Текст книги "Слово-Муромец"

Пузанов Порфирий
СЛОВО-МУРОМЕЦ

 
Я поверил сказаниям
И решил быть безмолвным:
Я стал нем и безгласен —
Замолчал и о добром;
И за праведным,
И за порочным следил,
Но никакого правила
В провидении
Не находил…
Облака надо мной —
Гирями,
А во мне снегири —
Яблоки;
Мне бы слово сказать
Верное,
Не молчать кругляком —
Деревом;
Я сорвал одно
Чудо – яблоко,
Чтоб разумным стать,
А не правильным:
Не хочу прослыть
Дивом умным,
А хочу служить
Слово – муромцем.
 
 
Слово – оно существо:
Имеет существенный смысл,
Заключённый в рассудок,
Разум – напиток его;
Вкушающий разум
Знает значение слов.
 
 
Вот, что мы терпением зовём,
По сути – проявление трения
Тер – женщины о пен – мужчины – Не камертон, а саксофон.
Терпение – природное явление:
День – ночь бредёт и падает, встаёт,
За ветр держась и дождь,
Заветный бред несёт…
Терпение – народное явление:
Им управляет вожделение…
Свобода не нужна, когда в наличии
Сикера и жена, и послевкусие приличное —
Забвение (терпению сестра):
Сей страх природный, изначальный, тёмный,
Как шило в бок…
Бессилен рок что – либо изменить:
Вращается челнок в станке времён,
Запутывает нить
В ночной покров из паутины снов.
 
 
Потная ночь…
Пелена сновидений:
Их череда – без конца;
Ряд неровных сердцебиений —
И я увидел отца, он молчал.
Через раскрытую дверь – голоса
Матери и детей: обсуждали меня…
В комнатах – свет воспоминаний и мнений.
А я на полу лежал с разбитым лицом,
Слушая прения;
Спорное принято было решение —
И Георгий меня обоссал…
Со лба, глаз, губ – с лица
Моча стекала на грудь
Чудесным елеем;
Я видел улыбку отца
И радовался…
Потная ночь сновидений —
Супрематическая модель
Без края и без конца!
В ритме сердцебиений
Снова ищу я отца.
 
 
У тебя, отче, правда,
А у меня на лице стыд,
Как этот день
У каждого из детей —
Жителей ада, Москвы, Волгограда.
У отца – правда, у детей – суд,
У меня – смирна и ладан.
 
 
У родителей много обителей:
Там нас всех ждут
Правда и суд.
 
 
Правда – рукава смирительной рубахи,
Как ночь несчастному длинна,
На плахе в страхе соткана
Раскаянием и покаянием.
Она – наёмников царица и рабов,
Пособник всех распятий и гробов.
 
 
История с иронией – Пра – праотцы питались праной,
Пра – правнуки вкушают правду
По суду.
 
 
У судей суд в руках, как уд,
И длинный, и короткий,
А узы – у людей,
 
 
Удо' их превращает в кротких;
Короткий суд – на небеса,
А длинный – по удо' в чере'сла;
Чем суд длиннее, тем чудней,
Чем уд короче, тем чудесней.
 
 
Но!.. смирная лошадь
Встаёт на дыбы,
Если натягивать вожжи:
Нет смирения без нужды
И терпения – тоже.
 
 
Смирение сопутствует терпению,
Как смирна – погребению
И рений – божеству;
По сути: смирение – религия, —
Стремление похоронить мечту.
 

 
О, если б ты задуматься могла
И помолчать немного,
Тогда бы царствие небесное я не искал;
Она задумалась…
В молчании
Картина Боттичелли ожила —
И Афродиту понесло ко брегу…
Как царственный Давид, её я возжелал
И был обрызган пеной морской волны,
Разбившейся о берег.
 
 
Религия – в сознании реликт, —
Желанье выжить, а не жить;
И потому живых хоронит,
Затем чтоб мёртвых воскресить
И ими град святой наполнить;
Её желание – вердикт,
А жертвенник – весь мир,
Кроваво – кумачовый город.
 
 
Она возвышает свой голос,
Она взывает при входе в город,
Она зазывает важных,
Она уловляет отважных.
В сумерки, в вечер дня
Ждёт тебя и меня…
 
 
Ты красоты её
В сердце своём не желай
И по стезям её
Ты в темноте не блуждай:
Будь осторожен!
 
 
Она распускает свой волос,
Она умягчает свой голос;
 
 
Распущенная —
В доме её
Ноги её не живут:
То на улице, то на площади
Тебя и меня сети её стерегут.
 
 
Множеством ласковых слов
В душу она проникает,
Прелестью трепетных уст
В бездну она увлекает.
«Мужа нет дома, зайди,
Насладимся любовью с тобой», —
Тотчас за нею идет он, как вол, на убой.
 
 
Ты наготы её в сердце своём не желай
И по стезям её ты в темноте не блуждай:
Будь осторожен!
Многих пленила она…
Дом её – ад
И ничтожен,
Кто попадает туда.
 

 
Вы не торопитесь сжать
Пальцы в кулак, зубы – в тиски,
Яростью горло сковать,
Кровью наполнить виски.
Вы спокойны.
В глади реки отраженье не дрогнет:
Воды теперь превратились во льды.
 
 
Вы не торопитесь встать
Прямо на край желтой тоски,
Памяти нить оборвать,
Сердце порвать на куски.
Вы спокойны.
Лица святых впечатленьем не вздрогнут,
Лики икон неподвижны, темны.
 
 
Вы не торопитесь стать
Песней в степи, словом народа,
Цветом в весеннем саду —
Зачем вам свобода?
Вы спокойны:
Бессилие превращается в силу —
В мире страстей вы бессильем сильны…
 
 
Восстают сыны земли из гробниц,
Собираются во тьме в стаи птиц,
Чтобы тучей полететь поутру
На священную Евхаристию…
 

 
Белые воды… град-Китеж…
Думой не превозмочь,
Как вороньё, осаждая обитель,
День превращает в ночь;
Как превратили грай в Ки'чень
Под колокольный трезвон
И посвятили Фетишу,
И посадили на трон;
А Китеж управили в Киев:
Вспомнили крестную мать,
Чтобы распятие Сына
Снова могла наблюдать.
Лобное место – град-Киев…
Днепр и пещеры в бугре,
А на вершине – Владимир
С вечным крестом на плече.
 
 
Доброе утро, родная…
Думая, как превозмочь
Силу вороньего грая,
Стал погружаться я в ночь
И превратился в зегзицу —
Новый молитвослов,
Средство от всяких видений
И литургических снов.
 
 
Радуйся, дорогая,
Не прикрывай уста,
Радостью оделяя
Сотню людей из ста.
 
 
И я, как встарь,
Молюсь во тьме,
Сосредоточась на себе;
Глаголет плоть:
Оставь,
Ведь я твоя жена —
Ветхозаветный плод,
Сикера по губам
Желанием течет;
Всегда отцы
Вкушали от плода…
 
 
Отцы вкушали от плода,
А у меня оскомина;
Такая наша доля —
Всевышний Сущий Сыне,
Твоя да будет воля.
 
 
И мне в Серфаузе средь скал,
Который в Австрии —
Почти что в сердце Альп,
Ночной набат
Поведал о майдане
И я у края встал, где Иисус стоял;
Здесь – правда и закон,
Здесь – Рубикон,
Для Ро'сса – Ро'дос…
 

 
Бывают люди – растения,
Люди – звери
И люди – боги.
Бывают люди – растленные,
Верующие
И убогие.
Бывают люди разные —
Чистые и грязные.
А честь – из рода в род
Среди людей
Не падает,
Стоит, не стонет.
«Имею честь», – урод,
Не ты,
Она нас всех имеет.
Её никто не обойдёт:
Она – из царства выход
На Голгофу
И в Человека вход.
«Се Человек!» —
Пилат сказал
И на Голгофу указал.
 
 
Се мера истины
И мера вся – в вине,
И это так понятно мне.
 
 
Не страшно, что во тьме
Таится и шумит,
А страшно, что во мне
Искрится и блестит:
Блеск – отраженье сути, —
Украденный эффект,
Познания дефект
и нет вина без мути.
 
 
Вина – осадок мутный в вине,
Обман, дурман
И основанье смуты:
Нет трезвости в вине.
 
 
Трезвитесь, бодрствуйте —
Иисус сказал
И на Голгофу указал.
 
 
Чрез б'денье выйдете,
А вход – не в каберне,
А рядом – в женщине.
 
 
Когда коню
Имбирь вставляют сзади,
Он спереди гогочет;
А если свист бича
И тяжесть на плечах,
То задом он хохочет.
И спереди, и сзади речь.
Коню понятно слово «честь»:
В чести – когда в седле
И по земле грохочешь
Копытами коня,
А слава – подкопытная молва
И пыль, и грязь всего лишь.
 
 
На миру ты стоишь не го'рбясь
В неизменном наряде белом —
В многоцветье оттенков гордых
Отродя'сь не ряди'лась бедная.
 
 
На миру ты молчишь не гордя'сь
Правотою своею заветною —
Ведь судьба, над тобою глумясь,
Обручила тебя со смертными.
 
 
Не царица, не образ иконный
В багрянице и знаками славы —
В плащанице печали исконной
Ты стоишь беззащитная, слабая.
 
 
И на круче откоса, где вечность
Между жизнью и между смертью,
Выбираешь ты человечность
Из богатого многоцветья.
 
 
Для себя люди гимны слагают,
Ищут нимбы, славы венцы,
Эликсиры свои предлагают,
А находят лишь бубенцы…
 
 
Пусть судьбой мы с тобою не схожи,
От тебя в нас закваска есть:
На родителей дети похожи —
В наших генах пресветлая честь.
 

 
Я улыбнулся,
Заговорил с тобой
Так – ни о чём…


...

конец ознакомительного фрагмента