Текст книги "Король-сердцеед"

IV

Генриху было около двадцати лет, Нанси – не более шестна дцати. Если камеристка была насмешлива, то Генрих отличался смелостью. Белокурые волосы и голубые глаза Нанси сразу вскружили ему голову и заставили забыть и о принцессе Маргарите, и о красотке-еврейке. По своему обычаю, принц сейчас же приступил к решительным действиям. Он протянул руку, чтобы обнять Нанси за талию, но девушка ужом вывернулась из его объятий и, насмешливо улыбаясь, заметила:

– Моя доверенность не простирается так широко!

– То есть… как это? – спросил Генрих.

– Да ведь вы же знаете, что я олицетворяю здесь собой особу принцессы! – смеясь, ответила Нанси.

– Ну вот еще! – возразил Генрих. – Я не думаю ни о ком, кроме вас. Вы очаровательны!

– Это мне уже не раз говорили!

– И если бы вы захотели полюбить меня…

– Ну уж нет, красавчик мой, этого я не могу!

– Но почему?

– Почему? Да потому, что такая мелкопоместная дворянка, как я, у которой нет ничего, кроме смазливенького личика, ищет мужа, а не чего-нибудь другого!

– Ну, мы могли бы столковаться…

– Что же, из вас вышел бы славный муж, – сказала Нанси, еще раз оглядев Генриха. – Но я не хочу вас по трем причинам. Во – первых, девушке, не имеющей другого приданого, кроме приятной наружности, не следует выходить замуж за мужчину, вес состояние которого заключается лишь в его шпаге. Из двух камней масла не выжмешь!

– Но я имею в виду кое-какое наследство…

– Воображаю! Какая-нибудь лачуга в Испании или клочок виноградника на берегу Гаронны!

– Ну-с, а вторая причина? – улыбаясь, спросил принц.

– Я не люблю охотиться в чужих землях!

– Но ведь браконьерство имеет свою прелесть!

– Возможно, но в этом отношении я держусь взгляда уголь щика, который хочет быть полным хозяином у себя в лачуге!

– Отлично! Теперь третья причина.

– А третья… она гораздо серьезнее, и… я предпочитаю не сообщать ее вам!

– Та-та-та! Это отступление, красавица!

– Ну, если вы так принимаете это, то я вам скажу… Я… не свободна, господин де Коарасс!

– Боже мой! – воскликнул принц. – А я-то еще обещал Раулю… Бедный Рауль!

Нанси сильно покраснела, и насмешливая улыбка сбежала с е. лица. Генрих взял ее за руку и сказал:

– Простите меня! Можно с удовольствием обманывать женщину, которой не любишь, и еще с большим удовольствием ту, которую любишь…

– Славная мораль, нечего сказать!

– Но нарушать данное слово нельзя, а вы такая прелесть, что я совсем забыл обещание, данное Раулю.

– Но ведь я не говорила вам, что это Рауль!

– Нет, не говорили, но ваше лицо стало таким серьезным, что сомнений быть уже не могло.

– Ну так по крайней мере не говорите ему этого! – сказала Нанси, опуская голову.

– Будьте спокойны, не скажу! Но все-таки как жаль, что я так неосторожно дал это обещание!..

– Господин де Коарасс, – сказала камеристка, поднимая голову, – знаете ли, вы ужасно ветреный субъект!

– Ба! Вы находите?

– Господи! Сколько времени мы уже сидим здесь, а вы все еще не поинтересовались узнать, почему вы находитесь у меня.

– А в самом деле?

– Принцесса не могла предвидеть, что случится это убийство на Медвежьей улице, которое поставит вверх дном весь дворец. Король в гневе, а королева в бешенстве, особенно с той поры, как арестовали Рене…

– А, так его все-таки арестовали?

– Да, минут пятнадцать тому назад. Ну вот королева-мать и бегает из своих комнат в комнаты принцессы Маргариты.

– Понимаю теперь! Ну а скажи, крошка, вчера почему…

– Вы уж слишком любопытны, – смеясь, ответила Нанси. Но если вы уже знаете мой секрет, мне придется подружиться с вами. Так вот, вчера принцесса ровно ничем не была занята и никакой мигрени у нее не было.

– Так почему же?

– Почему у женщин бывают капризы? Принцесса внезапно почувствовала страх…

– Перед кем?

– Да перед вами! Ведь сердце женщины полно самых странных причуд и противоречий, а сердце ее высочества – и подавно! Три дня тому назад, перед тем как вы впервые встретились с принцессой, она даже не хотела идти на бал и все время плакала…

– Она плакала, обратив взоры к Лотарингии! – заметил Генрих, привыкший понимать все с полуслова.

– Возможно! Ну а после бала, на котором вы танцевали с нею, она уже не плакала, хотя и была задумчива… Вы обещали ей рассказать интересные истории о жизни при неракском дворе и вполне сдержали свое слово… Даже чересчур, пожалуй! – улыбнулась Нанси.

– Может быть, я чем-нибудь оскорбил принцессу?

– Господи, что за наивный народ эти мужчины! Если бы вы оскорбили ее, разве вы были бы здесь?

– Но в таком случае почему… вчера…

– Надо же было отдать должное угрызениям совести. Ну а Лотарингия, которая чувствовала себя утопающей, ухватилась за веточку.

– И что же эта веточка?

– Она сломалась! – ответила остроумная камеристка. Генрих покраснел, словно школьник. Нанси не упустила случая посмеяться.

– Вот не угодно ли! – сказала она. – Хороша бы я была, если бы поверила в вашу испанскую лачугу или клочок виноградника… Ведь вы уже любите принцессу Маргариту, и она тоже любит вас.

– Милая Нанси, – сказал принц, взяв девушку за руку, – раз я ваш друг и больше ничем стать не могу, то скажите мне, долго ли мне ждать здесь?

– До тех пор, пока королева Екатерина не соблаговолит уйти к себе.

– А как только это совершится, вы проводите меня к принцессе?

– Да, конечно! Я совершенно не имею намерения держать вас целую вечность в своей комнате!

– А я бы не прочь… – пробормотал принц, который не мог не заметить, что волосы Нанси отличаются очаровательным оттенком.

– Смотрите! – сказала Нанси, погрозив ему пальцем. – Вот я пожалуюсь Раулю, и он… – Она не договорила и стала прислу шиваться. – Королева ушла к себе! – сказала она затем. – Пойдемте!

Она опять взяла принца за руку и повела его этажом ниже. Они спустились по полутемной лестнице. Затем Нанси толкнула какую-то дверь, и Генрих очутился в комнате Маргариты.

Заметив его, принцесса слегка покраснела и рукой приказала Нанси удалиться.

– Ах, господин де Коарасс! – сказала она затем, протягивая Генриху руку для поцелуя. – Как вы счастливы, что не родились принцем!

– Я хотел бы быть принцем… – пробормотал Генрих, с трудом подавляя улыбку вздохом.

– Не желайте! – возразила Маргарита. – Это отвратительное положение. С утра мне морочат голову политикой, и королева-мать ни на минуту не оставляла меня в покое со своими страхами за судьбу своего милого Рене. Ну да теперь авось никто не придет тревожить меня! Присаживайтесь поближе ко мне и рассказывайте историю графини де Граммон и принца Наваррского. Вы сказали тогда на балу, что это очень смешная история.

– Ну, не то чтобы смешная, но… Да вот судите сами, при нцесса. Принцу пришлось долго ухаживать за графиней, пока она обратила на него свое милостивое внимание. В конце концов она полюбила его, но зато принц стал к ней равнодушен!

– Как? Так принц не любит больше своей Коризандры?

– Нет, ваше высочество!

– С каких же это пор?

– С тех пор, как полюбил другую!

– Кто же эта другая?

– Это… его будущая супруга, принцесса!

– Да что вы говорите, месье! Как же он мог… полюбить… меня?

– Он видел ваш портрет, принцесса! Ну а ему двадцать лет, и в нашем краю люди легко воспламеняются.

С этими словами Генрих бросил на Маргариту такой нежный взгляд, что она снова покраснела.

– Хотела бы я видеть портрет этого мужлана! – сказала она.

– Я могу описать его вам, принцесса!

– Нет, Бог с ним! Вернемся к графине. Вероятно, она была в большом отчаянии?

– Не могу вам сказать этого, принцесса, потому что я уехал из Нерака как раз в тот момент, когда между ними случился разрыв.

Наступила короткая пауза.

– А знаете ли, господин де Коарасс, – сказала Маргарита, – ведь теперь довольно-таки поздно?

Генрих покраснел и встал со скамеечки, на которой сидел у ног принцессы.

– Если ваше высочество пожелает, – сказал он, – я мог бы завтра заняться описанием наружности принца Наваррского.

– Завтра? – краснея, сказала Маргарита. – Ну что же… приходите завтра!..

Генрих взял ее руку и заметил, что эта рука дрожит. Он поднес руку к своим устам, и рука затрепетала еще сильнее, тогда он опустился на колени.

– Да уходите же! – взволнованным голосом крикнула Маргарита, вырывая у него свою руку. – Нанси! Нанси!

Принц встал с колен, Нанси вошла, взяла принца под руку и увела.

«Нанси сказала правду, – думал принц, идя по темной лест нице. – Маргарита любит меня! Гм… Пожалуй, в данный момент я предпочел бы не быть принцем Наваррским!»

V

Отправляясь на свидание с Паолой, Ноэ все же зашел пред варительно в кабачок Маликана. Там в этот час всегда была масса народа. Сам Маликан и Миетта с ног сбились, услуживая гостям, но у них был еще помощник, хорошенький мальчуган, которого Маликан звал Нуну и выдавал за своего племянника.

Увидев Ноэ, Миетта подбежала к нему.

– А вот и вы, господин Ноэ! – сказала она, стараясь улыбкой скрыть охватившее ее радостное смущение.

– Да, – ответил Амори, – я зашел узнать, как она чувствует себя здесь.

– Ну, вы видите сами, что здесь ей отлично! В этом наряде ее никто не узнает!

– Но я боюсь, как бы она сама себя не выдала! Когда она узнает, что произошло на Медвежьей улице…

– А что особенное могло произойти там? – возразила Миетта, которая еще не была в курсе происшедшего. – Ее муж, наверное, был очень взбешен?

– Увы! Старик Лорьо даже не узнал о бегстве жены, потому что его успели убить раньше этого!

– Его убили те, кто хотел похитить Сарру?

– Вот именно!

– Но в таком случае надо предупредить ее!

– Я ради этого и пришел, Миетта!

Однако Ноэ и Миетта спохватились слишком поздно. В одном из углов зала вокруг швейцарца собралась густая толпа слушателей, к которым примкнул и молодой беарнец Нуну. Швейцарец рассказывал о преступлении, совершенном на Медвежьей улице, и, по мере того как он рассказывал, Нуну все бледнел и бледнел. В конце рассказа его бледность дошла до такой степени, что можно было бояться, что он сейчас свалится в обморок. Но слушатели, заинтересованные рассказом солдата, не обращали внимания на паренька. К тому же Ноэ и Миетта успели подойти к нему и взять мальчика под руки, причем Ноэ шепнул ему:

– Овладейте собою! Осторожнее! Миетта поступила еще решительнее.

– Вот что, кузен, – сказала она, – пойдемте со мной наверх, вы мне поможете там!

Нуну, или, вернее, Сарра, волнение которой дошло до высшего предела, покорно поднялась с Миеттой по лестнице. Ноэ пошел за ними следом.

Наверху с Саррой сделался сильнейший нервный припадок.

Миетте и Ноэ пришлось довольно долго повозиться с нею, и наконец Амори ушел, обещав Сарре, что завтра придет принц, который расскажет ей все подробности. Во всяком случае бояться нечего: Рене арестован и посажен в тюрьму по приказанию короля!

Уходя, Ноэ думал:

«Черт знает что такое! Миетта просто завораживает меня своими глазенками, и в ее присутствии я забываю о Паоле… А между тем Паола мне очень нравится, да и надо же узнать от нее какие-нибудь подробности!»

Когда он спустился вниз, кабачок был уже пуст.

– Ну, что поделывает наш узник? – спросил Ноэ Маликана.

– Он по-прежнему плачет, отказывается есть и грозит уморить себя голодом!

– Гм! – пробурчал Ноэ. – Он, пожалуй, способен на это! Нечего делать, придется пойти образумить его! Дай-ка мне твой фонарь, Маликан!

Трактирщик дал Ноэ фонарь и приподнял люк погреба, куда молодой человек и спустился. Пройдя через ряд помещений, он наконец добрался до чуланчика, где на соломе лежал узник – Годольфин. Услыхав, что дверь отворяется, Годольфин вскочил и с ненавистью сказал:

– А! Опять вы! Что вам нужно от меня?

– Я пришел поговорить с вами, милый Годольфин, – ласково ответил Ноэ, не обращая внимания на вызывающий тон узника.

– Нам не о чем говорить, я не знаю вас! – крикнул тот.

– Зато я отлично знаю вас! Вы – раб, жертва Рене Флорентийца, обожающий своего палача!

– Неправда! – крикнул Годольфин. – Я ненавижу Рене, зато я…

– Зато вы любите Паолу? – мягко договорил Ноэ. Годольфин молчал, закрыв лицо руками.

– Ну давайте же поговорим, милый Годольфин! – продолжал Ноэ. – Может быть, мы и столкуемся в чем-нибудь. Итак, вы любите Паолу?

– Я был бы счастлив умереть за нее! – ответил несчастный.

– Но на что же вы рассчитываете? Чего вы ждете от своей любви?

– Ничего, ровно ничего! Я просто счастлив, когда нахожусь возле Паолы! Пусть она ругает меня, отталкивает, презирает – все равно, лишь бы мне дышать одним воздухом с нею… И только из-за нее я остался жить в доме Рене, которого ненавижу от всей души!

– Значит, если бы Паола ушла от отца…

– Я последовал бы за ней, не задумавшись бросить Рене!

– И если бы Паола вздумала бежать от отцовской тирании, а вам поручили следить за ней так же, как вы следили, живя у Рене…

– О, я ничего больше и не пожелал бы! Быть около нее, видеть ее, дышать одним воздухом с нею!

– И вы не вздумали бы выдать Рене ее убежище?

– Да ведь я ненавижу Рене! Однако к чему эти расспросы?

– К тому, что все это весьма возможно, и если вы будете вести себя как следует, если вы не будете морить себя голодом, то я обещаю вам дать возможность жить вместе с Паолой. Но сначала вам надо успокоиться! Так покойной ночи, милый мой, подумайте о моих словах!

Поднявшись наверх, Ноэ застал в кабачке одну Миетту.

– А где же твой дядя, крошка? – спросил он.

– Отправился навестить госпожу Лорьо!

– Ну так пожелай ему от меня спокойной ночи!

– Как? – слегка дрожащим голосом спросила Миетта. – Вы уже уходите?

– Но ведь поздно, – ответил он. – Уже прозвонил сигнал к тушению огня!

– Ну что же, дверь не заперта!

– А потом, я не спал всю прошлую ночь…

– И я тоже, – тоном упрека сказала Миетта.

– Но я приду завтра утром! Покойной ночи, красавица зем лячка! – И Ноэ обнял девушку, расцеловал и ушел, оставляя ее очень сконфуженной.

«Честное слово! – думал он, выходя на улицу. – Похоже, что мое сердце подвергается серьезной опасности у Маликана. Эта славная девушка в конце концов вскружит мне голову! Гм… Гм… Принц находит, что было бы очень дурно соблазнить племянницу человека, рискующего для нас жизнью… Но можно рассудить и так: Маликан действительно прелестный человек, но разве он рискует жизнью за меня, а не за Генриха? И разве я люблю Сарру, а не Генрих? Фу! – сейчас же перебил он себя. – Какие подлые мысли! Нет, надо бежать скорее к Паоле, так как в ее объятиях я забываю обо всех остальных!»

Молодой человек ускорил шаг и вскоре дошел до моста Святого Михаила. Здесь ему пришло в голову: «Рене сидит в тюрьме, Годольфин – в погребе у Маликана. К чему же я буду рисковать своей шеей и взбираться по шелковой лестнице, когда можно пройти самым обычным путем?»

Ноэ подошел к лавочке Рене Флорентийца и постучал.

VI

Некоторое время в ответ на стук Ноэ никто не отвечал. Наконец девичий голос робко спросил:

– Кто здесь?

– Это я, Паола! Откройте, не бойтесь! Паола открыла дверь, Ноэ скользнул в лавочку, и девушка поспешила запереть за ним дверь.

– Но как вы решились стучать прямо в дверь? – спросила она, увлекая молодого человека к себе в комнату.

– Я знал, что вы одна, – ответил Ноэ. – Я прямо из Лувра и должен сообщить вам ужасные вещи!

– Ах, Боже мой! – с ужасом отозвалась девушка. Ноэ уселся рядом с нею, взял ее за руку и сказал:

– Ведь, кажется, я уже говорил вам, что я родственник господина Пибрака, капитана королевской гвардии? Ну так вот, благодаря ему мне пришлось сегодня обедать с королем!

– Вы должны были понравиться ему, Амори, – с гордостью сказала Паола, – ведь вы такой милый!

– Вы мне льстите! – нежно заметил Ноэ, целуя ее руку. – Итак, во время обеда к королю явился городской голова Жозеф Мирон и потребовал от короля правосудия, так как обнаружено возмутительное злодеяние.

Прерываемый возгласами ужаса девушки, Ноэ рассказал Паоле, как было обнаружено убийство на Медвежьей улице и как неопровержимыми уликами было доказано, что убийцей был Рене.

– И самое ужасное в этом то, что нам теперь придется расстаться! – закончил он.

– Расстаться? – крикнула Паола. – Но это невозможно!

– Паола, – грустно возразил ей Ноэ, – ваш отец оказался негодяем, и вам нужно выбирать между ним и мною. Но это ваш отец, вы любите его… а потому… прощайте, Паола!

Ноэ хотел встать, но Паола бросилась к нему, обвила его шею своими руками и крикнула:

– Нет! Нет! Лучше умереть!

– Так вы готовы последовать за мной? – спросил Ноэ, взволнованный искренней страстью девушки.

– Хоть на край света!

– И если я потребую, чтобы вы бросили отца…

– Я брошу его!

– Но вам никогда не придется увидеть его!

– Так я не увижу его! Я люблю тебя!

– В таком случае до завтра, Паола… до завтра, возлюбленная моя!

– Ты возьмешь меня с собой?

– Да, завтра с наступлением вечера я заеду за тобой! Паола проводила его до дверей и, когда он ушел, залилась слезами.

– Быть дочерью убийцы! – шептала она. – Какой позор! А Ноэ, направляясь к своей гостинице, думал: «До известной степени Генрих прав: дочь Рене будет отличным залогом против покушений Рене. Но вот я-то что стану с ней делать? Жениться на ней я не могу и не хочу, а как бы красива ни была любимая женщина, рано или поздно настанет час разлуки… А потом, люблю ли я ее? Паола очень красива, но… Миетта?»

В этом раздумье он дошел до дверей гостиницы, где его уже ожидал человек, игравший не последнюю роль в событиях предыдущей ночи, а именно Вильгельм Верконсин.

– Ах, сударь, сударь! – сказал Вильгельм, бросаясь к нему. – Знаете ли вы, что случилось?

– Конечно знаю, – ответил Ноэ.

– А я-то в это время помогал госпоже Лорьо бежать! Если бы я был там в это время…

– Так и тебя тоже убили бы, только и всего! – договорил Ноэ. Этот аргумент произвел свое действие на Верконсина.

– Но как же ты узнал обо всем этом? – спросил Ноэ. – Ведь ты хотел укрыться у какой-то тетки, потому что после бегства госпожи Лорьо тебе нельзя было показываться на глаза хозяину!

– Да видите ли, господин Ноэ, тетка попросила меня сходить получить причитающуюся ей ренту, и я не мог отказать ей в этом, так как она очень хорошо относится ко мне. Ну, вот…

– Постой! – под влиянием внезапно мелькнувшего соображения остановил его Ноэ. – Ты, кажется, говорил, что у твоей тетки собственный дом?

– Да, сударь, в Шайльо.

– И ты с ней очень хорош?

– Еще бы! Ведь она считает меня своим наследником!

– Ну, это обыкновенно бывает достаточным мотивом для совершенно обратного отношения!

– А вот тетка и теперь говорит, что я могу смотреть на ее дом и состояние как на свои собственные!

В этот момент послышался шум чьих-то шагов: это возвращался домой счастливый Генрих Наваррский, забывший в своих грезах обо всем на свете и, конечно, о Вильгельме Верконсине. Поэтому немудрено, что его очень удивило присутствие приказчика покойного ювелира.

– Ба, что вы делаете здесь? – спросил он.

– Тише! – ответил ему Ноэ, увлекая за собой в дверь Вильгельма. – Мы поговорим обо всем в комнате! Вильгельм окажет нам серьезную услугу! – шепнул он принцу.

Все прошли в комнату Ноэ.

Тут он спросил Вильгельма:

– Велик ли дом твоей тетки? То есть смогут ли поместиться там еще двое?

– О, конечно, сударь!

– Понимаешь ли, еще двое таких, которые прячутся и не хотят, чтобы их нашли?

– Да ведь не в Шайльо ищут тех, кто скрывается! – ответил Вильгельм.

– Еще недавно, – сказал затем Ноэ, обращаясь к принцу, – вы вторично советовали мне, Анри, приберечь Паолу в качестве заложницы! Ну так Паола выразила мне полное согласие последовать за мной хоть на край света…

– Но ведь ты говорил о двоих! – заметил Генрих. – Кто же второй?

– А Годольфин?

– Как? Ты хочешь поместить их вместе?

– А почему бы и нет? Годольфин ненавидит Рене и обожает платонически Паолу, и если мы поместим их вдвоем, то он и не подумает вернуться к Рене!

– Что же, ты, пожалуй, прав, – ответил Генрих. – К тому же нам еще, пожалуй, удастся узнать что-нибудь от Годольфина!

VII

В то время как Ноэ занимался с принцем Наваррским вопросом о наиболее безопасном помещении Паолы и Годольфина, Крильон входил к королю для доклада.

– Приказания вашего величества в точности исполнены, – доложил он. – Рене арестован по выходе от ее величества королевы – матери.

– А! – сказал король нахмурясь. – Значит, придется выдержать еще натиск с ее стороны! Она не отдаст нам даром своего любимчика, предстоит упорная борьба!

– Ну, ваше величество, – ответил Крильон, – когда король хочет чего-либо, с ним не борются!

– Я буду непоколебим, друг мой Крильон! Ей меня не разжалобить!

В этот момент в дверь тихо постучали.

– Что нужно? – крикнул король. Вошел Рауль, красивый паж.

– Ее величество королева-мать умоляет ваше величество разрешить ей прийти к вашему величеству. Ее величество пыталась уже пройти к вашему величеству, но часовые…

– Хорошо, пусть она войдет! – сказал король. – Да оста вайтесь здесь, герцог! – сказал он Крильону, заметив, что тот встал. – Вы увидите, по крайней мере, король ли я, когда я хочу этого!

Вошла Екатерина Медичи. Она была грустна и одета во все черное.

– Ваше величество, – сказала она, обращаясь к сыну, – я пришла по очень важному делу!

– Я слушаю вас, ваше величество! Не отвечая, Екатерина бросила на Крильона взгляд, как бы говоривший: «Чего торчит здесь этот нахал?»

– Говорите, ваше величество, говорите! – продолжал король. – В присутствии Крильона можно говорить о чем угодно: самое имя «Крильон» равносильно понятию о порядочности!

– Ваше величество, – сказала тогда королева, досадливо закусив губы, – я пришла просить вас освободить человека, оказавшего большие услуги монархии!

– Монархия не имеет привычки сажать в тюрьму своих слуг! – холодно возразил король.

– Этот человек открыл важный заговор!

– Так его, должно быть, уже вознаградили за это!

– Я почтила этого человека своей дружбой и доверием, а его схватили и отвели в тюрьму!

– Уж не говорите ли вы о Рене Флорентийце, ваше величество?

– Да, ваше величество, я говорю о нем.

– Ну, так ваши сведения вполне точны: герцог только что исполнил это дело!

– А, так это герцог? – сказала королева, бросая на Крильона убийственный взгляд.

Крильон только поклонился в ответ.

– Неужели это было сделано по приказанию вашего величества? – продолжала королева со слезами в голосе.

– Ваше величество, – ответил король, – я уже давно предупреждал вас, что Рене подлый убийца и восстановит против меня весь Париж.

– Но Рене безвинно оклеветали!

– Ну, уж в этом пусть разбирается суд!

– Как? Его будут судить? – воскликнула королева.

– Я уже докладывал вам об этом вечером, – холодно ответил король. – Его будут судить и… осудят, надеюсь!

– Но, ваше величество, Рене – необходимый человек…

– Для вас, может быть.

– Нет, для трона, для монархии! Он проникает в тайны прошлого и будущего, раскрывает заговоры…

– Позвольте, значит, он – колдун?

– Если хотите, пожалуй, да…

– Так зачем ему ваше заступничество? Если он обладает сверхъестественной силой, его не удержат в тюрьме никакие запоры! Нет, довольно, ваше величество! Я достаточно долго снисходил к вашему заступничеству, больше я не желаю терпеть такое безобразие. Рене будет судим и менее чем через неделю покончит свою подлую жизнь на Гревской площади, а для того чтобы это было вернее, я поручаю ведение дела Крильону. Герцог! Назначаю вас королевским верховным судьей в этом про цессе и приказываю довести до конца следствие по делу об убийстве Самуила Лорьо, для чего в ближайший присутственный день вами должно быть созвано заседание парламента. Если выяснится, что Рене виноват – в этом я ни на минуту не сомневаюсь, – он должен быть колесован живым и потом четвертован на Гревской площади!

– О, пощадите, ваше величество, пощадите! – крикнула Екатерина, бросаясь к ногам короля.

– Полно вам, – ответил король, поднимая ее, – я не могу щадить такого негодяя!

– Так вы отказываете мне?

– Отказываю!

Это было сказано таким тоном, что настаивать было невозможно. Королева ушла, с трудом сдерживая рыданья, но это не помешало ей бросить на Крильона убийственный взгляд.

– Ну-с, – сказал король, когда Екатерина ушла, – доволен ты мной, герцог?

– Очень доволен, ваше величество! Вы были непоколебимы! Я хотел бы только узнать, облекаете ли вы меня полной властью в этом деле?

– Разумеется!

– Так что я могу отстранить тех членов парламента, которые покажутся мне слишком трусливыми, чтобы осудить Рене?

– Можешь, герцог!

– В таком случае ваше величество может уже приказать заняться постройкой королевской трибуны на Гревской площади. потому что не пройдет и недели, как Рене будет казнен!

В дверь опять постучали, и снова вошел Рауль.

– Что еще? – спросил король.

– Ее высочество принцесса Маргарита желает видеть короля!

Карл IX не успел ответить что-либо, как в дверях показалась хорошенькая принцесса.

– А, это ты, Марго? – сказал король. Готов биться об заклад, что знаю, зачем ты пришла! Наверно, ты видела королеву – мать, и она натравила тебя на меня, чтобы просить за Рене?

– Не совсем так, ваше величество: королева только хотела бы повидать этого несчастного!

– Ну уж нет, Марго!

– Но, ваше величество, только повидать!

– Ей-богу, ваше величество, – вмешался Крильон, – если вы поручите мне сопровождать ее величество, то я ручаюсь вам, что ей не удастся подкупить ни губернатора, ни тюремщика, ни меня!

– Ну что же, пусть! – согласился Карл IX. – Можешь передать матери, Марго, что я разрешаю ей посетить завтра Рене в тюрьме, но с тем, чтобы ее сопровождал герцог Крильон.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответила принцесса, – я пойду сообщить королеве эту добрую весть!

Король ласково поцеловал ее руку и сказал с улыбкой:

– Кстати, знаешь ли, этот гасконский дворянчик, сир де Коарасс, танцует просто на удивленье!

– Неужели? – сказала Маргарита, слегка краснея.

– И он очень умен!

– В самом деле?

– Ну-ну! Ты это знаешь не хуже меня, милая Марго! Ступай! Мы еще поговорим с тобой об этом!

Маргарита ушла, сильно смущенная, а король, пришедший в отличное расположение духа от проявленной им твердости, принялся хохотать.

– Бедная Марго! – сказал он. – Нет, решительно наш кузен, герцог Гиз, сделал большую ошибку, уехав в Нанси!..

А в это время Рене, не смыкая глаз, лежал на соломе в углу своей камеры. С болезненной яркостью вспоминалось ему все, что пришлось испытать со времени ареста… Грубое обращение Крильона, встреча с губернатором, затем внушение, сделанное Крильоном тюремщику: «Этот негодяй будет соблазнять тебя золотом и милостью королевы-матери, но помни, что я сверну тебе шею, если ты не исполнишь своего долга!»

Сколько унижений, о, сколько унижений! Все погибло! Да, Годольфин исчез! Его похитили, чтобы овладеть Паолой….

И Флорентийцу вспомнилось предсказание цыганки… Неужели Паолу соблазнил какой-нибудь дворянин? Ведь тогда все кончено! Тогда конец его могуществу, его влиянию…

А ведь беарнец предсказывал, что зловещие силы грозят его положению! Нет, видно, все погибло! Видно, нет уж ему спасения!

В таких думах провел Рене всю ночь и часть утра. Затем он немного забылся, но вдруг знакомый голос, послышавшийся за дверью, вывел его из этой моральной летаргии.

– Боже мой. Боже мой! – говорил этот знакомый голос. – Как можно было поместить бедного Рене в это ужасное место!

– Это отделение для убийц, ваше величество! – ответил голос Крильона.

– Герцог, клянусь вам, что он невиновен!

Рене вскочил и сделал безумную попытку разорвать свои оковы: он узнал голос Екатерины Медичи. Действительно, королева – мать снизошла до самоличного посещения зловещих подземелий, желая навестить своего дорогого Рене.

Послышался скрип отпираемого замка, и в камеру вошел тюремщик, который воткнул горящий факел в специально для этого устроенный крючок на стене. И тогда Рене увидел, что в камеру входит королева, показавшаяся ему ангелом-избавителем.

– Мой бедный Рене! – взволнованным голосом сказала она. растроганная бедственным состоянием своего фаворита. – Разве нельзя снять с него кандалы, герцог? – обратилась она к Крильону.

– Увы, нет, ваше величество! – ответил тот.

– Герцог, берегитесь! – злобно крикнула Екатерина.

– Ваше величество, – почтительно, но с полным достоинством ответил Крильон, – я подчиняюсь лишь королю, моему единственному повелителю!

– Ваше величество, ваше величество! – взмолился Рене. – Дайте мне возможность выйти отсюда! Разве вы не королева'? Разве вы недостаточно могущественны для этого?

– Моего могущества не хватает даже на то, чтобы заставить снять с тебя кандалы! – ответила Екатерина. – Король, мои сын, обращается со мной хуже, чем с последним из своих подданных! Герцог! – снова обратилась она к Крильону. – Я не буду просить вас расковать этого несчастного, только дайте мне возможность поговорить с ним наедине!

– Это невозможно, ваше величество, – твердо ответил герцог, – я должен присутствовать при вашем свидании – так приказал король!

– Ну, это уже слишком! – крикнула Екатерина и, наклонив шись к Рене, сказала ему по-итальянски: – Говори вполголоса!

– Тысяча ведьм! – буркнул Крильон. – Меня обошли: по итальянски я не понимаю!

– Я тщетно молила о твоем освобождении, – сказала Екате рина, – король непоколебим! В понедельник соберется парламент, и тебя подвергнут пытке. Но все же я не теряю надежды! – Рене взглянул на нее, и в его взоре блеснула радость. – Тебя будут допрашивать с пристрастием, но, если ты настоящий мужчина, ты выдержишь пытку и ни в чем не признаешься.

– И что тогда?

– Тогда, быть может, мне удастся спасти тебя. Я не могу ручаться, но попытаюсь, во всяком случае!

– Ах, – вздохнул Рене, – я заранее знаю, что погибну, и цыганка сказала правду!

– Цыганка?

– Да, ваше величество, еще в детстве мне предсказала цыганка, что у меня будет дочь, которая станет причиной моей смерти, и это случится тогда, когда она полюбит дворянина. Для того чтобы избегнуть этой участи, я поставил ее под надзор молодого человека, который хранил ее, словно легендарный дракон. И вот у меня похитили этого молодого человека! Это сделано, очевидно, для того чтобы соблазнить дочь…

– Но может быть, ты ошибаешься, и все это произошло совсем не так, Рене, – сказала Екатерина. – Ведь и цыганка могла ошибиться.

– Но беарнец сказал мне то же самое! – грустно ответил Рене. – А он умеет читать в звездах тайну будущего…

– Беарнец? О каком беарнце ты говоришь?

– О господине де Коарассе.

– О том самом, который посадил тебя в погреб, который так нравится королю, но внушает мне большую антипатию?.. И ты говоришь, что он…

– Он сказал мне такие вещи, о которых на всем свете мог знать только я один. Еще вчера только он предсказал мне, что случится со мной…

«Однако! – подумала королева. – Надо будет познакомиться поближе с Коарассом, если это так!» – и затем спросила:

– Что же именно он предсказал тебе? Рене в общих чертах познакомил королеву с сущностью предсказаний беарнца.