ты, напридумывала она своих сказочек, а ты и уши развесил.

– Мама, всё, давай не будем на эту тему. Я сам знаю, кто и что придумывает. И Сашу больше не задевай. Ей и так тяжело.

Дальше слушать мне не хотелось, и я направилась в лес. Пятнадцать минут наедине с самой собой, и становится так же хорошо, как когда меня обнял Николай. Медитация и сосредоточение делают своё дело, а ещё воздух и дыхание.

Надо про это не забывать.

Через полчаса мы сели в машину и поехали. Доехали до Гатчины и остановились у магазина. Выбор в магазине был небольшой, и, судя по выражению лица Лизы, ассортимент был так себе.

– Что, всё так плохо? – спросила я у неё.

– А мы не можем в Ленинград поехать?

– Не можем, Лиза.

– Саша, видно, придётся выбрать из того, что есть.

– Да ничего, нормально. Кажется, я уже кое-что себе присмотрела.

И я подошла к манекенам.

– Думаю, вот это платье в горошек самое то. Рукав у него три четверти, и оно универсально. Можно ещё вот этот миленький цветочек. Лиза, это нормально?

– Ну да, вполне.

– Скоро похолодает, думаю, тебе нужен плащ и пальто.

– А вот там, смотрите, как раз есть то, что мне нужно.

По пути я ещё прихватила туфли. Как жаль, что нет кроссовок. Но те, что на мне, тоже ещё ничего. Примерять я отказалась, так как понимала, что на меня это всё прекрасно сядет. Не люблю менять, уж если выбрала, то беру сразу.

Также я купила себе пару лифчиков и трусиков. Звучит странно, что я купила. Расплачивался за всё Николай. И я как могла старалась, чтобы вышло всё недорого. Хотя в ценах я не разбиралась.

После мы зашли в кафетерий и наелись пышек. Они были до того вкусными и совсем не жирными. А ячменный кофе вернул меня в детство, когда мы с мамой ходили в кафетерий и покупали бутерброд с докторской колбасой и ячменный кофе с молоком. Тогда они казались самым вкусным лакомством на свете.

– Мы ещё здесь немного посидим. Сегодня приезжает мой близкий друг Андрей. Будет жить у нас. Я его знаю с детства, и мама с Лизой тоже. Поэтому ему можно доверять. И он в курсе всего.

А через минуту в кафе вошёл молодой человек. В отглаженных и накрахмаленных брюках и белой рубашке. Мне он напомнил какого-то денди, настолько он был гладко выбрит и идеально причёсан. Сколько же времени он уделяет себе, чтобы так выглядеть?

– Приветствую всех. А вы, должно быть, Александра? Рад знакомству.

Что-то я не очень была рада знакомству.

– Здравствуйте, да, я Александра, можно просто Саша. А вы?

– Андрей, можно просто Андрей, – и он улыбнулся, а мне захотелось встать и уйти. Но я этого не сделала.

Сентябрь 1952 года

До сентября тянулись бесконечные дни. Были выезды в ближайшие города за едой. Походы в лес. Ничего не происходило, как и не удалось ничего толком узнать.

В один из сентябрьских дней утром просыпаюсь от того, что мой кипрей опять чешется. Да, неудачно я сделала татуировку и не вовремя. Слышу самолёт и выбегаю во двор, чтобы посмотреть. В тот момент, когда я добежала до леса, чтобы лучше посмотреть, что там в небе, начался обстрел дома.

Казалось, этих самолётов тысячи вокруг, хотя был всего один. Я стояла под деревом и меня, по-видимому, не было видно. Что делать, я не могла сообразить. Бежать в дом было невозможно, а убежать в лес и оставить других – тоже не могла. Из дома выбежала Антонина Петровна, волоча за собой Лизу, за ними Николай с Андреем. Все побежали к машине, в том числе и я, сели и поехали так быстро, насколько было возможно. Ехали долго: часа четыре, сложно было определить время. В каком-то месте дорога закончилась, и ехали по земле. Все молчали. Антонина Петровна периодически поглядывала на меня.

Я не знала, как прервать эту невыносимую тишину.

Было ощущение, что мы пересекли границу, но как такое возможно.

Как оказалось, это действительно так. Лаппеэнранта.

Подъехали к озеру Сайма, на берегу которого располагался небольшой домик.

Располагался он так, что его было незаметно, а подъезд к нему был хорошо виден из дома.

Мы столпились в холле, и даже у Антонины Петровны было поникшее лицо. Тишину прервал Николай.

– Ну что, давайте отдохнём от сегодняшних потрясений и соберёмся за ужином в семь часов. Там всё и обсудим. Комнаты выбираем сами, они все одинаковые. Расходимся.

Я шла первая, поэтому выбрала комнату самую близкую. Остальные разбрелись кто куда успел. Ник в самой последней комнате и самой дальней от меня. Отсиживаться в своей комнате мне не хотелось. И я побрела по дому. В нём было пять комнат, кухня, кладовая и подвал. Кухня была пустая касаемо продуктов, а вот кладовая забита всевозможными соленьями и вареньями. Интересно, кто тут живёт или жил и сколько лет этим баночкам. На вид они чистые, и нет ни следа от пыли.

– Привет, – это был Николай. – Как ты? Я думал, ты отдохнёшь.

– Привет. Что-то не хочется. А что это за дом? Здесь кто-нибудь живёт.

– Голодна? Я сейчас еду за продуктами. Здесь неподалёку рынок, надеюсь, он ещё работает. Поедем со мной?

– Поедем. Позавтракать и пообедать мы все не успели. Но вот голода я не чувствую.

Мы вышли к машине.

– Туда очень далеко ехать или можно дойти пешком? Мы сегодня столько ехали, что хочется прогуляться.

– Километра два-три. Может, даже меньше, если пойти напрямки. Выдержишь?

– Спрашивает, а то. Идём.

Дошли мы довольно быстро, и нам повезло: рынок ещё работал. И тут я пожалела, что мы пошли пешком. Тащить всё, что мы купили, пришлось в руках. А купили мы много, накормить надо было пятерых взрослых человек.

Пришли мы в наш новый дом как раз к семи часам вечера. Все уже собрались на кухне и ждали нас, судя по тому изобилию, что было на столе. Они добрались до банок с соленьями и вареньями и почти всё выставили на стол и пили чай.

– Извините, мы вас не дождались и напились чаю. Варенье здесь очень вкусное. – И Лиза покосилась на мать, та никак не отреагировала. – А вы где были?

– Как раз ходили за продуктами на местный рынок, – и мы поставили две большие и одну маленькую плетёные корзинки перед собой.

Лиза с Андреем подбежали и начали выкладывать всё на стол.

– Ого, сколько всего вкусного вы набрали! Но я так объелась варенья, что, боюсь, больше в меня не влезет.

– И прекрасно, – о себе дала знать Антонина Петровна. – Не известно, на сколько мы тут застряли, экономить еду надо.

– Мам, перестань.

– Не мамкай мне, мала ещё, чтоб матери указывать, что делать.

Лиза выбежала из кухни.

– Воспитала размазню.

Я пошла за Лизой, хотелось её приободрить. Тяжело жить с такой матерью, наверное. Моя-то лучше всех. Всегда придёт на помощь, ободрит и поможет. Она мне как верный друг. Но успокоить Лизу мне не удалось, она заперлась в комнате и не отвечала. Ладно, пусть успокоится, может, ей так лучше.

Спустившись вниз, я встретилась с Антониной Петровной. Она посмотрела на меня таким взглядом, что мне самой захотелось расплакаться и убежать, даже не в свою комнату, а куда-нибудь в лес очень-очень далеко. Но я этого не сделала. Немного поморгав, чтоб прийти в себя, сама посмотрела в глаза Антонине.

– Ты, ты во всём виновата. Ты шпионка и предательница. Ты навела на нас этот самолёт, а сама стояла и смотрела, как нас обстреливают. Ты запудрила мозги моему сыну, но меня не проймёшь. Я вижу тебя насквозь.

Я стояла и просто на неё смотрела, не хотелось оправдываться. Зачем? Она для себя всё решила.

– Что молчишь? И сказать нечего? Да потому что я права. Права, и тебе нечего возразить.

– Я понимаю вас, Антонина Петровна. Возможно, на вашем месте вела бы себя так же. Я могу, конечно, стоять и убеждать вас, что вы не правы. И что я вышла из дома за минуту до выстрелов, а потом не знала, куда бежать: в дом спасать вас и попасть под обстрел или в лес и бросить вас. Это всё в прошлом. Которое я хочу забыть. Если все захотят, я могу уйти. Мне некуда идти, но я уйду.

– На жалость давишь, не выйдет.

Тут в кухню вошёл Николай.

– Мама, ты опять? Мы с тобой уже всё обсудили на эту тему.

– Да что ж с тобой такое?! Явно она тебя околдовала. И ты не видишь её лживой натуры. Хотела уходить – пусть уходит. Мы все согласны.

Мне хотелось посмотреть на Николая и почувствовать его поддержку, но я этого не сделала, а продолжила смотреть на Антонину. Вдох-выдох, разворачиваюсь и иду к выходу.

– Мама, как ты можешь! – слышу я за своей спиной. Сейчас мне хочется выбежать из этого дома быстрее, но я иду. Слышу, как за мной быстрым шагом идёт Николай. Я быстрее: нет, он не должен меня остановить. Я выхожу во двор и закрываю за собой дверь. Пару шагов, дверь за моей спиной открывается, и выбегает Ник.

– Саша, нет, постой. Так нельзя. Не хочу просить прощения за свою мать, это её слова и её вина. Но я не хочу, чтобы ты уходила. Я верю тебе и за эти пару месяцев могу с уверенностью сказать, что знаю тебя. Тебе некуда идти. Я поговорю с матерью, она одумается. Прошу тебя, не делай опрометчивых поступков.

– Ник, я здесь лишняя.

– Ты не можешь быть лишней. Не просто так ты сюда попала. Поверь, я знаю.

– Откуда тебе знать? Звёзды не так сошлись, вот и всё.

– Нет. Уверяю тебя: ты нужна здесь и сейчас. Останься, тебе некуда идти.

– Может, и найдётся куда.

– Саша, нет.

– Ну что ты всё заладил «нет-нет». Откуда тебе знать?

– Просто поверь мне.

– Я пойду прогуляюсь.

– Уже очень поздно и темно. Ты можешь заблудиться.

– А мне плевать. Я не хочу оставаться в этом доме.

– Верни, пожалуйста, своё благоразумие. Это сейчас не ты. Ты уверенная и сильная.

– Ты меня плохо знаешь.

– Я знаю тебя достаточно.

– Окей, уговорил, я иду в свою комнату спать. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи. Надеюсь, «окей» – это хорошее слово. Ты его очень часто говоришь.

– Это обычное слово. Английский надо было учить.

И я открываю входную дверь, за которой стоит Антонина. Конечно, куда же без неё. Ишь, как глазёнки выпучила. Оттого что услышать пыталась всё, наверное. Я задрала голову, чтобы не смотреть на неё, прошла до лестницы и поднялась в свою комнату.

И здесь я просто рухнула на кровать и почувствовала всю усталость, накопившуюся за весь день. Я не хочу раздеваться, но всё же стаскиваю с себя одежду и кидаю на пол. Сейчас бы в душ, но это надо выходить из комнаты, чего никак не хотелось. Я забираюсь под одеяло, сворачиваюсь в клубочек и засыпаю.

Здесь мы прожили весь сентябрь. Я, Николай, его мать, сестра и друг Андрей.

Мы никуда не прятались, свободно гуляли по городу, семья Николая неплохо знала финский язык, поэтому мы спокойно слились с местными жителями. Узнать, чей это дом, мне так и не удалось. Лиза не знала и сама была удивлена. С Антониной Петровной мне было боязно заводить этот разговор. А Николай всячески уходил от ответа. Он рассказывал, что где-то рядом есть один туннель и наша главная задача туда попасть.

Мать Николая была против этого и всячески это высказывала. Она хотела, чтобы её семья уехала как можно дальше в Европу и забыла всё это. А если и спускаться в туннель, то только мне, пришелице из будущего. Мы с ней практически не встречались. Она вставала раньше меня и готовила завтрак, всячески игнорируя мою персону. Её завтрака мне не хватало.

Я, проснувшись, ускользала в лес, пока она суетилась на кухне. В лесу я медитировала, занималась йогой. В общем, почти как у себя дома. Но когда я выходила из леса, я возвращалась опять в то прошлое, в которое прибыла.

И почему это досталось мне? Я никогда не любила историю. И не учила её практически. А судьба или что там закинули меня сюда. Я, вообще-то, по будущему специалист. Компьютеры там, роботы, нанотехнологии и всякая электроника. А тут. Даже посудомойки нет. И почему я вспомнила именно про неё? Да тут ничего нет. А в машине едешь и отбиваешь себе всю пятую точку.

По вечерам, когда Антонина Петровна крепко спала, мы собирались внизу и обсуждали, как нам добраться до туннеля и спуститься туда. Для Николая и его друга это было смыслом жизни, они хотели всячески оградить нас с Лизой от этого дела. Но я не хотела оставаться в стороне, возможно, это то, ради чего я сюда попала. Лиза тоже от меня не отставала и вызывалась везде первой, так как она была маленькой и худенькой и могла везде пролезть. Это были её главные аргументы. Подозреваю, что Ник с Андреем всё же обсуждали некоторые детали без нас.

Решено было назначить дату спуска на раннее утро 2 октября, пока спит Антонина.

Как-то утром я проснулась, как обычно, очень рано. В это время было ещё очень темно, но я встаю и иду во двор прогуляться. Режим есть режим, не хочу его нарушать.

Через какое-то время вижу, как открывается входная дверь и выходит во двор Антонина Петровна.

– Доброе утро! – говорю я ей.

– Доброе, доброе, – слышу в ответ. – Хотела с тобой поговорить, чтоб не при всех. Не такая я глупая, как вам кажется, вижу, как вы перешёптываетесь за моей спиной и собираетесь, когда думаете, что я сплю. Собрались лезть туда, не смогу я вас отговорить, но для меня главное – мои дети. Пообещай, что вернёшь мне их целыми и здоровыми. Не знаю, кто ты и что тебе нужно. Но я думаю, если ты пообещаешь, то слово сдержишь, даже ценой своей жизни.

– Почему вы думаете, что я буду вам что-либо обещать? Что мне от этого? Я иду туда, потому что надеюсь получить ответы на вопросы. Что там и как всё сложится, я не знаю. Я дорожу Николаем и вашей семьей. Они мне стали родными. Я не буду давать лично вам никаких обещаний. Но я надеюсь, мы все будем живы и узнаем, что там.

– Чёрт с тобой, – старуха сплюнула и пошла обратно в дом.

Не знаю, она осталась удовлетворена моим ответом или нет. Мне это неважно. Понятно, что она мать. Каким бы взрослым ни был её ребёнок, он всегда будет для неё ребёнком. А тут целых два.

Я не стала никому рассказывать о нашем разговоре. Больше Антонина разговоров со мной не заводила, и я старалась держаться от неё подальше.

Так незаметно прошли дни до октября.