Текст книги "Курсант. Назад в СССР 11"

– Как он выглядел?

– Обычно… – Сёма почесал за ухом своими мозолисто-мазутными пальцами. – Плащ да шляпа.

– Это я уже слышал, лицо опиши, возраст, рост! – кипятился Горохов.

– Так ведь разве разглядишь, когда ворот до ушей поднят и «картуз» опущен до самого носа?

– Рост хоть какой, скажи, мил человек!

– Самый что ни на есть средний, с меня примерно… или чуть выше, на голову-две.

– Тьфу ты! Что еще запомнил? Шрамы, усы, хромота и прочие особые приметы?

– Ничего у него не было. А вот, что запомнилось, это как он резво так через балкончик перескочил, по-молодецки. Хоть и первый этаж, но все же. Перемахнул, будто студентик скудоусый. Но по комплекции сразу видно, что мужик солидный, не шпана вовсе. А больше ничего не разглядел.

– Не врешь?

– Ей-богу, не вру… Я и врать-то не умею. Когда солярку вот тырили, меня мастер застукал, стал спрашивать, мол, кто был со мной, так я все рассказал. Мужики, помнится, обозлились на меня тогда шибко, даже пришлось в другой цех переводиться.

Пенсионер с удочками попытался на этом на соседа укоризненно взглянуть, но развернуться помешала короткая скамейка.

– Это, Сёма, предательство называется, а не «правда». Советский человек всегда солярку тырил, это у него в крови… – назидательно вздохнул Горохов.

– Никита Егорович, – вмешался Алексей. – По материалам дела зафиксировано, что входная и балконные двери замкнуты были, когда труп обнаружили. Его силуэт разглядели в окно, свет горел и шторы не задвинуты оказались. Вызвали милицию, вскрыли дверь. Вот и подумали сначала, что суицид. Все заперто изнутри. Как же, получается, убийца ушел так хитро?

– М-да… Задачка… Признаться, я думал, что он забрал запасной комплект ключей и замкнул дверь, когда уходил. Но вот товарищ Сёма утверждает, что некий гражданин сиганул с балкона. Если он не врет, конечно…

– Не врет, конечно, он! То есть, я! – воскликнул Сёма. – Ей-богу, не врет.

– Ты верующий, что ли? – скосил на него взгляд Горохов.

– Зачем верующий, сочувствующий просто…

Горохов повернулся к Алексею:

– Проверь-ка под балконом газон. Есть ли там какие-нибудь следы.

Криминалист не стал повторять трюк человека в плаще, а вышел в подъезд и обошел вокруг дома. Горохов в это время стоял на балконе и вглядывался, как Алексей среди кустиков сирени разглядывает землю, будто большая хрюшка трюфели ищет.

– Есть! Никита Егорович! Есть следы! Пяткой к стене, носками к бордюру ориентированы! – Алексей торжествующе распрямился. – Будто спрыгнул кто-то.

– Ага! Потирал руки Горохов. – Значит, через балкон гад ушел. Только как он изнутри за собой дверь балконную на шпингалет закрыл? Чертовщина какая-то… Может, все-таки врет Сёма, а это следы дворника?

– Не врет Сёма! – за Гороховым показалась тщедушная фигурка с острыми, как зубило плечами. – Я знаю, как он балкон закрыл! Могу показать…

– Ты?.. Как? – Горохов и Катков с удивлением уставились на работягу, а тот приосанился и поправил майку.

Глава 8

– Ну показывай, – Горохов с недоверием глянул на Сёму.

– Вот! – тот подскочил и поднял шпингалет на верхней обвязке балконной двери. – Щас все будет! Смотрите, товарищи менты… ох, простите, милиционеры.

– Я работник прокуратуры, – буркнул Горохов, но всё ещё с интересом наблюдал за манипуляциями помощничка.

Советский шпингалет – устройство простое и надежное, но иногда капризное. Притертый многочисленными слоями краски на раме, он чудом завис в «боевой» готовности вопреки законам притяжения. Станочник важным гусем вышел на балкон и захлопнул за собой дверь. С силой так долбанул, Алексей даже вздрогнул.

Щелк! Шпингалет от удара балконной двери соскользнул вниз и попал кончиком стержня в проушинку, заперев дверь изнутри. Бинго!

– Что я вам говорил! – глухо из-за стекла с победным торжеством проговорил Сёма, размахивая руками, как заправский итальянец. – А теперь впустите меня обратно!

Горохов откинул шпингалет и с подозрением уставился на понятого:

– Слушай, Семен батькович… А как ты догадался?

– Вообще-то я по образованию инженер, правда, не закончил маленько, три курса не доучился.

– Так может, это ты, Архимед, Парамонова убил? А?..

– Да бог с вами! – тот снова замахал руками, как мельница. – Я просто однажды выручал Артурыча, он так же вышел покурить на балкон, и дверь ненароком захлопнулась, так я ему помогал слезать вниз на газон, все ж не мальчик он был, возраст, ревматизм и прочая подагра у него имелись.

– Ясно… – следователь поскреб подбородок, глаза после неожиданной опохмелки светились добром и энергией. – Зафиксируем это следственным экспериментом. Спасибо, Сёма, за содействие. Запишем тебя, хм, техническим исполнителем в протокол… Хвалю за помощь следствию.

– Рад стараться! – тот вытянулся в струнку, выкатив вперед кучерявые волосья на худой груди. – А можно вас попросить эту самую благодарность бумажкой оформить?

– В каком смысле? – не понял Горохов.

– Понимаете, гражданин товарищ начальник, у меня на работе завцеха кровушки моей хочет, заедает Сёму. Все доковыривается, директору стучит, мол, рабочий Кондейкин опаздывает и с перегаром приходит, уволить меня по статье грозится. Пару раз на товарищеском суде даже песочили и в стенгазете нарисовали. Правда, я не похоже получился, но фамилия под карикатурой значится.

– А ты, получается, не опаздываешь и с перегаром на работу не приходишь? – ухмыльнулся следователь.

– Да не в этом дело! – убежденно воскликнул инженер-недоучка. Я же знаю, чего он на меня окрысился. Я же Зинку у него увел в свое время, вот он на меня зуб и точит. Напишите, нижайше вас прошу, бумажульку на работу, мол, так вот и так, товарищ Кондейкин оказывает помощь органам в меру своей высокой гражданской ответственности, проявляет социалистическую сознательность и решительность в деле охраны общественного порядка. И органы без Кондейкина – ну просто как без рук.

Горохов слегка присвистнул.

– О как загнул, тебе в газете надо работать, а не на станке.

– Я же раньше в добровольной народной дружине участвовал, мы улицы патрулировали и пьяных ловили, чтобы те заборы не об… ну, того-этого. Знаю, как такие бумажки делаются. Нам за такие письма путевки в хороший санаторий давали, не в каком-нибудь еловом лесу, а с пляжем и лежаками. Правда, купаться на пляжу нельзя, там недалеко сброс химзавод делает, но загорать – самое то. И вот, сейчас для поддержания моей репутации такое письмо бы совсем не помешало. Сделаете?

– Ладно, – снисходительно улыбнулся Горохов, – сделаем. Только, раз уж ты подвязался помогать нам, будем периодически тебя привлекать.

– Преступников ловить? – оживился Сёма. – А что? Я могу! А пистолет дадите?

– Понятым будешь присутствовать. Свой понятой никогда не помешает. Дай-ка я твой телефончик запишу…

– Эх… А я думал, пистолет дадите…

* * *

– Итак, товарищи! – начал со своей привычной фразы утром в понедельник нашу планерку Горохов. – У нас определенно нарисовывается серия убийств. Согласно предварительным результатам проведенной медэкспертизы, смерть заведующей овощебазой гражданки Коровиной Анжелы Павловны наступила в результате удара твердым тупым предметом в область затылка.

– Подобная смерть, – не выдержал и встрял Федя, – как раз описывается в романе Светлицкого «Записка с того света», где помещица погибла от руки ее дражайшего супруга. Теперь дело себе заберем? Да?

– Пока нет… – прокряхтел шеф, задумчиво смотря куда-то мимо Федора. – Боюсь, вспугнем только убийцу раньше времени. Пусть думает, что мы расследуем лишь эпизод с Парамоновым, и не знает, что мы на след его напали. Проявит себя и ошибется… Так что пока, официально, занимаемся только Парамоновым. У него на квартире, кстати, мы нашли следы перчаток, похожие с теми, что были изъяты с места убийства Завьяловой. Это еще одна ниточка, что связывает все три преступления в одну цепочку. Хоть и тонкая, конечно, но официального ходу процессуальным действиям по объединению дел пока давать не будем. Еще мы с Алексеем нашли там следы под балконом. Вдавленные отпечатки ботинок сорок второго размера. Гипсовые слепки Алексей сделал, но рисунок не отобразился. Почва травянистая.

– По общим признакам, если что, можно сделать вероятный вывод о тождестве, если будет с чем сравнивать, – добавил Катков. – Рисунка и частных признаков не видно, зато размерные характеристики подметки, каблука и их соотношение прослеживаются. Убийца, предположительно, действительно носит обувь сорок второго размера.

– А это точно следы убийцы? – спросил я. – А не какого-нибудь прохожего, что на газон наступил, когда собачку выгуливал.

– Скорее всего, подозреваемого. Он спрыгнул с балкона, и отпечатки глубокие получились. Как раз под квартирой Парамонова, – Алексей показал схему-зарисовку, которую он сделал сразу на месте, как приложение к осмотру.

– А еще у нас есть описания нашего подозреваемого, – заявил Горохов. Скудные, правда. Сосед видел, как какой-то мужчина в плаще и шляпе прыгал с балкона, как раз накануне, когда обнаружили директора швейной фабрики в петле. Лица сосед не разглядел, но теперь мы хотя бы можем предположить, что это мужчина, хотя рост и комплекцию свидетель внятно описать тоже не смог. Товарищ Кондейкин был нетрезв на момент дачи показаний, надо бы его еще раз выдернуть и переопросить.

– Кондейкин? – уточнил Федя.

– Да, а что?

– Смешная фамилия… Почему-то она мне кажется очень знакомой, – Федя порылся в своих бумажках, и выдал. – О! Точняк! Кондейкин Семен Аркадьевич, он брал книгу Светлицкого в читальном зале.

– Какую книгу? – насторожился Горохов.

– Вернее, книги. В том числе и те три, в которых описываются наши убийства.

– Вот как? – Горохов взъерошил редкие волосы на макушке, а потом спешно их пригладил. – А мне Сёма показался абсолютно безобидным… Еще и помогать нам вызвался.

– Безобидным? – Федя состряпал скептическую мину. – Он живет рядом с убитым, читает «нужные» книжки Светлицкого и пытался втереться вам в помощники. Я в такие совпадения, Никита Егорович, не верю, – Федя снова изобразил мою интонацию, вышло у него неплохо, убедительно. – И, кстати, какой размер обуви у Кондейкина?

– Сорок второй, – вдруг ответил Катков.

– А ты откуда знаешь, Алексей? – с удивлением уставился на него Горохов.

– Это у меня профессиональное, такие моменты подмечать. Когда этот тип из тапочек выпрыгнул, вернее, когда вы ему, Никита Егорович, врезали, и он, взбрыкнув ногами, отлетел в глубь квартиры, его обувка осталась стоять на пороге. Штиблеты стоптанные в клеточку коричневую. Я своим взглядом сразу размер определил и запомнил. Трудно было такое не запомнить, я в первый раз видел, как человек из тапок вылетает.

Присутствующие молча удивились, Горохова про подробности полета человека из тапок никто расспрашивать не решился, а шеф попытался сразу перевести разговор дальше, в рабочее русло.

– Проверить надо этого Сёму, потрясти… Вот гад, а таким подсолнушком прикинулся. В трусах и майке щеголял, как обычный домашний алкаш.

– А что это у вас под глазом, Никита Егорович, – бесхитростно спросил Федор.

Горохов потер еле заметный синяк.

– Я же говорил, что он буйный, – вставил свое веское слово Катков. – А вы говорите, безобидный…

– Андрей Григорович, возьми Кондейкина в разработку. Не зря же он к нам в помощники напросился, письмо на работу еще благодарственное клянчил. Ближе к нам стать хотел.

– Сделаю, – отозвался я.

– Что еще наработали, товарищи? – Горохов обвел нас взглядом немного осуждающим, дескать, несколько дней уже в Литейске, а расследование не продвинулось. Одни загадки и ребусы.

– Вы говорили проверить владельцев наградного холодного оружия, – Федя даже встал.

– Проверил?

– Не успел, но кое-что нашел. Вот, смотрите, – Погодин с важным видом вытащил из блокнота вложенный листочек, явно вырванный из какой-то книги. Там была чья-то черно-белая фотография, отпечатанная типографским способом.

– Что это? – Горохов взял листок, а мы сгрудились у его стола, вытянув шеи.

– Это же Светлицкий, – пробормотал шеф. – Ты что мне его портрет суешь? Где взял?

– Вырвал из библиотечной книжки.

Начальник громко цокнул языком.

– Нельзя портить социалистическое имущество, Федор, тем более, книгу. Книга – наш друг и учитель, тебе в школе об этом не говорили?

– Так я ради дела, Никита Егорович, посмотрите, что на заднем фоне фотографии.

– Ну если для дела, то можно, – на полном серьезе кивнул Горохов, вглядываясь в изображение, на котором писатель был запечатлен, судя по всему, в своем домашнем кабинете, а на стене за ним висел интересный предмет. – Ого! Это что?.. Кинжал?

– Он самый. Похоже, что старинный, – сиял Федя. – Вон какие ножны замысловатые.

– Ай да Федор, ай да молодец!

– Изымать надо ножичек, – продолжал заслуженно хорохориться оперативник.

– Не подпишут нам обыск, – Горохов постучал пальцами по столу. – Тут надо тоньше сработать. Проверить как-то параметры этого кинжала и с данными экспертизы по трупу Завьяловой сверить. Как это сделать, ума не приложу…

– Есть у меня одна мыслишка, Никита Егорович, – проговорил я, а Света при этом недовольно на меня покосилась.

Кажется, она уже опасалась наших с начальством новых залихватских идей.

* * *

– Разрешите, – я постучал в открытую дверь кабинета с табличкой «Старший следователь прокуратуры Соловейчик В.А.».

– Андрей Григорьевич? – девушка в синей форме вытаращилась на меня, как на привидение. – Конечно, входите. Какими судьбами?

– Меня Горохов послал, – я положил на стол Вари бумажку. Кабинет ее отличался от привычных казенных помещений некоторым уютом, какими-то картинками на стене и прочими фикусами на подоконнике. – Вот… Это ходатайство. Просим дать ознакомиться с материалами дела по Завьяловой.

– Отдать вам дело не можем, – растерялась Варя.

– Да я здесь посмотрю, не беспокойся. И мы же на «ты», помнишь?

– Ах, да, конечно! – ее щеки порозовели, а глазки заблестели. – Сейчас, только у начальника завизирую твой документ.

Она схватила бумажку и упорхнула, а я осмотрелся. На стене часы подарочные, явно от старого хозяина кабинета остались. Батареи отопления зашиты по-советски – листами полировки с округлыми дырочками. Шкаф для бумаг, стулья для посетителей и письменный стол с флакончиком лака для ногтей, пилочкой и зеркальцем. Еще парочка помад вперемешку с карандашами. Следит за собой прокурорский работник, сразу видно.

– Все, шеф дал добро, – Варя спешно зашла в кабинет, будто боялась, что я не дождусь и сбегу. – А зачем вам это дело? Вы же маньяками занимаетесь.

– Ну ты же понимаешь, что в Литейске ни одно нераскрытое убийство не должно остаться без внимания товарища Горохова. Он же из Генеральной. Вот приедет в Москву, а его спросят, как он там на месте контролировал раскрытие особо тяжких преступлений, совершенных, заметь, в период его здесь пребывания.

Я специально говорил так, будто самому скучно о таком рассказывать. Мол, я бы с вами совсем о другом…

– Ну, да, да, – Варя понимающе закивала, ее распущенные волосы колыхнулись, обдав меня приятным цветочным запахом. – Понимаю… Прочная законность – неотъемлемая часть социалистической демократии, строгого соблюдения принципа социальной справедливости.

– Ого, какие слова знаешь…

– Да это не мои, это Горбачев сказал на сессии Верховного Совета, а нас конспектировать подобную чушь заставляют на занятиях по политической подготовке. Ой! Я опять сейчас лишнего наговорю… Хотя шампанского и не пила.

– Ничего, – подмигнув, перешел я на шепот, – честно признаться, я сам нашего Генерального не особо уважаю.

– Ты что, диссидент?

– Нет… Я милиционер.

– А я скучаю по заграничным поездкам. Раньше папа всегда брал меня с собой на литературные форумы. Там люди совсем по-другому живут. Ты просто себе не представляешь!

– Представляю, – я аккуратно ей подмигнул.

– Ты тоже там был? – заговорщически спросила девушка, придвинувшись ко мне слишком близко, я даже почувствовал ее сладковатое дыхание.

– Нет, – соврал я. – Но наслышан.

– А хочешь, я тебе расскажу про Европу? Не здесь, не сейчас. Давай вечером сходим в кафе.

– Ну, если про Европу, то можно…

– Вот и договорились.

«Птичка в клетке» – хотелось сказать мне, как спецагенту из какого-нибудь фильма, но сказать было некому, и скрытой рации в карандаше у меня не было, так что я лишь улыбнулся тому, как удачно прошел мой поход в прокуратуру.

Для вида я полистал дело. Даже нашел там интересные моменты, выписал себе в блокнот, да и распрощался с Варей до вечера.

* * *

– Куда это ты намылился? – нахмурившись, Света с подозрением на меня уставилась, когда я вышел из душа и стал одеваться.

– Я же тебе говорил, любимая, – капал я медом, – у нас встреча с информатором.

– Поэтому ты намылся и надушился? – в глазах Психологини сверкнули недобрые огоньки.

Пришлось заглаживать вину. Не скажу же я ей, что у меня по служебной необходимости свидание с Соловейчик – сама-то Света не одобряла даже совместных мороженок. Мне во что бы то ни стало нужно попасть к ней в квартиру. Тем более, выяснилось, что проживает она до сих пор с отцом. У того есть кабинет, где висит кинжал. Нужно снять с него замеры. Как я это все проверну, пока четко себе не представлял, но буду действовать по ситуации. Если через Варю не получится, тогда через самого Светлицкого придется, в конце концов, он собирался же книжку про меня писать. Но это на крайний случай. Я так понял, волчара он тертый, бывший мент, его так просто не проведешь, с Варей проще. Да и мне с ней работать как-то приятнее, чем со Светлицким встречаться… Так что я кинулся задабривать Свету.

– Дорогая, – я обнял ее нежный стан и прижал к себе. – В гневе ты прекрасна.

– Отпусти! – фыркала Света, чуя подвох, но я знал, как растопить ее лед.

Поцеловал за ушком, потом в шею и ниже, добрался до груди. Прошептал, что у меня есть еще немного времени до встречи с информатором. Подхватил ее на руки и утащил на кровать.

Глава 9

Кафе, в которое мы пошли вечером с «информатором», оказалось ресторанного типа. Не такое презентабельное, как то заведение, где проходил юбилей Коровиной, но вполне себе сносное – с белыми скатерками, живой музыкой и пухлыми официантками в фартуках с кружавчиками, больше похожими на милых доярок, чем работниц общепита.

Столик был заказан на Варю, как оказалось, здесь ее знали.

– Варвара Андреевна, – улыбнулась официантка, ее глаза над пухлотой румяных щек блестели, очевидно, в предвкушении чаевых, – вы сегодня вдвоем? Или Анатолий позже подойдет?

Тетя с любопытством меня оглядела – ладный костюм и туфли с «крокодиловым» блеском дали ей понять, что я клиент денежный, хоть и возраста уже не вполне студенческого.

– Вдвоем, – недовольно шикнула на любопытную девушка, давая понять, что тетка с кудряшками и двойным подбородком сболтнула лишнего.

А я про себя отметил, что раз Анатолия в кафе знают и помнят, то, очевидно, я не первый, с кем следачка здесь проводит романтические вечера. Хотя это может быть и родственник ее какой-нибудь, но вряд ли.

Мы сделали заказ. Меню оказалось попроще, чем на давешнем спецобслуживании, и больше напоминало ассортимент крепкой советсткой столовки: салат из свежих помидоров, салат мясной, Столичный, а из горячего – пельмени, борщ и прочие голубцы. Лишь жаркое в горшочке и запеченная ветчина в сливочном соусе красноречиво подсказывали, что это все-таки не столовая.

– Что будем пить? Вино? – осведомился я у спутницы.

– Если ты не против, то коньяк.

– О, это по-нашему… – честно говоря, вино мне в последнее время приелось, а со всякими хитрыми коктейлями в обычных советских ресторанах была напряженка.

Мы сидели и болтали на отвлеченные темы. Притирались пока. О литературе, кино и прочей погоде. Варя кокетливо закинула ногу на ногу, соблазнительно оголив из-под платья аккуратную коленку и кусочек бедра. Я старался не смотреть на точеные ножки, изображая из себя пуритански настроенного молодого человека, который до свадьбы даже в щечку не целуется. Не знаю, насколько это у меня получалось, но моя спутница то и дело за разговором как бы невзначай касалась своими изящными пальчиками моей руки. Хороша чертовка… Глаза, как у ведьмочки – бездонные и завораживающие, но меня «магией» не возьмешь. У меня Света дома, а тут я, типа, на работе же. Хотя поймал себя на мысли о том, что так вот работать мне приятно. Сколько волка ни корми, а он все равно на красивых девок смотрит.

Варя что-то щебетала, рассказывала обещанные истории про поездку в Европу, я делал вид, что мне всё это жутко интересно и совершенно неизвестно, а сам ждал удобного момента, чтобы перевести тему на ее отца.

– Ой, что это я все про себя, да про себя, – спохватилась она. – Расскажи ты про свою жизнь. А правда, что своего первого маньяка ты поймал, когда тебе было восемнадцать?

– А ты откуда знаешь? – удивился я, вспомнив 78-й, когда я в Новоульяновске охотился за душителем Зинченко-младшим, которого я все-таки прижучил. Правда, он при задержании погиб, но туда ему и дорога…

Мой первый маньяк, вот как это называется.

– В журнале «Советская милиции» статья была подробная про тебя. Тогда еще не было этой вашей межведомственной группы на постоянной основе.

– Ты читаешь такие журналы? – не скрывал я свое удивление, вертя в пальцах стопку с коньяком (коньячный бокал нам почему-то не предложили).

– Папа читал, когда в милиции работал. Их обязывали на работе выписывать. Но он и без обязаловки интересовался всякими журналами. Выписывали целую кипу, еще и газеты в придачу.

Вот и про папу тема зашла. Отлично, надо подтолкнуть разговор в нужное русло.

– А почему же он из МВД ушел?

– Не нравилось ему. Как только выслугу для пенсии выработал, сразу рапорт написал. Говорил, что много в системе двуличия. Тебе ли не знать…

– Такого везде хватает, не только в милиции. А как он писать начал? – я снова попытался направить разговор на нужную тему. – Это очень необычно для работника милиции.

– Так он до этого был внештатным редактором рубрики «Человек и Закон» в местной газете «Вестник Литейска», сам тоже статьи туда писал, когда служил еще. А потом вышел на пенсию и решил детектив написать. Его в журнале по главам печатали, людям понравилось, потом в издательстве опубликовали, и пошло-поехало. Теперь он у меня знаменитость.

Рассказывала девушка с удовольствием.

– Да, Всеволод Харитонович – талант. Я, кстати, тоже почитываю его книги, – всё, удочка закинута.

Меня интересовал вопрос… Варя, как следователь прокуратуры, в курсе обо всех нераскрытых убийствах в городе. И почему она сама не проводит параллель с сюжетами романов папаши? Ответ не замедлил себя ждать.

– А я вот книги не люблю, я даже романы отца не читаю, представляешь? Он, конечно, обижается, но мне и на работе хватает кодексов и протоколов. Ненавижу бумажки.

– Вообще ни один не читала? Мне вот особенно понравился «Записка с того света», – вспомнил я название, которое упоминал Федя.

В этом романе описано убийство помещицы – как и директору овощебазы, ей проломили голову.

– Стыдно признаться, но я даже не знала, что у отца есть такое произведение, – хохотнула девушка. – Что же там такого?

– А ты почитай… интересное чтиво, – слукавил я.

– Нет, книги – это не мое, я лучше в кино схожу или телевизор посмотрю. Про войну люблю. Недавно «Государственная граница» вышла, пятый фильм. Правда, там связь с героями прошлых фильмов немного утрачена, а так сильная картина, не смотрел?

– Смотрел, давно, правда.

– Как давно? Он же вот только вышел…

Сколько ни привыкай, что нельзя никак ссылаться на свою прошлую жизнь – нет-нет да и выйдет иногда осечка.

– Ну, моя жизнь настолько скоротечна, что спустя неделю – это для меня уже давно, – выкрутился я.

– Эх… – вздохнула Варя. – Интересная у тебя жизнь, колесишь по всему Союзу. Новые города, новые люди. А я сижу в этой дыре, с бумажками работаю.

– В прокуратуре тоже насыщенная жизнь, – подбодрил я.

– Да все одно и то же – сроки, дела, протоколы. То ли дело в Москве. Вот я своему отцу говорю, давай переедем. Ведь зовут его туда. Поближе к издательству. Там писатели хорошо живут. Работают в домах творчества, обслуживаются в литфондовских поликлиниках, получают премии всякие, это помимо гонораров, и ордена еще, ездят в командировки по стране и за границу. А ещё собираются в так называемых писательских домах, на писательских дачах, заседают на всяких своих съездах и, конечно, отмечают выход своих новых книг в ресторане ЦДЛ. В общем, жизнь ключом бьет, не то что здесь.

Она подперла щечку кулачком, не в силах скрыть обиду на недостаточно расторопного отца.

– А он не хочет переезжать? Почему?

– Говорит, что Родина ему творческие силы дает, а в Москве все ненастоящее… Хотя, я же вижу, что скучно ему в провинции. Спасается только своими встречами с читателями, но молодежь не приходит на такие мероприятия, все больше пенсионеры, и то если не в дачный сезон. Он здесь, как в раковине заперт, не могу его убедить переехать, – изрядно захмелев, Варя разоткровенничалась. – Вижу, что злится сам, один раз даже подрался недавно. Пришел в крови, я испугалась, а он так улыбается зловеще и говорит, что не его это кровь.

– А с кем подрался? И когда? – насторожился я.

Уж не кровь ли это была балерины Завьяловой, которую кинжальчиком пырнули?

– Да не помню когда, и он ничего не рассказал. Только ходил два дня сам не свой. Такое у него, кстати, и так бывает – когда он обдумывает новый сюжет романа, который пишет.

Я сел прямее, как бы обуреваемый любопытством.

– А что он сейчас пишет? Мне, как поклоннику его творчества, очень интересно узнать. Про убийства?

Я вперил взгляд в девушку, чтобы только поскорее ответила фанату.

– О, ты что! Это тайна за семью печатями, – всплеснула руками Варя. – Он свои бумажки даже в сейф убирает, хотя, по-моему, это смешно. Никогда черновики не показывает, даже мне. Но говорит, что это будет лучшее его творение, так как он нашел способ подстегнуть музу.

– И какой же этот способ? – спросил я это с некой ленцой, как будто на самый интересный вопрос мне так и не ответили.

На самом деле весь обратился в слух, как сторожевой пес, услышавший подозрительный шорох.

– Понятия не имею… Ничего не говорит, бережет, наверное, свои творческие импульсы – ну, я и не пристаю. Наверное, просто стал общаться с местными писателями из дома литераторов, которых раньше стороной обходил. Вернее, они его обходили.

Она вдруг засмеялась.

– Что такое? – искренне недоумевал я.

– Говорят, детектив для них – жанр низкопробный, ненастоящий, они пишут про страдания души и нравственный рост, про партию, на худой конец. А все эти убийства и расследования – для настоящих литераторов уровень басни. Мартышка и очки, вот как.

– А теперь что изменилось? Получается, его приняли в Литейское литературное сообщество?

Варя многозначительно ткнула пальцем куда-то вверх – как я быстро понял, намекая на литературные олимпы.

– Так теперь он знаменитость. Им такие гонорары, тиражи и переиздания и не снились. Вот местные и подмазались… А он что, он их простил. И сейчас с ними где-то на очередном обмывании выпуска очередной их скучной и никому ненужной книжульки у кого-нибудь на даче.

Ага… Папаши дома нет. Хороший звоночек. Я подлил коньяка собеседнице.

– А давай на брудершафт? – неожиданно предложила Варя. В глазах ее светились хмельные хитринки.

– Давай, – я кивнул и встал. Вечер переставал быть томным.

Мы перекрестили руки, выпили до дна, я хотел мимолетно чмокнуть Варю, как и полагается после такого ритуала, но она неожиданно впилась в меня своими губами. Я стоял, наклонившись вперед, а она еще обхватила одной рукой мой затылок, так что вырваться не сразу получилось, вернее, вообще не получилось, пока нас не прервал недовольный мужской возглас:

– Варвара!

Тогда девушка сама отлипла от меня и с удивлением уставилась на пижонского вида парня в пиджаке в несерьезную клетку и в импортных брючках из ткани, напоминавшей что-то среднее между замшей и вельветом. На его молодом, немного детсковатом лице с бакенбардами застыли злоба и недоумение одновременно.

– Толя?! – выдохнула Варя, спешно от меня отпрянув. – А ты как здесь?

– Тамара позвонила, – парень кивнул на пухлую официантку, которая выглядывала из-за колонны, а теперь поспешила скрыться в глубине зала, сверкнув белым чепчиком. – Сказала, что ты здесь с братом… Теперь я вижу, какой это брат! Ничего не хочешь мне объяснить?

Парень, хоть и не боевого сложения (задница явно шире плеч), но роста оказался солидного. На голову выше меня. Он явно имел ко мне чувства по части мордобоя, хотя видно, манеры и лексикон у него не пролетарские. Это, очевидно, сдерживало его, чтобы не кинуться в драку с ходу. А может, мой спокойный и уверенный вид его остановил. Ведь к таким эксцессам я всегда пожалуйста, меня это не пугает. А скорее наоборот. Давненько не дрался, а иногда, ой, как хочется, но нельзя, погоны на плечах. А вот если бы он первым напал – то другое дело. Эх… Ну, что же ты встал, переросток малахольный. Может, все-таки хоть кулаком разок махнешь? А?

– Ты все не так понял, Толя! – запричитала Варя. – Это коллега из Москвы, мы договорились обсудить рабочие дела, и чтобы ты не подумал чего, я сама предложила Тамаре тебе позвонить и позвать, – находчивая Варя повернулась к официантке, ища поддержки, но той и след простыл.

– Ты разве забыла, – пробурчал ревнивец, – что Тома – моя родственница и не будет врать и идти у тебя на поводу.

– Ты мне не веришь?! – полыхнула розовыми щечками, будто в праведном гневе, девушка. – Ну и проваливай! Хорошего же ты обо мне мнения, Толечка…

Во молодец! Лучшая защита, как известно, наглое нападение.

– Потом поговорим, – парень гордо вскинул голову (аристократ, блин), пригладил кустистые бакенбарды и зашагал прочь.

Варя села на стул и налила себе коньяка. Молча отпила сразу половину стопки.

– У тебя из-за меня проблемы? – осведомился я.

– Не обращай внимания.

– Ну да… – улыбнулся я. – Дай угадаю… Это твой настоящий брат, опекает сестренку.

Варя уловила иронию и поспешила ответить:

– Смеешься? Да… Жених это мой. Но замуж я за него не собираюсь!

– Это как? – хохотнул я. – Жениха без женитьбы не бывает.

– Просто отец все печется о наших отношениях, говорит, что Анатолий из хорошей семьи, перспективный. Вот я и повелась. Не хочется прозябать в этой дыре всю жизнь, если уж отец меня отсюда не вывезет, так думала, хоть с Анатолием что-то получится.

Варя осеклась, будто опомнилась, а потом затараторила:

– Да ты не подумай! Мы даже с ним не целовались. Почти… Не было у нас ничего. Ну, может, только раз.

– Да я и не думаю… Я же коллега, – вечер зашел не в то русло, и надо было что-то менять. Моя цель – снять замеры с кинжала. Сейчас самый удобный момент, писателя нет дома, он расслабляется где-то на даче с тружениками пера, надо как-то попасть к нему в квартиру. Может, конечно, Варя сама пригласит. Девушка она, я смотрю, прогрессивных взглядов, не обремененная целомудрием. А если не пригласит? Тут надо действовать самому. Но не скажу же я – пойдем к тебе? Тогда что?.. Придумал.