Текст книги "Ведьмы и герои. Феминистский подход к юнгианской психотерапии семейных пар"

Индивидуация как модель развития

Третий важный вклад Юнга в психотерапию – это идея индивидуации как последовательной интеграции в индивидуальное сознание бессознательных комплексов, продолжающейся в течение всей жизни. Эта идея также согласуется с феминистской терапией, так как она основана на предположении о базовой бисексуальности или врожденной целостности человеческой личности. Юнг утверждал, что задача индивидуации во второй «половине» жизни заключается в том, чтобы уравновесить одностороннее развитие первой «половины» (я намеренно использую кавычки, чтобы показать, что «половины» не обязательно соответствуют физическому времени, а относятся к целостности человеческой личности). Юнг утверждал, что мужчины должны интегрировать в свою личностную идентичность вытесненные аспекты фемининности, т. е. аниму, а женщины – вытесненные аспекты маскулинности, т. е. анимус.

Индивидуация на ранней стадии личностного развития, которая начинается в младенчестве и продолжается вплоть до достижения человеком физиологической зрелости, предполагает последовательную интеграцию бессознательных комплексов «внешней власти» родителей (материнский и отцовский комплексы) и божеств (комплексы Бога, Царя и Патриарха) в индивидуальное ощущение Я. Целью ранней стадии индивидуации является приобретение навыка самостоятельных действий, формирование ответственности и достижение идентичности. Человек, достигший уровня идентичности, присущего зрелому взрослому, ощущает свою надежность и значимость и способен приносить пользу другим людям и обществу в целом. Такой человек глубоко уверен в том, что другие люди, прежде всего его супруг (или супруга), тоже достигли этой стадии.

Основное положение теории индивидуации в юнгианской психологии заключается в том, что целостность человеческой личности никогда не существует изначально и никогда не может быть достигнута полностью. Хотя достижение целостности зависит от желания и возможностей человека, актуальное состояние большинства людей – это соединение самостоятельной, целеустремленной и сознательной деятельности с бессознательными комплексами или частями личности, которые не полностью интегрированы в сознание. Психотерапевту, работающему с супружескими парами, важно объяснить своим клиентам, что проблемы в межличностном общении не всегда обусловлены преднамеренными решениями или действиями людей. Часто общение между супругами, особенно во время конфликта, наполняется иррациональным бессознательным смыслом, который обусловлен воздействием комплекса.

И если процесс индивидуации, который продолжается в течение всей человеческой жизни, характеризуется постоянным стремлением к единству, связности и целостности, то в каждый конкретный момент люди стремятся ощущать непрерывность бытия и деятельности, личностной идентичности и поведения. В течение всей жизни личность развивается, объединяя сферу личностной значимости с ответственностью, преднамеренностью действий и самосознанием. Когда личностный смысл бытия взрослого человека полностью сформирован, следующая задача личностного развития состоит в придании индивидуальному бытию ощущения относительности. Тогда во второй «половине» жизни человек развивается, интегрируя и признавая в себе и в окружающих смысл ограничений и потерь, неадекватности и страха. Это ощущение относительности прежнего способа адаптации человека, которое достигается через интеграцию и трансценденцию личных потерь и обретение более широкого взгляда на жизнь, может проявляться в религиозности человека, в признании им существования более высокой цели по сравнению с его личными желаниями или в понимании человеческой жизни в широком социальном контексте.

Объятие с «ведьмой» или встреча лицом к лицу с вытесненными аспектами своей личности (часто вследствие их проекции на партнера) – это возможность сделать первый шаг к индивидуации в среднем или даже в более зрелом возрасте. Если в семейной паре обостряются конфликты из-за постоянного отыгрывания в межличностном общении негативного материнского комплекса, каждый из партнеров может понести большие потери. Обоих подстерегает опасность утраты близких взаимоотношений. Мужчина может потерять жену и детей, свой авторитет и значимость для других членов семьи, а также утратить контакт со своим внутренним миром. Женщине грозит потенциальная опасность полностью потерять взаимопонимание в отношениях с мужем, утратить возможность восстановления своей женской идентичности и возможность стать полностью независимым взрослым человеком. Необходимым условием для дальнейшей индивидуации на этом этапе является осознание каждым из партнеров своей задачи индивидуального развития. Каждый из супругов должен осознать необходимость собственного глубинного изменения, а не только изменения личностных качеств своего партнера или самой ситуации. Признание потенциальных потерь часто становится потрясением, которое побуждает партнеров к работе над внутренними проблемами, заведшими их отношения в тупик.

«Объятие с ведьмой» способствует переоценке каждым из партнеров и внутренней, и внешней фемининности. Возможно, это звучит парадоксально, но для восстановления прочной и надежной внутренней связи со своей вытесненной маскулинностью (с анимусом) женщина должна определенным образом оценить свою фемининность. Переоценка влечет за собой интеграцию авторитетности и значимости женщины, когда она заявляет о своих способностях и умениях, столь необходимых для воспитания детей и для установления отношений с другими людьми. Для мужчины переоценка фемининности обычно означает признание своей зависимости, наличия потребностей и чувств. Работа с супружеской парой над «объятием с ведьмой» обычно начинается со столкновения с потенциальными потерями, вызывающего потрясение, которое иногда частично провоцирует сам психотерапевт. Если базовое доверие между супругами нарушено и если супруги испытывают обиды, разочарование и отчаяние, то они, как правило, признаются в своей беспомощности, теряют надежду и не имеют интереса к работе над своими внутренними проблемами. Необходимой заинтересованности клиентов можно достичь при осознании супругами реальной угрозы потерь посредством работы над существующей сознательной установкой.

Конкурирующие реальности в интерактивном поле

Четвертый важный вклад Юнга в психотерапию – фокусировка на существовании конкурирующих психических реальностей в интерактивном поле. По мнению Юнга, на внешнее общение и способы самовыражения людей оказывают влияние конкурирующие реальности – как внутри интрапсихического взаимодействия комплексов, так и внутри межличностного взаимодействия людей. Рациональная, повествовательная форма выражения психического содержания – лишь одна из форм общения и мышления, но не единственно приемлемая. Бессознательную и иррациональную реальность не нужно преобразовывать в рациональную форму, чтобы их понять. Юнг был уверен в «разумности» бессознательного мышления и в необходимости компенсировать осознанные и рациональные мысли образами бессознательного. Одна из важнейших идей юнгианской психологии заключается в полезном взаимодействии осознаваемых и неосознаваемых комплексов в пространстве личности, а не в доминировании эго-сознания над личностью. С феминистской точки зрения эта идея привносит в мир человеческой коммуникации реальные формы мышления и выражения психического содержания, которые при этом не обладают качеством рациональности. Образы, жесты и эмоции являются универсальными средствами коммуникации, глубинное содержание которых можно понимать, не переводя их в рациональные формы.

Попытка описать все способы самовыражения человека на рационально-эмпирическом уровне была подвергнута критике со стороны теории феминизма. Необходимость рассуждать на языке «маскулинных» наук привела к тому, что выражение «иметь смысл» теперь означает «быть рациональным», или же «эмпирическим». Символические, образные и эмоциональные формы самовыражения, а также жесты не сводятся к рациональным и эмпирическим формам и отличаются от них.

Юнгианская психология предоставляет концептуальную систему для пространства взаимодействия. Юнг и Салливен научили меня обращать внимание на три различные конкурирующие реальности, присущие всем формам человеческой коммуникации. В разных случаях та или иная из этих реальностей оказывается наиболее полезной для понимания смысла экспрессивного явления. Приведенное ниже краткое описание каждой реальности демонстрирует экспрессивную форму, или размерность межличностной и внутриличностной реальности в терминах юнгианской психологии. Так как в следующих главах я более подробно расскажу о теориях Юнга и Салливена, в этой главе я рассмотрю терминологию Салливена, соотнеся ее с описаниями Юнга. Знание этих понятий помогало мне и в индивидуальной терапии, и в работе с семейными парами, особенно в процессе обучения их тому, как реагировать на иррациональную коммуникацию.

Архетип как таковой (сопоставим с прототаксической реальностью Салливена): основные организующие тенденции или склонности к выражению человеческих инстинктов в процессе эмоциональной коммуникации. Так как человечество – это социальная группа, человеческие инстинкты связывают и разделяют членов этой социальной группы, способствуя ее выживанию и успешной деятельности. Архетипы находят выражение в жестикуляции (улыбка, объятия, сосание и т. д.), в состоянии тела (напряжение или расслабление) и в движениях (укачивание, поглаживание, подбрасывание и т. д.). Эти способы выражения архетипов, сформированные на основе типичных человеческих взаимодействий в течение жизни, в разных культурах изображаются и передаются в преданиях, мифах, религиях, литературе и искусстве.

Архетипический комплекс (сопоставим с паратаксической реальностью Салливена): интегрированная совокупность образов, идей, действий и чувств, сформированных на основе архетипов. Комплексы можно рассматривать в соответствии со «схемой аффектов» или с обобщенными схемами мыслей или действий, которые обычно формируются и осуществляются в связи с определенными смысловыми понятиями, такими, как мать, отец или ребенок. Комплексы имеют некоторое содержание и ощущаются как настроения или реакции на внешние стимулы, а также как символические и ритуальные действия. Они оказывают на человека иррациональное мотивирующее воздействие и побуждают его кем-то стать или что-то сделать. В сновидениях комплексы находят отражение в образах знакомых людей или других персонажей, в проявлении определенных человеческих качеств или в деталях окружающей обстановки. Комплексы обезличены, они порождаются проблемами, универсальными для человеческого общества; комплексы наполнены содержанием, которое является частью контекста прежней и настоящей жизни человека. На комплексы оказывает определенное влияние взаимодействие человека с другими людьми, но заряжаются комплексы инстинктивно, способом, универсальным для всех людей. Архетипические комплексы бессознательны или могут быть осознаны частично. Они ощущаются под влиянием повседневной человеческой реальности, но «познакомиться» с ними можно только в процессе рефлексии. Комплексы можно назвать системами значений, имеющих иррациональное, символическое выражение. Их содержание и смысл раскрываются только в процессе изучения мифологем культурного наследия в целом и, в частности, тех преданий, которые связаны с типичными сторонами человеческой жизни.

Реальность сознания личности, или эго-комплекс (сопоставим с синтаксической реальностью Салливена): центр субъективности и тенденции к связности ощущений, выраженный как Я и Самость в сфере телесных образов, чувств и действий. Личностная реальность развивается по линиям бытия (идентичности) и деятельностия(субъекта действия). Черты личности формируются и интериоризируются, когда действия и поступки человека другие люди называют «присущими лично ему» (т. е. человек утверждает свою идентичность, действуя намеренно, рефлексивно и осознанно). Эта реальность выражается в повествовательной, исторической и логической форме как «история» жизни какого-то человека. Хотя переживание личностной реальности является субъективным, осознанным и рациональным, его форма тоже оказывается сложной: это совокупность образов, аффектов, идей и привычных действий. Комплекс личностной идентичности может быть назван Я-идентичностью, или Эго. Термин «личностная идентичность», в отличие от других более абстрактных терминов, как, например, Эго, позволяет использовать его непосредственно в социальной области развития личности в рамках отношения Я – Другой. Так как этот комплекс ощущается как личностная реальность и усиливается социальным контекстом при взаимодействии человека с другими людьми, выражение этого комплекса – совершенно иной способ коммуникации по сравнению с менее осознанными архетипическими комплексами.

Анимус – это архетипический комплекс, который представляет собой обратную сторону личностной половой идентичности женщины. Как только женщина начинает сознательно идентифицировать себя с определенными личностными качествами, она исключает другие, считая их «мужскими», или «маскулинными». Эти другие качества и стороны личности функционируют как бессознательный комплекс, который проецируется на других людей и который женщина ощущает внутри себя. Аналогичная ситуация возникает и с осознанием мужской идентичности и комплекса анимы.

Различая архетипическую и личностную реальности, можно помочь людям понять, что следует называть личным, т. е. относящимся к их ответственности, намерениям и идентичности, и принять то, что является архетипическим или общечеловеческим. Страх сепарации и страх поглощения – это чувства, связанные с негативным материнским комплексом и архетипом базовой привязанности (Великой Матери). Эти чувства не поддаются индивидуальному контролю, но отыгрываются как часть комплекса в отношениях с другим человеком или с другой стороной своей личности. Если комплекс отделен от личностной реальности, человек обретает большую свободу и способность видеть в другом «обыкновенного человека» (а не ведьму, стерву или мегеру) и ощущать самого себя обыкновенным человеком. Мы должны рассматривать (и понимать) комплексы как неотъемлемую часть человеческих отношений и не считать их каким-либо изъяном личностной реальности.

Цель этой главы заключалась в том, чтобы рассмотреть юнгианскую психологию в контексте феминистской теории и показать, как можно сочетать ее с феминистским подходом в психотерапии. Кроме того, я ознакомила своих читателей с терминологией, которую буду использовать на протяжении всей книги, обсуждая взаимоотношения семейных пар. Нам, терапевтам, нужна обобщенная модель оценки человеческой деятельности с точки зрения ее значения, эмпатии и мотивации. Использование психологии Юнга очень важно для нас по двум причинам. Во-первых, Юнг задает нам направление в работе над изменением существующих сознательных установок по отношению к Я и к Другому. Во-вторых, он позволяет нам понимать смысл иррациональной коммуникации и в ее конкретном, и в символическом выражении. Будучи феминисткой и психотерапевтом, я придерживаюсь позиции «терпимости», стараясь понять специфику человеческой коммуникации и межличностных отношений. Помогая людям обрести целостность личности, мы не должны ущемлять их авторитет и чувство собственного достоинства, вызывая у них чувство вины или способствуя их дальнейшей идентификации с «второсортными» качествами. Обвинение себя или других занимает так много места в нашем размышлении над психологическими проблемами, что нам нужно приложить немало усилий, чтобы покончить с этим. Моя интерпретация юнгианских понятий архетипа и комплекса строится на предпосылках самого Юнга и способствует созданию системного подхода, реализуя который мы помогаем мужчинам и женщинам принять друг друга в атмосфере «без осуждения».

Глава 3. Карл Густав Юнг и Гарри Стэк Салливен

Между двумя людьми, которые будут вести диалог в этой главе, существует поразительное сходство в чертах их характера и в историях их жизни. Они оба в своей работе столкнулись с трудностями, пытаясь следовать естественно-научному подходу, сочетающему законы формальной логики с эмпирическими исследованиями. Каждому из этих двух великих теоретиков удалось выйти за пределы рационально-эмпирических методов, до сих пор тормозящих развитие гуманитарных наук. Они оба испытали влияние психоаналитического метода Фрейда. Оба отвергли большинство основополагающих психоаналитических принципов, но сохранили дух психоанализа для признания и объяснения иррациональных составляющих человеческого поведения. И Гарри Стэку Салливену, и Карлу Густаву Юнгу был присущ особый индивидуальный стиль, каждый из них имел широкое поле деятельности, поэтому воображаемый диалог между этими учеными может помочь выявлению существующего между ними сходства и различия. Главная же цель этого диалога – представить читателю Салливена, поскольку с Юнгом он уже познакомился в предыдущей главе этой книги.

Перед началом диалога мне хотелось бы рассказать о некоторых биографических фактах Салливена и Юнга и о впечатлении, произведенном на меня историями их жизни. Источники, из которых почерпнуты сведения о биографиях и научных теориях, приводятся в списке литературы, но я не буду ссылаться на каждый из них в отдельности во избежание громоздкого повествования с большим количеством ссылок, прерывающих связность изложения. В написанном мною диалоге я стремилась как можно достовернее изложить взгляды этих великих психологов.

Представляя этот диалог, я стремлюсь прояснить некоторые свои предположения, выдвинутые в процессе терапии семейных пар, утративших взаимное базовое доверие. Мое собственное применение теории Юнга существенно расширилось и стало более результативным после того, как я усвоила подход Салливена к решению проблем межличностного взаимодействия. Мои представления о комплексе и архетипе, индивидуации и самости значительно обогатились за счет признания важнейшей роли межличностных отношений. Так как западная культура имеет сильный перекос в сторону индивидуализма, мы легко совершаем ошибку, полагая, что психика отдельного человека изолирована и сугубо индивидуальна, тогда как на самом деле в ней всегда отражаются отношения «Я – другой».

Карл Юнг был истинным швейцарцем по своему образу жизни и европейцем по образу мышления. Он получил прекрасное классическое образование, знал древнегреческий и латынь и, кроме того, свободно говорил на нескольких иностранных языках. Его подход к психологии можно назвать философским, и в рамках научной психологии он всегда обращал внимание на вопросы, касающиеся смысла человеческого бытия. Гарри Стэк Салливен был типичным американцем по образу мышления и в то же время обладал не свойственным американцам конфликтным характером. Он был совершенно не похож на сельских жителей северной части штата Нью-Йорк, среди которых он вырос, повседневную жизнь которых пропитывали пуританство и конформизм. На взгляды Салливена сильно повлияла новая американская социальная психология начала ХХ в., в которую внесли свой вклад Дьюи, Мид и Коули. Салливена больше интересовало практическое применение понятия самости, чем его философский аспект; вместе с тем знакомство с социальной психологией, антропологией и психоанализом давало ему более широкое представление о действительности и побуждало ставить вопросы о практическом применении результатов его исследований.

И Юнг, и Салливен – оба предвосхитили труды Жана Пиаже в области психологии развития. Об этом стоит сказать, так как предложенная Пиаже «аффективно нагруженная схема» на стадии дооперационального мышления детей, предшествующей стадии логических операций, перекликается с введенными Юнгом и Салливеном ключевыми понятиями, описывающими иррациональное мышление. При описании иррационального мышления Юнг употреблял понятие «комплекс», а Салливен – понятие «паратаксическое искажение» или «паратаксическая реальность». И Салливен, и Юнг рассматривали личность в контексте ее развития и в принципе соглашались с некоторыми положениями стадиальных теорий развития, в частности, с теорией Пиаже. Концепция, которую предложил Салливен, является некоторой разновидностью теории стадиального развития, которая не подчиняется всецело законам формальной логики. (В таблице, помещенной в конце главы, приведены стадии развития по Салливену.) Предложенная Салливеном концепция развития охватывает и взрослую жизнь, однако основное внимание в ней уделяется младенчеству, детству и подростковому возрасту. Концепция человеческого развития, предложенная Юнгом, напротив, не затрагивает развитие человека в младенчестве и детском возрасте, а относится к формированию «основ человеческой личности» в среднем и более зрелом возрасте. Видимо, именно Юнг был автором концепции, основанной на том, что жизнь человека представляет собой последовательность стадий, определяемых его психологическими и социальными задачами. Поэтому, чтобы лучше понять взгляды Салливена и Юнга, следует рассматривать их с точки зрения теории развития.

В последние годы жизни, перед смертью, наступившей в 1961 г., Юнг занимался исследованиями малоизученного синхронизма (акаузальной смысловой связи) и алхимии (синтеза противоположностей в человеческой личности). Эти исследования вывели Юнга далеко за рамки пространственно-временной и причинно-следственной парадигмы, характерной для современной научной психологии. Что касается Салливена, то вплоть до самой своей смерти, случившейся в 1949 году, он пытался использовать свои открытия и гипотезы в области психологии для достижения мира на земле и осознания иррациональных составляющих межличностного взаимодействия.

Салливен был против использования в исследовании человеческой личности механистического и рационалистического подхода, основанного исключительно на формальной логике и заимствованного из естественных наук. Совершенно неприемлемым средством для понимания межличностного взаимодействия казалась Салливену и психоаналитическая структурная модель «Эго, Супер-Эго, Ид», так как, по его мнению, она не годилась для широкого применения. Он был совершенно не согласен и с основным психоаналитическим принципом, согласно которому психоаналитик должен выполнять функцию «непроницаемого для проекций пациента экрана». Согласно взглядам Салливена, при взаимодействии с пациентом терапевт является «включенным наблюдателем», независимо от степени его реального участия в психотерапевтическом процессе. А следующий шаг в развитии этой идеи сделал Юнг, утверждая, что при эффективном психоанализе аналитик подвергается анализу ничуть не меньше пациента.

Отношения в семьях, в которых выросли Юнг и Салливен, были во многом похожи и могли существенно повлиять на формирование независимой позиции и того, и другого. Каждый из них был единственным сыном энергичной, честолюбивой матери и несколько более пассивного, интровертированного отца. Салливен родился в ирландско-американской семье и воспитывался в пуританском духе в протестантской сельской общине. Все его братья и сестры умерли в детстве. Его отец был простым фермером, а мать выросла в обеспеченной и образованной семье. Она считала, что вышла замуж за человека, не достойного ее, и постоянно жаловалась на житейские невзгоды и плохое здоровье. Судя по фотографиям, даже в пожилом возрасте она оставалась энергичной и властной женщиной, с мнением которой, несмотря на ее болезни, нельзя было не считаться. Отец Салливена был замкнутым и не слишком уверенным в себе человеком; на фотографиях – это стройный мужчина, похожий на фермера Новой Англии. Он был социалистом, доморощенным политическим философом, который делился своими взглядами на жизнь с мужским сообществом, собиравшимся на местном складе вокруг большой печи. Записи Салливена, его воспоминания о детстве, проведенном на ферме, и школьных годах свидетельствуют об одиночестве и постоянной неуверенности в себе, которую мальчик ощущал весьма болезненно. Он был привязан к скоту на ферме больше, чем к окружающим его людям, за исключением одной своей очень неглупой тети по материнской линии, которая однажды случайно посетила ферму. Мальчик чувствовал себя настолько одиноким в родной семье, что даже перестал говорить с акцентом, присущим всем выходцам из Ирландии. Несколько позже, пережив серьезные личностные потрясения, Салливен снова стал говорить с ирландским акцентом, который сохранился у него до конца жизни.

Юнг родился в 1875 году и был на семнадцать лет старше Салливена. Он вырос в обедневшей пасторской семье в сельском кантоне Швейцарии. По-видимому, мать Юнга была для мальчика значительной родительской фигурой – она казалась ему загадочной и эффектной особой, совсем не похожей на обычную женщину. У Юнга была младшая сестра, которая не добилась в жизни заметных успехов. Всю свою недолгую жизнь она провела в тени знаменитого брата. Отец Юнга был скромным и замкнутым, но, по всей видимости, очень добрым человеком. Он стал для сына образцом эрудированного человека; он изучил классические языки и философию, несмотря на то, что у сельского пастора не было никакой возможности применять их на практике.

Таким образом, и Юнг, и Салливен родились в сельской местности, но росли обособленно от сельской общины. В детстве на них обоих в большей степени оказали влияние сильные личности их матерей, которых не удовлетворяла окружавшая их простая жизнь, чем одобрение их непосредственного окружения. Впитав в себя «языческий» дух швейцарской фермерской общины, Юнг получил глубинное ощущение родства с человечеством; Салливен же никогда не испытывал в детстве такого ощущения.

И Юнг, и Салливен мучительно переживали серьезные личностные изменения, которые стали ключевыми в их психологическом развитии. Для Салливена стал очень значимым подростковый кризис, случившийся с ним в девятнадцатилетнем возрасте (который сам Салливен описывал как шизофрению) и приведший к частичному возобновлению его детских проблем. Наверное, именно поэтому в своей концепции развития личности Салливен большое внимание уделял вопросу формирования дружеских отношений в младшем подростковом возрасте. Именно отношения с другом могли помочь развивающейся личности перейти от детско-родительских отношений к формированию доверительных отношений со своими сверстниками. По мнению Салливена, именно близость и «общность во взглядах» с другом в подростковом возрасте вносят основной вклад в психическое здоровье взрослого человека.

Юнг впервые испытал серьезное расстройство психики в возрасте тридцати шести лет, когда покинул своего учителя и наставника Фрейда, отношение которого к Юнгу в чем-то походило на отцовскую любовь, дефицит которой тот ощущал с детства. Значительную часть своей жизни Юнг посвятил исследованию изменений, происходящих с человеком в среднем возрасте и позже, а также процессу психической интеграции, происходящему у взрослой личности. Кризис идентичности у Салливена в подростковом возрасте (который выразился в появлении у него симптомов шизофрении) и кризис идентичности в среднем возрасте у Юнга сыграли особую роль в предпочтении каждым из ученых той или иной концепции развития личности.

Оба они были психиатрами. Юнг получил классическое университетское и медицинское образование в престижных учебных заведениях и в начале своей психиатрической практики был уже состоявшимся молодым ученым. Салливена отчислили из университета Корнелла (за академическую неуспеваемость и за «нанесение ущерба Почтовой Службе США»). Он получил образование на Среднем Западе, в менее престижных и не ориентированных на научную деятельность учебных заведениях. Салливен стал эрудированным ученым-самоучкой уже в зрелом возрасте и неохотно делился «секретами» своего раннего образования.

И Юнг, и Салливен были практикующими психиатрами; они начали свою карьеру в государственных клиниках, работая с пациентами, страдающими психозом. На мой взгляд, именно здесь можно усмотреть самое основное и самое важное различие между ними и Фрейдом: и Юнг, и Салливен научились в буквальном смысле «жить» с психотическими пациентами, т. е. признавать и понимать реальность их мира. Истинность введенного Юнгом понятия «раненого целителя» как самого эффективного психотерапевта Салливен испытал на практике; он был убежден в том, что понимает процесс шизофренического мышления, ибо познал его на собственном опыте. Когда Салливен работал в экспериментальном центре в клинике Шеппард-Пратт (г. Балтимор) с мальчиками-подростками, страдающими шизофренией, он настаивал на отстранении от лечения и ухода за пациентами наиболее обученного медицинского персонала. Он набирал ассистентов из числа людей, которые, по его ощущению, сами когда-то страдали шизофреническими расстройствами. Современный последователь Салливена Гарольд Серлз красноречиво высказывается о психотерапии шизофреников, подробно описывая смысл введенного Юнгом понятия родственного либидо, которое передается от терапевта пациенту:

Терапевт не только испытывает …ощущение подлинной вовлеченности в терапевтические отношения на уровне, который он осознает в данный момент… и которого никогда не ощущал прежде; он общается с пациентом в процессе терапевтической сессии так, словно это общение лично для него крайне важно, и постепенно перестает стесняться это признавать в тех случаях, когда такое признание необходимо пациенту. В какой-то степени терапевт чувствует, что пациент ему нужен, и даже признает, что на какое-то время тот его дополняет. Это значит, что у терапевта возникают к пациенту такие чувства, которые не могла ни признать, ни опровергнуть его «шизофреническая мать», ибо у нее для этого не хватало сил: потребность в том, чтобы пациент дополнил ее собственную личность[34]34
  Harold Searles, “Phases of Patient-Therapist Interaction in the Psychotherapy of Schizophrenia”, pp. 538–539.


[Закрыть].

И Юнг, и Салливен настаивали на выявлении и отделении подлинного сотрудничества в терапевтических отношениях от любых проективных и повторяющихся искажений в реакции клиента на терапевта, которые считались «переносом». При разработке своих терапевтических методов и концепций и Салливен, и Юнг прежде всего обращали внимание на то, что в человеческой личности и в терапевтическом процессе является «истинным» и «человеческим по самой своей сути», в отличие от «нарушений», «переносов» и «сопротивлений». Конечно, они выявляли нарушения в деятельности психики, давали им названия и применяли полученные знания на практике, однако изучение нарушений и скрытых сторон функционирования психики не было основным направлением в их деятельности.