Текст книги "Принцесса стоит погони"

Радий Радутный
Принцесса стоит погони

Жаль, что Гомер уже давно умер. Жаль также, что своей смертью. Уж я бы его… А то развел сирен, понимаешь. Сладкозвучных.

Что, не одобряете? Варварство, говорите? А сладкозвучная сирена никогда не выла вам в ухо, да посреди ночи, да в крохотной комнатке, да… как бы это поделикатнее выразиться… в позиции «мужчина сверху на очаровательном рыжеволосом создании»? Женского полу, разумеется – не подумайте обо мне плохо.

Очаровательное создание мигом прекратило стонать и закатывать глазки, схватило трубку и бодро отрапортовало:

– Центр связи!

Трубка взорвалась.

– …спите там! – кое-как вычленил я из потока генеральского возмущения. – Десять минут как тревога!

На всякий случай я взглянул на часы. Не десять минут, а две с половиной секунды. Нет, уже три.

– Никак нет, товарищ генерал! – бодро отрапортовало создание. – Бдительно несем службу!

– Всем пилотам – сбор! Связи – готовность! Стервятника – в ангар восемнадцать! В каюте он, сволочь, отсутствует! Две минуты! Разыскать! Доложить!

– Так точно, господин генерал!

Создание прижало палец к губам. Взглянуло на таймер.

Из отведенного срока прошла минута.

Снова активировало микрофон и так же бодро и ответственно доложило:

– Товарищ генерал! Ваше приказание выполнено! Стервятник на связи!

Ай да молодец!

Ну-ка, ну-ка…

– Почему так медленно! – рыкнуло из динамика.

Пришла моя очередь.

– В сортире сидел, товарищ генерал!

Почему-то сортирный аргумент действует на них расслабляюще.

– Молодец!

Я? За что?

– Бегом в ангар восемнадцать! Все процедуры на ходу. Готовься…

Он что-то буркнул в сторону от микрофона, но я расслышал.

– …к двадцати «же».

Зато стало ясно насчет сортира. Действительно, на двадцатикратную перегрузку лучше идти, так сказать, пустым. Жаль, что я действительно не сидел все это время в сортире.

Одевался я на ходу, причем в коридоре. Зрелище сонного полуодетого пилота в туннеле привычно и не впечатляет. Смешит разве что. А еще больше веселит семенящая рядом девица из юротдела с пакетом бумажек в планшетке.

– Инструкция по технике безопасности, пожалуйста…

Если я разобью лоб о комингс, мой непосредственный начальник скажет «я ни при чем, вот его подпись!» – и будет прав.

– Декларация о непредъявлении претензий…

А теперь, если вдруг окажется, что доблестный космофлот распустил технарей до такой степени, что моя тачка сразу после запуска двигателей накроется – мои наследники не смогут подать в суд на уважаемого товарища президента.

– Расписка в получении НАЗа…

В неприкосновенном запасе спрятано много всякого интересного. Подразумевается, что в случае непредвиденной посадки (например, с парашютом) я скажу подбежавшему аборигену:

– Эй, камрад, тут у меня триста грамм золота! Спрячь меня и сообщи моему командованию, получишь еще столько же!

Или, если абориген выглядит как китаец, ткну пальцем в надпись на его языке. Надписей девятнадцать, и подразумевается, что уж один-то из девятнадцати языков он знает.

Все пилоты, вернувшиеся таким образом, бодро рапортовали о том, что золото израсходовано по назначению, однако от второй части абориген отказался и своего адреса не оставил. Впрочем, некоторые, говорят, и пистолет умудрялись продать.

– Подписка…

Стоп!

Все-таки сволочи эти юристы, пусть даже военные. Так и норовят подсунуть всякую подозрительную бумажку понезаметнее. «Подмахните, pleeeeeeease…», а потом оказывается, что это было согласие на самоубийство в случае аварийного завершения миссии. И прямо сейчас технари срочно меняют в катапульте пороховой заряд на тротиловый. И в случае его применения пилот летит не вверх, а в стороны. В разные. По частям.

– Подписка о неразглашении…

Тю. Да на мне их штук десять висит!

– А такой еще нет…

БОЖЕ! Куда меня посылают! И ведь попробуй не подпиши.

Ангар. Комбез. Руки в стороны. Технари – и-раз! и-два! Затянули. Пряжки. Кто так пряжку фиксирует! Лопухи! На двадцати «же» она меня насквозь пройдет и в кресло упрется!

Парашют. НАЗ. Шлем. Проверка связи. Готов, товарищ полковник. Сходил, товарищ полковник. Есть пассажир, товарищ полко… кааакой еще пассажир?

Понял, товарищ полковник! ТАКТОЧНОТОВАРИЩПОЛКОВНИК!

Сволочи. Орать они все мастера, а лишний день отпуска дать – так сразу в кусты. «Не положено!» Зато при старте в штаны наложено… всего-то на трех с половиной «же». Исторический факт.

– А что за пассажир?

– Да вот он!

М-да. Толстоват. И-раз!.. и-два!.. и-три!..

И ни хрена. Как торчало пузо, так и торчит. А это что за пузырь с мочой?

– Видите ли, товарищ Стервятник…

– ....... … ..... .....!

– Нет, извините, не надо в ухо. Больше не буду так вас называть. Просто, извините, мне надо будет в полете пить воду.

М-да.

– Нет, понимаете, двадцать «же» будет только в самом начале, при разгоне, а потом вряд ли больше двух-трех. Конечно, до разгона я пить не буду, мне уже объяснили… Впрочем, вот идет генерал, он…

Да, товарищ генерал! Никак нет, товарищ генерал! Есть, товарищ генерал! ТАКТОЧНОТОВАРИЩГЕНЕРАЛ!

Да… это они умеют.

Вы когда-нибудь стартовали прямо из ангара орбстанции? О, я уверен, вы никогда не стартовали из ангара орбстанции! Я даже уверен, что вы вообще не стартовали ни с какой станции, и даже вообще на ней не были.

А когда-нибудь получали пинок под зад? О, я уверен, вы получали. И я получал. Да все хоть раз в жизни, но получали.

Так вот – это не то. Это раз в десять сильней. Но с точки зрения безопасности станции, чем быстрее истребитель покинет ангар – тем лучше.

Движки запускает компьютер, и делает это на расстоянии. Чтобы, если взорвутся баки, то станцию не задело. Не сразу так запускает, можно успеть оглянуться, почесаться…

Но в любом случае не сразу же по выходу из ангара! Я, может, еще осмотреться должен был, на предмет нахождения посторонних предметов в створе, проверить бортовые огни и работу ответчика, и еще много чего…

Докладываю. Предметов, превосходящих размером станцию, не обнаружено. Потому что станция поблескивает в перископе, как далекая большая звезда.

А генерал на ней – тоже большая, но уже не звезда.

Знаете ли вы, что такое двадцатикратная перегрузка? О, вы не знаете, что такое двадцатикратная перегрузка. Тех, кто знает, сейчас не более шести человек, и четверо из них уже не летают. Трое из тех четырех, кстати, и не ходят. А если ходят, то под себя.

Тем не менее, если перегрузка плановая и приняты меры, то можно пережить и двадцатикратку. Для этого нужно:

а) два дня не жрать

б) весь день не пить (да-да, и воды тоже)

в) про не курить я вообще молчу

г) залезть в ППК[1]1
  Противоперегрузочный комбинезон.


[Закрыть]

д) затянуть этот ППК так, чтобы под ремни спичка не пролезала

е) прокачать ППК гидравликой, так, чтобы ни одного пузыря не осталось

ж) не шевелиться (впрочем, и не получится)

з) сжать в зубах прокладку (зубы все равно трещинами пойдут, зато не вдохнете осколок)

и) переключиться на противоперегрузочную дыхательную смесь (почему-то вручную)

к) включить вибратор (не беспокойтесь, его комп включит)

л) молиться (мысленно! потому что говорить при двадцатке нельзя, да и невозможно)

м) а на часы при этом можно не поглядывать, все равно темень в глазах.

Вроде все. Варвары-немцы в свое время испытывали военнопленных на сороковку. Каску на голову, и шагом марш под здоровенный маятник. Установили, что глаза вылетают примерно на тридцати восьми «же».

Какие же они были сволочи, эти фашисты! И потому, что испытывали, и потому, что результаты экспериментов не уничтожили. Написали бы – так, мол, и так, подыхает человек на пятнашке, так нет же. Вот и летай теперь на условно-безопасной двадцатке.

Летаем и плачем!

Движок отрубился штатно – уже хорошо.

Как там наш толстячок?

Не верьте технарям. Зеркальце на шпангоуте – это вовсе не для того, чтобы пилот мог поправить прическу. Это для того, чтобы инструктор, если таковой находится в передней кабине, мог оценить состояния морды курсанта. Например, после обычной учебной десятки.

Голова пассажира болталась, как жук на веревке, и признаков жизни он не подавал.

– Стервятник, Стервятник… – забормотали наушники. – Доложить обстановку, прием…

Сам наглый, от такой наглости я даже опешил.

– Это кто ж меня так обозвал?

Тем не менее в кресле РП мог сидеть и товарищ полковник, черти бы его взяли, и даже товарищ генерал, черти б его взяли… причем извращенно, групповушно и неоднократно. Как, бывало, он нас на построении.

– Тебе позывной дать забыли, – виновато огрызнулись наушники. – Будешь стервятником.

Сволочи. Прилечу – набью морду.

– Доложи обстановку.

– Докладываю. Движки в норме. Пилот в норме. Ящик в норме, но программу не кажет. Пассажир висит как… гм… без сознания. Монитор говорит, что кровоизлияния нет, белье сухое и клиент вот-вот… впрочем, уже.

Толстяк медленно поднял голову. Морда была ярко-розовой. Такое бывает, когда кровь резко приливает к щекам. После двадцатки, к примеру.

– Пилот… держи пароль на задании.

Комп удовлетворенно пискнул, окошко свернул и вывалил.

Господи, помилуй!

«Преследовать летательный аппарат, стартовавший со станции тридцать четыре минуты назад. На текущий момент его высота – 207, курс – 114, дальность – 10 230, скорость сближения – 100, ориентировочное время сближения 120. После сближения выйти на дистанцию 3–5 тысяч, преследовать, выполнять инструкции оператора. Огонь не открывать. От огня противника разрешено уклоняться. Ответный огонь не открывать. За нарушения – трибунал».

– Эй… пилот!

Я снова глянул на зеркальце.

– Ну?

– Прочитал?

– Ну!

– Понял?

– Понял!

Ни черта я не понял. Впрочем, впрочем…

– Эй! Оператор!

– Ну?

– А что сперли-то?

Он немедленно замолчал.

Вот теперь понял.

– Эй, пилот!

Надо сказать, голос его звучал уже тверже.

– Ну?

– После сближения повиснешь у него на хвосте.

– Понял.

– Дистанцию выдерживай три-пять тысяч.

– Понял.

– Мелкую рацию включи, а большую выключи.

Ох и термины у моего оператора!.. а на хрена, собственно?

– …потому что они должны нас слышать, а больше никто.

Они? Не «он», а «они»?

– …говорить буду я. Я буду долго говорить. Ни в коем случае не влазь. Но если я буду говорить больше десяти минут непрерывно – ты по нутрянке должен сказать ключевую фразу. Понял?

– Понял. А…

– Фраза дурацкая, сразу говорю. Понимаешь… вот у вас профессиональные болячки есть?

Ха. Это у нас-то! Да пилот после тридцати лет – это склад профессиональных болячек! Перечислять?

– Нет, спасибо. Так вот и у нас.

Не помешало бы узнать, у кого это – «вас»?

– Ну, считай, короче, что я болен алкоголизмом…

Однако неплохие пошли профзаболевания. Где бы и себе такую работу найти?

– …только закодированный.

Уже легче.

– …на ключевое слово. Которое должен произносить посторонний человек каждый раз, когда я собираюсь выпить больше, чем нужно.

…и уже понятно, кто будет этот посторонний. Наверное, я.

– …посторонним будешь ты. Так вот. Каждый раз, когда я буду говорить больше десяти минут подряд, ты должен сказать ключевую фразу. Понял?

Ну понял. А какая фраза-то и что за болячка?

– Болезнь называется «логорея». То есть… ну, вроде как недержание речи. У многих пропагандистов такое бывает, особенно у тех, кто выступает по радио.

Ну, допустим… а фраза?

– Геббельс, кстати, от этой заразы лечился. Отсюда и фраза.

– Слушай, ты долго будешь Муму тянуть?

– Фраза дурацкая, но работает. Звучит так: «Геббельс, заткнись!» Все понятно, уважаемые радиослушатели?

Вот на этой фразе я его и узнал. Был впечатлен.

Ежеутренняя сводка новостей – это раз. Еженедельный «Дневник авиатора», за откровенную пропаганду обзываемый «Нужник агитатора» – это два. Передовицы в двух, а может, даже и трех газетах – и это только тех, в которые я заглядываю – это три. Не попросить ли автограф?

Ящик пискнул и показал траекторию.

Святый Боже, святый крепкий, помилуй мя!..

Тормозить предлагалось об атмосферу.

Об атмосферу тормозить хорошо. Топливо не расходуется, перегрузки приемлемые, движки молчат, премиальные полагаются. Однако все это только для случая, когда в атмосферу надо войти и не надо выйти. Для посадки, например.

А вот если надо чиркнуть, тормознуть, отскочить – и оказаться снова на ста восьмидесяти – это страшно.

Если чиркнешь плохо – слабо затормозишь, в результате выскочишь на орбиту снова. Но уже на другую. Которая заранее неизвестна. Которая запросто может привести в зону действия ПКО[2]2
  Противокосмическая оборона.


[Закрыть].

Или не привести. Тогда ящик начнет считать, хватит ли топлива для продолжения выполнения задания – как правило, хватит; для возвращения на станцию – как правило, не хватит; для посадки в аварийном районе – ну, на это, может, и хватит… И тогда пилоту начнут кое-что откручивать…

Звездочки с погон, например.

Если чиркнешь сильнее, чем надо, – картина не такая трагическая. В этом случае машину просто разорвет на куски, и самые крупные из них осядут на головы законопослушных граждан.

– Геббельс, заткнись.

Агитатор заткнулся, но успел удивленно посмотреть на часы.

– Десяти минут не прошло, но сейчас будет десять «же».

– А…

– Ага. Заткнись пока, говорю. Ящик, маневровые двигатели включить!

На носу и кончиках крыльев запрыгали первые искры, сгустились, превратились в злобное белое пламя…

…и если в обшивке случится мелкая трещина, то плазма ворвется в конструкцию, а там легкоплавкий дюраль…

…и огонь на обшивке превращается сначала в розовый, а потом в красный – потому что прилив крови к глазам…

…и снаружи вой раскаленного воздуха…

…и трясется машина, как таракан в миксере!

…да, кстати, и связи при этом нет никакой, потому что плазма!

Уффф.

Температура носка крыла – 300, нос – 380, брюхо – 240. Норма.

Орбита?

«Орбита – ок!» – клятвенно заверил ящик.

– Эй, пилот! – тут же послышалось сзади. – Как дистанция?

«Дистанция – 80, – ящик, казалось, ждал именно такого вопроса. – Скорость сближения – 2000 в секунду, ориентировочное время сближения, с учетом торможения – 63…»

Кажись, догнали. Ну, почти догнали. А дальше что?

На мониторе появилась отметка, и я с легкостью загнал ее прямо в прицел.

– ОТСТАВИТЬ!!!

С перепугу я чуть не нажал гашетку.

Пришлось отметку убрать.

Толстяк рухнул в кресло, и если бы не ремни, то схватился за сердце.

– Ты чего? – улыбнулся я. – Это всего лишь прицел. Ну, дистанцию чтобы замерить, курс, скорость сближения…

– Отставить прицел! И мерить отставить!

– …а без этого никак.

– Да? Ну тогда блокиратор включи.

Включил.

– Эй! А у того джентльмена, которого мы догоняем, тоже все заблокировано?

– А это, уважаемый, не наше с тобой дело, – мигом среагировал агитатор.

– Ты что, с ума сошел? – так же мгновенно отреагировал я. – Как не наше? А если он «Параноика» активировал?

Опа. Моя очередь язык прикусывать.

– А кто такой параноик?

– Э… ну… как бы это сказать…

– Оборонительный комплекс, что ли?

– Ну да…

Вот такая у нас секретность.

– Знаешь, что я тебе скажу… – В зеркале мелькнула улыбка. Я бы назвал ее малость безумной. – Если наш полет закончится неудачей… то пусть лучше эта сволочь активирует «Параноика».

Вот так. Ободряюще, ничего не скажешь. Впрочем, индикатор молчит, а «Параноик» не спрячешь – он себя выдает, выдает…

– Так что делать-то будем?

– Ну тебе ж сказано – приблизиться и болтаться сзади. А я поработаю.

Интересно, чем и кем может поработать профессиональный болтун? Я раскрыл было рот, чтобы спросить – и тут понял.

Ну да. Его оружие всегда при себе. И профессиональная болячка понятно, откуда возникла.

Осталось еще определиться с мишенью.

– Дистанция – десять тысяч… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре пятьсот…

Пауза.

– Огонь!

Щелчок. Легкое «хр» в наушниках. Напряжение. Непонятность.

– Внимание! К вам обращается оператор машины, находящейся сзади на дистанции поражения. Прежде чем перейти к основному вопросу, я советую не делать резких движений, маневров, не предпринимать никаких агрессивных действий и попыток уйти от преследования. На это нет ни малейших шансов. В моей кабине…

Хм. Это еще неизвестно, кто в чьей кабине!

– …лучший пилот не только станции, но всей нашей страны.

Да? Ну ладно. Может, я и прощу «мою кабину».

– Мы оба молодые, тренированные солдаты.

Ага. Особенно некоторые.

– …мы только что без малейших трудностей выдержали перегрузку в двадцать пять «же»…

ВО СКОЛЬКО?!

– …и готовы к следующей такой же. А твой пассажир не выдержит и «десятки»! Не делай глупостей!

Машина впереди летела ровно и прямо, а враг молчал.

– Очень хорошо. Я рад, что ты здравомыслящий человек. Теперь приготовься, есть и плохие новости. Как бы не был ценен для нас твой пассажир, безопасность страны важнее. Будь уверен – в случае необходимости мы с горечью в сердце, но применим оружие. При попытке сесть на враждебную территорию – открываем огонь. При попытке сближения с вражеским космическим объектом – открываем огонь. При попытке выйти на связь с кем-либо, кроме меня, – открываем огонь. Ты меня понял?

Пауза. Да… крепкий парень, кто бы он ни был. Я бы хоть обложил противника матом.

– Молчишь – значит, согласен. Очень хорошо. Я рад, что мы с тобой понимаем друг друга.

Голос пропагандиста вдруг изменился, стал мягким и обволакивающим.

– Ну а раз мы понимаем друг друга… Парень, скажи – как ты умудрился так вляпаться? Чего тебе не хватало? Ты же молодой, толковый, очень толковый и перспективный офицер! Через десять лет ты стал бы полковником, а еще через несколько – дали бы тебе и генерала. Был бы тридцатишестилетним генералом – плохо, что ли?

– Зарплата… ну да, я понимаю, хочется большего. Но это не выход. Да, тебе заплатят выкуп – какой скажешь… но ты понимаешь, на что обрекаешь себя? Наши люди есть везде, ты не сможешь всю жизнь от них прятаться! Никакие деньги не стоят загубленной жизни, подумай об этом!

– Я понимаю, что ты мог быть недоволен существующими порядками. Да, не все у нас хорошо. Да, случается… ты сам хорошо знаешь, что у нас временами случается. Ну и что? Родина призвала тебя на помощь, родина попросила тебя защитить ее, и даже платит тебе за это – а ты? Представляешь, если бы мать позвала тебя помочь – а ты украл у нее… ну, скажем, семейную реликвию. Похоже на наш с тобой случай, не так ли?

– В общем, ты убедился, что попал, правда? Попал, и так крепко попал, что я бы на твоем месте застрелился немедленно. Что, думал об этом? Правильно делал.

– Тем не менее…

Я случайно взглянул на часы и вдруг понял, что проповедник болтает уже двенадцать минут.

– Геббельс, заткнись!

– Извини, я должен отвлечься. Подумай пока – очень советую, хорошо подумай. Уфф…

Надо же. Оказывается, языком чесать – это тоже работа.

Вражеская машина не меняла курс, не активировала прицел и не маневрировала. Будто автоматический спутник.

Через пять минут мой пассажир вздрогнул, ожил и тут же дал микрофону нагрузку:

– Я смотрю, ты колеблешься? Руки дрожат, курс скачет…

Какой курс, он что – с ума сошел? Впрочем, если человеку сказать, что у него руки дрожат – то, может, и задрожат.

– …Я понимаю – ты боишься последствий. Так вот. У меня есть полномочия тебе обещать. Последствий не будет. Ну, почти не будет. Сам понимаешь, боевую машину тебе уже не доверят. Но буквально только что со мной говорил начальник военной разведки. И знаешь, что он сказал?

Пауза. Впрочем, с ее длиной агитатор явно переборщил.

– Он сказал, что такие нахалы, как ты, им нужны. А знаешь почему?

Я думал, он снова сделает паузу, но нет – и правильно. Вышло гораздо лучше.

– Потому что они умеют нестандартно мыслить. Потому что наши дуболомы с вооооот такими звездами на погонах привыкли действовать по уставу, и чем это всегда кончалось? Плохо кончалось!

Ох сволочь, как же он прав! Ой как он прав!

– Так что еще раз тебе говорю – одумайся!

Пауза. Молчок.

– В конце концов, подумай о моральной стороне дела…

А вот здесь товарищ не прав. Откуда мораль у военного летчика. Ее выдавливает уже на трех «же».

– Девушка ведь не виновата в твоих несчастьях! И не поможет тебе решить ни одну из твоих проблем, какими бы они ни были. Подумай о том, что на ее месте могла оказаться твоя сестра, и подумай о том, что ее точно так же могут похитить…

– Вы ошибаетесь!

Таймер опять собрался отметить десять минут, и я открыл было рот, но голос в наушниках подействовал не хуже молотка по затылку.

Я знал этот голос!

Много людей знали его, и много раз слышали – но, разумеется, только по телевизору. Чтобы услышать принцессу Лейлу «вживую», надо было стать по крайней мере полковником. И попасть на прием в Ядро. И быть ей представленным. А для этого надо, чтобы полковнику на грудь прицепили бляху размером с блюдце. Торжественно.

Боюсь даже думать о том, куда надо слетать, чтобы дали полковника и торжественно прицепили Большую Бляху!

– В чем именно, ваше высочество? – В отличие от меня, болтун отреагировал мгновенно и правильно. Кто на что учился, конечно, а все равно ведь обидно.

– Никто меня не захватывал и не собирается с моей помощью решать какие-либо проблемы. Все проще!

В этом «проще» послышался откровенный смех. До сих пор я слышал такое три раза. Каждый раз подружка решала, что пора бы оформить наши отношения.

Каждый раз это была другая подружка.

Однако некоторый опыт в результате таких расставаний я приобрел. И понял: если девка так ржет – значит, она уверена, что объект захомутан, окольцован и готов к употреблению.

Дуры.

– Ваше высочество, я уважаю ваше решение. Однако позвольте вкратце обрисовать вам некоторые его последствия… о которых вы не подумали исключительно благодаря слепой и наивной вере в людей, а также отсутствию опыта…

Ишь, сформулировал. Впрочем, неудивительно. Фраза звучала неоднократно. После того, например, как эта дура, будучи малолеткой, протаранила шлюз – раз. Обдолбившись, устроила пожарную тревогу в Ядре – два. Вообразила себя стрит-рейсером и промчалась по центральному коридору – три… А теперь вот – сбежала.

– …не было и нет ни малейшей необходимости убегать. Ваша семья любит вас и, разумеется, приняла (и примет!) все меры, чтобы вы были счастливы. Ваше увлечение этим молодым человеком…

– И никакое это не увлечение! – В голосе ее слышались звонкие девчоночьи нотки. Ну точь-в-точь принцесска из Андерсена… однако во времена Андерсена сбежавшая принцесска могла вызвать разве что международный скандал, а в наши – атомную войну. Всеобщую. На земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе… а о космосе я вообще молчу. Отсюда-то все и начнется.

– Но я люблю его, и буду с ним любой ценой, и все время, и навсегда!

Святый Боже, святый крепкий… тьфу, черт, Аллах акбар, субханаллаах… парень, ты слышал? Надолго ли тебя хватит, если самая любимая подружка будет с тобой все время и навсегда?

Я чуть было не улыбнулся – и вдруг замер, и даже рука дрогнула на джойстике.

А ведь это пропагандист! Ведь это его работа! Каждым словом своим он вызывает то одного, то другую на откровенность, провоцирует – и тем самым успешно вбивает между ними клин. Пока это маленький клин, клинышек… но ведь и лететь им еще не менее сорока минут!

Я снова заглянул в зеркальце – и агитатор совершенно для меня неожиданно подмигнул. Значит, дела идут хорошо.

Высота упала до ста восьмидесяти, и на кончиках крыльев снова запрыгали огоньки. Если сейчас движком слегка придавить – скорость вырастет, высота станет чуть больше… и скорость опять упадет. См. учебник для первого курса по небесной механике. Ох, и сволочь был наш преподаватель, ох, и валил.

Упадет скорость – преследуемый уйдет.

Если, наоборот, тормознуть – высота упадет, скорость увеличится, а дальше начинаются варианты – или я подпрыгну, как плоский камешек на воде… или упаду в атмосферу, и не факт, что из нее удастся еще раз выбраться.

– Пилот, дистанция увеличилась. Это так и надо?

– Нет. Сейчас поправлю.

Ящик рекомендовал тормознуть, упасть на два километра ниже.

Однако на такой высоте ящик – лопух. На такой высоте все лопухи, и я тоже, и только попробовав, можно это почетное звание с себя скинуть.

Рискнем, наверное, сделать по-нашему… Короткий импульс назад, длинный импульс вверх, принудительная орбита с непрерывной коррекцией…

Движок рыкнул, машина вздрогнула, и огоньки с крыльев исчезли.

Дистанция начала сокращаться. Пять девятьсот… Пять сто… Четыре двести… Три шестьсот…

Движок рыкнул еще раз.

Ну-ка, ну-ка…

«Скорость сближения – 2 метра в секунду».

Ай да я!

– …вы не первая леди высокого происхождения, которая попробовала изменить свою жизнь таким образом. В 1999 году из Бахрейна сбежала принцесса Мериам. Ей тоже показалось, что она полюбила американца. Морпеха. Все было так романтично! Он смастерил ей пропуск, тайно провел ее на борт транспорта ВВС, и обман раскрылся уже на американской земле. И знаете, что было дальше? Парня вышибли из армии – за подлог документов. Мериам хотели депортировать – и она долго объясняла чиновникам, что на родине ее ждет смертная казнь – за побег с неверным и вопиющее нарушение морали. Принцесса – чиновникам. Вы готовы пройти сквозь такое унижение, ваше высочество?

Агитатор помолчал, и я думал, что ответа не будет – но ошибся.

– На этот раз все будет иначе! – голос принцессы стал убежденней. Только вот… или мне показалось, или убеждала она саму себя.

– Томми говорит, что все вопросы уже решены!

Ага. Вот и еще плоды нашей милой беседы. Молодого человека зовут Томми… Много ли Томми на станции? И сколько из них умеют обращаться с космическим истребителем?

– …любовь – это прекрасно, но, увы, даже влюбленным приходится сталкиваться с бытовыми вопросами. Способен ли Томми, несомненно, хороший человек, обеспечить вас… обеспечить для вас хотя бы подобие того уровня жизни, к которому вы привыкли? Сомневаюсь. Ему уже двадцать пять – а на счету чуть больше двух тысяч, и у него даже нет автомобиля.

Их машина чуть покачнулась. Не знаю, была ли это подготовка к маневру, или у пилота просто дрогнули руки. Еще бы. Сказать мужику «у тебя нет денег» – это то же самое, что сказать «у тебя маленький член».

– …и дело не только в уровне жизни. Подумайте, ваше высочество, деньги – это не самоцель. Деньги в нашем мире – это мерило успеха. Инструмент для измерения уровня интеллекта, напора, пробивной способности человека. Если мужчина не в состоянии заработать на какой-нибудь «Мерседес» – достоин ли он того, чтобы просто поцеловать вам руку?

Я вдруг с некоторой обидой понял, что последнее касается и меня. С пилотской зарплаты «мерседесы» не покупа… Ох, черт! Шестнадцать минут!

– Геббельс, заткнись!

– Подумайте об этом, ваше высочество!

Я показал ему большой палец – мол, отлично! Пропагандист вяло кивнул.

Теперь верю – и такая работа выматывает.

Вражеская машина снова качнулась и вдруг резко ушла вниз.

Ага. Он, значит, решил попробовать тормознуть. По совету ящика. Ну-ка, ну-ка…

Крылья мигом обтянуло светящейся плазмой. И что теперь?

Теперь особого выбора нет. Или вниз – тормозить, выравниваться, искать место для аварийной посадки. Или вверх – жечь топливо, выходить на орбиту, выбирать место и тормозить снова – но уже в экономном режиме, осторожно, без маневров и попытки меня стряхнуть.

– …а чем кончилось? Они прожили вместе три года – и знаете, почему именно три? Потому, что служба миграции США может дать гражданство только после этого срока. Если, конечно, не будет доказано, что брак фиктивный. То есть, по крайней мере два года из этих трех бедная девушка жила с нелюбимым, надоевшим ей человеком и вынуждена была, кстати… как бы это поделикатнее выразиться… выполнять супружеские обязанности. Еще раз простите меня, ваше высочество… но вы готовы делить постель с человеком, от которого вас тошнит?

– Эй, Геббельс?

Пропагандист поднял глаза и показал мне кулак – мол, заткнись.

– Геббельс, заткнись!

Он умолк.

– Они сейчас в плазме.

– Ну и что?

– Они нас не видят и не слышат. Огонь вокруг, понимаешь?

– А, черт… А предупредить было слабо?

– Да понимаешь… заслушался!

Он вдруг захохотал, я было поморщился – но присоединился.

– Фигня, пилот, я все повторю. Но ты заметил – она мне все вывалила! Они теперь у нас на ладони.

– А толку-то? Ну заболтаешь ты девку… пардон, ее высочество, а они все равно в Америке сядут – и что будем делать?

Но тут вражеская машина вышла из атмосферы, снова пришлось садиться на хвост, и некоторое время было не до уточнений.

Так… горючки у него теперь мало. Маневров в пустоте больше не будет и между входом в атмосферу и торможением тоже не будет.

– …в результате ей пришлось работать официанткой в клубе! Вы представляете? Вы знаете, чем занимаются официантки в клубах, помимо работы?

Ты смотри, этого даже я не знаю. А чем? Надо будет уточнить.

– Но и это еще не конец. После известных терактов отношение к выходцам из арабских стран в Америке резко изменилось. Бедной девушке пришлось идти на поклон в посольство родной страны и просить… вы представляете ее муки? – политического убежища!

На мониторе появились две подозрительные отметки, ящик тут же запросил о них базу – и успокоился. Значит, свои. Транспорты, что ли?

Парень впереди, наверное, тоже их обнаружил. Занервничал. Прыгнул вверх – дистанция сократилась, занервничал еще больше, качнулся влево…

Разворот!

Я еле успел рвануть джойстики на себя, влево, влево, влево, движок – семьдесят, зажигание, Геббельс, заткнись, перегрузка двенад…

Темно. Тяжело. Трудно. Долго. Дышать!

Уффф…

Сволочь, чуть было не соскочил.

Дистанция увеличилась. Полсотни тысяч… полсотни два… полсотни четыре… Почему? А потому что он выше.

Приехали. Атмосфера.

Машину затрясло, как мышь в бетономешалке. Стекла заволокло огнем. Температура обшивки с минус восьмидесяти подскочила до плюс шестисот… тысяча… полторы… две… три… четыре… абляционный слой горит… четыре триста… плитки греются… четыре пятьсот… слоя практически нет… четыре триста… слоя нет, плитки дымят…

Если сейчас с носа или крыла хоть одна плитка оторвется, раскаленная плазма мигом окажется внутри, разорвет в клочья и оставит на ста двадцати километрах облако из осколков, обломков, пыли и дыма! Неделю будет висеть. А потом еще полгода будут на крышах да чердаках находить то руку, то ногу, то еще какую-нибудь запчасть.

Проскочили.

Огонь в лобовом окне скукожился и пропал.

– Ящик, координаты! Вот черт… Ящик, курс к ближайшему аэродрому! Какой еще океан… Ящик, курс к ближайшей земле! Ящик, антенны наружу!

– …преследовать цель в атмосфере, сопровождать до места посадки, давать пеленг транспортам, огонь не открывать, как понял, прием, преследовать цель в атмосфере, давать пеленг транспортам, огонь не открывать, как понял, прием, пресле…

– Вас понял!

Осталось найти цель.

А вот она.

Боже правый… то есть, Аллах акбар, кто же там за рулем? Как он сумел оторваться?

…а транспорты тоже падают, траектория встречная, шестнадцать «же»…

Ну и отлично. Очень рад за них. Правда, хотелось бы мне взглянуть на спецназовца после шестнадцати «же» – он же не прыгать, он ползать будет! – ну да ладно. А мы теперь тихо-мирно догоним цель…