Текст книги "Клуб червонных валетов"

II

Покуда все это происходило в отеле графа де Кергаца, на противоположном конце Парижа, то есть в предместье Сент-Оноре, на углу маленькой улицы Берри, впрочем, несколько позже, разыгралась сцена совершенно противоположного характера.

Была уже глубокая ночь, и весь Париж, окутанный густым туманом, покоился глубоким сном.

В то время, когда на часах церкви св. Филиппа било одиннадцать часов, несколько человек, пришедших с разных сторон, прошли незаметно в улицу Берри и потихоньку проскользнули в двери одного простенького домика этой улицы.

Эта дверь вела в длинный и темный коридор, который оканчивался не лестницей в верхний этаж дома, но, наоборот, спускался вниз под землю. Когда первый из посетителей отсчитал пять ступеней, то он, был внезапно схвачен, и чей-то голос глухо спросил его:

– Куда вы идете – может быть, вы хотите украсть мое вино?

– – Любовь очень полезная вещь, – ответил этот ночной посетитель.

– Хорошо, – сказал ему на это голос.

И вслед за этим отворилась дверь, и лестница несколько осветилась.

Через несколько секунд посетитель вошел в подземную залу, которая вполне достойна коротенького описания.

Это было попросту отделение большого винного погреба, по стенам которого стояло около дюжины кресел.

Затем на опрокинутой бочке лежала доска, а посредине погреба стоял стол, на котором помещалась лампа.

Перед столом стояло кресло.

Оно служило председательским местом для главы этого общества.

Около лампы на столе лежала толстая книга, но тот, кто бы посмотрел ее, наверное, был бы не в состоянии определить, на каком языке она написана.

Человек, который встретил первого посетителя, задавал свой вопрос еще пяти человекам и получал всякий раз от каждого из них все тот же ответ; наконец, запер дверь на ключ и занял свое председательское место.

Этот человек был еще очень молод. Ему было не больше восемнадцати-двадцати лет. Впрочем, никто не мог решить этого вопроса. Он был одет, как одевались тогда все богатые и независимые молодые люди.

Несмотря на его молодость, во всей его фигуре проглядывала какая-то особенная самоуверенность и наглая насмешка над всем миром.

А его взгляд, казалось, господствовал над всеми шестью человеками, которых он впустил.

Все шесть посетителей были закутаны в длинные черные плащи.

Когда они сняли их, то председатель этого собрания оглядел каждого из них испытующим взглядом.

Первый из вошедших в залу и сидевший ближе всех к столу был человек уже пожилых лет, высокого роста, худощавый, украшенный множеством орденов и в парике. Во всей его фигуре проглядывало что-то военное.

Председатель, обратился к нему и сказал:

– Здравствуйте, майор, вы очень аккуратны. Второму из этого общества было не больше тридцати лет. Он носил длинные волосы и вообще смахивал на артиста.

– Здравствуйте, Фидиас, – сказал председатель, указывая место с левой стороны стола.

Третий был не старше самого председателя.

Он принадлежал к числу тех молодых людей с лорнеткой в глазу и с маленькими закругленными усиками, которых мы можем видеть постоянно в первом ряду кресел на всевозможных пикантных спектаклях и концертах и вообще во всех салонах среднего общества.

Но, как и у президента, у него был насмешливый и дерзкий взгляд.

– Здравствуйте, барон, – сказал опять председатель. Четвертый из этого общества совершенно отделялся от трех первых.

Это не был элегантный денди или молодой светский человек, ухаживающий за актрисами и посещающий Торгона и английское кафе, но он был просто ливрейный лакей.

Но это был не простой лакей, а слуга, доверенное лицо своего господина, человек в таком возрасте, что мог с успехом ухаживать за горничными и камеристками и подчас исполнял роль провинциальных дядюшек и деревенских нотариусов.

Поклон, с которым обратился к нему председатель, заключал в себе столько любезного и таинственного, что ясно указывал на то, как высоко его ценят.

Пятый из них был уже пожилой, старик, но старик крепкий, привычный к разным упражнениям.

Его лицо было покрыто странными следами каких-то знаков. Были ли это следы оспы, или ожога купоросом, или порохом, это невозможно было решить, это была глубокая тайна.

Он был одет так, как будто собирался ехать на бал.

И, наконец, шестой и последний из всего этого общества был самым странным существом высокого роста и почти оливкового цвета. Его короткие курчавые волосы вились, как у барана.

В среде, где он жил, его называли Шерубен де Шармер.

Когда все посетители заняли свои места, то председатель еще раз поклонился им общим поклоном и занял свое место.

– Господа, – начал тогда он, – наше общество, основанное нами под названием «Клуб червонных валетов», состоит в настоящее время из двадцати четырех членов, в большинстве случаев незнакомых один другому, что и составляет большую гарантию для управления.

Шесть членов этого общества, не видавшиеся никогда между собой, посмотрели с большим любопытством друг на друга.

– Каждый из вас, – продолжал председатель, мог познакомиться раньше с законами нашего клуба, прежде чем войти в число его членов, главным условием для которого должно быть безусловное повиновение нашему таинственному начальнику, которого знаю только я один.

Все шесть членов клуба молча поклонились.

– Итак, – продолжал председатель, сегодня вас соединило здесь приказание нашего начальника, чтоб вы могли познакомиться, так как вам предстоит работать почти всем сообща.

Мы находимся у конца одной операции, которая может принести нам баснословное богатство.

При этих словах обществом овладело особенное внимание.

В чем заключаются планы нашего начальника, я не знаю хорошенько. А мои обязанности заключаются только в том, чтобы дать вам известного рода инструкции.

– Вы, господин майор, бываете в свете?

– Да.

– И вы знакомы с маркизой Ван-Гоп?

– Да, – ответил опять майор Гарден, махнув утвердительно головой.

– У нее в среду бал, – продолжал Рокамболь.

– Слышал.

– И вас пригласят, вероятно, на него?

– Конечно.

– Ну-с, так потрудитесь представить вот этого молодого человека маркизе, – проговорил председатель, указывая на того из членов клуба, который назывался Шерубен.

Майор молча взглянул на него и поклонился. Затем Рокамболь обратился к лакею в ливрее. – Вы жили у герцога Шато-Мальи?

– Да, – ответил тот.

– И, вероятно, хорошо изучили его привычки?

– Да, я всегда старался изучать характеры своих хозяев.

– г – Отлично. Это нам пригодится. Итак, вам отказал герцог?

– Я сам сделал это по вашему требованию.

– Ну, да, я и говорю это.

– Вы отправитесь на улицу Сент-Луи к слесарю и, зайдя в его лавочку, скажете ему: «Я видел Николо» – и вслед за этим закажете ему сделать два ключа по образцу, который должен быть у вас, если вы исполните мои инструкции.

Ливрейный лакей молча вынул из кармана ключ.

– Теперь, господа, я закрываю заседание, – проговорил Рокамболь.

Все последовали его примеру и, одевшись, молча вышли из погреба.

Проводив их, Рокамболь запер дверь и вошел за перегородку комнаты, где находился уже известный нам сэр Вильямс в смиренном костюме Андреа.

– Так ли? – спросил его Рокамболь. Сэр Вильямс молча кивнул головой.

– Пойдем к тебе, – заметил он тихо.

Председатель клуба червонных валетов задул лампу и сделал несколько шагов вперед. Сэр Вильямс пошел вслед за ним.

Рокамболь подошел к двери и отворил ее.

– Идемте, – сказал он, беря сэра Вильямса за руку и увлекая его.

Он вывел его в коридор и, вместо того, чтобы идти по нему, повернул несколько вправо и поднялся по лестнице в первый этаж.

Капитан поднялся за ним наверх, который казался тоже необитаем.

Выходя из погреба, Рокамболь задул лампу, так что они шли в глубокой темноте.

Поднявшись на первый этаж, председатель клуба червонных валетов отворил дверь и ввел Андреа в роскошно меблированный кабинет, наполненный громадным количеством платья и вообще разных вещей, которые могут быть необходимы всякому молодому человеку при разных обстоятельствах.

Рокамболь вошел. Капитан последовал за ним, и когда таинственная дверь заперлась за ними, то он сейчас же убедился, что она так хорошо скрыта под большим дорожным сундуком, что никому и в голову никогда не может прийти, что за этим сундуком скрывается проход.

– Вы видите, дядя, что теперь господин виконт де Камбольх не имеет ничего общего с этим негодяем, который председательствует в клубе червонных валетов и сходит в погреб по потайной лестнице.

Говоря таким образом, Рокамболь засмеялся и отворил вторую дверь.

Тогда сэр Вильямс очутился на пороге маленькой спальни, убранной с таким кокетством, что она могла бы составить собой идеал какой-нибудь аристократки или артистки.

В камине горел заманчивый огонек.

– Капитан, – проговорил Рокамболь, подвигая сэру Вильямсу удобное и большое кресло. – Нам будет здесь, у огня, гораздо лучше, чем в гостиной. Я стараюсь удаляться от своего человека. Эта каналья из честнейших людей, а потому я и постараюсь при первой возможности отделаться от него.

– Это от тебя вполне зависит, сын мой, – ответил баронет с чисто отеческой нежностью.

Рокамболь прошел через свою гостиную и, выйдя в переднюю, где дремал его лакей, разбудил его и сказал:

– Жак, перенеси этот стол в мою спальню, я буду ужинать с дядей около камина.

Дядей Рокамболь называл сэра Вильямса.

Лакей поторопился немедленно исполнить приказание своего господина.

Когда все было готово, Рокамболь отпустил лакея, сказав ему:

– Ты можешь идти спать. Лакей поклонился и вышел.

Рокамболь запер за ним дверь, опустил гардины и сел на свое место.

– Мы теперь, дядя, одни, – сказал он, – и можем поговорить.

– И мы поговорим, мой сынок, так как мне нужно дать тебе много инструкций. Но раньше всего – где помещены твои финансы?

– Мои или клуба?

– Черт побери! Конечно, твои.

Увы! – заметил печально Рокамболь, – они находятся в самом грустном виде. Я проиграл вчера сто луидоров. Вы мне посоветовали.

– Отлично, очень хорошо. Необходимо уметь проигрывать. Это, выходит, сеять немного, а собирать обильно.

– У меня на конюшне три лошади, – продолжал Рокамболь, – лакей, грум. Титина тоже чего-нибудь да стоит.

– Ты бросишь ее. Титина чересчур вульгарная женщина. Я тебе найду получше ее.

– Все это, – продолжает Рокамболь, – при разумном ведении дела составляет бюджет в сорок тысяч ливров годового дохода.

– Как!? – вскрикнул баронет. – Ты тратишь такую сумму!?

– Пока нет еще, но вы бы могли, дядя, прибавить и еще кое-что.

– Хорошо, если ты будешь дельно работать.

– Черт побери! Мне кажется, что я недурно веду дела.

– Гм! Относительно…

И сэр Вильямс улыбнулся самым добродушным образом.

– И если бы вы давали одним тысячным билетом более…

– В год или в месяц?

– В месяц, дядюшка.

– Мой сын, – заметил серьезно баронет, – бог свидетель, что я не имею привычки жалеть для дела каких-нибудь пустяков вроде свечных огарков.

– О, я это хорошо знаю, – ответил Рокамболь.

– Но, однако, я ожидаю того, что у нас называется коммерцией.

– Это верно, дядя.

– Это мое правило. Впрочем, если ты желаешь тысячной прибавки, то я не вижу причины отказать тебе в ней.

– Вы знаете, дядя, что я не сплю за работой.

– Дело в том, – проговорил сэр Вильямс, – что теперешнее дело стоит того, чтобы о нем подумать.

– Я вполне уверен в этом, дядя, так как вы мне сказали, что дело стоит кой-чего.

– Оно колоссально… баснословно, – ответил холодно баронет.

– Можно узнать, в чем оно заключается?

– Конечно, так как я вполне доверяю тебе.

– Ваше доверие хорошо помещено, – заметил тихо Рокамболь, – я уже больше не дурак, чтобы изменять вам.

– Ясно, – прервал его хладнокровно сэр Вильямс, – что между подобными нам личностями преданность, благодарность и подобные слова – мыльные пузыри. Между мной и тобой заключаются выгоды. Истинная дружба не имеет других законов.

– Вы, верно, говорите о золоте, дядя.

– Если ты найдешь кого-нибудь, кто покажется тебе более энергичен и более выгоден для тебя, то ты не останешься моим.

– Я никогда не был подлецом, – ответил Рокамболь, наливая баронету в стакан вина.

– Но так как ты не найдешь человека лучше меня, то я и не стесняюсь открыться и доверить тебе часть моих планов.

– Посмотрим их.

– Во-первых, – спросил сэр Вильямс, – как ты находишь мою комедию, которую я разыграл, чтобы вернуться в семейство моего брата?

– О, великолепно! – ответил Рокамболь с восторгом. – Ваша бесчувственность на большой дороге была так хорошо разыграна, что если бы я не был почтальоном, то вас бы, наверное, раздавили. Сцена встречи, раскаяние, угрызения совести и ваша жизнь – все это стоит вне всякой похвалы, дядя.

– Не правда ли?

– Только, – возразил Рокамболь, – я не понимаю одного: что вам за охота продолжать так долго играть эту роль Мне кажется, что это просто невыносимо.

– Что делать. А необходимо, чтобы я постепенно приготовил мою маленькую месть. Они все теперь в моих руках.

И баронет счел по пальцам.

– Во-первых, Арман – хозяину честь.

– Вы знаете, – заметил Рокамболь, – что у меня для него приготовлен ловкий удар ножа.

– Погоди еще. Черт побери, как ты торопишься! Жанна еще не любит меня, а нужно, чтобы она полюбила. Да и ребенок наследовал бы ему.

И адская улыбка, которая появилась в это время на губах баронета, оледенила душу Армана де Кергаца.

– За ним, – продолжал сэр Вильямс, – следует mademoiselle Баккара. О, эта, в тот день, когда она будет в моих руках, горько пожалеет, что ушла от доктора Бланш.

– Однако она очень мила, – заметил Рокамболь, – но она дурно окончила. Если бы она вела себя как следует, ей предстояло бы прелестное будущее. Женщина, подобная ей и в ваших руках, дядюшка, проложила бы себе славную дорогу.

– В моих руках есть одна особа, подобная ей.

– Ого! Увижу я ее?

– Я тебя познакомлю с ней, если ты будешь умен, – возразил баронет отеческим тоном, как бы обещая своему сыну какую-нибудь игрушку.

– Честное слово, дядюшка! – вскричал Рокамболь, растроганный до глубины души подобным вниманием к его особе, – если бы чувствительность была сродни мужчинам, то я бы расцеловал ваши руки. Вы просто сливки всех дядюшек.

– Ладно, – ответил, улыбаясь, сэр Вильямс. – Но все-таки давай продолжать наш счет: после Баккара я, конечно, не позабуду нашего друга Фернана Роше. Этот господин не желал побывать невинным на галерах, так его пошлют туда за преступление. Он очень богат, чтобы украсть, ну так мы сделаем из него убийцу. Ты знаешь, любовь очень полезная вещь.

– A mademoiselle Эрмина? – полюбопытствовал Рокамболь.

– Мой милый, – проговорил баронет с убийственным спокойствием, – если мне отказывает женщина, которую я хотел сделать своей, то я сумею раздавить эту женщину так, чтобы она погрязла и потопила с собой в своем позоре свое счастье, спокойствие, дорогое имя.

– Трое, – сосчитал Рокамболь.

– Затем, – продолжал баронет, – мы, конечно, устроим что-нибудь и для этого честного Леона Роллана – мерзавца, из-за которого у меня убили Коляра.

– А Вишня? – спросил еще раз негодяй.

– Между нами говоря, – ответил ему сэр Вильямс, – я не хочу делать вреда Вишне. Только эта старая каналья Бопрео, к которому я еще питаю маленькую слабость, влюблен в нее, как и в первые дни их встречи, и я…

– Все ли это?

– Да… Кажется…

– Но Жанна?

– О, эта, – сказал сэр Вильямс, – я ее ненавижу, но я любил ее. – Это слово в устах ужасного начальника клуба червонных валетов было равносильно смертному приговору для графа Армана де Кергаца.

– Дядя, – проговорил Рокамболь, – а можно узнать, что вы желаете предпринять в отношении всех этих Особ?

– Нет, – ответил решительно баронет, – неужели ты не знаешь, мой сын, что человек, который хочет отомстить за себя, должен скрывать от других план своей мести.

– Итак, вы будете продолжать носить по ночам власяницу?

– Конечно.

– И спать зимой в нетопленой комнате?

– Да.

– – И работать по двенадцать часов в день, занимаясь перепиской?

– Нет, так как мой любезнейший братец дал мне теперь, другое занятие.

– Уж не сделал ли он вас своим управляющим? – спросил насмешливо Рокамболь.

– Лучше этого, мой друг: он назначил меня начальником своей полиции.

Рокамболь, подносивший в это время ко рту стакан с вином, откинулся назад и разразился гомерическим смехом.

– Невозможно! – вскричал он.

– Да, мой сын, – продолжал баронет, между тем как в его глазах просвечивал адский огонь. – Вот до чего дошел этот человек – у него есть своя полиция. Ты знаешь, мой милый, какая это полиция. Это просто сборище глухих и слепых. Эта полиция могла узнать только то, что уже успело обежать весь свет, то есть то, что есть клуб червонных валетов.

– Боже! – вскрикнул Рокамболь, подскакивая на своем месте, – что вы наделали, дядя!

– Отличную штуку: я сделал громоотвод. Представь только себе то, что как бы ни была худа эта полиция, но ведь она могла когда-нибудь наткнуться на какое-нибудь дело нашего общества.

– Это верно, – заметил Рокамболь.

– Итак, – продолжал сэр Вильямс, – самое дельное – парализовать действия этой полиции и направлять ее. Я признаю этот способ и одобряю его. Я поместил маленький документ куда следует. Этот документ говорит о клубе червонных валетов, об их обществе и целях. Но подробности были скрыты. Тогда-то граф поторопился вверить мне новую великую обязанность: открыть начальника этого общества.

– Ну, так что же вы теперь будете делать? – спросил председатель клуба червонных валетов.

– Я открою этих бандитов.

– У! – прошептал пораженный Рокамболь.

– То есть ты снарядишь четырех или пять человек, которым мы сообщим только одни пустяки и которым дадим вообще ничего не значащие поручения, и таким образом, отдав их в руки полиции, мы доставим возможность удовлетвориться вполне правосудию и вместе с тем спасем все наше общество. Ну, что ты на это можешь сказать?

– Дядя, – пробормотал Рокамболь, находясь в каком-то немом восторге, – вы просто великий человек – гений.

– Необходимо же быть хоть чем-нибудь на этом свете, – ответил смиренно сэр Вильямс.

– Итак, – возразил Рокамболь, – все это великолепно, но если вы сохраняете в тайне вашу месть, то не должен ли я, по крайней мере, знать кое-что и о том предприятии, которое вы называете гигантским и для которого вы приказали мне собрать тех шестерых членов нашего общества, которых вы видели сегодня вечером.

Осторожный человек должен всегда сохранять свое последнее слово до самого конца.

Баронет отодвинул стол, закурил сигару, откинулся в своем кресле, вздохнул несколько раз и медленно сказал:

– Ты знаешь уже, что богатый голландец маркиз Ван-Гоп проводит зимы в Париже. Он получил около шестисот ливров годового дохода, но все это ничто в сравнении с тем. что он мог бы иметь, если бы он не женился.

– О, – заметил Рокамболь, – вот это так странно.

– Это вот следствие чего. У маркиза Ван-Гопа был дядя. Этот дядя покинул родину без гроша и, отправившись в Индию, поступил там на службу компании и вскоре приобрел баснословное состояние. После своей смерти он оставил двадцать миллионов своей единственной дочери, прижитой им с одной индианкой, эта дочь была помещена в один из английских институтов.

Ну, – прервал Рокамболь, – это начинает пахнуть романтическим.

– Роман есть история жизни, мой сын, – возразил ему серьезно баронет. – Но я продолжаю. Десять лет тому назад маркиз отправился в Индию, чтобы повидаться со своим дядей, там он влюбился в свою кузину, Кузина не замедлила сделать то же и категорически объявила своему отцу, что она не будет ничьей женою, кроме него.

Но, на беду, маркиз, по обыкновению всех богатых голландцев, вздумал предпринять путешествие. Он начал с Антильских островов, побывал в испанской гавани, где и влюбился тотчас же в молоденькую креолку по имени Пепа Альварес. Маркиз был молод и легкомыслен, и вместо того, чтобы жениться на своей кузине, он вступил в брак с сеньоритой Пепой Альварес.

– Глупец, – пробормотал Рокамболь, – разве можно обращаться так с двадцатью миллионами.

– Положим. Я продолжаю. Но маркиз не воображал, какой вулкан страсти он зажег в сердце молодой индианки. Она полюбила его. Вот уже восемь лет, как маркиз женат, и уже пять лет, как индианка только и мечтает о том, как бы ей отомстить.

– Следовательно, она ненавидит маркиза?

– Напротив. Она обожает его больше, чем когда-нибудь.

– Боже! – заметил простодушно Рокамболь. – А между тем нет ничего легче, как избавиться от соперницы, когда человек родился в Индии и владеет притом двадцатью миллионами.

Сэр Вильямс пожал плечами.

– Ты еще молод, – заметил он с презрением. Рокамболь внимательно посмотрел на него.

– Черт побери! – заметил он. – Мне кажется, что есть более пятидесяти способов сделать человека вдовцом. Если бы эта индианка дала мне сто тысяч франков…

– Она обещала мне пять миллионов, – ответил холодно баронет.

Рокамболь вскрикнул от удивления.

– И маркиза жива еще? – спросил он.

– Да, – ответил баронет.

– В таком случае она обещала вам их только час тому назад.

– Нет, уже целый год.

– И вы…. ждали?

– Мой сын, – прервал его сэр Вильямс, – наш разговор доказывает мне…

– Что?

– То, что ты недурной исполнитель, но очень плохой сообразитель.

– Но?.. – спросил Рокамболь, кусая себе губы.

– Неужели ты предполагаешь, – начал внушительно сэр Вильямс, – что если какая-нибудь женщина любит мужчину, который не любит ее, а любит, наоборот, другую женщину, то достаточно убить эту женщину, чтобы он полюбил ту?

– Вы правы, дядя.

– Но пойми же, молодой повеса, что маркиз любит свою жену и что если бы его жена умерла, то он был бы способен убить себя. И тогда индианка потеряла бы все.

– Я понимаю, наконец, дядя.

– На самом же деле надо устроить дело так, чтобы маркиз не любил своей жены, когда она умрет, и вместе с тем не любил бы и другой женщины, кроме индианки.

– Черт побери!

– Так как индианка поняла это очень хорошо, то ей и не оставалось больше ничего делать, как обратиться ко мне и предложить мне пять миллионов.

.. – Где вы ее встретили? – спросил Рокамболь, заинтересованный рассказом баронета.

– В Нью-Йорке в прошлом году; о, это целая история, которую я тебе и расскажу.

– Послушаем, – пробормотал Рокамболь. Баронет закурил вторую сигару и продолжал:

– Это было за несколько дней до нашего отъезда из Нью-Йорка. Вообще, надо сказать, нам очень не посчастливилось в Америке, где наш баланс то поднимался, то опускался, так что я уехал в Европу всего со ста тысячами франков – как видишь, очень незавидной суммой, если принять во внимание наше трехлетнее пребывание в Соединенных Штатах.

Однажды вечером мимо меня проехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. В этой карете сидела женщина лет двадцати пяти, но с такой странной физиономией, что я ее никогда не забуду. Эта женщина и я обменялись взглядами. Карета остановилась.

– Кого вы ищете? – спросил я ее.

– Твердого человека, – ответила она.

– Вы страдаете, верно, от любви, и вы подобны теперь игрушке, у которой отняли, ее тигра?

– Да, – ответила она. – Я ненавижу насмерть.

– Мщение стоит дорого.

– – У меня двадцать миллионов, – ответила она холодно.

Я не нашел нужным расспрашивать больше и поместился около нее.

Она сделала знак, и наш экипаж проворно поехал и остановился вскоре за городом около небольшой виллы, находящейся в прелестном саду.

Я сошел первым и помог ей сойти.

Она посадила меня на диван и рассказала историю, которую ты уже знаешь.

– Я вас не знаю, – сказала она, – я не знаю, откуда вы, но я прочла в ваших глазах, что вы тот, кого я искала для моей мести.

– И вы не ошиблись, – ответил я. – Но что вы хотите сделать?

– Я люблю своего кузена и хочу быть его женой.

– Для этого нужно, – заметил я, – чтобы маркиза умерла.

– . Я это знаю, и нет ничего легче, как сделать это. У меня есть рабы, которые по первому моему слову закололи бы мою соперницу. Но он будет любить ее и мертвой. Я не хочу этого.

– Что вы дадите тому, кто уничтожит все препятствия и заставит вашего кузена полюбить вас?

– Все, что он захочет.

– В таком случае, – сказал я, – в тот день, когда вы сделаетесь маркизой Ван-Гоп, вы мне дадите пять миллионов.

– И она умрет?

– Да.

– Умрет и будет забыта?

– Умрет и будет проклинаема тем, кто ее обожал. Она пристально посмотрела на меня.

– Вы говорите, – промолвила она медленно, – что она умрет насильственной смертью?

– Да.

– От чьей же руки?

– От руки ее собственного мужа. Индианка радостно вскрикнула.

– О, – проговорила она, – разве это возможно?

– В Париже все возможно, когда я там.

– Но наконец…

– А! – сказал я. – Вы хотите узнать? Это бесполезно. Для вас довольно того, что через год маркиза будет убита и проклята своим мужем и. что через два месяца после этого вы выйдете замуж за вашего кузена, который и проведет остальное время своей жизни у ваших ног

Она молча встала и, подойдя к рабочему столу, отворила его.

– Вот вам и задаток, – заметила она, подавая мне листочек бумаги; я взглянул на него и прочел:

«Уплатить подателю сего пятьсот тысяч ливров. Моему банкиру г. Маршону в Лондоне.

Дай Натха Ван-Гоп»

Индианка понимала дело. Можно было безбоязненно начать свои услуги.

После этого она написала еще чек. Этот был написан в виде векселя.

«По предъявлении я уплачу подателю пять миллионов. Дай Натха, маркиза Ван-Гоп»

– Вы поставите число, – сказала она, – в день моей свадьбы, так как это обязательство будет действительно только с того дня.

– Сударыня, – сказал я, – я уезжаю завтра в Париж, где маркиз Ван-Гоп обыкновенно проводит зимы. Не думайте и не занимайтесь мной и будьте уверены, что я сдержу свои обещания. Если вы получите письмо из Буживаля, без подписи, в котором вас будут просить приехать, то не медлите.

Я простился с индианкой, и через два дня после этого мы были уже в открытом море.

– И… – полюбопытствовал Рокамболь, – виделись ли вы снова с Дай Натха, дядя?

– Вчера, – ответил баронет.

– Она в Париже?

– Два дня, она дожидается.

И при этих словах на губах сэра Вильямса показалась адская улыбка.

Рокамболь понял, что маркиза Ван-Гоп осуждена на смерть за пять миллионов пятьсот тысяч ливров.

Баронет пил кофе маленькими глотками, закуривая уже третью сигару.

– Дядя, – спросил Рокамболь, – можно спросить тебя еще об одном?

– Я сказал тебе все, что мог.

– Относительно маркизы: я понимаю ту ужасную драму, которую вы ей готовите. Но что это за госпожа Маласси?

– Это, – ответил баронет, – один из эпизодов этой ужасной драмы, как ты говорил. По виду госпожа Маласси не имеет ничего общего с маркизой Ван-Гоп, в сущности, – эти две дамы идут рука об руку.

– Как!? – вскрикнул Рокамболь.

– Маркиз Ван-Гоп связан с герцогом де Шато-Мальи.

– Он его банкир, кажется?

– Во-первых. Затем еще кое-почему.

– Но мадам Маласси любовница герцога.

– Я это знаю.

– Герцог женится на ней. Если ему это только дозволят сделать. И таким образом, он лишит наследства своего племянника.

– Вас, верно, интересует его племянник?

– Нет, но он заплатит пятьсот тысяч франков, если его дядя умрет от удара.

– Пятьсот тысяч франков не пять миллионов. Индианка гораздо великодушнее.

– Как смотреть на вещи. Но у меня еще много оснований, чтобы вести эти два дела одновременно.

– А! – вырвалось у Рокамболя, который был очень заинтересован делом.

– Во-первых, – продолжал сэр Вильямс, – маркиз Ван-Гоп и его жена положительно не знают, в чем заключаются требования госпожи Маласси, и знают только то, что герцог влюблен в нее и что он имеет намерение жениться на ней. Маркиза любит Маласси как свою родную сестру и считает ее самой честной женщиной и желает от всего сердца видеть вдову женой герцога.

Но маркиз имеет больше оснований.

Маркиз любит свою жену и ревнует ее тень.

Племянник герцога был представлен к нему в дом два года назад и вздумал ухаживать за маркизой, через что и сделался смертельным врагом маркиза.

Маркиз Ван-Гоп, искренний друг старого герцога, и советовал ему жениться на госпоже Маласси.

– Это все? – спросил холодно Рокамболь. – До сих пор я, по правде сказать, не вижу еще основательных доводов вести и соединять эти два дела вместе.

– Это, пожалуй, верно. Но настоящая причина моих планов выясняется двумя словами: «Две женщины падают гораздо скорее, чем одна».

В тот день, когда Маласси полюбит, а она в таких годах, когда женщины не могут любить скрытно, она найдет нужным открыть о своей любви маркизе, которая, в свою очередь, будет так поражена этим, что откроется тоже госпоже Маласси.

– Все это очень верно, дядя, но…

– Но, – повторил баронет, наморщив бровь.

– Есть еще другая вещь.

– Может быть, только это последнее слово моего дела, и ты больше ничего не узнаешь.

И, сказав это, сэр Вильямс хладнокровно встал.

– После этого, – заметил Рокамболь, – имея в виду, что вы воплощенная мудрость, мне остается только просить вас извинить мне мою нескромность.

– Прощаю тебя, сын мой.

– А я прошу об одном слове. О пустяках… о цифрах.

– А ты хочешь знать о деньгах?

– Совершенно верно.

– Что ты хочешь знать?

– Дело в том, – начал негодяй, – что вы меня сделали вашим лейтенантом, и я управляю и даю после вас инструкции всем членам клуба червонных валетов.

Итак, было условлено, что половина всего поступает в вашу пользу, четверть мне и четверть членам клуба.

– То, что сказано, то уже сказано, мой сын.

– Будет ли то же самое и в деле Ван-Гоп – Маласси?

– Почти. То есть ты получишь миллион и миллион на остальных. Постой, знаешь, если хочешь, то мы не дадим ничего членам клуба.

– Идет. Но ведь это составляет только два миллиона?

– Потому что три миллиона я оставляю себе.

И баронет произнес эти слова таким тоном, что он не допускал противоречия.

Рокамболь молча опустил голову.

– Мой милый друг! – добавил баронет, – я рассчитываю через год жениться на вдове Армана де Кергаца и поднести ей достойную свадебную корзину.

Сказав эти слова, баронет застегнул наглухо свой сюртук.

– Позвони, – сказал он, – и вели отвезти меня. Когда Рокамболь исполнил это приказание, сэр Вильямс распорядился, чтобы его отвезли домой.

Доехав до предместья Сент-Оноре, он отпустил кучера и дал ему шесть франков на чай, а сам отправился пешком по направлению к улице Валуа.

Здесь он позвонил у одного дома и, когда привратник отворил ему дверь, вошел в него и, поднявшись по лестнице до пятого этажа, постучал в маленькую дверь.

– Кто там? – спросил чей-то женский голосок.

– Тот, кого вы ждете, – ответил сэр Вильямс.

И при этом он подумал: «Положительно будущая соперница Баккара живет немного высоко. Но она находится теперь накануне перехода из своей мансарды на подушки коляски. Так-то все идет в этом свете».

Дверь отворилась, и сэр Вильямс очутился лицом к лицу с одной из прелестнейших нимф.

Комната, куда только что вошел баронет, служила помещением пороку.