Текст книги "Закат планеты Солгат. Да приидет Царствие Морфея"

Закат планеты Солгат
Да приидет Царствие Морфея
Раф Гази

© Раф Гази, 2024

ISBN 978-5-0056-8359-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Необходимое вступление

Он не помнит ни чинов, ни имен.

И способен дотянуться до звезд,

Не считая, что это сон.

Виктор Цой

Солгат – богатейшая планета галактики Гера. В Солгате есть все: от сложнейших электронных чипов до межгалактических космических кораблей. Высоченные небоскребы украшают густонаселенные мегаполисы планеты, по их широким проспектам мчатся комфортабельные авто, в круглосуточном режиме работают шикарные рестораны и бары, для любознательных солгов (жителей Солгата) и галактических туристов открыты музеи, выставки, театры, концертные площадки.

Ежедневно, утром и вечером, через мощные усилители над планетой величаво плывут торжественные звуки «Гимна Солгата»:

 
Солгат – наша Вселенная,
просторы наши бескрайние,
Славься Отечество, народ трудовой!
Мы – дети Галактики,
А Гера – защитница,
Мы дети твои, Солгат, дом наш родной!
 

Словом, трудовая планета солгов живет и процветает!

Но это впечатление обманчиво. В самом Солгате уже давно ничего не производят, всё – от средств личной гигиены до продуктов питания – привозят с других планет, в основном из наиболее продвинутого в технологичном плане созвездия Кын Батыш. В Солгате были обнаружены большие залежи рацита – мегаэффективного источника энергии, на несколько порядков превосходящего по своим показателям атом и нефть, не говоря уж об энергии солнца, воды и ветра. Один спичечный коробок рацита заменяет вагон угля!

Рацит безумно дорог, он прячется глубоко под землей, и чтобы добыть тот самый коробочек нужно перемолоть горы породы. Вся огромная территория Солгата обезображена бесчисленными ранами от рацитовых рудников. А рабочая сила в Солгате самая дешевая во всей галактике.

Рацит – вот секрет процветания и благоденствия Солгата. Правда, простой люд от рацита ничего не имеет, кроме чахотки и силикоза от непосильной работы на шахтах и рудниках. Все богатства, которые приносит продажа рацита по баснословным ценам на галактическом рынке, достаются лишь Императору планеты Солгат и его ближайшему окружению. Но как всё зыбко и неустойчиво в галактике Гера! Благополучию и могуществу Императорского дома нанесен сильнейший удар.

Ведущие ученые галактики изобрели антиматерию – новый источник энергии. Еще более эффективный, чем рацит, но в отличие от него очень дешевый и экологически безопасный.

Антиматерия состоит из античастиц, аннигилирующих при контакте с обычной материей. В результате выделяется огромное количество энергии.

Более того, в Хишдеке, на соседней с Солгатом планете, началось финансирование разработок двигателей на основе антиматерии. Самое обидное, что хишдеки и солги когда-то жили на одной планете и были одним народом, но со временем их историко-галактические пути разошлись. И довольно далеко. Если хишдеки сохранили свой древний язык и веру, то солгам привили новый, искусственно созданный язык и другую религию. Однако есть и нечто общее между ними: ни хишдеки, ни солги не являются истинными хозяевами своих планет. Скрываясь под их именами, ими правят хазуры, причем уже давно, много световых лет.

Император Солгата попросил Премьера Хишдека, которого считал своим младшим братом, свернуть программу финансирования технологий, основанных на энергии антиматерии. Но тот не соглашался. И никакие аргументы – ни научные, ни экономические, ни политические – на гордых и самолюбивых хишдеков не действовали.

Профессура Солгата задавала вполне резонный вопрос ученым мужам Хишдека: «А где вы собираетесь хранить новый источник энергии, то бишь антиматерию, если она аннигилирует с любым материальным веществом?»

Ответом был игнор.

Экономисты Солгата обещали поставлять рацит в Хишдек по льготным, «братским» ценам.

Ответом также был игнор.

Политики Солгата грозили разрывом дипломатических отношений с Хишдеком, проча ему роль планеты-изгоя.

Ответом снова был игнор.

Оставался последний аргумент – галактическая война.

В галактике Гера всегда кто-то с кем-то воевал. В основном за природные ресурсы. Создавались союзы планет, потом они распадались и возникали новые, уже в другой конфигурации. Более технически оснащенный блок планет созвездия Кын Батыш противостоял аграрно-сырьевому, но не менее агрессивному альянсу Кын Чыгыш. Сильные планеты грабили слабые. Последние в итоге, оставшись практически без ресурсов, становились, в лучшем случае, сателлитами первых, в худшем, – их ждала трагическая участь планет-изгоев.

Часть I

1. Неожиданное предложение

Лишь за завтраком – два яйца всмятку без хлеба – Марьям вспомнила, что сегодня вечером ей предстоит загадочное свидание с таинственным незнакомцем. Точнее, это было не свидание, а деловая встреча. Ей предложили работу.

Все началось еще вчера, в пятницу, когда ближе к концу рабочего дня ее неожиданно вызвали в общепланетарное министерство Солгата.

– У меня для тебя хорошая новость, Марьюша, – по-приятельски, без всякой субординации, поспешил обрадовать вызванного «на ковер» искусствоведа директор департамента музеев и внешних связей.

Апартаменты начальника не выглядели по-чиновничьи, вместо портретов Императора планеты Солгат стены украшала «венецианская живопись». Темные шторы едва пропускали солнечный свет, что придавало некую интимность обстановке кабинета. Впрочем, это был не кабинет, а скорее, художественный салон, предназначенный для приема гостей. В том числе, гостей неофициальных, смекнула догадливая посетительница. Марьям сидела с чашечкой дымящегося кофе в черном кожаном кресле за низким модерновым столиком напротив директора и с интересом осматривалась вокруг.

Несмотря на то, что Одар Карлович Метуталь был ее непосредственным начальником, Марьям уже давно не видела своего шефа, года, наверно, три. Все сношения осуществлялись через директрису Императорского музея современной живописи, где Марьям занималась организацией выставочных проектов, искусствоведческой экспертизой и прочей мелочевкой.

А ведь когда-то они встречались довольно часто. Раз в неделю – это уж точно. До тех пор пока Марьям решительно и бесповоротно не прервала эти бесперспективные встречи с женатым мужчиной. Да, Одар и Марьям были раньше любовниками.

«Зачем я ему вдруг понадобилась, – Марьям нервничала и чересчур звонко помешивала маленькой серебряной ложкой свой капучино. – Неужели хочет возобновить отношения? Нет, не бывать этому».

– Ты это чего? – участливо спросил Одар Карлович.

– Ничего. Все в порядке! – резко ответила Марьям.

И как бы в такт своим мыслям, решительно вздернула головой и поправила левой, свободной от чашки рукой, светлый локон, выбившийся из прически.

Одар шумными глотками отхлебывал горячий кофе, ощупывая все еще стройную к 37-годам фигуру Марьям мутным взглядом отвергнутого любовника.

Ему было 45, и он, как с удовлетворением отметила про себя Марьям, заметно сдал за те три года, что они не виделись. Ни его седеющие виски на некогда смолисто-черной кудрявой шевелюре, ни откровенно выступающие залысины, ни даже слегка выпирающее брюшко, которое он старательно скрывал фалдами дорогого твидового пиджака – ни один из этих недостатков не ускользнул от придирчивого взора неувядающей Марьям.

– У меня для тебя хорошая новость, – повторил директор и грустно вздохнул, словно прощался со своими тайными надеждами и грезами. – Меня попросили найти толкового искусствоведа, видимо, какому-то галактическому олигарху понадобилась консультация. Я предложил твою кандидатуру.

– Спасибо.

2. Деловое рандеву

Предложение мистера Х, как Марьям заочно назвала своего потенциального работодателя-олигарха, сильно ее удивило. Она ожидала совершенно иного, она думала, что ей предложат стать «директором» домашней экспозиции. По крайне мере, именно на такое предположение наталкивал сбивчивый, но все же вполне определенный рассказ директора Метуталя, которому лично сам императорский министр поручил подыскать «опытного и знающего искусствоведа широкого профиля». Выбор директора департамента пал на Марьям, свою бывшую любовницу. За что она, конечно, была ему благодарна, хотя он, похоже, не вполне бескорыстно совершал этот выбор. И тем не менее…

В их искусствоведческой среде подработка «смотрителем домашнего музея» считалась чрезвычайно удачной. Редко кому удавалось ее заполучить. Только по великому блату. Набрав по случаю коллекцию из дорогих картин, скульптур, старинных украшений, редких книг, эксклюзивных икон и еще Бог весть чего – мало ли что там приобретают богатые господа-миллионеры на различных галактических аукционах, – они не умели всем этим правильно распорядиться. И не скупясь на гонорары, нанимали профессиональных искусствоведов. Плохо разбираясь в «высоком искусстве», хозяин такой домашней коллекции предоставлял полную свободу действий. Это тоже было немаловажно для творческой личности, к коим Марьям причисляла и себя. Лишь бы богатые «папики» не лезли со своими похотливыми ухаживаниями да не путались бы под ногами их капризные дуры-жены.

Но мистер X предложил совершенно другую работу. Если это, конечно, можно было назвать работой.

Деловая встреча проходила в модном сюр-кафе «Огни Солгата», которое Марьям сама и выбрала. Здесь, среди искусственных, но максимально реалистичных пальм, стильного звездного декора с неоновыми вывесками, затейливых арт-объектов в духе позднего импрессионизма обычно отмечались удачные завершения ее выставочных проектов.

Готовясь к «кастингу», Марьям сильно волновалась. Перемерив кучу выходных нарядов из своего гардероба, она все их забраковала. В итоге влезла в голубые джинсы и накинула черную кофточку. И так сойдет. Она ведь, как это Метуталь сказал, «искусствовед широкого профиля», личность творческая, следовательно, ей всё к лицу.

Но над прической со своим мастером колдовала долго. Нужно было из копны светлых густых волос сотворить нечто изысканно-небрежно артистическое. В конце концов, остановились на классической модели. Большой зачёс назад, а по вискам – кокетливо струящиеся локоны.

Минимум косметики. Едва заметная в вырезе кофточки тонкая золотая цепочка. И завершающий штрих – фамильные бабушкины сережки с круглыми ободками.

Однако все ухищрения Марьям пошли коту под хвост. Г-н Сафа, так он себя отрекомендовал, как будто совсем не замечал своей собеседницы. И главное – он не видел в ней Женщины. Это для Марьям, привыкшей к повышенному вниманию со стороны мужских особей, было особенно обидно. Хотя г-н Сафа, по прикидкам Марьям, был не совсем еще стар. Ему можно было дать лет 40, ну 50. Впрочем, по невозмутимости и спокойствию, – и все 70.

«Может, он „голубой“, вон и рубашка голубого цвета, – подумала Марьям, но тут же сама себя мысленно осадила: – Нет, вряд ли. Насмотрелась я на этих педерастов, они по нашим выставкам табунами ходят. Все вертлявые какие-то, суетливые. А этот спокоен и холоден, как могила. Но чувствуется в нем какая-то живая мужская сила».

К тому же, г-н Сафа, по всей видимости, был сказочно богат и совсем не жаден. За услуги Марьям он был готов платить… Когда он назвал сумму, ей показалось, что она сильно ослышалась:

– Сколько? – невольно вскрикнула Марьям, удивленно поднимая вверх стрелки аккуратно выщипанных бровок.

Но при этом на ее мраморном лбу не возникло ни единой морщинки. Они никогда там не возникали, даже при сильном проявлении эмоций – поверхность белой кожи на ее лобике всегда оставалась девственно чистой. Марьям знала об этом, и в проявлении чувств не стеснялась, сопровождая их обильной жестикуляцией.

Вот и сейчас свой непроизвольный возглас она усилила взмахом левой руки, а правая рука, занятая бокалом красного вина, оставалась неподвижной. Марьям тыльной стороной ладони откинула спущенный локон умело завитых волос назад. Получилось что-то вроде взмаха однокрылой бабочки. В вырезе черной кофточки приподнялись и приоткрылись холмики ее высокой груди. Это был ее фирменный жест. При этом красотка Марьям успевала еще совершить томное воздыхание, чуть приоткрыв свои алые губки, за которыми скрывался жемчужный ряд белоснежных зубов. Всё это она проделывала не специально, у нее это получалось как-то само собой, естественно и органично. И выглядело безумно эротично и било наповал! Ухажеры штабелями ложились у ее прелестных ног.

Но г-н Сафа никуда не лег. «Может, старею», – подумала Марьям, но тут же отогнала от себя неприятные мысли. Это ее визави, похоже, был глух к языку жестов, он и бровью не повел, а лишь невозмутимо спросил:

– Мало?

– Что вы, что вы, более чем вполне, – запинаясь, возразила пораженная Марьям..

Шутка ли, ей предложили сумму, равную ее полугодовому окладу. И за что? Только за одну, как витиевато выразился ее работодатель, «встречу с миром прекрасного».

– Вы хотите эти встречи проводить только по субботам? – переспросила Марьям, произведя в мыслях нелепое сравнение: «с Метуталем тоже встречались раз в неделю».

– Да, – подтвердил г-н Сафа и слегка пригубил вино из своего бокала.

– То есть, получается четыре раза в месяц, – уточнила Марьям, лихорадочно подсчитывая в уме, какой же гешефт в итоге она получит.

– Именно так, – последовал ответ.

По пышному телу Марьям пробежала сладостная истома. Что так умиротворило ее беспокойную душу? Терпкий вкуса гурджийского «Цинандали»? Тягучие звуки «Красной сливы» чинского виртуоза Сяо Чжань? Собственные подсчеты баснословных барышей и ожидание радужных перспектив? Скорее всего, всё это вкупе.

– Про театральные премьеры и художественные выставки я поняла. А как вы смотрите, на то, если я буду также знакомить вас с современными образцами камерной музыки и новыми балетными представлениями? В Солгате, как известно, самый лучший балет во всей Гере, – вкрадчиво предложила новоиспеченный гид-экскурсовод.

– Музыка – это прекрасно. А балет, – любитель изящных искусств на секунду задумался, но тут же продолжил своим бесстрастным голосом: – Впрочем, почему бы и не балет. Меня интересуют все виды искусств, всё самое модное и популярное, всё, что сегодня в тренде, в том числе и у молодой публики. Я полностью доверяюсь вашему вкусу. Куда вы меня поведете, туда я с удовольствием и пойду. Что касается входных билетов, не волнуйтесь, мы это решим. Я думаю, нам везде будут рады.

Это была самая длинная тирада, которую г-н Сафа произнес за весь вечер. Его речь показала Марьям, что ее новый благодетель не только сказочно богат, но и достаточно влиятелен. И, похоже, он не последний человек на планете Солгат, и даже может быть приближен к самому Императорскому дому. Хотя последнее вряд ли – г-н Сафа не был ни солгом, ни хазуром.

Он скромен и не заносчив, никуда не торопится, тихо, но четко и легко выговаривает все слова. Почти ничего не ест, мало пьет. Г-н Сафа почудился Марьям неким межгалактическим существом, легким, воздушным, почти невесомым. Такие «пассажиры» ей еще в галактике Гера не попадались.

Правда, подобную иллюзию создавала и сама сюрреальная обстановка этого необычного арт кафе, куда она его привела. Красивые люстры и абажуры заливали своим мягким светом всю диванную зону, где Марьям уединилась с г-ном Сафой. Несмотря на полное отсутствие эмоций и даже малейших признаков флирта с его стороны, Марьям надеялась найти с новым патроном общий язык. Ей хотелось, чтобы их предстоящие встречи были не только выгодны в смысле финансов, но и не обременительны душевно, а по возможности и приятны.

Тем более, Сафа, как и Марьям, был хишдеком. На планете Солгат проживало много хишдеков, но они уже так сильно перемешались с солгами, что отличить одних от других было сложно.

3. В театре

В следующую субботу для премьерного показа Марьям выбрала нашумевшую на всех планетах звездной сферы Кын Батыш пьесу Агаты. Хотя в Солгате уже веяло политической прохладой, но планета еще не успела полностью отгородиться от остальной галактики «астероидным поясом». В военное время космос закрывался «на замок». Война была обычным делом, в Солгате на нее не обращали внимания, пока ее вели кадровые наемники и она не касалась обычных людей. Несмотря на ужесточение цензуры, до репертуара театров еще не добрались. Да и нечего было «цензуровать» – современные писатели-сценаристы острые темы поднимать не решались. Их уже и не осталось, многие перепрофилировались, кто-то перебрался на другие планеты, а самые упорные служители «чистого искусства» писали «в стол», в ожидании лучших времен. На этом безрыбье бесновались придворные борзописцы, хронометрируя каждый чих Императорского двора. А в театрах шли в основном старые инопланетные постановки или выборочно, отечественная классика позапрошлого века. Императорский дом декларировал демократические ценности, хотя настоящей демократией в Солгате никогда не пахло.

На театральной сцене редко ставятся пьесы-детективы, тем более такие неполиткорректные, подчеркивающие расовые особенности гуманоидов галактики Гера. Поэтому название «10 коротконогих» пришлось заменить на «10 длинноруких».

Режиссер основательно переформатировал эту «нетленку», завезенную в Солгат с туманного Садума. Изменил финал, добавил мизансцены, вплетя в них узнаваемые отечественной публикой детали. И несмотря на такой искореженный вид, спектакль все равно получил разрешение на постановку от галактической театральной гильдии «Мельпомена Геры». Как говорила сама Агата, главное, чтобы зритель «смотрел, чувствовал и слушал».

Марьям надеялась, что ее подопечный, непробиваемый г-н Сафа, не только будет смотреть и слушать, но нестареющая классика известной во всей галактике писательницы сумеет разбудить в нем и его увядшие чувства.

И опять просчиталась.

Г-н Сафа до самого антракта просидел с непроницаемым лицом, никак не реагируя на то, что происходило на сцене. Похоже, ему была неинтересна Агата, и он откровенно скучал. Уж не заснул ли? Хотя, как показалось Марьям, во время одного эпизода он несколько оживился.

– Господи! Мне кажется вам в этом платье неудобно.

– Нет, ничего.

– На вас его маловато.

– Да-а, а мне кажется…

– Вы простите меня, милая, вы еще молоды. И вам приходится зарабатывать на жизнь.

– Так.

– Благовоспитанная леди обычно не любит, когда секретарша одевается очень броско. Такое впечатление, простите, что вы просто хотите привлечь внимание противоположного пола.

– Значит, по-вашему я непривлекательна?

– Да дело не в этом. Девушка, которая намеренно привлекает внимание мужчин, недолго продержится на своем месте.

– Ну это ведь смотря на кого она работает.

Марьям даже немного испугалась, как бы этот диалог из пьесы Агаты не навел ее патрона на нежелательные ассоциации. Хотя в отличие от главной героини – секретарши в белом вечернем платье с открытой спиной – она сама была одета достаточно скромно. На сей раз особо не заморачиваясь, Марьям облачилась в один из своих деловых костюмов, в котором обычно проводила свои выставки. Здесь ведь она тоже была, как на работе.

Марьям осторожно и быстро, как бы в порыве чувств, сопереживая игре актеров, слегка прикоснулась открытой ладонью до руки своего театрального спутника. Она умела считывать импульсы, исходящие от тактильных контактов. Реакции никакой не последовало, ладонь была теплой, живой, однако никак не отреагировала на это «нечаянное» прикосновение нежной женской руки.

До самого антракта Марьям терзалась в смутных сомнениях. Кажется, ей не удалось потрафить вкусам своего капризного клиента.

«Антракт Солгата» – практически во всех отечественных театрах принят этот стандарт – длится ровно 20 минут. За это время Марьям надеялась разговорить г-на Сафу, чтобы получше узнать о его предпочтениях.

Обстановка театральных буфетов – один из них находился прямо на входе, другой в фойе – разительно отличалась от оформления сюр-кафе, где они познакомились ровно неделю назад. Белые столы, красные кресла, черные стены, увешанные портретами известных актеров во главе с Императором – главным другом солдат, детей, ученых ну и, конечно же, артистов. Скучная классика, все чисто и стерильно, как в операционной, подумала Марьям. Отстояв небольшую очередь (обслужить сразу около 1000 жаждущих посетителей – дело непростое) наши театралы нашли свободный столик в углу буфета. Марьям, наплевав на этикет, за обе щеки уплетала бутерброды с тонко нарезанной краковской колбасой, запивая их горячим сладким чаем с лимоном; у нее с утра во рту маковой росинки не было. Ее спутник, по своему обыкновению, вяло попивал апельсиновый сок.

– Когда я училась в Сорбон на планете Фаранг, – с набитым ртом рассказывала Марьям, – часто ходила в театр. Там во время спектаклей, которые обычно начинаются в семь часов вечера, антрактов не бывает. Зато перед началом представления можно заказать полноценный ужин. Ведь люди в театр приходят сразу после рабочего дня, и их нужно хорошенько накормить. По-моему, это разумно.

– Да, в королевском театре Садума тоже работает настоящий ресторан, – проявил неожиданные межпланетные познания г-н Сафа.

– Вы часто посещали планету Садум? Тогда вы хорошо знаете тамошние реалии. Вы, наверное, сравнивали то, что мы сейчас видели, с оригиналом пьесы, написанной самой Агатой. Поэтому эта постановка вам не понравилась?

– Почему вы решили, что она мне не понравилась?

– Я же видела, как вы скучали.

– Мало женских персонажей, – коротко заметил г-н Сафа.

– Вот как! – искренне удивилась Марьям и сделала зарубку в памяти: «Не совсем конченный, раз баб ему не хватает, это нужно учесть на будущее».

– А как вам декорации?

– Почему так много скульптур животных? – ее собеседник любил отвечать вопросом на вопрос.

– А-а, – как будто обрадовалась Марьям, – вы тоже обратили на это внимание. Их слепил профессиональный скульптор. Очень у нас в Солгате известный, между прочим.

– Для чего?

– Понимаете, это тотемные животные. Они создают нужный фон и подчеркивают основную идею режиссера: животное и человеческое начало в людях сильно переплетено.

«Искусствовед широкого профиля» должен быть и культурологом, и историком, и философом. Марьям и была. Жаль только ни одна из этих ипостасей ничуть не волновала ее подопечного, и она не знала, как пробиться через его неприступную броню. Хотя тут, в буфете, по ее наблюдениям, г-н Сафа заметно оживился. Ему здесь, кажется, было гораздо интересней, чем в зрительном зале. Он с любопытством осматривал посетителей за соседними столиками. «Как будто с другой галактики прилетел, – думала Марьям, – Или, как герои пьесы, попал сюда с необитаемого острова».

Вдруг взор г-на Сафы замер, он, словно растревоженная гюрза, принял стойку и буквально впился неподвижным, магнетическим взглядом в какой-то очень сильно заинтересовавший его объект. Марьям попыталась проследить направление этого взгляда, чтобы понять, что же так его взволновало. Но г-н Сафа уже снова безучастно уставился в свой бокал с недопитым соком.

– Мне нужно не надолго отлучиться, – произнес он, – Где тут…

– А-а, это прямо по коридору и налево, – подсказала координаты театрального клозета Марьям.

И тут неожиданно и громко, хотя вполне ожидаемо, грянула бодрая маршевая музыка. Время театральных антрактов подбиралось специально таким образом, чтобы ближе к их окончанию зрители могли исполнить «вечернюю молитву» – в едином патриотическом порыве спеть хором боговдохновенный гимн Солгата. Люди, отодвинув недопитый кофе и недоеденные бутерброды, быстро повскакивали со своих стульев и широко открывая рты, начали петь. Соскочили абсолютно все – у тайной полиции нравов везде есть глаза и уши, – но пели чисто механически, формально, не чувствуя и не вдумываясь в смысл истасканных слов. Хотя кое-кто, как заметила Марьям, делал это с явным удовольствием, в каком-то псевдопатриотическом угаре, у некоторых даже выступили слезы на глазах. А где же г-н Сафа? «Вот хитрец, удрал, чтобы не участвовать в этом массовом психозе», – с долей восхищенной зависти подумала Марьям.

Наконец прозвенел звонок, оповещающий об окончании перерыва; и толпа, шумно галдя, поспешила занимать свои места.

Краем глаза поглядывая на кресло своего соседа, Марьям замечала, что г-н Сафа тоже перестал следить за ходом пьесы, которую она знала назубок. Уйдя глубоко в себя и сосредоточившись на одной только ему самому известной мысли, он абсолютно отстранился не только от происходящего на сцене, но и от всего окружающего.

«Это фиаско», – грустно решила про себя Марьям. Она боялась, что ее работодатель по окончании спектакля прервет столь многообещающий контракт и даст ей от ворот поворот.

Однако сии мрачные ожидания не подтвердились. При прощании г-н Сафа лишь молча всучил ей толстый конверт с деньгами.

– До свиданья.

– До следующей субботы, – с надеждой в голосе пролепетала Марьям. – Вы за мной заедете? В это же время?

Его небрежный ответ «разумеется» несколько успокоил разволновавшуюся Марьям, и она с облегчением в душе рассталась с г-ном Сафой.